- Стучись, Сеня, стучись, - посоветовал я этому умнику. - Лучше сразу в патриархию. Если они не врут, у них там прямая телефонная связь с самой высокой инстанцией на свете. Можешь, кстати, и Христа принять в партию. Но поторопись: левые тоже давно точат зубы на этот брэнд… Чао! - И я повесил трубку.
Ни в какие инстанции по такому смешному поводу он, конечно, не сунется. В медвежонке-коале с лицом генерала Деникина все же осталась кроха понимания, на каком уровне еще можно показывать дурь, а на каком лучше козырять, кивать и рта не открывать.
Тем временем Старосельская, налюбовавшись пирожными, аккуратно сложила девять из них обратно в пакет, а последнее, самое маленькое, в момент уговорила на месте. Я смекнул, почему она лишь на десять процентов реализовала право есть где вздумается. У меня в кабинете любое лакомство встанет демократке поперек горла. Ну что еще за крем - с привкусом Кремля?
- Симпатичные пирожные, - похвалил я работу слепых кондитеров. И, желая слегка позлить гостью, продолжил: - Но и при советской власти, я помню, тоже были сласти, вкусные и разные. Заварные, трубочки, ромовые бабки, "картошка", торт "Аленка"…
- Да откуда вам помнить советскую власть? - презрительно отмахнулась бабушка Лера. - По "Старым песням о главном"? Весь ваш гитлерюгенд по-настоящему не жил при тоталитаризме, не знал цензуры, не нюхал подлинного совка! А "бульдозерные выставки", а ворованный воздух, а "рыбный день" в столовых? А как студентов посылали на базы, на эти факультеты ненужных овощей? Вы хоть видели в жизни гарнир из тушеной капусты? Тьфу на вас!
- Уже третий раз вы меня упоминаете в одной компании с нацистами, - укорил я Старосельскую. - То у вас был Гиммлер, то Геббельс, теперь вот гитлерюгенд выскочил… Не понимаю, к чему такие обидные сравнения. Разве наша власть не борется с фашизмом и экстремизмом, разве мы не сажаем всяких там бритоголовых? Ваш "ДемАльянс" - антифашистская партия, а раз так, мы с вами хоть в каких-то вещах стратегические союзники.
- И ваша кремлевская "Почва" вместе с вашим Погодиным - она тоже борется с фашизмом? - ядовитым тоном поинтересовалась у меня гостья, старательно выделяя слово "ваш". - Сами с собой, выходит? Как та унтер-офицерская вдова?
- Вовсе "Почва" не "моя" и не "кремлевская", - открестился я. - С чего вы взяли? Главная наша партия - сами знаете, "Любимая страна". Я, конечно, провожу консультации с представителями разных политических сил, и с Погодиным в том числе… но ведь общаемся мы и с вами, Валерия Брониславовна! Плюрализм.
- Нуда, конечно, щас, - ухмыльнулась Старосельская. - Уши вянут от такой туфты. Со мной вы встречаетесь впервые в жизни, а Погодин-то к вам постоянно бегает, это всем известно. У его песенок теперь один и тот же припев: "Я вчера был в Кремле…"
Вот трепло жирное, про себя обругал я Тиму. Дать бы ему по лбу, чтобы не болтал. Или хоть визировал у меня будущую болтовню.
- Милая Валерия Брониславовна, - проникновенно сказал я, - у нас свобода слова. Вы сами за нее кровь проливали на баррикадах. Я не могу запретить никому, в том числе и названному вами Погодину, рассказывать небылицы. Но вы-то человек умный! Вы же должны понимать, что Кремлю не по пути с такими, как он…
Телефон на моем столе вновь застрекотал.
- Если опять Сеня, - сказал я Софье Андреевне, - намекните ему, что я вышел в туалет и это очень надолго, до конца дня.
- Нет, это не он, - ответила секретарша. - В вашей приемной объявился Погодин. Без записи. Я ему говорю: раз он с утра не записался к вам, то я не могу его пустить. А он твердит, что не ел уже сутки, и грозится упасть в голодный обморок прямо тут.
