– Согласно твоей логике, – сказала Мартина, стуча зубами, – гигантский скорпион не может перекусить нас пополам – это только осязательная иллюзия. Но никто из нас не захотел проверить это предположение, верно?
Флоримель открыла было рот, и тут же закрыла его.
– Нам нужно найти то, что можно использовать как весла, – сказал Пол. – Иначе нам потребуются дни для того, чтобы куда-то приплыть.
– Мы должны как можно теснее прижаться друг к другу, – сказала Мартина. Независимо ни от какой соматики я чувствую, как тепло быстро уходит из наших виртуальных тел.
Все сгрудились в центре лодки. Даже Т-четыре-Б, не самый общительный из их числа, не жаловался. Лодка плыла, очень медленно, по черной реке, гладкой как стекло.
– Давайте поговорим, – вскоре сказал Пол. – Хоть немного отвлечемся. Мартина, ты говорила, что помнишь сказку, рассказывая которую пела песню, ту самую, которую... поет Иной.
– Это-то и п-проблема. – Она никак не могла перестать дрожать и едва могла говорить. – Я н-не п-п-помню. Так давно! Очень старая сказка. О мальчике, м-маленьком м-мальчике, который упал в дыру.
– Спой песню. – Беспокоясь за нее, Пол начал растирать руки и спину, пытаясь немного согреть ее. – Может быть это нам что-нибудь скажет.
Мартина тряхнула головой, потом тихим дрожащим голосом запела: – Ангел коснулся меня, ангел коснулся меня... – Она нахмурилась, вспоминая. – Рекой – нет – Река омыла, и я очистился.
Теперь Пол явственно вспомнил песню, жуткие звуки, внезапно зазвучавшие на вершине черной горы. – Ты думаешь, это что-нибудь значит?..
– Я знаю эту сказку, – внезапно сказала Флоримель. – Одна из любимых сказок Эйрин. Из собрания Гурнеманца.
– Ты знаешь ее из собрания немецких сказок? – удивленно спросила Мартина. – Но это народная французская сказка.
– Что это? – спросил Т-четыре-Б.
– С-сказка, – ответила Мартина, пораженная до глубины души. – Ты не знаешь, что такое с-сказка? Боже мой, что они сделали с нашими детьми?
– Нет, – недовольно сказал Т-четыре-Б. – Что это?
Он указал на вершину снежной горы, находившуюся где-то в километре впереди, вздымавшуюся ввысь из снежных холмов, которые Пол видел раньше.
– Гора снега, – несколько резко сказал Пол, потому что хотел услышать о сказке, которую вспомнила Флоримель. Но мгновением позже он вздрогнул от удивления, потому что понял, что видит не снег и не лед. – Великий боже, ты прав, это башня. Башня!
– Ну, а ты думаешь ослеп, я? – проворчал Т-четыре-Б. Потом нахмурился и повернулся к Мартине. – Не хотел никого обидеть.
– Поняла. – Мартина нахмурилась и прислушалась. – Не чувствую н-никаких признаков жизни. Не чувствую н-ничего, кроме льда и снега. Что вы видите?
– Вершина башни. – Пол сощурился. – Очень... очень узкая. Похоже на минарет. Украшенная. Но не вижу ничего под ней. Черт побери, это течение такое медленное!
– Да, минарет, – подтвердила Флоримель.
– Может быть это Марс, где я уже был, – возбужденно сказал Пол. – Такой очень странный мир, приключения в духе поздно викторианской эпохи. Там был множество мавританских зданий. – Его взгляд скользнул по бесчисленным милям смертельной белой пустыни, простершейся по обеим берегам реки. – Что здесь произошло?
– Дред, – тихо сказала Мартина. – Держу пари, в этом месте побывал человек, называющий себя Дред.
Теперь уже все напряженно пытались что-нибудь рассмотреть, за исключением Мартины, которая дала своему дрожащему подбородку опуститься на грудь. Когда они подплыли ближе к огромному снежному холму и торчащему из него шпилю, Пол увидел что-то на берегу перед ними, намного меньший предмет, покрытый снежными заносами. – А это еще что за чертовщина?
