Его глаза расширились. – Тебе не о чем беспокоиться, – сказал он, наслаждаясь ее испугом. – Даже если тебя здесь убьют, тебя просто выкинет из сети. Мы – единственные люди, которые могут быть и внутри, и снаружи.
– А что с собственниками сети? Теми, кого называли "люди Грааля"?
Он пожал плечами. – Вещи слегка изменились.
– И теперь ты управляешь системой? Это ты сделал так, что все изменилось?
Он кивнул. Он казался довольным, как ребенок, и Дульси сообразила, что, в точности как ребенок, он хочет произвести на нее впечатление. – Чтобы ты еще хочешь узнать?
– А что с другими людьми, которые были в сети?
– Другими людьми?..
– С теми, с которыми мы путешествовали – Мартиной, Т-четыре-Б, Сладким Уильямом? Если ты можешь управлять сетью, ты легко можешь освободить их... – Внезапно она осознала, что скучает по ним. Прожив рядом с ними несколько недель, она знала их лучше, чем большинство людей в настоящей жизни. Они были так испуганы, несчастны и, к тому же, пойманы в ловушку...
Ничего не выражающий взгляд Дреда стал глубже и каким-то отдаленным. Она дернула его за рукав. – Ты собираешься их освободить, не так ли? – Он не ответил, и она дернула его еще раз. Он отбросил ее руку настолько быстро и сильно, что едва не сбил ее с ног.
– Помолчи, – бросил он. – Кто-то использует основной канал связи.
Пока она рассматривала белый молчаливый мир, в котором двигался только лед, его губы зашевелились, как будто он разговаривал с невидимым собеседником. Медленная улыбка протянулась через его лицо. Он сказал что-то еще, потом его пальцы прыгнули на зажигалку. Он медленно повернул прибор и его глаза вспыхнули.
– Прости. Есть кое-что, чем мне придется заняться попозже. – Он кивнул. – Что ты сказала?
– Об остальных – тех, кто застрял в сети Грааля.
– А, да. На самом деле я как раз собирался повидать Мартину и остальных. На этот раз я сам отправлюсь к ним. Ты права – я должен заключить с ними что-то вроде сделки. – Он на мгновение закрыл глаза. Когда он опять открыл их, в них пылал странный восторг, как уголь в огне. – Пошли – нам столько еще надо увидеть.
Она не успела даже открыть рот, как полярные льды растаяли и они оба оказались над огромной, ничем не нарушаемой поверхностью океана. Солнце спускалось к горизонту, его медные лучи играли на верхушках волн, но на многие мили вокруг не было видно ничего, даже морских птиц.
– Что это...? – начала было она, но он махнул рукой, призывая ее к молчанию.
Долгие минуты они висели над бесконечной зеленью, потом Дульси увидела, как прямо перед ними волны начали изменяться, регулярная сеть барашков сбилась, превратилась в что-то хаотическое. Она смотрела, раскрыв рот, и вода перед ними забурлила, волны стали в дюжины, быть может в сотни метров высотой, в воздух взлетели огромные клочья пены. Потом, как конус ракеты, выпущенной из гигантской подлодки, поверхность бушующего моря пронзила первая башня.
Прошло около часа. Большую часть времени Дульси не видела ничего, кроме грандиозного зрелища, развертывавшего перед ней. Из воды со страшным грохот поднимался город, как если бы сама земля в муках рождала его – сначала шпили самых высоких башен, оплетенных веревками водорослей, потом на солнце явились стены цитадели, на которых мокрыми кляксами сверкало оружие. Наконец цитадель появилась полностью, вода лилась с ее стен и крыш, низвергаясь в океан, на многие мили вокруг все покрылось белой пеной, и тут появилась гора и цеплявшийся за нее город, его затопленные улицы сверкали, возвращаясь под солнце.
Когда все закончилось и огромная пустая Атлантида вернулась из бездны, рука Дреда дружески обняла ее за дрожащие плечи и он наклонился к ее уху.
