- Это вовсе не язычество, - возразила я. - По крайней мере, я так не считаю. Это нечто другое. Я просто доверяю своим чувствам, а не тому, что написано в евангелии, особенно в его переводах, где многое может быть искажено по сравнению с первоисточником. Вера не должна быть настолько слепой… Я так думаю.
- Ты ещё слишком молода, чтобы рассуждать о таких вещах, как вера. Чувства не всегда бывают от Бога, но и от лукавого тоже. Ты что-нибудь слышала об одержимых бесами?
- Вы считаете меня одержимой? - спросила я, даже не собираясь его переубеждать. Это было бы то же самое, что пытаться разговаривать с кем-то на разных языках без понимания смысла сказанного.
- Я не могу утверждать этого наверняка, но предположения таковые имеются.
- Знаете, батюшка, спасибо вам большое за то, что так беспокоитесь обо мне. Но не о моей душе вам стоит волноваться. Есть очень много людей, которые нуждаются в ваших наставлениях гораздо больше, чем я.
- Гордыня в тебе говорит. Тебе хотя бы стоило прийти на исповедь, покреститься, причаститься, тогда и станет понятно, с кем ты - с Богом или с Чёртом.
- Я подумаю над этим и, возможно, что-то для себя решу, или же - не решу. В любом случае это будет исключительно моё собственное, продуманное решение. И ничьё больше. Надеюсь, батюшка, вас не обидели мои слова, но я всегда предпочитаю говорить то, что думаю на самом деле, а не то, что от меня хотят услышать. Именно в этом и состоит моя основная проблема, не так ли?
От моего прямолинейного, даже чуть резковатого ответа священник немного растерялся и замолчал, видимо, пытаясь подобрать в уме более убедительные аргументы для такой непонятливой особы, как я, но в этот момент в разговор вновь вмешалась бабушка.
- Если вы сказали всё, что хотели, святой отец, то вам, скорее всего, уже пора, - сказала она, добродушно улыбаясь, но с какой-то издевкой в голосе. - Нехорошо вам опаздывать на вечерний молебен. Ещё, чего доброго, люди решат, что вас ведьмы заворожили и вы перешли на "другую" сторону.
- Ладно, - священник с трудом поднялся со стула, тот жалобно заскрипел под ним. - Думай что-то, решай для себя. Но помни одно: дьявол не станет долго ждать, он не дремлет и повсюду подстерегает неуверенных. Именно поэтому ты можешь стать лёгкой добычей для него.
- Угу, - кивнула я, благоразумно решив далее с ним не спорить, и таким образом сократить время его пребывания в нашем доме. - Всего вам хорошего, батюшка.
Я с огромным облегчением закрыла за ним дверь. Этот человек, несмотря на его сан священнослужителя, вызывал у меня смешанное чувство неприязни и подозрения в неискренности вкупе с мракобесием.
- Ходят тут всякие попы ряженые, понимаешь, - проворчала бабушка. - А креста на них всё равно нет. И сколько ты не рядись в рясу, ближе к Богу не станешь. Вот здесь Бог, - она прикоснулась рукой к груди, - и больше нигде. А с такой-то ряхой ходить - так вообще Бога позорить.
Я убежала в лес к роднику и, сбросив одежду, принялась с наслаждением обливаться холодной водой, смывая с себя всю отрицательную энергию, в большом количестве накопившуюся за последние дни в результате произошедших негативных событий.
Я настолько увлеклась этим приятным занятием, что напрочь забыла об осторожности и слишком поздно заметила, что в лесу я далеко не одна. Подозрительный шорох и какое-то движение в кустах неподалёку привлекли моё внимание. Неужели кабан? Наспех прикрывшись футболкой, я, неслышно ступая босыми ногами по земле, как кошка, пошла на шум, напряжённо вглядываясь в густые заросли ивняка. Я едва успела отпрянуть: куст рядом со мной зашевелился, ветки его раздвинулись, и оттуда вышли двое парней, которые, по всей вероятности, подглядывали за мной всё то время, пока я здесь находилась. Я узнала в них Костика и Вована - двух мерзких типов из местной шайки хулиганов, имевших обыкновение проводить целые дни, сидя за гаражами, распивая спиртные напитки и задирая прохожих. Но их оказалось трое. Вслед за ними из-за массивного ствола сосны показался и третий. Это был, маленького роста, толстяк Женька, судя по всему, бывший их "шестёркой". Я часто видела, как он бегает из магазина к гаражам с большой сумкой, гремя бутылками "пивасика" для всей их кодлы.
