* * *
- Аким! Аким!..
Я вскочил. Дуня стояла перед кроватью, глядя на меня встревоженными глазами.
- Там пришли…
Я посмотрел ей через плечо. На пороге веранды стоял невысокий крепкого сложения мужчина. Круглое лицо, чуть тронутые сединой красивые волнистые волосы, маленькая бородка… Он бросил сумку, которую держал в руке, на пол и шагнул ближе.
- Меня зовут Кузьма Телюк, - сказал он звучным голосом. - Нашел вот… - и добавил, кусая губы: - Ну что, наломали дров?..
Часть третья
Подземелье
1
Господи! Как же все это рассказать…
Год миновал после той страшной ночи, но ничего не забылось и не изгладилось: как будто не просто отложилось в памяти, а запечатлено как в камне. Можно даже потрогать эти письмена, явственно ощутив каждую шероховатость, оставленную резцом. Только трогать не хочется…
В детстве мне часто снилось, что я живу в маленьком деревянном домике на берегу быстрой реки. Одинокое старое дерево сразу за оградой низко склоняется над водой, купая в ней свои ветви. Вот я перебираюсь с берега на этот ствол, ступая босыми ногами по шершавой коре, сажусь на середине и опускаю ноги в реку. Теплый поток мягко толкает меня в пятки, журчит вокруг них, выталкивая ступни из воды. Мне щекотно и приятно, я снова и снова погружаю ноги в воду…
Сон этот был настолько ярким и зримым: наполненным красками, звуками и ощущениями, что наутро я просыпался в полной уверенности, что сейчас подбегу к окну и увижу там свое дерево. Но за окном маячил облезлый бетонный забор воинской части, и не было никакой реки. А я полдня проводил в странной раздвоенности, не понимая, который из миров более реален? Тот, который я вижу сейчас, или тот, из которого я вернулся?..
Нечто подобное и сейчас. Я все помню: шершавую грубость обдирающих ладони кирпичей, тяжесть безжизненного тела Риты, сырой запах свежей крови и сдавленный хрип раненого волка за моим затылком… Все это заставляет меня поверить в реальность случившегося. Но разум сопротивляется. Мне хочется, как в детстве, подбежать к окну и увидеть облезлый бетонный забор. Сейчас я хочу видеть забор…
* * *
…Мы выехали через полчаса. Почти все это время Кузьма проговорил с дедом Трипузом. Они вообще вели себя странно. Разбуженный Дуней, дед вышел в веранду, и с минуту оба стояли молча, разглядывая друг друга. Затем одновременно сделали шаг навстречу и обнялись, как близкие родственники. Дед увел Кузьму в горницу, и там они, как я мог видеть через полуоткрытые двери, долго разговаривали. Причем, больше говорил дед. Он, словно адъютант, докладывал обстановку старшему по званию, а Кузьма внимал, наклонив голову. Я и не представлял, что дед может быть таким разговорчивым.
Закончив доклад, дед Трипуз достал из шкафа тяжелый сверток. В нем были ножи. Странные, словно предназначенные для метания: внизу рукояток, напротив основного, торчали лезвия поменьше. Кузьма отложил несколько ножей в сторону, остальные завернул обратно в тряпицу и сунул за пазуху. Во дворе дед Трипуз отвел меня в сторонку.
- Привези его. Обязательно! - кивнул он в сторону Кузьмы.
Просьба была странная, но я кивнул. Не страннее ножей за пазухой Кузьмы…
В путь мы отправились на "бээмвэ" Риты - за моим драндулетом идти было далеко, а ключи от машины Виталик вместе с сумочкой оставил у нас: настолько был уверен, что Рита уже завтра вернется живой и невредимой. Кузьма этой уверенности не разделял. В машину он сел мрачный.
