13
Сидя за столиком в баре Терминала Лагуны, я изучал "Путеводитель по Галактике". Гроссман должен был вот-вот появиться. Точнее, я надеялся, что он вот-вот появится, потому что до завершения посадки на рейс "Терминал Лагуны - Лагуна" оставалось всего двадцать пять минут. В среднем раз в полминуты кто-нибудь из посетителей бросал взгляд на табло, расположенное над барной стойкой, отодвигал посуду, сгребал вещи и выходил, держа направление на стыковочные модули. Прочерченная по полу изумрудная линия помогала посетителям не промахнуться, ибо не все из них пили, как я, один только кофе. Я поднял глаза: под самым потолком парила надувная стрела, этакий дорожный знак, указывающий, в какой стороне теперь Лагуна.
"В штурманской рубке любого корабля, следующего на Лагуну, - писалось в "Путеводителе", - вы найдете такую же точно стрелу. Благодаря ей экипаж доставит вас на планету с опозданием не более, чем в сутки".
Спрятавшись за псевдонимом "Составитель", автор "Путеводителя" настаивал на том, что планету назвали "Лагуной", потому что на ней нет ни одной лагуны.
"Океан и скалы, и в плохую погоду, которая еще удивит вас своим постоянством, не разберешь, где что…"
И все остальное в том же духе. Статью, посвященную Фаону, я в первый же день вырвал и сжег.
- Бросьте это читать, - сказал бармен и вместе с третьей порцией кофе подал мне глянцевую "гармошку". - Оставьте у себя, а путеводитель отдайте роботу, он отнесет его в мусоросборник.
Робот, в сторону которого кивнул бармен, убирал соседний столик. Меня передернуло. Прикинул, какая карта могла означать "Путеводитель по Галактике". Наверное, Динарии, поскольку "Путеводитель" подразумевал дальнюю дорогу.
Всё же, в чем-то он оказался прав. Согласно новому источнику, две лагунские луны создают своим притяжением столь мощные приливы и отливы, что некоторые острова на время полностью исчезают под водой. Сухопутной растительности нет, кругом сплошные скалы, но зато: "Где еще вы увидите такие живописные скалы!". В самом деле: вот настоящий слон, с ногами, хоботом и ушами, три сотни метров в холке, на спине - смотровая площадка и ресторан с неплохой кухней.
О названии. Сто лет назад, рассматривая в телескоп галактику М8 - она же "Лагуна" - земные астрономы не знали, что покрути они ручку фокусировки как надо, они бы обнаружили планету, богатую водой, водной фауной и флорой. Позднее планету, мешавшую разглядеть М8 в подробностях, назвали в честь галактики, которую она собой затмила.
Планета-скульптор, планета-гидролабиринт, планета, где на каждого из семисот тысяч жителей приходится по три острова (читай - скале) и два с четвертью робота…
- Вы Ильинский?
Лысый господин, сутулый, как вопросительный знак, прервал меня на подсчете, сколько островов приходится на одного робота. Ответ повлиял бы на выбор средства передвижения.
- Неужели заметно? - Я встал и подал ему руку. - Федор.
- Тим Гроссман. - Он пожал руку и уселся рядом.
Я посмотрел на часы. Семь минут до конца посадки. Гроссман обернулся к бармену и показал на мою чашку. Бармен кивнул, его подбородок описал довольно сложную траекторию, - это был одновременно и знак того, что заказ понят, и кивок в сторону табло с расписанием рейсов.
- Успеем, - сказал он мне. - До старта еще полчаса.
- Как добрались?
- Нормально… Мне прислали ваш снимок, поэтому я вас узнал.
Не сомневаюсь, что Яна выбрала самый удачный.
Робот привез Гроссману кофе, попытался убрать мою чашку, но я его отогнал. За всеми его манипуляциями я следил, не отрывая глаз.
- Здесь их быть не должно, - заметил Гроссман.
- Идиосинкразия.
- Странно, что она не возникла у вас на местный кофе, - морщась, он поболтал чашкой, - с чем он?