- Нет, вы только гляньте! - воскликнул Костик, довольно присвистнув. - Да она же тут одна - и совсем голенькая. Вот нам повезло! Сейчас повеселимся вволю. Чур, я первый! Кис-кис-кис. Иди-ка сюда скорее, крошка. А ведь правда похожа на дикую кошечку? - спросил он, обращаясь к своим дружкам.
Я растерянно переводила взгляд с одного мерзавца на другого, тщетно пытаясь прикрыть свою наготу распущенными волосами. Толстяк подошёл ближе, плотоядно поглядывая на меня.
- Ты после нас, - презрительно предупредил его Вован, выплёвывая изо рта мятую, изжёванную сигарету, так её и не закурив. - Когда она нам надоест.
Он пошёл ко мне, расставив руки.
- Позабавимся? - предложил он, расплываясь в сальной улыбке.
- Не смей! - крикнула я и попятилась назад.
- Ну что ты, милая, иди, иди к нам. Мы тебя не обидим. Ты же такая сладенькая.
Трое голодных, нетрезвых самцов и я одна. Что же мне делать?! Бежать? Бросив отчаянный взгляд за их спины, я не смогла сдержать улыбки. Мой преданный друг тайком увязался за мной и тоже вышел из укрытия, где прятался всё время, охраняя меня.
Парень расценил мою улыбку как знак благосклонности и прибавил энтузиазма в своих действиях.
- Стой, где стоишь, - предупредила его я.
- Это ещё почему? - возразил Вован с кривой ухмылкой и сделал ещё два шага вперёд.
Позади него раздался грозный волчий рык. Негодяй моментально застыл на месте и, изумлённо открыв рот, стал медленно поворачивать голову назад. В этот момент двое его дружков шарахнулись в разные стороны.
Джек прыгнул на Вована и, свалив его на землю, вцепился ему в плечо, - тот взвыл на весь лес от боли. Костик уже подобрал палку и бежал к ним, намереваясь ударить собаку, но пёс обернулся к нему, страшно лязгая зубами. Внезапно я вспомнила, что и сама далеко не так безоружна. Мои глаза тут же "включились", и я, быстро проникнув в нездоровый организм Костика, представила, что в его голове происходит настоящий салют с фейерверком. Он в ужасе схватился за голову, пошёл, ослеплённый, и врезался в сосну. Я повернулась к толстяку, но тот убежал сам.
Воспользовавшись замешательством подонков, я схватила свои вещи и, свистнув Джеку, унеслась прочь быстрее лани.
Я сочла разумным не рассказывать бабушке о попытке изнасилования в лесу, чтобы не волновать её.
Посреди ночи я проснулась от странного шума и едкого запаха дыма. Что-то гудело и трещало за окном. Подозрительный свет шёл с улицы, неровно освещая комнату. На стенах плясали рваные отблески. Треск. Пламя. Пожар!
Я выскочила в одной пижаме на крыльцо и увидела, что наши ворота полыхают огнём, - видимо, их облили бензином и подожгли, - а во дворе почему-то валялся труп козы. Мне едва удалось сбить пламя, оно уже собиралось перекинуться на сарай. Спасибо Алексею, соседу, пришедшему на помощь. Выйдя в кальсонах и шлёпанцах на босу ногу, он, ничего не говоря, помог потушить огонь и так же молча ушёл.
Утром я обнаружила на двери своего дома сделанную углём надпись крупными буквами: "ВЕДЬМА, УБИРАЙСЯ ВОН ИЗ НАШЕГО ГОРОДА!"
В магазине и на улице со мной не здоровались, бабки крестились при моём появлении и испуганно перебегали на другую сторону дороги. По всей вероятности, этот город окончательно объявил мне войну. И я приняла для себя нелёгкое решение…
* * *
Вечером мы с бабушкой на кухне пили чай. Случившееся минувшей ночью мы предпочли не обсуждать, и тягостное напряжение молчаливой тревоги повисло в нашем доме.
- Расскажи мне о моём отце, я ничего о нём не знаю. Почти ничего, - попросила я, нарушая молчание.
- Ты никогда не спрашивала… - бабушка отчего-то всегда избегала тем, касающихся моих родителей.
- Раньше я считала, что так будет лучше, но теперь я хочу это знать. Всё, что только можно.
- Хочешь знать, почему ты такая? - неожиданно спросила она, отставляя чашку в сторону.
- Какая?
- Непохожая на других в этом городе.
