- Ну конечно, случайно, - сардонически улыбнулся Пуф. - Только я все равно бы вас нашел. Я ж не только здесь жду. Я же в четырех местах вас жду - вот так вот все утро и прыгаю, от одного терминала к другому.
- Это же стоило вам уймы денег.
- Да, деньги - ключ ко всему. - Старик подался вперед, многозначительно вздернул брови. - Деньги, уйма денег. Ничего, не разорюсь. Я - человек богатый, вы понимаете, о чем это я?
- Не совсем.
- Я видел ваши рекламы. Ну, эти, про волшебника. Про того, который может…
- Секунду, секунду!.Это же совсем не мои…
- …переделать человека, чтобы тот мог жить и дышать под водой. Ну так вот, я…
- Прекратите. Чушь это, чушь и недоразумение.
- …хочу его найти. Я понимаю, с какой бы вам стати расстилаться перед каждым встречным-поперечным. Но я заплачу за информацию. Очень хорошо заплачу.
Старик потянулся через стол и схватил чиновника за руку.
- Да не знаю я ничего! - Чиновник раздраженно стряхнул металлическую клешню и встал. - А если бы и знал - все равно не сказал бы. Жулик он, откровенный жулик. Он обещает невыполнимые вещи.
- По телевизору вы говорили совсем другое.
- Знаете, милейший, давайте посмотрим. - Чиновник подвел Пуфа к балюстраде. - Представьте себе, во что все это превратится через пару месяцев. Ни дома, ни сарая, никакой крыши над головой. Ни одного дерева, только мутная вода, водоросли и акулы. Здешняя жизнь имела миллионы лет на адаптацию, а вы - цивилизованный человек, существо, чей геном чужд не только Океану, но и всей этой звездной системе. Предположим невероятное: пусть Грегорьян действительно выполнит свои бредовые обещания - ну и что, что тогда? Как вы будете там жить? Чем вы будете питаться? Да вы сами быстренько пойдете на пропитание или тем же акулам, или кому еще - желающих хватит.
- Извините, пожалуйста, сэр, - сказал быкоголовый официант.
Он небрежно отстранил Пуфа, положил ладонь на спину чиновника и сильно толкнул.
- Эй, какого… - закричал Пуф.
Чиновник упал, судорожно вцепился в перила, услышал сзади злорадный смех, и тут же мир встал вверх тормашками. Лес и небо описали круг и исчезли, на их месте появился живот, обтянутый официантской курткой. Перевернутый живот. Руки быкоголового, державшие чиновника за лодыжки, были теплыми и твердыми, потом они разжались и пропали.
Чей-то пронзительный визг, удары по ногам и в живот, ослепительная вспышка боли… Придя в себя, чиновник понял, что лежит на полу ничком, что руки его все так же цепляются за перила. Он разжал судорожно сведенные пальцы, подтянул под себя ноги и сел. Официант и двойник Пуфа крепко обнимались. Или танцевали. Официант уперся обеими руками в телевизионный экран и сильно толкнул; металлическая голова упала на пол, слегка подпрыгнула, подкатилась к краю помоста и исчезла. Обезглавленный робот рванул противника на себя, сделал шаг назад и уперся спиной в балюстраду. Раздался резкий, сухой треск, подгнившее дерево лопнуло, выстрелив несколькими щепками. Все присутствующие замерли.
- Голову искать пошел! - хихикнул какой-то юморист.
Началась суета. Официанты и клиенты, люди и двойники дружно бросились к балюстраде, они толкались, тянули шеи. Про чиновника никто не вспоминал.
Чиновник медленно поднялся с пола. У него болело все тело, но особенно - ноги и позвоночник. Левое колено дрожало и подгибалось, к нему неприятно липла штанина. Чиновник взялся за перила и заглянул вниз. Да-а, высоко. Безголовый робот расплющился в лепешку, но так и не разжал страстных объятий. Официант не шевелился, сейчас он был похож на сломанную куклу. Бычья маска свалилась, под ней обнаружилось круглое, слишком хорошо знакомое чиновнику лицо.
Это был Вейлер, липовый Чу.
"Он там мертвый, а я здесь, живой, - думал чиновник. - А могло быть наоборот".
Металлическая рука взяла его за локоть, осторожно потянула в сторону.
- Идемте сюда, - негромко сказал Пуф. - Пока никто о вас не вспомнил.
Они прошли к уединенному, спрятанному среди густой листвы столику.
- Веселые у вас приятели. Может, расскажете, что все это значит?
- Нет, - покачал головой чиновник. - Я и сам ничего толком не знаю. То есть я знаю, кто за этим стоит, но и только, безо всяких подробностей. - Он глубоко вдохнул и медленно, на счет, выдохнул. - Вот, все еще дрожу, никак не успокоиться. - Еще один глубокий вдох. - А ведь я обязан вам жизнью.