Т-четыре-Б, который наклонился так далеко вперед, что маленькая лодка наклонилась на бок, сказал: – Это штука из Тат-Тат и Сфинкс, вроде – ну, знаете, такое сетевое шоу для микро? Такое животное, с горбами, они на нем ездят.
Пол, чьи познания в поп культуре быстро уменьшались с того времени, как он закончил школу, только покачал головой. – Сфинкс?
– Он имеет в виду верблюда, – сказала Флоримель. Если бы она не сжала зубы, чтобы не стучать ими, она бы улыбнулась. – Это верблюд, замерзший. На твоем Марсе были верблюды?
– Нет. – Теперь, когда они подплыли ближе, Пол увидел, что парень прав. Мертвый верблюд стоял на коленях на берегу реки, зубы обнажены в чудовищной улыбке, кожа натянута так сильно, что, казалось, голова и шея мумифицировались; и все-таки это безусловно был верблюд. – Наверно мы в Египте Орландо. Или еще в чем-то похожем.
Мартина зашевелилась. – Т-того человека звали Нанди. Если мы действительно в Египте, в-в-возможно мы найдем его. Орландо и Фредерикс говорили, что он из Круга, эксперт по воротам. Он может помочь нам найти Рени и остальных.
– Если он здесь, и не стал эскимо, – предположил Т-четыре-Б.
– Древний Египет с минаретом? – кисло спросила Флоримель. – В любом случае я передумала, и мы вполне можем замерзнуть от холода. Так что давайте направимся к этой башне, Египет это или не Египет, иначе мы все скоро будем... эскимо.
– Придется грести собственными руками, – сказал Пол. – Мы должны попасть туда как можно быстрее, иначе отморозим себе все, что возможно.
– Время от времени надо вынимать руки, чтобы согреть их, – сказала Мартина. – Двое гребут, двое греются. Начали.
В первое мгновение, погрузив руки в черную воду, Пол почувствовал только пронзительных холод, как будто руки промыли спиртом перед уколом. Потом кожа загорелась, как огонь.
Был только снег и совсем не было льда, пока они пробирались к открытой арочной двери здания, темневшего под завернутой в белое башней – невероятное счастье, и Пол горячо поблагодарил судьбу. Через несколько мгновений они очутились в богато украшенной прихожей, потолок который украшал великолепный повторяющийся узор из голубых, золотых и черных геометрических фигур. Они не остановились, но продолжали идти, прижимая замерзшие руки к животу.
Еще три двери, еще три богато украшенных помещения, и они очутились в комнате поменьше, на стенах которой висели полки с рядами переплетенных к кожу книг, где с радостью обнаружили выложенный плиткой камин и поленницу с дровами.
– Мокрые, – сказал Пол, непослушными окостеневшими пальцами укладывая поленья в очаг. – Нужно что-нибудь на растопку. Не говоря уже о спичках.
– Растопка? – Флоримель взяла с полки книгу и вырвала из нее несколько страниц. Полу показалось, что она делает что-то кощунственное, но он мгновенно сообразил, что вполне сможет жить с таким чувством. Взглянув на одну страницу, он обнаружил, что она написана по-английски, но таким затейливым шрифтом, что буквы походили на арабские. Измяв страницы и рассредоточив их вдоль полена, он увидел красивую лакированную коробочку, стоящую в алькове над камином. Он открыл ее и поднял вверх то, что нашел. – Я думаю, что это называется кремень и сталь, и слава богу за них обоих. Как бы я хотел, чтобы здесь был !Ксаббу! Кто-нибудь умеет ими пользоваться?
– Пока мне не исполнилось десять лет, в нашем Убежище Гармонии даже не было электричества, – сказала Флоримель. – Дай их мне.
Прошло около четверти часа, звук клацающих зубов постепенно затих, и только тогда Пол сумел оторвать руки от чудесного тепла камина. После небольшого исследования он обнаружил целую кладовую, полную мягких ковриков, в которые он и остальные завернулись от головы до ног. Согревшийся и чувствующий себя почти человеком, он подобрал одну из выброшенных книг и открыл ее.
