* * *
– Почему ты ничего не ешь? – спросила Джен. – Я старалась, готовила, а ты только сидишь и улыбаешься весь вечер, будто зубной порошок рекламируешь.
Ульрик подцепил ложкой побольше салата и принялся безрадостно жевать. В углу гостиной стоял кот из папье-маше весь в игрушках, серпантине и с красной звездой на макушке. Стеклянные глаза неусыпно следили за Ульриком с той самой минуты, как он оказался за празднично накрытым столом.
– А где твои родители? – спросил Ульрик.
В гостиной сидел только уплетавший бифштекс белобрысый мальчишка, но стол был накрыт на десятерых. По самым скромным прикидкам.
– Я живу в опаснейшем районе Блэткоча, так как ты думаешь?
– Они погибли?!
– Нет, они переехали.
Джен налила себе шампанского.
– А ты почему осталась? Жить здесь, да еще с младшим братом, не полагаясь ни на кого, кроме себя, должно быть, нелегко.
Очень нелегко.
– Только в Блэткоче Питер сможет стать настоящим мужчиной.
– При условии, что не станет мертвым. Просто мертвым.
– Будешь так говорить про мою семью, до третьего испытания не доживешь – я сама тебя придушу.
Из темноты прихожей показался обмотанный гирляндой Пушистик. Его огромные желтые глаза горели ненавистью, а сам он походил на сияющий огнями город.
Чудовищно грязный, смердящий, страшно запущенный город. Вроде Столицы Метеоритов.
Только без огней.
– Можно дурацкий вопрос? – рискнул Ульрик, прекрасно понимая, что еще пожалеет об этом. – А что такое Котовство?
Джен закатила глаза, наверное, уже в пятый раз за вечер. Ульрик начал опасаться, как бы из-за общения с ним у Джен не развилось косоглазие.
– Что ты как маленький, в самом деле? Ешь лучше салат, скоро тушеную рыбу принесу.
– Не думаю, что в меня влезет еще хоть что-нибудь.
– Ничего страшного, съешь, я наготовила три кастрюли салата, две кастрюли рыбы, испекла яблочный пирог и выбрасывать ничего не собираюсь, – фыркнула Джен.
– Но я столько не съем! – запротестовал Ульрик.
– Ничего, ночь длинная.
Ульрик, через силу жуя салат, мрачно смотрел, как Пушистик щеголяет с маминым браслетом на шее.
– Ты разве дома никогда не отмечал Котовство? – устало поинтересовалась Джен.
– Нет, – ответил Ульрик, на всякий случай отправляя в рот очередную порцию морковного салата.
– Из какой же дыры ты приехал?
– Гттлб ввсе н дра, – возмутился Ульрик с набитым ртом.
– Что-что?
– Готтлиб вовсе не дыра! Это лучший город во Вселенной!
– Будь он лучшим, там бы отмечали Котовство, – пожала плечами Джен. – Это ведь древнейший праздник. Еще скажи, будто не знаешь, что наш мир стоит на трех котах.
– Ты ведь на самом деле не веришь в это, правда? – Ульрик от изумления перестал жевать.
– А как ты объяснишь вещи вроде Блуждающей Башни? Ее наверняка построил Длиннокот. Никому из людей такое не под силу.
– Ты меня троллишь? – подскочил Ульрик. – И Блуждающая Башня, и телетрансляторы, и лотоматоны, и маска N одного происхождения, но их создали вовсе не коты!
– Кто же тогда?
– Древние!
– Кто это?
– Никто не знает, – растерялся Ульрик. – Они жили давным-давно, а потом куда-то исчезли, оставив множество удивительных изобретений.
– Ничего глупее в жизни не слышала.
– А мир, стоящий на трех котах, по-твоему, не глупость?
Джен треснула Ульрика ложкой по лбу.
– За что?!
– Не умничай. И не святотатствуй.
Джен помолчала, размешивая ложечкой сахар. Ульрик разглядывал кота. Пушистик пытался приударить за гигантским собратом из папье-маше. Понял, что за ним наблюдают, и в свою очередь уставился на Ульрика, издав при этом звук, который можно было сравнить с мяуканьем, только если у вас отит.
– Расскажи о Готтлибе, – попросила Джен.
– Это мой любимый город, – сердито откликнулся Ульрик. – Я в нем родился и вырос, там живут мои друзья. Он прекрасен в любую погоду, в его кондитерских пекут самый лучший хлеб, там есть множество картинных галерей, музеев, кинотеатров…
– Кинотеатров? Что это?