Я пожал плечами. В баре на Терминале Земли готовят не лучше. Гроссман с видимым усилием отхлебнул.
- Почему ваш начальник так резко возражал против того, чтобы я к вам присоединился? Он настаивал… нет, он требовал, чтобы я летел на Фаон.
Шеф сделал бы мне большое одолжение, если бы держал меня в курсе его переписки с клиентами.
- Наверное, он считает, что я справлюсь один.
- Наверное? Иными словами, вы не знаете или не хотите сказать…
- Не знаю.
Гроссман внимательно посмотрел мне в глаза. Благодаря скрытности Шефа, в них не было ни намека на ложь.
- Я согласился, - продолжал Гроссман, - с его планом, касающимся трех фаонских роботов. Когда операция будет завершена, ими займутся наши специалисты. В моем присутствии нет необходимости.
- Они прилетят на Фаон?
- Нет. Роботов отправят на Землю.
- Нам не пора? - И я потянулся к рюкзаку, неизменному спутнику всех моих путешествий.
Гроссман встал, подхватил чемодан и велел не отставать.
Наверное, кроме снимка, Гроссман получил еще какую-то информацию обо мне. Причем, информацию весьма достоверную. Откуда-то он был уверен, что в моем сопровождении он ни в коем случае не опоздает на корабль. Он демонстративно уклонился от перепалки с техником, который задраивал люк тем быстрее, чем ближе мы к нему подходили. Перепалки - это по моей части. Секунд за двадцать я научил техника нажимать кнопки в обратном порядке. Люк открылся, и мы прошли внутрь корабля. Хорошенькая стюардесса, взирая на нас, как на инопланетян, берущих корабль на абордаж, продолжала твердить по интеркому что-то о внезапной разгерметизации пассажирского люка.
- Не бойся, свои, - сказал я стюардессе и, подавив секундное желание шлепнуть ее по заднице, прошел мимо. Еще успею, подумал я, пять дней лететь все-таки…
Теперь припоминаю, что она спросила еще что-то про билеты.
14
До утра Гроссман меня не беспокоил. В половине восьмого он позвонил по интеркому и предложил совместно позавтракать. Я ответил, что прежде мне нужно проснуться, а перед этим - принять душ и почистить зубы. Помычав в трубку, он сказал, что будет ждать меня в салоне-ресторане.
В каком-то фильме я видел корабль, в котором спальные места, повернувшись на девяносто градусов, превращаются в душевые кабины. Кажется, это была комедия. После звонка Гроссмана я бы не стал возражать, если бы кто-нибудь рассмешил меня таким способом. Увы, но к пассажиру, купившему билет в одноместную каюту бизнес-класса, в "Лагуна-Лайнс" относятся до тошноты серьезно. Я взбил подушку, повернулся на правый бок - лицом к дверям в душевую - и принялся фантазировать на тему летающих кроватей, которые по желанию пассажира могут относить его в душ, в салон-ресторан, в спасательные капсулы - в общем, куда угодно. Когда я снова открыл глаза, было без трех минут восемь. В восемь ноль четыре я стоял в дверях салона-ресторана и пытался сфокусировать взгляд на Гроссмане. Перед ним лежал включенный комлог и дымилась чашка с кофе. Кроме Гроссмана в ресторане находилось всего три-четыре пассажира (я не был уверен за мужчину в белом кителе, возможно, он был официантом или командором). Левая рука Гроссмана потянулась к чашке, но, не дотянувшись, вернулась на клавиатуру. Должно быть, он читал что-то интересное.
- Вы туда или оттуда? - спросила симпатичная девушка в легком спортивном костюме; сомкнув ладони лодочкой, она давала мне понять, что, если я не освобожу дверной проем, она попытается пронырнуть, хотя и не вполне уверена в успехе.
- Оттуда.
Я отошел от дверей, пропустил ее в ресторан и обернулся. Девушка была спортивна подстать костюму, короткое пепельное каре заканчивалось на затылке пушистым мыском, о котором я подумал, что, коснувшись его, можно получить электрический удар - такой у девушки был электризующий вид.