– Совершенно точно, это должен был быть арабский мир – книга посвящена Его Величеству Калифу, Гаруну аль-Рашиду, Хммм. Кажется это сказака о Синдбаде Мореходе. – Пол посмотрел на полки. – Я думаю, что это все тома Тысячи и Одной Ночи, целая библиотека.
– Не собираюсь проводить тысячу ночей в эскимосской дыре, я, – проворчал Т-четыре-Б. – Забудь. Забудь навсегда.
– Это просто имя книги, – сказал ему Пол. – Знаменитое древнее собрание сказок. – Он повернулся к Мартине и Флоримель. – Что напоминает мне...
– Я уже говорила, что не помню эту сказку, – начала Мартина.
– А я, что помню. – Флоримель слегка отодвинула ее от огня. Завернутая жесткий ковер, с самодельной повязкой через глаз и большую часть головы, она выглядела как какая-нибудь средневековая лесная ведьма.
А это смешно, подумал Пол, потому что у нас уже есть одна ведьма – Мартина. Очень любопытная ассоциация, верная, хотя и странная.
– Я расскажу ее так, как помню. – Немка нахмурила свое и так страшное лицо. – Я помню ее только потому, что моя дочь хотела слышать ее – и еще несколько других из собрания Гурнеманца – множество раз, и поэтому не прерывайте меня или я потеряю ритм и забуду какую-нибудь часть. Мартина, я уверена, она будет немного другой, чем та, что знала ты, но ты расскажешь мне об этом потом, договорились?
Пол увидел, как призрак улыбки мелькнул на лице слепой женщины. – Договорились, Флоримель.
– Хорошо. – Она поправила свою мокрую, но уже высыхающую одежду, и открыла рот, но потом опять закрыла и посмотрела на Т-четыре-Б. – И если ты что-то не поймешь, я объясню тебе все потом, когда закончу. Слышишь, Хавьер? Не прерывай меня, или я выброшу тебя в снег.
Пол ожидал вспышки гнева, или, по меньшей мере, подросткового негодования, но мальчик только улыбнулся. – Чизз. Стучи в сенсоры. Слушаю, мне.
– Правильно. Очень хорошо, вот все, что я помню.
Однажды, давным-давно, жил мальчик, которого родители берегли, как зеницу ока. Они очень любили его и очень боялись, что однажды с ним может что-нибудь произойти. Поэтому они купили ему огромного пса, по имени Неспящий, который стал его верным товарищем.
Но даже если тебя любят родители и Бог, невозможно избежать несчастных случаев. Однажды, когда отец мальчика работал в поле, а мать готовила обед, мальчик пошел гулять и ушел далеко от дома. Неспящий попытался его остановить, но мальчик шлепнул пса и отослал его прочь. Пес побежал к маме мальчика, чтобы позвать ее, но, прежде, чем она пришла, мальчик провалился в заброшенный колодец.
Очень долго мальчик падал, крутился и переворачивался в воздухе, пока, наконец, не ударился о дно колодца очень глубоко под землей, на берегу подземной реки. Его мать, узнав, что случилась, побежала к своему мужу, но ни одна веревка из тех, что были в доме, не могла достичь дна колодца. Они привели всех жителей деревни, но даже когда они связали вместе все свои веревки, они не смогли добраться до дна.
Родители мальчика крикнули ему, что он должен быть храбрым и сильным, и тогда обязательно найдет способ выбраться из этой глубокой дыры. Он услышал их и слегка ободрился, они бросили ему немного еды, завернутой в листья, чтобы смягчить паденье, и он решил использовать ее самым лучшим образом.
Поздно ночью, когда его родители и другие жители деревни пошли спать, мальчик испугался, что он остался один на дне колодца, начал плакать и молиться богу.
Никто не услышал его, кроме Неспящего. Как только храбрый пес услышал плач своего маленького хозяина, он бросился в большой мир, чтобы найти того, кто поможет мальчику в колодце.