– Ты никогда не была в кино? Представь, – Ульрик взмахнул вилкой, будто дирижер палочкой, – на стене белый экран, из такой специальной штуки бьет луч света, и стена исчезает. Ты видишь людей, животных, иные страны…
– Вот это – точно неправда! – фыркнула Джен.
– Не хочешь, не верь. Мостовые у нас блестят, будто зеркало. Дома высокие, люди приветливые, воздух чист и свеж. И ни одного окурка на многие километры вокруг.
– А на Блэткоч упал метеорит, – неуверенно похвасталась Джен.
– Хотя есть и проблемы, – поделился Ульрик. – Отвратительно работает почта. Однажды они перепутали коробки и прислали мне запонки из слоновой кости вместо серебряных, представляешь?
– Неужели? Быть не может.
– Вот именно.
– Какой кошмар. А в Блэткоче почтовое отделение закрылось три года назад. Работники набрали кучу посылок на передачу и смылись. До сих пор гадов найти не можем.
– Да ведь это настоящее преступление!
– Тебе виднее, ты у нас шериф.
Кот уселся у ног Ульрика и начал издавать предсмертные хрипы – видимо, считал их мурлыканьем. Еле слышно играло радио. Мелодия была заунывно-протяжной. Ульрик подумал, что, когда он умрет, нечто подобное должно обязательно играть на его похоронах. Пусть те, кто придет, ему завидуют.
– Поверить не могу, что ты никогда не слышал про Котовство, – ворчала Джен, подкладывая Ульрику еще салата.
– А я поверить не могу, что ты никогда не слышала о лотоматонах, – бормотал Ульрик, пытаясь незаметно скормить Пушистику ненавистную морковь. – Как же ты училась?
– Ну, я окончила школу. Целых семь классов.
– Я не о том. Как ты поняла, что хочешь быть электриком?
– Когда поняла, что не хочу быть дворником.
– Но тебе нравится работа?
– Не знаю, работа есть работа, – пожала плечами Джен. – Кому она нравится? Нужно ведь как-то деньги зарабатывать.
– Да ладно, – ужаснулся Ульрик. – Что это за жизнь, когда приходится делать то, что не хочешь?
– Это называется "быть взрослым". Тебе не понять.
– А в Готтлибе…
– Заткнись. Надоели твои сказки.
Вновь воцарилось молчание. Звякали чашки, стучали столовые приборы. Ульрик разглядывал мутно-серое желе с таинственными мясными прожилками, гадая, что это может быть.
– Зачем эти лотоматоны вообще нужны? – наконец спросила Джен.
– Указывают человеку его путь.
Ульрик, подперев голову, хмуро жевал салат.
– В смысле?
– Подбирают дело всей жизни.
– Как это?
– Объясню проще. Существует мнение, что каждый человек талантлив, нужно только вовремя понять, в чем заключается его талант.
– В чем, по-твоему, талант Нейтана?
Ульрик тактично промолчал.
В полночь по обычаю стали загадывать желания. Загадывать нужно было про себя, а после обязательно сказать "мяу". Иначе желание не сбудется. Жители Блэткоча верили: так Длиннокот решит, будто желание загадывает кто-то из хвостатых собратьев, и непременно исполнит.
Джен разлила по фужерам молоко из большой стеклянной банки. Пушистик, довольно урча, терся об ноги Ульрика, оставляя на брюках клочья рыжей шерсти. С улицы донесся бой часов: Блуждающая Башня околачивалась где-то неподалеку. "Наверное, прячется от туристов", – подумал Ульрик и с удовольствием сделал глоток парного молока.
* * *
Накормленный до отвала, он возвращался в гостиницу. Часы Блуждающей Башни пробили три утра. Фейерверк давно отгремел, но люди еще не спали. Попадались редкие прохожие, некоторые распевали песни. Одиноко светились вдалеке окна приюта "Милый дом". Тени, что иногда показывались из проулков, едва завидев фрак и шестиконечную звезду, тут же исчезали, пожелав на прощание счастливого Котовства.
– Предупреждаю, я смертельно опасный убийца – ниндзя, рыцарь ночи, – пискнул во тьме знакомый голос.
Ульрик заглянул в ближайшую подворотню. Там затравленно озирался "смертельно опасный убийца", окруженный ватагой мальчишек.