- Что точно, то точно. Слава еще Богу, что я не совсем забыл навыки рукопашного боя. Эти долбаные железяки, они же совсем хилые, их нарочно такими делают. Сидя в такой хреновине, с живым человеком черта с два справишься - разве что использовать против него его же собственную силу. - По экрану расплылась широкая, довольная улыбка. - Вы сами знаете, как меня отблагодарить.
Чиновник вздохнул, посмотрел на свои лежащие на столе руки. Слабые человеческие руки. Руки человека, которого очень легко убить. Он еще раз вздохнул и собрался с силами:
- Послушайте…
- Нет, это вы послушайте! Четыре года, целых четыре года оттрубил я в Норе, от звонка до звонка! Нора - это тюрьма на Калибане, армейская. А вы хоть знаете, какая там обстановка?
- Как на древней каторге, а то и хуже.
- Нет, ничего подобного! В том-то и дело, что все там очень чистенько, спокойненько и гуманно. Приходит какой-нибудь сопливый лаборантик, подключает тебя к простенькой программе визуализации, к искусственному питанию, к физиотерапевтической программе - чтобы тело не превратилось в кисель, и все, сиди себе в собственном своем черепе, как в камере.
Это вроде как в монастыре, ну или как в приличной, чистенькой гостинице. Ничто тебя не тревожит, ничто не беспокоит. Эмоции выведены почти на нуль. Тебе хорошо и уютно, как младенцу у титьки. Ты не ощущаешь ничего, кроме приятного тепла, не слышишь ничего, кроме тихих, бессмысленных, умиротворяющих звуков. Ничто тебе не угрожает, ничто не причинит тебе боль, и никуда ты, сука, не сбежишь.
Четыре года!
По окончании срока - три месяца интенсивной реабилитационной терапии, без этого никак, ведь ты напрочь отвык воспринимать внешний мир, верить собственным глазам. И все равно, даже после этой ихней терапии, просыпаешься иногда и не веришь, что мир существует, что ты сам существуешь.
Я вышел оттуда и лег на дно. Я поклялся никогда больше не подключать свою репу ко всякой электронной хрени, ограничить свои передвижения такими местами, куда можно попасть лично, ножками. Я прожил с тех пор целую жизнь и ни разу не нарушил клятвы. До сегодняшнего дня. Вы понимаете, что я вам говорю?
- Вы говорите, что это для вас важно.
- Вот именно - важно. Очень важно.
- А ваша жизнь, она-то для вас важна? Тогда бросьте свои ребяческие фантазии. Все эти сказки про коралловые замки и про песни русалок. Мы живем в реальном мире, вот в этом, который вокруг вас, другого нет и не будет.
Автомобильные гудки, регулярные и настойчивые. Дорога, пилимо, свободна. Чиновник встал.
- Мне нужно идти.
- Мы даже не успели поговорить о деньгах! - Пуф вскочил, обогнул столик, загородил чиновнику дорогу. - Вы даже не знаете, сколько я готов заплатить. Много, очень много.
- Не надо, прошу вас. Все равно без толку.
- Нет, вы должны меня выслушать. - Пуф жалко всхлипывал; по морщинистому, искаженному отчаянием лицу катились слезы. - Вы должны меня выслушать.
- Этот человек досаждает вам, сэр? - спросил вынырнувший откуда-то официант.
Чиновник застыл в нерешительности. Затем он кивнул. Официант выключил двойника.
"Новорожденный Король" куда-то исчез, как сквозь землю провалился. Чу стояла на подножке "Львиного Сердца" и жала на сигнал. Заметив чиновника, она спрыгнула на землю.
- Ты какой-то не в себе. Бледный.
- Будешь тут бледным, - пожал плечами чиновник. - Один из грегорьяновских ребят пытался меня убить.
Выслушав его рассказ, Чу с яростью ударила кулаком по ладони.
- Вот же сучий кот, - прошипела она. - Вот же долбаный нахалюга!
Неожиданный всплеск эмоций удивил чиновника, даже немного ему польстил. Он не имел полной уверенности, что Чу относится к нему серьезно, не считает ,его дешевым внепланетным пижоном, человеком, которого приходится терпеть, но никак нельзя уважать. Его охватила теплая волна благодарности.
- Ты вроде говорила мне, что нельзя принимать дело слишком близко к сердцу.
- Да, но когда какой-то там сученок пытается убить твоего напарника, это меняет все дело. Грегорьян еще поплатится, я уж об этом позабочусь.