Родители мальчика каждый день бросали ему еду, он пил воду из подземной реки, но все равно каждую ночь ему было очень печально и одиноко, и, думая, что никто не слышит его, он горько плакал. Даже его пес, Неспящий, не нашел никого, кто бы мог помочь ему, и никто не слышал его плач за исключением Дьявола, который жил глубоко под землей. Дьявол не мог пересечь текущую воду, и не мог утащить его в Ад, но он стоял в темноте на том берегу реки и мучил мальчика, рассказывая ему заведомую ложь: будто родители забыли его, и вообще все, кто живет на земле, давным-давно сдались и потеряли надежду вытащить его. Мальчик плакал, все громче и громче, пока, наконец, его плач не услышал ангел и не появился перед ним в виде бледной прекрасной женщины.
– Бог защитит тебя, – сказала ангел мальчику и поцеловала его в щеку. – Прыгни в реку и все будет хорошо.
Мальчик сделал так, как она говорила ему, потом вскарабкался на берег, мокрый и дрожащий, и запел песню: – Ангел коснулся меня, ангел коснулся меня, река омыла, и я очистился.
На вторую ночь Дьявол послал из темных глубин змею, чтобы она напала на мальчика, но Неспящий нашел охотника, храброго человека с ружьем, и привел его к краю колодца. Охотник не мог вытащить мальчика из колодца, но его острые глаза заметили змею, он выстрелил из ружья и убил ее. Мальчик остался цел и невредим. И мальчик опять помолился Богу, прыгнул в реку, выбрался обратно и запел: – Ангел коснулся меня, ангел коснулся меня, река омыла, и я очистился.
На следующую ночь Дьявол послал призрака, чтобы тот напал на мальчика, но Неспящий нашел священника и привел его к краю колодца. Священник не мог вытащить мальчика из колодца, но он увидел призрак и бросил в него четки, заставив призрака убежать обратно в ад. И мальчик помолился Богу, прыгнул в реку, выбрался обратно и запел: – Ангел коснулся меня, ангел коснулся меня, река омыла, и я очистился.
На следующую ночь Дьявол послал за мальчиком все силы ада, но Неспящий привел к краю колодца девочку-крестьянку. Казалось, что девочка не могла спасти мальчика от всех сил ада, но на самом деле это была не крестьянка, а сама ангел, которая помогла ему вначале. И сейчас она слетела вниз, на самое дно колодца, держа в руках ярко пылающий меч. Адские силы увидели его, испугались и убежали.
– Бог защитит тебя, – сказала ангел мальчику и поцеловала его в щеку. – Прыгни в реку и все будет хорошо.
Мальчик опять вошел в воду, но когда он захотел выбраться на берег, она подняла руку и покачала головой. – Бог защитит тебя, – сказала она. – Все будет хорошо.
Только тут мальчик сообразил, что он должен сделать, и, вместо того, чтобы выйти не берег, доверился воде. Река долго несла его через тьму, но поцелуй ангела горел на его щеке, хранил его теплым и невредимым, и когда, наконец, он выплыл на свет, то оказался не больше не меньше, чем в самом Раю, который освещало лицо Бога. И очень скоро пес Неспящий и любимые родители присоединились к нему, и, если я не ошибаюсь, они все еще там.
– Я уверена, что где-то ошиблась в деталях, – сказала Флоримель после нескольких долгих мгновений, когда все молча сидели и слушали треск и шипение пламени. – Но это очень близко к тому, что много раз я читала моей... моей Эйрин. – Она нахмурилась и потерла уголок своего здорового глаза. Пол, охваченный сочувствием и состраданием, отвел взгляд.
– Ты сказала, объяснишь части, которые не вьехал, я? – спросил Т-четыре-Б.
– А что ты не понял?
– Все.
Флоримель едва подавила смех. – Мне кажется, ты шутишь. Хавьер, ты же не дурак, и это сказка для детей.
Он пожал плечами, но не обиделся. Пол даже спросил себя, не становится ли этот угрюмый подросток мужчиной. Возможно все дело в том, что у него нет защитной брони.