Легок на помине, с раздражением подумал я. Не мог еще немного полежать-поголодать в Думе! Как теперь прикажете разводить обе этих туши? Когда я звал сюда бабушку Леру то хотел лишь проверить ее бойцовский ресурс, а не расходовать его вхолостую. Устраивать корриду у себя в кабинете, без зрителей и телекамер, неэкономно… Может, вывести Валерию Брониславовну через запасной выход? Нет-нет, раскрывать перед ней даже маленькую кремлевскую тайну опасно. К тому же бабушку русской демократии все равно не втиснуть в секретный лифт… Ладно, если Тима сам напросился, устроим репетицию. Ну-ка, пузаны, к барьеру!
- Пусть Погодин зайдет, - распорядился я, на всякий случай отодвигая пепельницу подальше от гостьи.
И стал ждать развития событий.
- Иван Николаевич, так нельзя! - обиженно начал Тима еще на пороге моего кабинета. Щеки страстотерпца, кроме суточной щетины, не отразили особых сдвигов. Ничего и близко похожего на грядущий голодный обморок. И это вовсе не странно, при таких-то мощных подкожных запасах. - Иван Николаевич, скажите Крысолову, чтоб не устраивал в Думе против нас провокаций! С утра, в самый разгар голодовки, мимо дверей моего кабинета с шашлыками и свежим борщом нарочно ходят члены партии "Любимая страна". Ходят и носят, ходят и носят. А знаете, как они пахнут? Как…
- И как же пахнут члены партии "Любимая страна"? - сзади подала голос бабушка русской демократии.
Тима вздрогнул и обернулся: только сейчас он сообразил, что в кабинете он третий, а не второй. При этом позиционный перевес был у Старосельской. Несмотря на свои внушительные габариты, она сумела тихонько проскользнуть ему за спину и отрезать путь к отступлению. В такой ситуации надлежит или биться, или сдаться.
- Познакомьтесь, - тоном любезного хозяина предложил я. - Это госпожа Старосельская, а это - господин Погодин.
Пассионария русской демократии немедленно взяла быка за рога.
- Господин? Да какой же он господин? - голосом еще более скрипучим, чем раньше, выставила она диагноз. - Он и на товарища не тянет. Отъевшаяся фашистская морда, помесь Розенберга с Эйхманом в миниатюре. Тюрьма Шпандау по нему плачет.
- Но-но, без грубостей! - Тима сместился влево, поближе к столу, стараясь совершить обходной маневр и обезопасить фланги. - Я не потерплю огульных оскорблений. И слово "морда" я отвергаю как непарламентское. Никакие мы не фашисты, мы патриоты, мы твердые государственники… И не вы, между прочим, а мы - реальная оппозиция компрадорскому режиму…
- Вы - кто? Вы - что? - сардонически засмеялась бабушка Лера. - Вы - оппозиция?! Не смейте пачкать это святое слово! Люди за него умирали в застенках Эн-Ка-Вэ-Дэ!
Старосельская замахнулась кулаком на Тиму, а когда он отпрянул, ловко подставила ему ногу. Лидер партии "Почва" драматически взмахнул руками, словно откормленный гусь при попытке взлететь. Не удержав равновесия, он зацепился за край ковровой дорожки и - ах! - с приглушенным шмяком стукнулся об пол толстым задом.
Эффектно, не мог не признать я. Будь мы сейчас в Колизее, я показал бы защитнице демократии большой палец, ногтем вниз. Впрочем, та и сама не собиралась тормозить на полпути.
- Значит, Россия - для русских? Москва - для москвичей? Кремль - для кремлевцев? - Валерия Брониславовна заозиралась по сторонам в поисках подходящего оружия возмездия.
Ничего, кроме пакета с драгоценными пирожными, на столе не было.
Я ждал, что Старосельская, пусть на мгновение, но заколеблется в выборе между долгом и чувством. Но Антигона русской демократии не дрогнула: она знала, что в ее жизни первично, а что вторично.
Без сомнений, без тягостных раздумий гостья подхватила со стола пакет, полный нежнейших пирожных, и, задорно ухнув, насадила его на погодинскую голову. Да еще и пристукнула сверху. Оба-на!
- Сладко ль тебе, морда фашистская? - спросила она.