– Жирный, жирный, как поезд пассажирный!
– Отстаньте, не то пожалеете! Я знаю точку на теле, если ткну в нее пальцем, сразу умрешь!
– А ты знаешь, что твоя бабушка жирнее бегемота?
– Я помощник шерифа! – срывающимся голосом крикнул Нейтан. – Я всех вас арестую, если меч не вернете!
Ответом был дружный смех.
– Кхм, – откашлялся Ульрик.
Пусть это будет его доброе дело на Котовство.
Смех смолк, все, включая Нейтана, уставились на шестиконечную звезду, приколотую к цилиндру, и широкую улыбку чуть ниже. Ульрик изящным жестом поправил узел висельной петли и грозно спросил:
– Капитан Нейтан, что здесь происходит? Разве я не велел вам патрулировать территорию?
Нейтану вернули меч.
– Я и па-патрулирую, – всхлипнул покрасневший Нейтан и стер с клинка невидимое пятнышко.
– Что здесь делают эти гражданские?
– Они, они…
Ульрик понял, что Нейтан сейчас разревется.
– А ну брысь отсюда, – гаркнул Ульрик на мальчишек. – И только попробуйте еще раз его тронуть! Ясно?
Подворотня вмиг опустела. Нейтан совсем сник и понуро стоял, икая время от времени.
– Идем, – позвал Ульрик. – Я провожу тебя. Где ты живешь?
– Т-там, – всхлипнул Нейтан и указал на аккуратный двухэтажный домик с красной черепичной крышей и круглым чердачным окном.
– Что ты так поздно делал на улице?
– Мальчишки взрывали хлопушки, я сказал им, чтобы прекратили, бабушка спит. А они… они…
Нейтан ковырял промерзлую землю острием меча, не в силах поднять взгляд.
– Когда-то надо мной тоже смеялись мальчишки, – сказал Ульрик.
– Не может быть, сэр!
– Может. – Ульрик механически щелкнул пальцами и невесело улыбнулся. – Как видишь, это не помешало мне стать…
…обманщиком.
– …тем, кто я есть. Не сдавайся.
– Господин, а я правда теперь ваш помощник?
– Правда. И можешь ходить за мной хоть целый день.
Нейтан просиял.
– Только не называй господином, – спохватился Ульрик.
– Да, Учитель, – поклонился Нейтан.
– И так тоже.
– Но как тогда?
– Для начала попробуй "Ульрик".
– Мистер Ульрик?
– Отлично.
– Сэр мистер Ульрик?
– Ладно.
– Великий сэр мистер Ульрик?
– Нет. Как все прошло у тетушки?
* * *
Допросом руководил Седвик. Привязанный к стулу аноним вел себя смирно и вырваться больше не пытался. Даже когда принесли паяльную лампу, не повел и бровью. Впрочем, "не повел" громко сказано: лицо человека N до сих пор закрывала маска.
Взяли анонима случайно. А вышло так.
Брат Падежус – дай кот ему здоровья – наткнулся поздно вечером на двух людей-масок. Обычно те не отходят далеко от Башни, но тут, видно, приспичило. Сначала Падежус подумал, что это подражатели: какие-нибудь тролли, переодетые в анонимов для шика. Но парочка вела себя прилично, к прохожим не цеплялась, сосредоточенно шагая запутанными улочками незнамо куда.
Скоро оказались у приюта. Люди N перемахнули через ограду, подкрались к окнам и замерли, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь железную решетку.
Дверь приюта распахнулась, во двор выглянула сестра милосердия. Один аноним шагнул было к ней, поднял руки, будто силясь снять маску, но другой его удержал, шепнул что-то, и оба господина отправились восвояси. Калитка не понадобилась им и теперь – гуттаперчево подпрыгнув, они вмиг перебрались через ограду. Падежус, что с дерева наблюдал за всей этой интермедией, за проворными господами едва поспел.
Двинулись обратно. Напрасно Падежус крутил головой в поисках братьев, по пути, как назло, черные балахоны не попадались. Вступить в схватку с анонимами грэм не отважился. Хоть одного да надо взять живым, а люди N страшны в рукопашной: боли не боятся и дерутся, как черти, отчаянно и до смерти. При себе завсегда носят свинчатку, слепперы и трости-электрошокеры: то ли шум не переносят, то ли стрелять не умеют.