– Сделай правильную ставку, моя дорогая, – прошептал он, – и ты получишь все, что только захочешь. – Он протянул руки вниз и погладил ее ягодицы. – Для тебя я могу даже осушить океан. А сейчас, извини, у меня есть несколько пустых концов, которые я должен завязать. Держись подальше от неприятностей, и постарайся, чтобы мой чердак не сгорел в огне или с ним не стряслось чего-нибудь другого, хорошо? Будь.
Мгновением позже она опять лежала на диване в переделанном складе в Редферне, мышцы болели, кровь бешено стучала в ушах. У другой стены лежало неподвижное тело Дреда, похожее на труп, выставленный на всеобщее обозрение.
И только тогда, когда она приняла душ и выпила второй стакан вина, она сообразила, что это было первое свидание, быть может самое странное в истории.
– ЭЙ, дорогуша, – сказал Катур Рэмси маленькой девочке, – иди сюда и погляди на жирафов.
Она в сомнением поглядела на него, потом на отца, стоявшего около дальней стены комнаты. Соренсен кивнул, она подошла и свернулась клубочком на диване рядом с Рэмси. Он поднял путеводитель и коснулся картинки с курортом Тасмании; в то же мгновение картинка ожила. Рэмси приглушил звук. – Видишь, какие они высокие? – спросил он. – Они едят листья с самых верхушек деревьев.
Кристабель нахмурилась, ее большие серьезные глаза занавесились ресницами. Он видел, что она нервничает, но изо всех сил старается не показать этого. Катур Рэмси обнаружил, что впечатлен самообладанием совсем маленькой девочки. – Разве у них не болит шея, которую они так тянут?
– О, нет. Не больше чем у тебя, когда ты встаешь на цыпочки, чтобы достать что-нибудь с верхней полки. Они родились со способностью это делать.
Она прикусила себя губу, когда книга показала картину молодой счастливой семьи, обедающей на веранде дома, нависавшего над водопадом; антилопы импала и зебры изящно прыгали по омытому солнечным светом вельдту.
Сам Рэмси совсем не чувствовал себя счастливым. Он взглянул на свой блокнот, и ему очень захотелось кое-кому позвонить, но более низкий из этих двух людей в черном, которого звали Пилгер – да, пониже, но все равно выше шести футов и с мышцами профессионального борца – смотрел на него, его широкое лицо казалось обманчиво равнодушным. Рэмси злился на себя за то, что не захватил с собой разъем.
Отец Кристабель, майор Соренсен, пошел к пульту управления маленькой кухней и перебирал пальцами его кнопки. Большой человек по имени Дойл, еще один телохранитель генерала, или кто их там знает, оторвался от футбола из Европы, который он смотрел на большом настенном экране, и спросил: – Что вы там делаете?
– Хочу сделать дочке стакан какао, – хмуро сказал Соренсен, но Рэмси показалось, что язык его тела говорит о другом. Он даже не представлял себя, что майор может сделать, но надеялся, что человек в черном не обратит на это внимание. С другой стороны он надеялся, что это не будет что-то героическое – Дойл и Пилгер были вооружены до зубов, и даже друг Соренсена, капитан Паркинс, застывший в кресле и хмуро глядевший в пол, был вооружен. В конце концов именно Паркинс арестовал их, и теперь они торчали здесь, ожидая генерала Якобиана.
То есть три рослых человека против него и Соренсена, невооруженных, и еще маленькая девочка, у которой даже нет привычного двухколесного велосипеда.
– Папочка, – внезапно сказала Кристабель, которая больше не могла делать вид, что интересуется львицей, в пятый раз сидевшей в засаде и охотившейся на диких зверей вельдта, – когда мы поедем домой? Я хочу к маме.
– Скоро, дорогая.
Соренсен стоял спиной к ним, ожидая, когда вода вскипит, и по спине Рэмси пробежал холодок. Дойл и Пилгер могли выглядеть так, как будто выполняли свой профессиональный долг, но Рэмси уже встречал людей такого сорта: в молодости на военных базах, а став постарше – в полицейских барах. Даже не говоря об их мускулах, наверняка они прошли и метаболическую стимуляцию. У того, которого звали Дойл, было несколько желтых пятнышек на белках глаз, а это могло означать множество отталкивающих вещей. Например то, что он прошел через одну из военных биопрограмм, и даже если Соренсен обольет его кипящей водой, телохранитель сумеет сломать несколько шей, несмотря на боль и ожоги третье степени.
