Широкие коридоры с обоями-светильниками, лампами-аквариумами и просто светящимися полами сменялись просторными залами, которые больше походили на крошечные скверики под крышей да с огражденными от зелени дорожками. На дорожках бежали стрелки с надписями на английском, китайском, японском и русском, показывавшие дорогу в какой-то из офисов огромного комплекса. Самый крупный зал - похоже, центральный - был лестницей с крупными площадками, каждая из которых и была центральным залом каждого этажа. Кроме лестниц здесь шли эскалаторы, а потолок подпирали прозрачные колонны турболифтов. Посередине самой лестницы-эскалатора, разделяя ее напополам, шел огражденный искусственный водопад, "берега" которого поросли травой и даже небольшими деревцами. Через получившуюся реку в залах-площадках были переброшены мостики.
И здесь были люди. Сотни людей, практически одинаковых в своей подчеркнуто деловой внешности, суете, спешке и списке духовных и материальных потребностей. Они двигались, поднимаясь по лестницам и эскалаторам, они взмывали вверх в свистящих турболифтах, они сидели у шумящих водопадов и сбивались у пищевых репликаторов и под колпаками-вытяжками для курения, они говорили, жаловались, негодовали, шутили и смеялись. При всем желании я бы не смог выделить из этой толпы даже одного человека и запомнить его - настолько все они были одинаковы.
При всей моей нелюбви к собственной профессии, в такой среде я был нечеловечески счастлив, что для нее я - чужеродное тело. Вот сейчас Кимэра, рефлексивно бормоча всяческие "простите", решительными движениями рук раздвигает толпу, давая нам пройти, за доли секунды выбирает направление, лавируя между стайками сараримэнов, тормозит ровно на мгновение, чтобы пропустить идущего навстречу по одному из мостиков, а серая масса вокруг нас почти не замечает. Лишь наиболее любопытные таращатся на двух необычных людей, как на какую-то диковинку. Кто мы такие, они примерно догадываются, хотя и не верят поначалу - да, оператора выдают разом и внешность, и манера ходьбы, и повадки, но все-таки врожденные, если не привитые искусственно, осторожность и страх удерживают их от однозначных выводов.
Мы - не они. А человеку свойственно бояться отличного от него.
- Аоки, а чего их так много-то? - спросил я, когда мы наконец выбрались из заполоненного людьми зала. - Лифт же вон не работал…
- Ну, так теперь работает, да и служащим тут находиться всегда положено. Хотя да, наверное позавчера их было меньше.
- А не рано ли они его открыли?
- Вот их, - Кимэра резко ткнул пальцем куда-то в сторону зала, - и спроси. Не меня. Нас, раз уж тебя выписали, окончательно выперли из центрального комплекса. И "Манта" по-прежнему стоит на приколе в этом их северном районе, забыл как его…
- Нордстар Хайтс? - за время своей длинной прогулки что-что, а названия я заучил.
- Точняк, он самый. А здесь припарковано знаешь что?
- Что? И вообще куда ты меня ведешь?
- Смотри сам. - Аоки остановился у окна и приглашающе махнул рукой в его сторону. Я послушно подошел и посмотрел.
Окно выходило на посадочную площадку для вертолетов и конвертопланов, располагавшуюся этажом ниже. Правда, летательных аппаратов на ней сейчас не было. Посередине площадки стоял, приставив протонное орудие к ноге на манер копья и опираясь другой рукой на ростовой щит, бордового цвета штурмовой комплекс. По габаритам он совсем не походил на канонирский эш-ка - корпус был слишком стройным. Наплечники расширялись к краям, поднимаясь вверх, а на спине выдавался назад и расходился двумя пилонами, похожими на крылья, прыжковый ранец. На пилонах же были смонтированы направляющие РСЗО, заряженные и готовые к бою. В поднятых наплечниках находились пусковые установки ПТУРов. С левой стороны пояса выглядывал широкий контейнер, напоминавший ножны: из него, при ближайшем рассмотрении, действительно выглядывала длинная рукоять меча. Шлем на голове был тоже высоко поднят, почти как у "Нордлюфтцуга", но разделен надвое; одна половина была выкрашена в темно-красный, а другая - в мраморно-белый. Опоясывал основание шлема золотой обруч со свернувшейся и поднявшей голову коброй ровно над "переносицей" лицевой пластины. Низ лицевой пластины переходил в сине-золотую загнутую бородку, а с боков голову обрамляла гигантская копия сине-золотого египетского платка.