Анонимы покружили по улицам и вдруг ни с того ни с сего остановились. Один сунул руку в карман, вытащил колокольчик, позвонил, и посреди мостовой выросла Башня. Анонимы шасть на крылечко, только Падежус их и видел.
О том, что случилось, грэм обстоятельно рассказал братьям. Стали сутки напролет дежурить у приюта, сменяя друг друга, в надежде, что анонимы объявятся. Но день тянулся за днем, а навещать сироток люди N не торопились.
На Котовство визитеров было хоть отбавляй, да только граждан в серых костюмах-тройках среди них не нашлось. Разве что обнаружился один во фраке, но от такого лучше вовсе держаться подальше.
Седвик однако надежды не терял, к роптанию братьев был глух и не снимал засады ни днем ни ночью.
И оказался прав.
Первым ненастным апрельским деньком в приют пожаловал человек в маске – всего один, но это даже к лучшему. Вел себя аноним странно: будто ему нездоровилось или еще что. Походка нетвердая, движения заторможенные – не иначе пьян. В этот раз аноним лезть через ограду не стал: дети играли во дворе. Подошел, ухватился за прутья, застыл. Тут его и взяли.
Обрушились все скопом, как лавина. Надели мешок на голову, руки прижали к бокам, сверху прихватили веревкой – чтоб, значит, в колокольчик не извернулся, не позвонил, и потащили в свою обитель, где все давно было для допроса готово.
В карманах щегольского, добротного костюма обнаружились криво сшитая тряпичная кукла, фантик от конфеты и пуговица. Колокольчика не нашлось, а жаль.
Пока его вязали, волокли в подвал и усаживали на стул, аноним не проронил ни слова, как воды в рот набрал. Хотели снять маску, поглядеть, каков субчик собой, да куда там – будто приклеена.
Стали спрашивать по всей форме: кто таков, откуда, что делал в приюте? Молчит. Ладно, раскалили докрасна длинную иглу, помахали перед носом для пущей убедительности, да и вонзили в ладонь, проткнув насквозь. Аноним даже не пикнул, сидит как сидел. Взялись за клещи, немного поработали над наружностью угрюмого субъекта. Без толку. Все равно что покойника пытать.
Седвик не стерпел, принялся за дело лично. Клещами за край маски цап, и ножичком, ножичком. Аж вспотел, зато наружность молчуна предстала в лучшем виде. Братья ахнули. Посмотреть и впрямь было на что.
Изумленным взорам открылось миловидное личико барышни. По-мальчишески короткая стрижка делала ее похожей на подростка. Глаза смотрели отрешенно, черты лица застыли, словно из воска вылепленные. Окинув комнату невидящим взглядом, девушка лишилась чувств. Пытать пленницу больше никто не отважился, да и незачем – проверив пульс, Седвик понял, что незнакомка мертва.
* * *
Дневник Нейтана.
"Вчера пришло время маскировки: я слился с природой, став единым целым с кустами за домом. Интересно наблюдать за людьми, когда те думают, будто их никто не видит. Они начинают вести себя очень странно, например, крутят пальцем у виска.
С библиотекой все решилось само собой, хотя и не лучшим образом. Придя сегодня утром, я обнаружил, что от здания остались одни головешки. Против своего обыкновения в столь ранний час явился сам мистер Гилберт. Никогда не видел его таким счастливым".
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Дом, милый дом
Фейлор шел на работу. Он то и дело крутил головой и передвигался короткими перебежками. Охрана правопорядка в Блэткоче дело нелегкое. Как можно охранять то, чего и в помине не было?
На службе младшего констебля ждал сюрприз. У дверей участка выстроилась огромная очередь из отъявленных мерзавцев. Даже по меркам Блэткоча. Только по чистой случайности среди них не оказалось ни одного полицейского. Час был слишком ранний.
Фейлор пытался вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы кто-нибудь из этих молодчиков стоял в очереди. Все равно за чем. И не смог.
На всякий случай младший констебль занял место за грабителем банков Сумасшедшим Дэйвом.
Прошло полчаса.
– Простите, уважаемый, – набравшись смелости, пробормотал Фейлор. – А чего стоим?
– Сэр, мы пришли сдаваться, – ответил Сумасшедший Дэйв, оглянувшись. – Шериф велел.
Слова отказывались раскрывать смысл и складываться в предложение. Фейлор решил, будто ослышался, перестав понимать что-либо после слова "сэр".