Эй, майор, мысленно взмолился Рэмси, не делай глупостей.
Он уже начал спрашивать себя, правильно ли он сделал, вмешавшись во все это. Якубиан точно знал что-то, что пугало Соренсена до смерти – вся кровь майора прилила к ногам, когда генерал заговорил о солнечных очках – и они точно не выйдут отсюда без разрешения генерала. Рэмси злился, что у него не было времени поговорить с Соренсеном и тем более увидеться с этим странным Селларсом, когда их арестовали; как если бы он, не подготовившись, оказался на суде по делу об убийстве.
Его невеселые мысли прервала Кристабель, которая протиснулась мимо него к отцу. Соренсен повернулся и отставил ее в сторону. – Кристабель, он еще горячий, – резко сказал он. – Я принесу тебе его, когда он будет готов.
Ее лицо скривилось и глаза наполнились слезами. Рэмси безнадежно посмотрел на капитана Паркинса, который глядел на синий ковер с таким видом, как будто тот оскорбил его. Рэмси вздохнул, встал, взял девочку за руку и привел обратно на диван. – А теперь, дорогуша, расскажи мне о твоей школе. Как зовут вашу учительницу?
В дальней комнате что-то громыхнуло. На мгновение Рэмси показалось, что он слышит гневный голос генерала. Телохранители обменялись взглядами, потом опять вернулись к футболу. Рэмси очень хотел бы знать, с кем совещался генерал, и почему это важнее, чем допрос Соренсена. Генерал приложил множество усилий, чтобы выйти на след отца девочки, и казалось очень странным, что он отложил расследование на полчаса или даже больше. Рэмси посмотрел на настенный экран. Почти час. Что же это означает?
Что-то ударилось о соединявшую обе комнаты дверь, как будто кто-то пытался выйти из нее. Рэмси успел только удивиться, почему в таком дорогом номере настолько тонкие двери, что вздрагивают от удара кулаком по столу во время телеконференции, а Дойл уже прыгнул на ноги. Он в два шага пересек номер, именно так быстро, как Рэмси и боялся, встал перед дверью в спальню генерала и прислушался. Потом дважды громко постучал.
– Генерал? С вами все в порядке? – Он бросил быстрый взгляд на Пилгера, который уже стоял на ногах, и постучал опять. – Генерал Якубиан? Не нужна ли вам помощь, сэр? – Он облокотился о дверь, стараясь услышать ответ. Ничего. Через секунду он опять ударил ладонью по двери. – Генерал! Откройте, сэр!
– Что они делают? – спросила Кристабель и залилась слезами. – Почему они кричат?..
Дойл отступил на шаг, схватился за плечо Пилгера для большей устойчивости, поднял ногу и ударил ею по двери. – Заперто, – проворчал он. В следующее мгновение они оба одновременно ударили по двери ногами. Дверь не выдержала и упала внутрь. Пилгер сорвал остатки двери с петель, а Дойл выхватил из плечевой кобуры огромный пистолет-пулемет, мгновенно снял его с предохранителя и осторожно вошел внутрь, исчезнув в комнате.
Потом Рэмси услышал, как он выругался. "Блин!"
Пилгер вошел следом, и его оружие уже было наготове. Рэмси подождал несколько секунд. В спальне никто не стрелял, он встал и подошел к двери под таким углом, чтобы увидеть, что там происходит. Капитан Паркинс наклонился вперед на своем кресле, его рот был открыт.
– Кристабель! – где-то за спиной Рэмси крикнул Соренсен. – Не вставай! Оставайся на чертовом диване.
Дойл присел над телом генерала Якубиана, которое лежало на полу между дверью и большой гостиничной кроватью, его халат сполз на ноги, открыв заросшую седыми волосами грудь. Его загорелая кожа странно посерела. Язык вывалился изо рта и свисал, как кусок тряпки. Дойл начал делать массаж сердца; на какое-то нереальное мгновение Рэмси удивился, как телохранитель ухитрился за несколько секунд так сильно нажать на грудь генерала, что там образовалось широкое пурпурное пятно.