- Я все знаю, - пресек он мою попытку рассказать о событиях последних дней. - Рита каждый день писала отчет и высылала его на наш домашний компьютер. Вместе с диктофонными записями. Наверное, опасалась, что их могут отобрать, - вздохнул он. - А у меня на конференции был ноутбук с доступом в Интернет. Любопытства ради зашел в свой почтовый ящик, вижу… Стал читать… Мне следовало приехать, когда узнал, что вас обстреляли, - оглянулся он на разбитое заднее стекло, - но в тот день было пленарное заседание и мое выступление… - он помолчал. - Я стал звонить ей на сотовый еще из аэропорта… Когда не ответила, нанял такси до Горки. Дорогой тоже звонил…
"Зачем же ты бросил ее одну?" - хотел спросить я, но не стал: сейчас это было не к месту.
Мы тихо ехали по пустынным улицам Горки. Нигде не было ни души, совсем никого. Даже в таких городках, как Горка, всегда найдется пара-другая гуляк, шатающихся заполночь. Сейчас не было. Город словно вымер. Дома вдоль улицы зловеще чернели черными проемами окон, даже уличные фонари не горели. Только огромный бледный диск полной луны висел над крышами домов, заливая притихший город своим зыбким неживым светом…
Мы остановились у небольшого аккуратного домика из белого кирпича на окраинной улице. Ограда вокруг домика тоже была не по-местному аккуратной, в палисаднике росли цветы. В окнах горел свет - наверное, это был единственный дом в Горке, где еще не спали.
Кузьма решительно открыл калитку и нажал кнопку звонка.
- Кто ест? - спросил из-за двери звонкий мужской голос.
- Нех бендзе похвалены Езус Христос! - откликнулся Кузьма.
- Проше, - ответили за дверью и залязгали замком…
Внутри я с любопытством разглядел хозяина. На вид ему было столько же, сколько мне; высокий, худой, лицо бледное. Последнее, возможно, казалось из-за одежды: настоятель костела Святой Магдалины отец Веслав был одет в черную рубашку и такие же черные брюки. Он проводил нас в зал, где Кузьма без долгих церемоний сел за стол и выставил плоскую бутылку виски. Ксендз, будто именно за тем он и ждал гостей, без слов достал из секции три толстостенных стакана. Кузьма разлил, мы молча выпили. Мне мучительно захотелось курить, но я сдержался: с портрета на стене на меня хмуро смотрел лысый мужик в монашеской одежде, неподалеку висел большой крест, а под ним на столике, сложив руки, стояла фарфоровая Божья Матерь.
- Мне нужен план монастыря, пан Веслав, - сказал Кузьма. - Срочно.
- План?
- Схема, карта - не знаю, что у вас есть. С обозначением всех потайных помещений подземелья.
- Нема плана! - развел руками ксендз. - Кто пану сказал, что маю?
Кузьма помрачнел. Отец Веслав сощурился:
- Пана зовут Кузьма Телюк? Тот пан, что нашел Грааль и отвез его еретикам, вместо того, чтобы вернуть апостольской церкви? Сейчас пан ищет сокровища? Для кого?
- Откуда знаешь? Мое имя нигде не публиковали.
- Интернет… Отчет о конференции. Знам пана.
- А я думал: фотографируют на память, - усмехнулся Кузьма. Встал и подошел к портрету на стене. Несколько секунд рассматривал.
- Я тоже "знам пана", - сказал, не оборачиваясь, - и тоже посредством Интернета. Позволю себе спросить: что делает в этой глуши выпускник Папского григорианского университета, этой кузницы ватиканских епископов? Зачем Веслав Готен-Капский, потомок боковой ветви славного ("чатри гжеба"!), рода магнатов Чишкевичей, будущий блестящий католический прелат, приехал в Горку?..
Я едва не подпрыгнул, услышав полную фамилию ксендза. А мы со Стасом мучились… Мои предки тоже когда-то убрали половинку фамилии, чтобы замаскироваться…
На лицо отца Веслава сейчас лучше было не смотреть. А Кузьма продолжал:
- Что ж вы, святой отец, только портретик основателя ордена, Игнатия Лойолы вывесили? А где тридцать третий генеральный настоятель Общества Иисуса, или, для краткости, генерал Питер Ханс Кольвенбах? Каким ветром занесло иезуита в тихую провинцию, в то время как орден отважно покоряет ранее не паханные католической церковью просторы Сибири? Если Общество основано "для служения единому Богу и Его Церкви под водительством Христова Викария на земле", что привело сюда его священника?