Проводив ее взглядом до столика, я отправился искать трап на нижнюю палубу. Спустившись, прошел через отсек с каютами эконом-класса до следующего трапа, поднялся по нему и вернулся к салону-ресторану. Теперь я находился у противоположных дверей; Гроссман, который меня так и не заметил, сидел спиной ко мне.
Все испортила девица в спортивном костюме. Она вообразила, что я вернулся ради нее, и широко улыбнулась. Мне показалось, это была улыбка потерявшей голос сирены. Перехватив ее взгляд, Гроссман, не оборачиваясь, спрятал открытое на комлоге письмо под сводку лагунской погоды. У меня не было иного выхода, как пожелать ему доброго утра. Обиженная девица задумала при случае рассказать ему о моем подозрительном поведении.
Оказалось, что он не сделал заказ, потому что дожидался меня. Разобравшись в кнопках электронного меню, я заказал три вида йогурта, тосты с сыром, свежевыжатый апельсиновый сок и кофе. Гроссман взял то же самое, но без кофе. Спустя минуту поднос с едой появился из ниши в стене - бесшумно, если не считать за шум пожелание приятного аппетита.
- Как там погода? - спросил я.
- На Лагуне? Дождь, шторм, туман и влажность девяносто процентов. Не представляю, как мы будем садиться…
Я доедал тосты, а Гроссман все еще не притронулся к еде.
- Вы беспокоитесь по поводу погоды? - сделал я второй заход (третий, если учитывать неудавшийся заход сзади).
- Вы правы, - он захлопнул комлог, - надо подкрепиться. Каков ваш план действий?
Вопрос застал меня врасплох. Я рассчитывал, что буду действовать по его плану, откорректированному с учетом того, что мне известно об Изиде и Брайте. Они вылетели предыдущим рейсом и опережали нас на двенадцать часов. Небольшая проблема состояла в том, чтобы выяснить, куда они направятся после посадки. Решать эту проблему я должен без помощи Гроссмана, - об Изидиных предсказаниях его не информировали. Я ответил:
- Я полагал, мы выработаем план совместно.
Гроссман теребил упаковку йогурта. Ему никак не удавалось подцепить ногтем уголок крышки. В сердцах он проткнул крышку черенком ложки, оторвал, чертыхнулся, нажал какую-то кнопку на меню и потребовал:
- Дайте сейчас же чистую ложку.
- Да, сэр, - ответил робот, и через полминуты завернутая в салфетку столовая ложка вылезла из ниши.
- Побольше у них не было, - буркнул Гроссман, приступая к еде. - Вы собирались лететь на Лагуну в одиночку. Следовательно, у вас уже был какой-то план действий.
- Разумеется, был. Прежде всего, я планировал узнать, кому оптовик продал роботов.
- А потом?
- Не знаю… Как-нибудь установить с ними контакт, - это была уже чистая импровизация, к тому же, неудачная, - судя по реакции Гроссмана. Он похлопал по крышке комлога и сказал:
- Этого не должно повториться.
Меня подмывало ответить, что в этом мире повторяются только слова.
- Вы имеете в виду убийства?
- Да, но не убийства людей - это само собой разумеется, - а убийства роботов. Вам уже сообщили, что ваши люди сделали с теми тремя роботами, которые остались на Фаоне?
Мне представились руины медицинского факультета. Мирная профессия Рогова - взрывотехник.
- Они, - продолжал Гроссман, - не придумали ничего лучше, как пропустить через мозг роботов разряд в две тысячи вольт. Мол, подвели некачественные предохранители. Где, спрашивается, они нашли такое напряжение?
- Наверное, - развел я руками, - другого не было…
Гроссман поперхнулся тостом.
- Обещаю, больше этого не повторится.
"Мы вообще никогда не повторяемся", - мог я добавить с полным на то правом.
- Спасибо, не надо, - он отвел мою руку (я собирался похлопать его по спине). - Теперь эти роботы бесполезны для исследования. Их нейросимуляторы превратились в горстку пепла, которым кое-кому придется посыпбть себе голову.