Чу резко развернулась и наступила на зазевавшегося краба.
- Вот же, мать твою! - Она отфутболила изуродованное тельце в кусты, полезла в карман и вытащила носовой платок. - Денек, долби его конем.
- Послушай. - Чиновник снова огляделся. - А где Минтучян?
- Смылся. - Стоя на одной ноге, Чу тщательно вытирала подошву. Затем она скомкала платок и закинула его в те же кусты. - Прихватив твой чемоданчик.
- Что?!
- А вот то. Как только крабов стало поменьше, он врубил мотор, схватил чемодан и рванул, словно за ним собаки гнались. Я не знала, где ты и как тебя искать, вот и стала бибикать.
- А он что, не знал, что чемодан вернется? Чемодан вернулся минут через тридцать. Тем временем Чу договорилась с водителем "Львиного Сердца" и ушла посмотреть на труп своего имперсонатора.
- Вот уж посмеюсь, - мрачно улыбнулась она. - Может, даже отрежу у этого ублюдка ухо. На светлую память.
Подойдя к хозяину, чемодан опустился на землю и вобрал в себя ноги.
- Ну и как? - спросил чиновник. - Были сложности?
- Какое там. Этот придурок даже не удосужился меня привязать. Отъехав пару миль, он совсем успокоился, перестал гнать как бешеный, ну а я тогда к окну, и поминай как звали.
- Х-м-м. - Чиновник ка секунду задумался. - Я тут ввязался в небольшую разборку, так что придется задержаться. Возможно, полиция захочет нас допросить. Напишем заодно донесение, с ними и отправим.
Чемодан, хорошо знакомый с настроениями хозяина, не стал ничего переспрашивать.
Чиновник думал о Грегорьяне, о неожиданном изменении его тактики - прежде волшебник только издевался, а теперь перешел к решительным действиям. Покушение было задумано весьма всерьез и почти увенчалось успехом. Почти. Он думал о Минтучяне и о словах Орфелина, что где-то рядом есть предатель. Все изменилось, изменилось самым драматическим образом.
- Ну и как же реагировал Минтучян, когда ты полез в окно? Очень удивился?
- У него была морда, словно на ежа сел. Жаль, что вас там не было, вот уж посмеялись бы так посмеялись.
- Наверное, - покривил душой чиновник. Ему не хотелось, смеяться. Совершенно не хотелось.
10. ПАНИХИДА
Ночью ветер принес с океана рой ракушечных мух; к тому времени, когда чиновник проснулся, плавучий дом оброс толстым слоем крошечных раковин. Впрочем, дом этот давным-давно уже не плавал, а покоился на берегу, на корабельном кладбище. После третьего удара плечом дверь все-таки поддалась. В лицо пахнуло соленым запахом океана, словно духами любовницы, которая убежала утром, весело прочирикав неопределенное: "Нет, не завтра, не послезавтра, но я обязательно зайду!"
Чиновник нахмурился и сплюнул за борт.
Нижняя ступенька лестницы отсутствовала. Он спрыгнул на голый, утоптанный пятачок земли и начал пробираться среди ободранных корабельных остовов.
- Эй!
Чиновник поднял голову. Во что же это она, интересно, впилилась? Носовая часть большой крейсерской яхты была смята в гармошку. Золотоволосый, абсолютно голый амурчик стоял на уцелевшей корме, щедро орошая розовые кусты. Малолетний мародер, их тут много, целая шайка. Мальчишка махнул левой, свободной рукой; тускло блеснул опознавательный браслет.
- Ты что, опять эти штуки высматриваешь? Тут в одном месте их целая куча - подходи и бери сколько хочешь.
Через пять минут чиновник закинул сверток на борт своего временного обиталища и снова направился в Клей-Бэнк. Далекий колокольный звон призывал правоверных к медитации. Все небо, от горизонта до горизонта, затянули тяжелые, свинцовые тучи. Моросил мелкий, почти неощутимый дождь.
Поселок Клей-Бэнк тесно жался к реке - здесь, на востоке, земля слишком плодородна, чтобы разбрасываться ею попусту. Некрашеные фанерные домишки опасно балансировали на самом краю высокого откоса. Подсобные помещения, склады и горшки размещались по большей части в искусственных пещерах посреди склона; подходом к ним служила узкая, выстланная досками терраса.
Именно там, на террасе, и ждала своего напарника Чу.. На реке прыгали лодки, привязанные к свайной пристани, в настиле которой было больше Дырок, чем досок, - пристань как идея, как beau ideal, пристань больше в интенции, чем в материалъном воплощении. Мерзкая морось как-то сразу вдруг превратилась в дождь, удары капель по воде слились в белый шум (серый? или мокрый?). Чиновник и Чу нырнули в закусочную.