– А ты, Мартина? – спросила Флоримель. – Ты помнишь эту же самую сказку? Мартина?
Слепая покачала головой, как будто проснувшись из полусна. – О. Извини. Да, очень похожа – но это было так давно. Возможно есть некоторые отличия. В моем варианте собаку звали "Никогда-Не-Спит", и, мне кажется, был не охотник, а рыцарь... – Она опять замолчала, поглощенная каким-то внутренним разговором. – Прошу прощения, – сказала она через мгновение, – но... но когда я услышала песню и сказку, я вспомнила то ужасное время. – Она взмахнула руками, опережая слова утешения. – Но это еще не все. Сказка заставила меня задуматься.
– О песне? – спросил Пол.
– Обо всем. О том, что говорил Кунохара – причина для таких странных действий Иного может быть в тех сказках, которых я научила его. Но я думаю, что это было бы слишком просто. Многие дети в институте должны были рассказывать ему сказки – уверена, что сама рассказывала ему много сказок. Сказки – это то, что врачи часто просили нас рассказывать, возможно для того, чтобы проверить нашу память и психическое здоровье. Если какая-то одна сказка повредила операционную систему и ее растущий интеллект, дело тут не в сказке и не в песне, которых она услышала очень давно.
Пол мигнул. На него накатилась волна усталости. Опасности мира Кунохары, бегство по реке, холод этого мира; только сейчас об почувствовал, насколько истощен. – Прошу прощения. Я не понял.
– Я думаю, что он принял эту историю близко к сердцу, если вы извините мне не самую подходящую метафору, потому что она больше, чем любая другая, нашла ответный отклик. – Мартина тоже выглядела очень усталой. – Для Иного это был рассказ о его собственном положении.
– То есть ты хочешь сказать, что он считает себя маленьким мальчиком? – сказала Флоримель, с почти злым оживлением в голосе. – Маленьким мальчиком с собакой? В дыре?
– Возможно, хотя и несколько упрощенно. – Мартина на мгновение наклонила голову. – Пожалуйста, Флоримель, дай мне возможность подумать вслух. У меня нет сил на споры.
Немка на мгновение смешалась, но потом кивнула. – Хорошо, давай.
– Быть может он не думает о себе как о мальчике, о человеческом ребенке, но если это на самом деле это искусственный интеллект, что-то почти человеческое, можно попытаться представить себе, как он чувствует. Что сказал Дред, в то мгновение на горе, когда он появился в образе гиганта. "Твоя система все еще сражается со мной, но я теперь знаю, как причинить ей боль." Метафора... или нет. Возможно, когда система, чья индивидуальность постоянно росла, стала делать совсем не то, что хотело Братство, они должны были пытаться как-то воздействовать на нее, и она воспринимала это как боль.
Пол внезапно вспомнил кошмарную сцену: Иной, скованный цепями, корчащийся от боли. Прометей. – То есть он считает себя узником.
– Узником в темноте. Да, возможно. – Мартина перевела дыхание. – Его наказывали просто так, беспричинно – мучили, как Дьявол мучает людей, наслаждаясь страданиями других. И он сидел в темноте многие годы – по меньшей мере три десятилетия, может быть больше – надеясь, что однажды его спасут от боли и освободят, и пел ту самую песню, которую маленький мальчик пел на дне глубокого темного колодца. – Внезапно ее лицо исказилось от гнева. – Ужасно даже думать об этом, верно?
– Ты думаешь, он делал все это... против своей воли? – спросила Флоримель. – То, что он сделал моей Эйрин, другим детям, твоему другу Сингху – все это его заставляли делать, как раба? Как солдата на военной службе? – Она выглядела потрясенной. – Очень трудно в это поверить.
– О, Господи Иисусе, ангел. – Пол с трудом вздохнул. – В сказке. Неужели поэтому... поэтому Ава появляется таким образом. Только потому, что Иной считает ее ангелом?
– Возможно. – Мартина пожала плечами. – Или потому, что это единственный способ представить себе женщину-человека, которая не является членом легиона его мучителей. А еще образ реки – теперь, конечно, мы все согласны, что это очень знакомо.