– Скорую помощь к гаражу, – сквозь зубы сказал Дойл. – Большая. Возьми аптечку.
Пилгер уже бежал обратно в главную комнату, с пальцем, прижатым к разъему на шее. Он выплюнул в воздух последовательность кодов, потом внезапно повернулся и махнул дулом пистолета: – Эй, вы все! На пол, немедленно! – Даже не взглянув, выполнил ли кто-то его приказ, он упал на колени, вытащил из-под дивана чемодан и бросился обратно в спальню. Открыв замки, он толкнул его к Дойлу, который все еще работал над генералом; при каждом ударе Якобиан подпрыгивал на ковре. Пилгер вытащил из одного из внутренних пакетов шприц. Проверяя надпись на нем, он заметил Рэмси, стоящего около дверного проема. Немедленно в его второй руке появился пистолет.
– Черт побери, я же сказал: все на пол!
– Папочка! – Кристабель опять заплакала в салоне. – Папочка!
Катур Рэмси отступил назад, беспомощно глядя на невероятно большое отверстие на конце ствола пистолета-пулемета Пилгера, одновременно уголком глаза заметив какую-то вспышку. Он мигнул, но это был не выстрел. Взглянув направо он увидел нечто, что вообще не имело смысла: Майор Соренсен стоял на кухонном стуле с горящей салфеткой в руках, которую он держал парой щипцов для льда. Он поднял ее к самому потолку, и в токам виде напоминал странную пародию на Статую Свободы с ее факелом.
– Я приказал вам всем лечь, – крикнул Пилгер, не видевший необъяснимого зрелища. Даже когда Дойл впрыснул гиподермик в середину темного шрама на груди Якубиана, пистолет Пилгера бегал от одной стороны дверного проема к другому, потом опустился вниз и уставился на колени Рэмси. Что-то стукнуло, потом зашипело.
Внезапно пошел фиолетовый снег.
Плитки потолка сложились, как венецианские жалюзи. Дюжины летучих мышей понеслись вниз, рассеивая облака бледно-фиолетовой противопожарной пыли. Лампы в комнате замигали, включаясь и выключаясь, воздух наполнило болезненно громкое жужжание. Соренсен метнулся мимо Рэмси, схватил дочку с пола и прыгнул к двери лифта, где начал нажимать на кнопку вызова.
Дойл тратил секунды, прикладывая к все еще неподвижной груди генерала два электрода, но Пилгер выскочил из спальни с взведенным револьвером, разгоняя дым взмахами свободной руки. Он прижал дуло к затылку Соренсена, в нескольких дюймах от перекошенного ужасом лица Кристабель. – Ты же не хочешь лечь на пол вот так? – прорычал он. – Чтобы твои мозги брызнули на твою девчонку? Отойди от двери и ложись на пол!
– Нет. Никто из них не ляжет так. – Капитан Рон Паркинс вынул свой пистолет-пулемет и наставил его на голову Пилгера. Лицо Паркинса покраснело от гнева. – Мы не собираемся дать убить себя ублюдкам вроде тебя. Я отвечаю за этих людей, а не ты. Иди занимайся генералом. Мы уходим.
На мгновение все затихло, за исключением низкого стона сигнала тревоги, и тут дверь лифта открылась. Рэмси, на пути которого к безопасному лифту стояли и Пилгер и капитан Паркинс, постарался успокоить неистово стучащее сердце. Дышать было трудно, и хотя большая часть фиолетового дыма уже осела на пол, в воздухе оставалось достаточно, чтобы появилась мать всех чихов. Все, крышка, подумал он. Чихи плюс стрельба, капец.
– Дай нам уйти, – спокойно сказал Соренсен, несмотря на револьвер Пилгера, все еще прижатый к его затылку. – Генерал мертв. Быть может вам на помощь прибегут еще ваши люди, но теперь гудит пожарная тревога, и тут появится множество народа, не вашего. Подумай об этом. Он мертв. Оно того не стоит.
Пилгер уставился на него, потом скосил глаза на серебряный ствол капитана Паркинса. Искривив губу, он опустил ствол и пошел обратно в спальню, даже не взглянув на них. Тело генерала дрожало на полу, потому что Дойл включил дефибрилятор на полную мощность. Рэмси приказал себе не падать в обморок.