- Возможно, - попытался я его успокоить, - нам удастся доставить вам Краба и Ленивца. Сейчас они в полиции и доступ к ним ограничен, но впоследствии…
Гроссман отмахнулся:
- Их состояние немногим лучше. Я осматривал Ленивца. Его нейросеть разрушена процентов на сорок. Я склоняюсь к мнению, что это было саморазрушение. Нам специально мешают установить, какие программы содержал нейросимулятор.
- Но вы определили, что команда на уничтожение видеопамяти была, так сказать, врожденной.
- По ее следу в памяти.
- А как насчет команды убивать?
- Ее следы уничтожены более тщательно. Если бы это были не роботы, а люди, то суд признал бы их невменяемыми. Сейчас они невинны, как младенцы.
- Оставаясь при этом работоспособными.
- Частично. Сорокапроцентное разрушение нейросимулятора привело к значительному ухудшению их интеллектуальных способностей.
- Следует ли отсюда, что каждый робот был запрограммирован только на одно убийство?
- Скорее всего, это так.
Фраза, которую я готовился сказать, требовала того, чтобы ее слушали, ничего не жуя. Опасаясь, что Гроссман опять подавится, я дожидался, пока он не дожует очередной кусок тоста.
- Доктор, я хотел бы прояснить вашу позицию. На мой взгляд, вам гораздо выгоднее отозвать роботов под предлогом устранения каких-нибудь дефектов. Сто дефективных роботов - это ерунда по сравнению с одним роботом-убийцей. "Роботроникс" вместе со всеми его филиалами и дочерними компаниями производит по миллиону роботов в год. Я не верю, что сотня отозванных роботов как-нибудь скажется на вашей репутации. Не знаю, стоит ли вам напоминать, что человеческая жизнь дороже любой репутации.
Все-таки, я слишком плохо о нем думал. Вместо "не вам учить меня морали" он с некоторой долей сочувствия сказал:
- Мне нравится, что свой долг детектива вы трактуете так широко. Нам с Чандлером показалось, что Другич смотрит на мир несколько эже. Но вы ошибаетесь, когда говорите, что "Роботрониксу" не составит большого труда отозвать роботов для доработки. Я представляю концерн "Роботроникс-Земля", которому принадлежит сорок девять процентов акций фаонского "Роботроникса". Остальные акции находятся в руках наследников Борисова и прочих мелких акционеров. Как видите, мы не владеем контрольным пакетом, хотя наш пакет самый крупный. Иными словами, мы просто-напросто самый крупный акционер фаонского "Роботроникса". Мы не вправе приказать ему отозвать роботов. Мы можем поставить такой вопрос перед руководством и объяснить причины, которые побудили нас требовать отзыва продукции. Не изложив причин, мы не добьемся положительного решения. А изложив… утечка информации неизбежна, и тогда нам конец. Сотни лет людей приучали к мысли, что роботы рано или поздно взбунтуются. На то, чтобы убедить их в обратном ушло не меньше времени и бог знает сколько средств - многие миллиарды, я думаю. И все это пойдет прахом, - притом, что вина роботов, строго говоря, не доказана. Цель нашей операции - подстраховаться на случай, если ваши опасения сбудутся.
- Никто не заставляет вас объявлять акционерам, что продукция их компании опасна для жизни. Придумайте другую причину для отзыва роботов. Скажем, нарушение в работе двигательного аппарата. Слишком высоко задирают гаечный ключ… ну или вроде того.
- Хорошо. Придумали причину и отозвали сто роботов. А что дальше? Никакой гарантии, что робот-убийца - в случае, если он действительно существует, - находится именно среди этой сотни. Если быть до конца последовательным, то необходимо отозвать, возможно, тысячи роботов, выпущенных нашим фаонским подразделением. И даже этот шаг не выведет нас из того рискованного положения, в котором мы оказались. Преступник, научивший роботов убивать, может повторить попытку. Если его цель - дискредитировать "Роботроникс", то отзывом роботов его не остановишь. Наоборот, любые наши действия, указывающие на то, что нам известен его замысел, могут заставить его поступить более решительно. Это неизбежно приведет к новым жертвам, которых, если я правильно вас понимаю, вы и стремитесь избежать. Я вас убедил?