- Ничего себе… - ошеломленно пробормотал я.
- Ты на плечо левое-то посмотри. А я на твое лицо потом посмотрю. - предложил Аоки.
Я посмотрел.
Привычная анубис-хедовская эмблема, - шакалья голова с египетским платком, выглядела чуть-чуть дополненее. Она теперь украшала собою панцирь блестящего темно-синего священного скарабея, из-под которого раскинулись загнутые многоцветные орлиные крылья, по подобию которых были сделаны пилоны на спине эш-ка. Приглядевшись, я смог разглядеть надпись под гербом, сделанную по-английски аккуратным готическим шрифтом.
- "JACKAL-Pharaoh"… - прочитал я вслух. А только затем до меня дошло: - Чего-чего?!
- Чего видишь. - кисло усмехнулся Аоки. - Или тебе Синдзи не сказал, что сюда прибыли не рядовые "анубисы"?
- Не-а. Вот черти б его драли! Предупреждать надо!.. - разошелся было я, но стушевался. - Это ж… блин! "Шакал-Фараоны"!
- Угу. Боюсь представить себе, как этот красавец снаружи выглядит в парадной экипировке.
Я уже коротко обмолвился об отдельных боевых частях в армиях мира, которые используют эш-ка - официально "частях механизированной кавалерии специального назначения". Конечно, в разных странах названия и официальные наименования различаются. Эш-ка в таких частях были найновейшие, а операторов для них отбирали найлучших, иногда даже с рождения - так, например, поступали японцы, китайцы и русские. Каждый такой "кавалерист-спецназовец", "рыцарь современного мира", стоил по самым скромным подсчетам десяти человек(не то чтобы это спасало его от пули в голову), а в своем эш-ка мог без особого труда нанести поражение трем рядовым операторам. Я в сражении с таким противником не продержался бы и двух минут. Все они были гордостью нации, ее лицом и олицетворением ее могущества и военной мощи.
Так вот, у "Анубис-Хеда", созданного ООН для противостояния и контроля за эш-ка во владении террористических, полувоенных и корпоративных организаций, тоже имелась такая боевая часть. И название какой-то умник ей дал не в меру странное - "JACKAL-Pharaoh", или попросту "Шакал-Фараон". Согласно официальным данным, по вооружению и подготовке своим коллегам из регулярных армий они не уступали: и если под знаменами "Анубис-Хеда" порой вышагивали новейшие "Суверены", "Эквабилити" и "Сталинграды", то подготовку проверить было никак невозможно.
Я о таком помыслить не боялся. Просто я был уверен, что с "Шакал-Фараоном" повстречаться мне уж точно не доведется. Но, как говорится, на антивирус надейся, а софт проверяй.
- Господин Кимэра, господин Вольфр-Икаруга?
Я обернулся на голос, - спокойный и мягкий, - первым, и тут же уставился в голографическую копию эмблемы, увиденной мною на плече бордового эш-ка. Крошечное удостоверение-голопроектор держал в руке высокий мужчина в графитно-черной униформе "Анубис-Хеда".
- Я искал вас. - коротко сообщил он, не меняя тона. - Пожалуйста, пройдемте со мной, господин Вольфр-Икаруга.
***
Полковник "Анубис-Хеда", Люция Лэндлайт, и в самом деле оказалась довольно приятной женщиной, а строгая черная униформа ее только украшала. Каштановые волосы у нее были собраны в хвостик, а глаза скрыты темными ДР-очками, которые она продолжала носить и в помещении, за что сразу же извинилась. Осанка выдавала в ней оператора эш-ка. Воротник ее форменного френча украшали крошечные золотые головы шакалов, а на рукаве была нашивка в виде герба "Шакал-Фараона".