Из пакета на голову побежденного заструился крем. По левому уху потек ручеек цвета брусники, на правом ухе и на лбу образовались сразу два белых потека. В эфире, с сожалением подумал я, такое, разумеется, уже не проканает. Тима будет настороже - эффект неожиданности пропал. Но и без Чарли Чаплина, без метания тортов картинка обещает быть вкусной: как я и предполагал, сшибка двух пузанов одинаковых комплекций - блестящая находка. А уж если одна туша, как сейчас, еще и обзовет другую жирной мордой, эффект будет убойным. Я уже знаю, кто из телевизионщиков ухватится за эту борьбу сумо всеми четырьмя конечностями…
Мысленно я посчитал до десяти и мысленно же присудил чистую победу госпоже Старосельской. Хотя пару процентов рейтинга "Почва" на этом возьмет по-любому: народ у нас жалостливый. А главное, выйдет профит кандидату номер один. Когда безбрежные демократы собачатся на всю страну с идиотами-патриотами, даже снулая рыба Кораблев набирает очки. Он выглядит наименьшим злом для России. Третьим путем из двух возможных.
Не вставая с места, Тима обреченно пощупал лоб, наткнулся на крем, понюхал и жадно облизал палец. В глазах его возник интерес. Теперь он уже целенаправленно проверил левое ухо - с похожим результатом. После чего искоса глянул на меня. Дескать, извините, не виноватый я: голодовку прервали обстоятельства непреодолимой силы. Типа землетрясения, цунами или торнадо.
- Что-то хочешь мне сказать? - с грозной улыбкой осведомилась Старосельская, горой нависая над Тимой.
- Нет, - быстро ответил Погодин. И тут же поправился: - То есть, конечно, да, хочу. - Он зачерпнул с головы целую пригоршню крема и спросил: - Где такие хорошие пирожные брали?
Часть Вторая Догадки под соусом
Глава тринадцатая Привет из средних веков (Яна)
Ради любопытства я бы заглянула в школьный табель юного Фили фон Гогенгейма. Об заклад бьюсь, что по предмету "Чистописание" у него была тройка с минусом. Или даже твердая "пара". Во всяком случае у взрослого Парацельса почерк оказался сквернее некуда: каждая вторая его буква вела себя как пьяная, а каждая первая - как больная нервной трясучкой. Мне стоило труда различить прописные "S", "N" и "Z", выглядевшие почти одинаковыми загогулинами. Разница была лишь в длине кривоватых хвостиков.
- "Ме1" - по-латыни мед? - спросила я, рассматривая хвостики.
В нашем столетии кулинарному профи обычно хватает английского. Почти вся латынь, которую я изучала на юрфаке, за ненадобностью выветрилась из моей головы сразу после выпускных экзаменов. Осталась только какая-то общеупотребительная мелочь, вроде "dura lex" или "in vino veritas". Ну и, конечно, "Justitia regnorum fundamentum" - "Правосудие есть основа государства". Когда-то меня даже увлекал этот чеканный афоризм. Я верила в неумолимую длань Закона. До тех пор, пока не сообразила, что Немезида держит в руке тесак, а не скальпель, и мир может погибнуть просто за компанию с каким-нибудь мелким карманным воришкой.
- Мед, - подтвердил Макс. - "Saccaharum" - сахар, "ceroma" - это крем, "uva passa" - изюм, "pasta" - тесто. Ниже по тексту еще встречаются кориандр, ваниль и прочее, в том же духе. И рядом с ними - видите? - есть два-три символа из алхимии… Кстати, обратите внимание на чернила: оригинальный состав, ныне забытый. За пять столетий они почти не выцвели. И бумага прекрасно сохранилась, по особому методу. Не будь Парацельс еще и алхимиком, мы бы сегодня вряд ли хоть что-то здесь увидели…
- А это что? - Я обратила внимание на несколько латинских закорюк по внешнему контуру октябрятской звездочки, нарисованной ближе к середине страницы. - Тоже какая-нибудь алхимия?
- Слово "frixura" рядом с пентаграммой - это сковородка, - расшифровал мне Кунце. - Там дальше все довольно просто.