- Я давно это чувствую, но сейчас уже просто нет сил притворяться и делать вид, будто всё нормально. Ведь всё очень НЕНОРМАЛЬНО, бабушка! И я боюсь, что если в ближайшее время не выясню, из-за чего это происходит, то просто сойду с ума или что-нибудь ещё случится ужасное…
Бабушка подошла ко мне и, обняв за плечи, принялась утешительно гладить меня по волосам.
- Какой бы ты ни была, внученька моя, и что бы ни говорили о тебе злые языки, ты всегда будешь для меня самой родной, самой любимой и самой доброй на свете девочкой.
- Похоже, что никто кроме тебя так не считает… - горько усмехнулась я, и глаза мои невольно защипало от готовых хлынуть слёз, вызванных острым ощущением несправедливости.
Вдруг бабушка резко отстранилась от меня, лицо её, всегда добродушное, запылало гневом.
- Ну, я им покажу! - со злостью выкрикнула она.
Бабушка схватила с вешалки платок и, накинув его на голову, стала завязывать дрожащими от волнения руками узел под подбородком. Затем она подобрала свою старую облупленную трость, давно без дела стоявшую в углу, явно собираясь использовать её в качестве орудие возмездия.
У меня упало сердце. Господи! Только этого мне ещё не хватало! Я подбежала к двери.
- Бабушка, пожалуйста, не надо никуда не ходить! - зарыдала я, загораживая от неё дверь. - Честное слово, будет только хуже! Умоляю тебя! К кому ты собралась идти? К кому?!
Она воинственно потрясла в воздухе кулаком, отбросила костыль в сторону, и с грохотом скинув с лавки на пол пустое ведро, уселась на неё, стягивая платок и вытирая им бегущие ручьём слёзы. Я никогда ещё не видела бабушку в таком состоянии ярости и отчаяния.
- Негодяи! Подонки! - причитала она, плача и задыхаясь. - Господи, сыночек, зачем же ты ушёл так рано? И нет у нас защитника от этого злого воронья!
Слёзы градом катились у меня по щекам. Я села рядом с бабушкой и обняла её. Так, обнявшись, мы вместе плакали навзрыд, давая выход долго копившемуся напряжению. Неожиданно я поняла, что это прощание…
- Твой отец был хорошим человеком, - продолжила бабушка, когда мы немного успокоились, - чего я не могу сказать об Ирине, твоей матери.
- Почему? Что было не так с моей матерью?
- Я была против их брака, и они так и не расписались. Он не успел… Я считала, что она не подходила ему.
Я тяжко вздохнула.
- Бабушка, я спрашивала тебя не об их отношениях, меня больше интересует другое… Скажи, а мой отец… Ты говорила, что он занимался военной археологией. А не мог ли он случайно быть каким-нибудь… не знаю… ну например, ликвидатором аварии в Чернобыле? Или, может, его работа была как-то связана с радиоактивными веществами? Что-то в этом роде.
- Почему ты так решила? - удивлённо посмотрела на меня бабушка.
- Возможно, я… мутант?
- Господь с тобой, детка! - испугалась бабушка. - Вот уж глупости какие навыдумывала себе!
- Но мне кажется…
- Твой день рождения - день его смерти.
- Да, я знаю. И мне очень горько это осознавать…
- Ты здесь ни при чём, милая. Ирина жила со мной в то время, когда ждала тебя. Она всегда была такой беспечной, всё порхала, как мотылёк, и порхала… Ничего по жизни не умела, кроме как бренчать на пианино.
- Понятно… Я не это хотела узнать. Просто… - я посмотрела на бабушку, - на глазах у неё снова блестели слёзы. - Ну хорошо. Не хочешь говорить - не надо…
- Я не знаю, что тебе ещё сказать, детка, - грустно сказала бабушка. - Твой отец никогда не посвящал меня в подробности своей работы. Он постоянно находился в разъездах и командировках, но о нас всегда хорошо заботился. Феликс мечтал о большой семье, чтобы у него было много детей, но вот видишь, как всё повернулось…
Я раздражённо покачала головой. Зачем я пытаюсь что-то выяснить? Что это теперь изменит?
- Ладно. Давай оставим эту тему. Но я хочу спросить тебя ещё кое о чём. Скажи, а если я уеду из Велижа, ты очень сильно расстроишься? Хотя, что я спрашиваю…
- Господи! Что это значит? Куда же ты поедешь, девочка? - встревожено всплеснула бабушка руками.