Кузьма вернулся к столу.
- Вот что, пан Веслав! Тебя мама в детстве как звала: Весю? Ты, Весю, мне турусы не разводи. План у тебя есть, не может не быть. А я сюда не за вашими сокровищами приехал. Я сокровищ не ищу, мне и Грааль подбросили. С ним потом столько беды было!.. У меня здесь похитили жену, женщину, которую я люблю больше своей жизни, и спрятали где-то в монастыре. Если для того, чтобы ее найти, мне понадобится взорвать этот чертов монастырь, я это сделаю. Понял! - грохнул он кулаком по столу. Стакан ксендза подпрыгнул и опрокинулся. - И мне плевать, что ты там прячешь!..
Ксендз трясущимися руками поставил стакан обратно.
- Чекам, пан, чекам!
Он выскочил из комнаты и почти тут же появился обратно, прижимая к груди бумаги.
- Але, пан… Я хтяв бы зобачить…
- Хочешь - увидишь. Собирайся!
Ксендз бросил бумаги на стол и убежал. Кузьма развернул. Я встал рядом.
- Вот и план! А говорил: "не мам", - передразнил Кузьма и указал мне на штамп в углу большой ксерокопии. Я кивнул: снова библиотека Ватикана. - А это что? - он развернул еще одну копию и пробежал ее глазами. Подал мне. Я, едва бросив взгляд на старинные завитушки быстрого почерка, сунул бумагу за пазуху. Затем спрятал руки в карман - в комнате появился отец Веслав с сумкой. У меня чесались кулаки врезать этой святой невинности…
* * *
Вокруг монастыря, как и на улицах города, было пустынно. Мне не понадобилось даже ковырять замок храма отверткой - дверь оказалась приоткрытой. Уже привычным путем мы поднялись на второй этаж, прошли коридорами. В ночной тишине гулко отдавались наши торопливые шаги - в этот раз никто ни от кого не таился. От стылой тишины покинутого людьми здания было не по себе, и я с трудом унял холодные мурашки, побежавшие по телу.
По знакомой лестнице мы спустились в подвал. Дверь в него также болталась на петлях, что было кстати - ключи остались в сумочке Риты, про них я просто забыл. В подвале ксендз достал из сумки большой фонарь. Его мощный луч (куда там нашим маленьким!) выхватил из темноты кирпичные стены, низкий каменный свод, ниши вдоль правой стены… Это был все тот же подвал, в котором мы с Ритой и Дуней бродили две ночи тому, но что-то в нем сейчас было не так. Я забрал фонарь у отца Веслава, медленно прошелся мощным лучом по стенам и сводам, но так и не понял, почему меня посетило такое ощущение.
Кузьма пошарил лучиком по стене, нашел включатель, щелкнул. Свет не загорелся - наверное, электричество отключили во всем здании.
- Показывай! - повернулся Кузьма ко мне.
Мы повторили путь, которым шли в ту ночь. Только медленно. У каждого поворота коридора Кузьма сверялся с планом. Он не только осматривал пустые углы и тупички, но время от времени простукивал стены здоровенным гвоздодером, который, как и ножи (Кузьма переложил их в машине), оказался у него в сумке. Когда мы поднялись в комнату, где прятали апостолов (решетка ее также оказалась незапертой), он сдвинул в сторону все еще валявшиеся здесь ветхие рогожи, и простучал пол. Везде звук был чистый, однотонный - потайных пустот не обнаруживалось.
Когда мы вернулись обратно в сводчатый подвальный зал, Кузьма без слов вернул бумагу ксендзу.
- Я и предполагал, что потайных комнат на строительном плане не будет, - пояснил, доставая сигареты. - Но все-таки надежда была.
- Может, здесь их и нет? - спросил я.