- Все у него просто, - сердитым голосом проговорила я. - Все ему элементарно. Сложно было только сказать мне, что у него есть целая страница из книги… Да неужто вы не понимаете своей головой, какой важный ключ вы пытались от меня скрыть? Ведь даже по одному-единственному рецепту можно воссоздать логику кулинара! Когда я знаю, например, что Тейлевант, личный повар Карла Шестого, брал для сладкого сырного флана именно сыр Бри, то я уже понимаю, зачем ему нужен был черный молотый перец для груш в винном сиропе. Если человек использует имбирь - это одна стратегия, если кориандр, как здесь, - другая. Метод индукции, дорогой Ватсон… Что вот это за рисунок? - Я указала мизинцем на половинку солнца рядом со словом "pasta".
- Медленный огонь, - разъяснил Кунце, - символ тоже взят из алхимии… Пожалуйста, Яна, не надо злиться на меня. Я не имел злого умысла против вас. Я не пытался нарочно скрыть от вас эту страницу. Но мне пришлось бы сказать, как она ко мне попала, - и вы бы могли испугаться. Я боялся, вы тогда откажетесь. Ведь хозяин этого листка умер у меня на глазах, и не от простуды…
- Макс, вы ни фига не разбираетесь в женщинах, - с прямотой фельдфебеля доложила я этому недотепе. - Страшная тайна, чтоб вы знали впредь, - наилучшая приправа к любой истории. Вам ни одного дамского телесериала не попадалось? Вы бы сэкономили в деньгах, начни вы с мертвеца в "мерседесе" и покажи мне сразу эту страницу из книги. Я бы, может, согласилась работать на вас и за меньшую сумму. Но теперь уж все, цена обговорена… - Я перевернула листок и на обороте увидела, кроме букв-загогулин, еще рисунок. Немигающий глаз, вписанный в круглую розетку цветка подсолнуха. - Что, средневековый знак бдительности?
- Это интересный символ, - заметил Макс. - Многозначный. В разных книгах Парацельса он встречается сразу по нескольким поводам. В "Книге Архидоксий" он означает душу в "Книге Парагранум" - морской прилив, в "Великой Астрономии" - силу земного притяжения, а в "Философии Разума" - бодрствование. В "Магнус Либер Кулинариус" знак этот, скорее всего, символизирует внимание. Небольшая ошибка в рецептуре - и кушанье уже не то. Ведь правильно я рассуждаю?
- Правильно, - согласилась я. - Повар - тот же сапер. Лет триста назад на городском празднике во Флоренции тамошний кулинар подкрасил блюдо не толченым шпинатом, как требовалось, а краской-медянкой. Для большей сочности зеленого колера. Умереть никто не умер, но ощущения горожан были неприятными… О-о, наконец-то! Видите, Макс, все быстро. Не прошло и часа, а к нам уже пожаловал сэр Ланцелот… или Галахад… словом, жестянка.
Издавая противный ржавый скрежет, к столу молча приблизился рыцарь в серебристых латах и в шлеме с пегим плюмажем. Он притащил два одинаковых огромных замшелых фолианта, похожих на те, какие мы видели в библиотеке у Тринитатского, - даже еще стариннее на вид. Один из томов бухнулся на стол рядом со мной.
Второй достался Максу. Затем рыцарь развернулся, как на шарнирах, и все так же молча поскрежетал обратно в сторону кухни.
Двойной тяжкий груз был нипочем крепкому столу. Сколоченный из дубовых досок, он для надежности стянут был внизу огромной цепью, каждое звено с кулак. Над столом чадили два просмоленных факела, а между ними скалила клыки кабанья башка. Вдобавок ко всему в зале имелись: три винных бочки в человечий рост, коллекция мечей и щитов, развешанных по стенам, тусклые гобелены с картинами из рыцарской жизни и камин с вертелом, где жарилось что-то мясное. Человек в старинном кафтане колдовал у камина; он поворачивал вертел и поливал жаркое из большого графина темного стекла.
В ресторан "Старый замок" на Солянке я привела Макса специально. Мне хотелось показать, насколько долгими и трудными будут наши поиски. В теперешней Москве необычное меню - большая редкость, а почти вся кулинарная экзотика - новодел для туристов.