Своего адьютанта, того самого высокого мужчину, который привел меня к ней, она представила как майора Флоренса Линдсея. Майор выглядел полной противоположностью своей начальнице: высокий, худой и неестественно бледный, со светлыми волосами и темно-синими глазами. Даже пальцы на руках были длинными и тонкими. Униформа лишний раз подчеркивала его худобу, и целиком майор Линдсей вызывал ассоциации с макарониной.
Полковник же первым делом предложила мне закурить.
- Спасибо, я не курю. - отказался я.
- Вы не будете против?..
- Нет-нет, что вы.
Лэндлайт вытащила сигарету и прикурила от тотчас протянутой Линдсеем зажигалки. Струйка дыма немедленно потянулась вверх, к вделанной в потолок вытяжке, но слабый табачный запах успел разнестись по помещению.
- Я бы хотела выразить свое восхищение. - начала она, оставив сигарету в пепельнице. - Позавчера, в бою, вы нанесли безоговорочное поражение двум штурмовым комплексам и заставили отступить третий. С четвертым заодно. Поздравляю вас.
- Спасибо.
- Не за что. Хотя честно сказать, стиля у вас нету. Для вас было важнее сражаться, а не победить, не так ли?
- Почему нет? Разве? Главное - победа, разве нет?
- Бортовой самописец утверждает иначе, а ваш анализ крови только подтверждает этот факт. Вы всегда прибегаете к боевым стимуляторам при вождении эш-ка?
- Конечно же, нет! - запротестовал я, а затем торопливо спросил: - А что?
- Ничего особенного. Но мы все-таки отвлеклись. Вы позволите задать вам пару вопросов?
- В зависимости от их содержания. - развел я руками. Люция Лэндлайт вновь затянулась сигаретой и вновь отложила ее.
- Кто вас ранил?
Я оторопел.
- Простите?
- В кабину "Кросс Трайфорса" вы полезли уже раненым, и уже потеряв кровь. Рана открылась заново через двадцать две минуты после того, как вы перевязали ее уже в кабине. Я видела вас сразу когда вас доставили в здешнее медицинское крыло. Порезаться настолько глубоко можно только если очень постараться. Ну или если вам кто-то помог.
- Ага, помог. Помогла, вернее. Это была оператор того эш-ка, класса "Вотан".
- Знаем. Бортовой номер MT045, имя - "Нордлюфтцуг", владелица - Хильда Дорнье, сотрудница ЧВК[24] "Опергруппа "Миллениум"". Это она, значит, вас ранила? Интересно. При каких же обстоятельствах это произошло?
- Ну, вообще-то я ее заметил еще в самолете. Мы летели из Токайдо одним рейсом. Потом - когда мы сошли по трапу. Потом я заметил ее в автобусе, едущем из аэропорта - я тогда шел пешком. Потом уже вечером в Зодиак-Дистрикте я прямо спросил ее, почему она за мной следует.
- И?
- Она ответила что-то о том, что "Синамуре" не надо было вмешиваться в здешние дела, что она пыталась предупредить меня и Сэа… ну, госпожу Темпести, но мол было слишком поздно, и она попыталась меня убить. Я сумел отбиться, но она исчезла.
- Интересно. Представитель "Миллениума" утверждал, к слову, что их отряд должен был взять центральный комплекс Восточного Лифта штурмом. Зачем и по чьему заказу - он не сообщил.
- А это тут причем?
- При том, что да, слова Дорнье имеют какой-то смысл. Хотя скорее всего это был блеф.
- Оператор "Мертвой Головы", - добавил я, - Сигиллайт Инграм Виндикатор, так его звали. Он тоже говорил что-то о том, что они не имеют претензий к "Синамуре". А о их целях не сообщил.
- И между тем "Миллениум", по понятным причинам, не предупреждал "Синамуру" о готовящемся нападении, и "Синамуре" о нем было неизвестно. - закончила Лэндлайт. - Поздравляю, последние подозрения о причастности "Синамура Парамилитарис" к этому делу развеяны.