- Есть! - коротко отозвался Кузьма, пыхнув дымком. - Не может не быть. Не мне объяснять историку, что такое семнадцатый век на этой земле и почему тогда даже храмы-крепости строили. Здесь не только тайные комнаты, здесь и подземный ход к реке обязательно должен быть. Ход, конечно, давно обвалился, - заключил он, ожесточенно затягиваясь, - а вот нечто вроде склепа…
Бросив окурок, он забрал у безропотного ксендза его фонарь и двинулся прежним маршрутом, в этот раз внимательно осматривая не только стены, но и пол с потолками. В одном из коридоров он вдруг остановился, светя вниз. Присел. И движением руки подозвал меня.
- Скажи, историк, - спросил, снова называя меня по профессии (в другое время это дорого бы ему стоило!), - для чего в полу подвала монастыря эта канавка?
Я глянул через его плечо. Канавка имела форму дуги и была полукруглой в сечении. Не глубокая.
- Может, дренаж? Для стока избытка влаги.
- Ага! - весело отозвался Кузьма, вставая. - Поэтому ее и закруглили. Чтобы воде было веселее стекать.
Он пошарил лучом фонаря по стенам и высветил круглое металлическое кольцо, вделанное в кирпич. Взялся за него.
- Помоги, Аким!
Вдвоем мы, что было сил, потянули кольцо на себя, и оно вдруг поддалось! Послышался тяжелый скрип камня о камень, и стена перед нами вдруг начала раскрываться, показав на срезе кирпичную кладку, схваченную железными скрепами. Нижний край каменной створки полз по самому полу, и я сразу понял, откуда там канавка: древний мастер использовал гениально простой метод для открытия тяжелой каменной двери - подложил под нижний край каменный шар для качения.
Луч фонаря упал в разверстый проем, и я отшатнулся: из темноты на меня смотрело строгое бородатое лицо. Фонарь в руке Кузьмы поплыл в сторону: в пятне света одно за другим стали возникать лица - суровые, вопрошающие, молящие… Сложенные на груди и воздетые в молитве руки; руки с зажатыми в них свитками, ключами; руки, поднятые для благословения…
- Пан Езус!
Бесцеремонно растолкав нас, ксендз протиснулся внутрь и побежал вдоль ряда статуй.
- Свенты Пётра, свенты Матей, свенты Павел, свенты Ян…
Он гладил их по рукам и лицам, целовал и смеялся. Затем бухнулся на колени и, размашисто перекрестившись ладонью, забормотал молитву. Мы молча вошли следом. Потайная комната оказалась узкой и длинной. Чуть ли не во всю ее длину стояли у стены двенадцать фигур: бородатые лица (только одно оказалось без растительности), лохматые и лысые головы… Позолота на лицах и одежде тускло блестела. Я не удержался и потрогал ближайшую статую - она оказалась гладкой и теплой. Тогда я обхватил ее и попытался приподнять: статуя поддалась удивительно легко. Несмотря на неподходящий момент, я едва не рассмеялся - дерево! Они все-таки оказались деревянными!..
Ксендз, закончив молиться, вскочил на ноги и вдруг схватил ближайшую статую и аккуратно уложил ее на пол, лицом к верху. Глянул на основание.
- Ниц нема!
Он бежал вдоль строя, укладывая статуи на пол одна за другой.
- Ниц нема! Ниц нема!..
Кузьма присел возле одной из поваленных статуй, посветил фонариком в основание. Луч выхватил широкое круглое отверстие, сделанное, видно, для облегчения веса скульптуры. Или для закрепления ее на более прочном основании… Ай, да Доминик! Это, конечно же, придумал Доминик: спрятать сокровища внутрь деревянных статуй. Все ведь и так были уверены, что они из золота и серебра… Кто-то не только нашел статуи, но и разгадал их секрет: в комнате не было ничего, кроме деревянных апостолов.
Кузьма встал и пошел вдоль ряда поваленных статуй, осторожно переступая через них и тщательно высвечивая лучом фонаря оголившуюся стену. Несколько раз он останавливался и простукивал кирпичную кладку своим гвоздодером. Кирпич отзывался знакомым звуком - пустот за ним не обнаруживалось. Закончив, Кузьма подошел ко мне и трясущимися руками достал из кармана сигареты.