- Вот смотрите. - Я раскрыла тяжелый фолиант меню наугад, - страница номер три. "Заяц, убитый молнией", порции по двести граммов и по четыреста граммов. Хотите заказать? Не бойтесь, ничего особенного: ни зайца, ни молнии. Обычный жареный кролик с начинкой из каштанов. Хотя в Древнем Риме, где это блюдо изобрели, заяц был подлинным. Но уже поваренная книга Михаэля Де Леона, четырнадцатый век нашей эры, допускала вместо зайца кролика… А хотите, мы погадаем на этом меню? Называйте номер страницы и строчки. Если найдете что-то эксклюзивное, хоть краешком необычное, я обещаю сама оплатить заказ… Ну говорите!
- Страница шесть, строчка третья сверху, - выбрал Кунце.
- Пожалуйста, читаю: "Дичь с яблоками, запеченная в углях, по рецепту Генриха VIII". Яблоки, думаю, настоящие, а все остальное - и дичь, и угли - для красоты слога. Утка с птицефабрики, жар из духовки, рецепт из общепита. Уверяю вас, ни Парацельс, ни даже заявленный в титрах Генрих к этому отношения не имеют. Датский кулинар Харпенштренг - по имени, кстати, Хенрик, - называл надоевшим старьем что-то подобное аж в середине четырнадцатого столетия… Давайте еще пример.
- Страница три, шестая строчка снизу, - не стал раздумывать Макс. После чего сам же нашел в меню нужное место и прочел: - "Отбивная медвежья лапа. С клюквой, помидорами, зеленью и картофелем фри"… Заманчиво. Может, закажем по лапе?
- Почему бы и нет? Вещь вкусная, - согласилась я. - Я не религиозна, кашрут не соблюдаю, да и вы, по-моему, - не иудей, не мусульманин. Так что свинина нам не противопоказана… да-да, свинина. А вы думали, кто-то вам будет жарить медведя? Я боюсь напутать в датах, но, по-моему, этого "мишку" с пятачком и копытцами научились так готовить лет за сто до пришествия в Москву Парацельса. Добротная классика, не экзотичнее эскалопа или пельменей. Адам Васильевич сам модернизировал тот рецепт - добавил к свиной отбивной зелень и фри, а еще разрезанные пополам маслины, чтобы те изображали медвежьи когти…
Мой учитель, подумала я, сильно постарался, чтобы и в "Старом замке", и в "Эльсиноре", и в "Граале", и в "Марии Стюарт", и в подобных им заведениях с закосом под древность были нормальные вторые блюда - правдоподобные, в смысле эпохи, и вкусные одновременно. По-настоящему в средние века ели не слишком-то изобретательно. Крестьяне изо дня в день впихивали в себя постную перловую кашу, аристократы - жесткую битую дичь. На сластях, правда, тогдашние кулинары слегка отрывались, да и там возможности были скромны, не чета нынешним. Сахар дороговат, а с медом не больно развернешься. Все изыски в основном крутились вокруг фруктов и ягод. На кухнях измельчали финики, мололи вишни, шинковали сливы, сушили землянику, мочили бруснику, парили груши, а писком средневековой моды считались какие-нибудь медовые тосты с кедровыми орешками… Ужасно любопытно: что ж такого необычного мог сварганить Парацельс из "mel", "saccaharum", "ceroma", "uva passa", "pasta" и так далее? Мне не терпится попробовать. Кунце-то наверняка уже пробовал!
- Ну хватит гаданий, - сказала я Максу и обеими руками взялась за фолиант меню, чтобы искать целенаправленно. - Алгоритм, вижу, вы поняли, прочее - детали. Переходите к десертам. Надо пролистать меню дальше, еще дальше, еще… все самое сладкое - после двенадцатой страницы. Тут и цветные картинки есть, типа раскрашенных гравюр… И покажите мне наконец, на что похожа та штука из того рецепта, хотя бы грубо-приблизительно. Вот на такой изюмный кобблер? На эти корзинки с суфле? Или просто на трубочки с баварским кремом? В чем гениальность вашего алхимика?
Кунце потупился. У него был вид первого ученика, по необъяснимой причине забывшего вдруг таблицу умножения.
- Не знаю, - в смущении проговорил он. - Понимаете, Яна, я… у меня… как бы это точно сказать по-русски… проще говоря, я ничего не приготовил по этому рецепту… пока не вышло…