- А они были?
- Были. Битва могла быть инсценировкой для отвлечения внимания, во время которой сотрудники вашей службы безопастности выбили бы службу безопастности КЭГ из их сети и перехватили над ней контроль. И Подножие было бы в ваших руках. Гипотетический сценарий. Перехват контроля был, но локализованный и исходил из другого источника. И тем не менее, генеральный директор "Кидо Эрэвейта Груп" все равно исчез в неизвестном направлении.
- И это все связано, верно?
- Верно. А если учесть, что на вверенном им сегменте орбитального кольца была установлена боевая лазерная установка - то это только укрепляет наши подозрения по отношению к КЭГ.
- А что "Миллениум"?
- А что "Миллениум"? Они выполняли свою работу. И вы тоже. Вас КЭГ вообще ни о чем не осведомило, как сообщил господин Рюдзи Синамура. Поводом для контракта послужило предположение, что против Подножия и главного офиса КЭГ может быть направлена атака с помощью штурмовых комплексов. Господин Синамура подчеркивал, что представитель КЭГ сообщал об этом уверенно, без доли сомнения.
- Все настолько сложно? И мне действительно стоит об этом знать?
- Прекратите задавать себе подобные вопросы. - оборвала меня полковник. - Если я вам об этом говорю - значит стоит. И это не сложности, а банальная взаимосвязь. Вообще, не понятно даже, кто тогда стоял за террористическим актом на кольце. Но к господину Вану у нас очень много вопросов, таким образом. И мы продолжаем копать. Прочесываем сеть.
- Ну да, у вас длинные руки, а полномочия еще длиннее… - недовольно буркнул я. - Так подождите, а я тут причем? Я помог вашему следствию, полковник Лэндлайт?
- Помогли. Пусть и незначительно. Все подозрения с "Синамуры" сняты, вы только лишний раз это подтвердили. А все, что я вам рассказала, я расскажу сегодня Синамурам. Мы вправе просить сотрудничества. И если "Миллениум" еще не дал однозначного ответа, то Рюдзи Синамура сегодня заявил о сотрудничестве "Синамура Парамилитарис" с нашими ведомствами. Так что не беспокойтесь, вам разрешено владеть такой информацией.
Я печально качнул головой.
- Вы прямо рассыпаетесь в увещеваниях и оправданиях.
- А может, я просто не хочу держать вас в неведении? - неожиданно резко спросила Лэндлайт. - Вы об этом подумали?
- Подумал. Вы неестественно любезны. И я более чем уверен, что вы только что нарушили свой собственный устав. Я с ним не знаком, но что-то про неразглашение важной информации сторонним лицам там точно должно быть…
- А как вы не можете понять, что вы - не стороннее лицо? Или же вы не сражались с эш-ка "Миллениума"? Не защищали Подножие неизвестно по чьей прихоти и из неизвестно чьих соображений?
- А как вы не можете понять, что мне плевать на это?! - мой голос окончательно сорвался на крик. - А ведь мне действительно плевать! Мне все равно. Я делаю свою работу. Я ее сделал? Сделал! Ну так и оставьте меня в покое! Имел я ввиду все ваши расследования и взаимосвязанности, до которых мне нету дела! Да, вы очень любезны, полковник. Но даже вы моего мнения не спросили - хочу я все это знать, не хочу…
Укоризненное молчание повисло в комнате.
- Хотя знаете что? Я уже привык. Никому до моего мнения дела нету. Извините.
- Извинения приняты. - сухо ответила полковник Лэндлайт. - Вы свободны. Чуть позже я принесу вам извинения за то, что не спросила вашего мнения.
- Ой, да право же…
- Вы свободны! - рявкнула она на меня. Уравновешенность и благодушие с нее как ветром сдуло. - Вон!
Я попятился задом и чуть не вывалился в открывшуюся за моей спиной дверь. Мысленно я поздравил сам себя - только что мне удалось вывести из себя командира "Шакал-Фараонов". По пустяковому поводу, что характерно.