- Здесь ее тоже нет!
Я очнулся. Чтобы ни случилось, мы пришли сюда не за сокровищами.
- Может, есть еще одна потайная комната?
Он жадно затянулся и замотал головой:
- Желобка на полу больше нигде.
- А если Рита вообще не в монастыре?
- Здесь! - сказал, выдохнув дым. - Я знаю.
"Откуда?" - хотел спросить я, но промолчал. Закурил. Никотин ударил в мою очумевшую голову, одурманенную недавней выпивкой, все вокруг на мгновение поплыло. Вдруг привиделось: недостроенная стена, трое каменщиков, торопливо закладывающие полукруглую нишу кирпичами…
- Не замуровали же ее здесь!
- Что?
Он схватил меня за руку, больно сжал. И вдруг, отшвырнув в сторону сигарету, выбежал в коридор. Я, мгновенно сообразив, ринулся следом.
В сводчатом зале мы остановились, полосуя лучами фонарей кирпичные стены. И я вдруг понял, что мне показалось здесь странным. Той ночью, два дня назад, ниши были на обеих стенах. Симметричные…
- Сюда!
Я подбежал к левой стене.
- Здесь!
Кузьма провел пальцами по шву между кирпичами.
- Свежая…
Несколькими резкими ударами гвоздодера он выбил внутрь ниши верхний кирпич, затем крюком инструмента стал сбрасывать остальные на пол подвала перед собой. Как только отверстие стало шире, я стал помогать. Шершавые кирпичи больно обдирали руки, но сейчас было не до того. Откуда-то из темноты возник пан Веслав и стал тоже выламывать кирпичи… В подвале стоял грохот, пыль плясала в воздухе, оседая на наших потных лицах, а мы все бросали и бросали кирпичи на пол…
В нише стояли мешки. Высокие, узкие, пошитые из почерневшей от времени толстой кожи. Мы с Кузьмой выволокли на свет ближайший, Кузьма дрожащими руками распахнул горловину.
- Что это?
Я осторожно взял из его ладони гладкий желтый кружок. Подсветил фонариком.
- Златник Владимира Святославовича, больше известного как Красное Солнышко. Равноапостольного крестителя Руси.
- Редкая монета?
- В специальной литературе описано одиннадцать экземпляров, фактически их всего шесть и все в Эрмитаже. Самый подделываемый в СНГ раритет.
- Дорогая?
- Даже трудно оценить. Два года назад сребренник Владимира (их известно свыше четырехсот) российский музей купил за четыре тысячи долларов.
- А это? - протянул он мне еще один кружок.
- Византийская номисма. Золотой иперпир Алексея Комнина. Это не такая дорогая.
- Нумизматическая коллекция, - Кузьма ссыпал монеты обратно.
Мы вытащили из ниши все двенадцать тяжелых кожаных мешков. Ксендз деятельно помогал нам. В мешках были монеты: золотые - английские нобли, португалы, различные дукаты; серебряные (их было гораздо больше) - талеры, гульдены, двойные талеры и половинные. В части мешков оказалась столовая посуда, золотая и серебряная; большие блюда, не влезавшие в узкие мешки, были скручены трубкой… Попадались кубки - золотые и серебряные, усыпанные драгоценными камнями пряжки туфель, подвески. В трех мешках оказалось оружие. Холодное: шпаги и сабли в дорогих ножнах и с рукоятками, усыпанными камнями; огнестрельное: отделанные золотом и серебром кремневые пистолеты. Сокровища магнатов Чишкевичей. Того, чтобы мы боялись увидеть, в мешках не оказалось.
Окинув ошалевшим взглядом устроенный нами развал, Кузьма торопливо пошел вдоль стены, подсвечивая себе фонарем и постукивая гвоздодером. Когда кирпич отозвался глухим звуком, присел и стал внимательно изучать кладку. И вдруг ожесточенно ударил в нее стальным крюком. Я кинулся на помощь…