- Ты сама понимаешь, мне не дадут здесь жизни, да и тебе тоже из-за меня, вот я и думаю уехать куда-нибудь подальше, например, в Москву. Возможно, там я найду своё предназначение.
- Ты хочешь поехать в Москву? - испуганно спросила она. - Это же такой большой город! Что ты там будешь делать?
- Ну как, что? Что другие делают, то и я буду. Для начала попробую поступить в институт.
- Но как же ты там будешь одна? Ты ведь почти ребёнок!
- Какой же я ребёнок, бабушка? Я уже давно выросла. Ты разве не замечаешь? Мне восемнадцать, скоро будет девятнадцать. Я почти взрослая женщина, а ты в моём возрасте уже замужем была, разве забыла?
Она посмотрела на меня так, будто только сейчас обнаружила, что я стала большой и мне не 10 лет. В этот момент мне показалось, что в её взгляде промелькнуло какое-то облегчение. Но я, наверное, не совсем справедлива к ней.
- Да… Наверное, ты права, - неожиданно быстро согласилась она. - Как мне этого не хочется, но, может, тебе и вправду лучше уехать отсюда. Народ - он… злой, и вся его злость идёт от зависти. Конечно, ты обязательно должна выбиться в люди, доченька. А здесь тебе совсем не место. Ты слишком хороша для этого города. С твоей красотой и умом ты легко найдёшь себе мужчину, который сумеет позаботиться о тебе. Я-то уже старая…
- Что за ерунду ты говоришь, бабушка! - возмутилась я. - Я вовсе не собираюсь никого искать. Я всего лишь хочу поступить в институт и выучиться на ветеринарного врача. Можно было бы, конечно, попробовать устроиться на работу в Смоленске, но я хорошо подготовилась к экзаменам и не хочу терять ещё один год. В Москве, по крайней мере, у меня будет больше шансов найти работу, мне всё равно кем - хоть посудомойкой, хоть дворником. Зарплаты там наверняка побольше, чем у нас здесь. Буду учиться и работать. А как будет выдаваться свободное времечко - навещать тебя и Джека.
Она помолчала и, горестно вздохнув, спросила расстроенным голосом, смирившись с моим решением:
- И когда ты собираешься ехать?
- Думаю, через два - три дня. Мне надо успеть подать заявление в приёмную комиссию на второй поток, первый я, увы, уже проворонила, и ещё я боюсь, что меня убьют, если я не уеду в ближайшее время. Честно говоря, мне уже становится по-настоящему страшно выходить из дома.
- А где ты будешь жить?
- Ну… У меня есть знакомые девочки - из тех, что уехали в прошлом году, - соврала я, неожиданно вспомнив худенькую девушку на автовокзале, которая гадала мне по руке и дала свой номер телефона. Должно быть, он по-прежнему лежит в заднем кармане моих джинсов.
- Оля Подлесная и Марина Аксёнова? А вы разве дружили?
- Да… немного, и ещё есть одна, но ты её не знаешь…
* * *
16 июня в 5-30 утра я садилась в первый автобус, следующий до Смоленска. Никто меня не провожал, и на автобусной станции было совсем пусто. Тёплый туман с ночи уходил, низко стелясь по полям. Я в последний раз вдохнула полной грудью свежий утренний воздух родного края, напоённый ароматами горьких трав. В автобус села только я одна. Это было странное чувство. Страх неизвестности сковывал меня по рукам и ногам, но я заставляла себя преодолевать инертность и двигаться вперёд, осуществлять свои намерения. Отступать было некуда.
Джек дал лапу на прощание и жалобно заскулил, уткнувшись головой мне в грудь. Эх, ты, грустная морда, жаль с тобой расставаться. Но ничего не поделаешь…
- Не плачь, малыш. Я скоро вернусь и привезу тебе что-нибудь вкусненькое, - пообещала я псу и поцеловала его в широкий волчий лоб.
В Смоленске я купила билет в плацкартный вагон, и ещё два часа мне пришлось просидеть на вокзале в ожидании электрички до Москвы.
Когда поезд проезжал по мосту через Днепр и я находилась в полудрёме, случилось кое-что странное. Пространство и время словно раздвинулись, и я увидела лица… Их было двое. Я увидела лишь маленький кусочек картины 18-летней давности и поняла, что они всё ещё живы. Те самые подонки, которые убили моего отца… И в этом видении более всего меня поразило то, что они совсем не были похожи на обычных воров. Это было целенаправленное убийство - не с целью ограбления, а с целью убрать человека, стереть его из жизни, заставить замолчать навсегда.