Может, я только что и испортил отношения с приятной и любезной полковником Лэндлайт. Плевать, вообще. Зато я пусть по пустяковому поводу, но выговорился.
Меня ведь никто никогда и ни о чем не спрашивал. Да, очасти я был благодарен Синамурам за все, что они для меня сделали, и не в последнюю очередь за то, что они создали меня. Да, я понимал, что никак иначе быть и не могло.
Но что, хоть раз спросить моего мнения было так сложно?
***
На обратном пути, когда я в первый раз за все проведенное на Подножии время сел на горемычный маглев, я рассказал Аоки о беседе с полковником и ее исходе. Его лицо никакого удивления не отразило, но вот под конец, когда я кратко изложил суть моей тирады, он нахмурился и укоризненно сказал:
- Ты повел себя недостойно. Не по-мужски.
- Ну так и что? - тут же переспросил я. - Кого это сейчас интересует? Всем плевать.
- Ошибаешься. Чему я тебя учил?
- Протухшему кодексу чести, идеалы которого не стоят и выеденного яйца, в сотый раз повторяю.
- Еще раз ошибаешься. - менторским тоном повторил Аоки. - С небольшими поправками, принципы бусидо никогда не переставали быть актуальными. То же самое можно сказать о любом кодексе воинской чести вообще.
- Конечно, не переставали. Оправдывать свои действия эфемерными понятиями чести и доблести - это очень удобно, не спорю.
- Понятия чести и доблести не эфемерны, а достаточно четко изложены. - не отступал он.
- Да, но и достаточно растяжимы, чтобы оправдать любой поступок вообще. Вне зависимости от морально-этической стороны, на которую мне тоже плевать.
- Вот именно поэтому идеалы, скажем, бусидо не имеют для тебя никакого значения. И даже если понятия чести и доблести растяжимы, то разве ты не можешь сформулировать их для себя так, чтобы они подходили под все критерии морали и этики?
- Я буду формулировать их для себя. А мои критерии морали и этики могут отличаться от чьих-небудь еще. И я в любом случае начну оправдывать свои поступки этими критериями.
- А так ты оправдываешь их тем, что-де тебе плевать на мораль и этику.
- Прикинь, но мне действительно на них плевать. И я не заявляю, что поступаю так или иначе из-за непринятия доминирующих в обществе морально-этических установок. Я поступаю так, как я поступаю.
- То есть, ты подчинен сиюминутным импульсам, которые диктуют твое поведение. Вывод - ты ничем не отличаешься от животного.
- Пошел ты. - огрызнулся я. - Животные вымирают. А люди - нет. И выродков среди людей куда больше, чем честных и высокоморальных.
- А ты причисляешь себя к аморальным выродкам?
- Конечно же нет! Я - не они! Я просто-напросто привел пример!
- Пример того, что ты не один такой? Несомненно. Только в этом и есть твоя проблема. Ты выбрал себе слишком плохой пример для подражания…
- Я выбрал себе трезвую точку зрения на мир и происходящее в нем!
- Потише, пожалуйста.
- Хорошо. Но мне кажется, даже ты должен понимать, что глупо смотреть на мир через розовые очки морали…
- А я и не смотрю. Мораль - это не розовые очки и не бритва Оккама. Да, мир состоит из несправедливых вещей. Жестокость, зло, бесправие и все такое. И дело тут не в том, чтобы пытаться кардинально изменить мир. Оставь это для мультиков и бульварного чтива. И даже не в том, чтобы хоть как-то его менять, потому как… назовем их "плохими" деяниями… так вот, их больше, чем деяний "хороших", поэтому любая такая перемена поодиночке обречена на провал. И даже когда общественное устройство кардинально изменялось, вспомни хотя бы двадцатый век, благие начинания таких перемен гиперболизируются и извращаются для, тут ты правильно сказал, оправдания каких-либо аморальных, "плохих" действий.
- Ты мне тут прописные истины не пересказывай. - недовольно буркнул я. - Я их и сам знаю. Кстати, нам сейчас выходить.