– Спускайтесь здесь, – проворчал капитан Паркинс. Фургон стоял в пяти милях от отеля, прямо перед станцией узкоколейки. – Берите такси, поезд, любой чертов транспорт, какой хотите. И убирайтесь.
– Рон, спасибо, парень, спасибо тебе. – Соренсен помог дочке выйти из фургона. Два молодых солдата, которые не смогли стереть удивление со своих лиц, когда увидели трех мужчин и девочку, выходящих из лифта в облаке фиолетовой пыли, сели немного прямее.
– Даже не знаю, что и думать, – зло сказал Паркинс. – Но даже если из-за этого я потерял свои погоны, я должен был... я просто не...
– Не думаю, что ты еще раз услышишь об этой истории, Рон. По меньшей мере по официальным каналам. – Отец Кристабель смахнул пуль с ее волос, она быстро взглянула вверх, как если бы хотела убедиться, что это сделала его рука, а не какого-нибудь незнакомца. – Поверь мне – тебе не нужно знать ничего обо всем этом кроме того, что ты уже знаешь.
– Да, верю, и не хочу ничего знать.
Рэмси тоже спустился на землю, все еще удивляясь, что он жив и опять смотрит на открытое небо. – Благодарю вас, капитан Паркинс. Вы спасли наши жизни.
Паркинс растерянно взмахнул руками. – Господи Иисусе! – Он повернулся к Соренсену. – Ну... Майк, позаботься о твоей жене и этой малышке. Но, кстати, быть может однажды я попрошу тебя все мне объяснить. Ты не против?
Майор Соренсен кивнул. – Как только я буду в состоянии, ты будешь первым, кто все услышит.
Несмотря на жару Кристабель никак не могла согреться и дрожала. Когда военный фургон уехал, Рэмси снял с себя ветровку, стряхнул с нее облако пыли и укутал ее плечи. И только идя вслед за ребенком и ее отцом, сообразил, что дрожит ничуть не меньше ее.
ГЛАВА 3
Беспокойные Дикари
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: IEN, час 4 (Евр, СевАм) – "Удар в спину"
(изображение: Йохира получает имплантат)
ГОЛОС: Ши На (Венди Йохира) – пленница в штаб-квартире секты злого доктора Мафусаила (Мойше Рейнер), находящейся в сердце Новой Гвинеи. Сможет ли Кэн Стаббак (Каролюс Кеннеди) спасти ее прежде, чем она присоединится к членам секты, готовящим ритуал массового самоубийства? Требуются: 28 членов секты, 5 дикарей, 2 "особых подхалима" доктора Мафусаила. Заявки подавать по адресу: IEN.BKSTB.CAST.
ПАМЯТЬ возвращалась к нему очень странным образом: внезапно он вспомнил новую пленку, как если бы крыша древней могилы обрушилась и свет солнца осветил ее содержимое в первый раз за много столетий. И, в то же самое время, воспоминания казались новыми и болезненно свежими, как новая кожа, вырастающая под шрамом.
Но, конечно, у него не было времени подумать об этом...
* * *
Пол спрыгнул со скользкой вершины холма из листьев не раньше, чем первая из мокриц едва не схватила его ногу своими бесформенными лапами. Он едва удержал равновесие: оставшиеся от листьев скелеты были больше его и скользкие, как кости на кладбище слонов. Уже дюжина мокриц бежала к нему по склону, целая стая, качаясь и неуклюже покачиваясь. Быть может их уродливые ноги и были разной длины, но на такой неровной поверхности это давало им небольшое преимущество, а дюжины крохотных алчных рук были идеально приспособлены для охоты на спотыкающуюся двуногую добычу.
Пол втянул себя на большой завиток корня, который торчал из грязи как спина разрезающего волны кита. Он видел, что если даже доберется до ствола, до которого, однако, было не меньше сотни шагов, все равно не было другого пути, кроме спуска с другому склону того же самого холма из наполовину гнилого перегноя, склона, усеянного телами спящих мокриц, свернувшихся как полосатые пасхальные яйца. В любом случае ему придется бежать зигзагом.