- Уникальный случай, - вздохнул я, - коммерческие интересы не противоречат нравственному императиву. Выходит, вы верите, что "Роботроникс" стал жертвой заговора конкурентов. Мы до сих пор придерживались другой точки зрения…
- Да, мне о ней сообщили. Борисов создавал роботов для "Дум-клуба". После его смерти нейросимуляторы, не предназначенные для бытовых роботов, попали на основной конвейер, после чего роботы стали убивать. На словах это выглядит убедительно, но на деле все гораздо сложнее. Мне трудно представить, зачем Борисову понадобилось помещать команды вроде "убить" или "забыть" в качестве низкоуровневых настроек. Modus operandi любого робота программируется после сборки. И вообще, зачем роботу из "Дум-клуба" разрушать свой нейросимулятор?
- Чтобы не войти во вкус.
- Ну, разве что… - Гроссман с усилием улыбнулся. - Насчет вкуса ничего не могу сказать, но изобретательность они проявили весьма достойную.
- Вы хотите сказать, что Краб и Ленивец были умнее своих бытовых аналогов?
- Умен тот, кто их запрограммировал. Часть своих способностей он передал роботам.
- И как мы собираемся ловить этих умников?
- Тоже умом. К великому сожалению, я не успел осмотреть Краба. Вы знакомы с его хозяевами?
- Один раз встречались. Они очень скучают по роботу.
- Что они о нем рассказали?
Я не сомневался, что когда-нибудь Гроссман об этом спросит. Шеф дал указание не скрывать ничего, кроме нашей догадки о несоблюдении закона исключения третьего. Я пересказал Гроссману историю Краба. Кибернетик заинтересовался налоговой декларацией:
- Вы не покажете мне ее?
- Сейчас?
- Да.
- Это невозможно. Я не захватил декларацию с собой. Кроме того, мы обещали Петерсонам, что не покажем ее третьим лицам.
- Узнайте у своего босса, возможно, он изменит решение.
Я включил комлог, чтобы незамедлительно передать его просьбу Шефу.
- Какие еще поручения?
- Пока никаких. Готовьтесь к посадке, на Лагуне у нас будет много работы.
В этом я не сомневался. Мое положение усложнялось тем, что мне предстояло не только помогать Гроссману, но и следить за Брайтом и Изидой. Если, как считает Шеф, они прилетели на Лагуну с той же целью, что и мы с Гроссманом, то рано или поздно наши пути пересекутся, и мне хотелось оказаться в точке пересечения раньше всех остальных. Я предполагал, что в течение пяти дней, отделявших меня от Лагуны, я успею продумать все нюансы. Давешняя спортсменка, одетая, правда, уже не в спортивный костюм, а в вечернее платье, вознамерилась мне помешать. Мы снова столкнулись в дверях салона-ресторана. На столе, который она за десять секунд до этого освободила, остался стоять пустой бокал из-под шампанского, поэтому ее хорошее настроение было вполне объяснимо.
- Какими дверями вы воспользуетесь на этот раз? - промурлыкала она, кокетливо измеряя температуру левой щеки тыльной стороной правой ладони. Я расшаркался и галантно выдал:
- Теми, через которые мы вместе войдем и вместе же выйдем, ибо других там нет.
- А там, куда мы войдем, за нами не будут подглядывать?
В то время как свой ответ я признал остроумным, ее ответ мне показался загадочным, как у пифии, вернувшейся с обеденного перерыва. В общем, я понял, что за ее ответом скрывается что-то важное.
- Обещаю, что проверю помещение. Но вы уверены, что это необходимо?
- Пожалуй, что да, - и она посмотрела мне за спину так, будто там выстроился целый полк филеров вперемежку с ревнивыми поклонниками. Я имел в себе мужество не обернуться. Отбросив галантность (в конце концов, я же не собирался изменять с ней пугливой стюардессе), я потребовал:
- С кем вы летите?