Свободный столик нашелся быстро.
- Очередное предупреждение. - Чиновник вынул из чемодана воронье крыло. - Было пришпилено к двери. Еще вчера - я нашел, когда вернулся домой.
- Странные дела. - Чу расправила крыло, внимательно осмотрела окровавленный плечевой сустав, нашла среди перьев и зачем-то разогнула крошечные пальцы.
- Шпанята, наверное, развлекаются. Мародеры эти самые. - Она пожала плечами и вернула крыло. - И чего ты, спрашивается, там поселился?
- Кто бы ни подсовывал мне эти штуки, - раздраженно поморщился чиновник, - он работает на Грегорьяна. Знакомый стиль.
Его беспокоило, что противник снова изменили тактику, после прямого покушения вернулся к насмешкам и запугиванию. Зачем? Непонятно, даже бессмысленно.
Закусочная размещалась в узком туннеле, вырытом перпендикулярно обрыву. Окон здесь, естественно, не было - только застекленный фонарь в потолке, бросавший на пол пятно мутноватого света. Самое вроде бы удобное, светлое место во всем заведении, однако под фонарем стояли не столы, а жестяные тазики, куда звонко капала просачивающаяся сквозь щели вода, В дальнем конце тоннеля смеялись и болтали поварихи, освещенные синеватым, дрожащим пламенем газовых конфорок. Подошедшая официантка грохнула на столик две миски с солониной и ямсовым пюре. Чу наморщила носик.
- А у вас нет…
- Нет, - отрезала грудастая бабища. За соседним столиком громко загоготали. - Хочешь есть - бери что дают.
- Вот же наглая сука, - прошипела Чу. - Не будь эта тошниловка последней в поселке, я бы…
- Полегче, полегче.
Молоденький эвакуатор, один из тех смешливых соседей, говорил с густым северным акцентом - правоохранительные органы Приливных Земель комплектовались обычно из уроженцев западных провинций, Блэкуотера и Вайнленда.
- Завтра последний дирижабль. Вот они и подчистили свою кладовку.
Его берет, засунутый под погон, был украшен роскошным петушиным хвостом.
Чу молча подняла глаза. Через несколько секунд словоохотливый солдатик покраснел и отвернулся.
Рядом со столиком, в нише, стоял телевизор; чиновник включил первый попавшийся канал - и нарвался на учебный фильм по обжигу горшков. Рабочие закупоривали вырытые в глине туннели. В каждом из них оставлялись две узкие щели, одна - внизу будущей двери, другая - в конце туннеля, вверху. Дальше все известно - сейчас они подожгут сложенные внутри дрова, над землей поднимутся столбы дыма - привидения умерших, разрубленных на куски деревьев. Столбы расплывутся, сольются в сплошную пелену, заслонят солнце. Сперва эти инструкции показали по одному из правительственных каналов, с тех пор фильм крутили чуть ли не каждый день. Его уже не то что не смотрели, но даже вроде и не замечали.
- Температура, необходимая для оплавлепия стен…
Чиновник ткнул другую кнопку,
- Мой брат погиб в океане! Что я мог поделать? Я же, собственно говоря, ему не сторож.
- Ты что, смотришь это дерьмо? - удивилась Чу.
- Да как-то затягивает.
- А вот этот говнюк, который тощий, он кто такой?
- Вопрос, прямо скажем, интересный. Вроде бы это - Шелли, двоюродный брат Идеи - ну, той маленькой девочки, которая увидела носо… тьфу, едино рога. Но у Идеи два двоюродных брата, однояйцовые близнецы.
Чу презрительно фыркнула:
- Ну да, конечно, это очень неправдоподобно. С другой стороны, подобные вещи случаются даже во Внутреннем круге - хотя и нечасто. У них даже разработана специальная методика генетической маркировки, как раз для таких вот накладок, чтобы можно было пометить близнецов как разные личности.
Но Чу уже не слушала. Она тоскливо смотрела в открытую дверь на серую пелену дождя. Вокруг смеялись и болтали официантки и поварихи, солдаты и штатские клиенты - веселые, даже чуть опьяненные ожиданием близких, решительных перемен.
- Ну хорошо, хорошо. Да, я его убил. Я убил своего брата! Ну что, легче тебе стало?
- Господи, - сказала Чу. - Это самая тоскливая дыра во всей Вселенной.
Дождь сделал доски настила скользкими, как рыбья чешуя; чиновник следовал за Чу, взмахивая отставленным для равновесия чемоданчиком и непрерывно ругаясь. В одном месте им пришлось пробираться чуть не по щиколотку в воде: лестница наверх, обшитая в прошлом досками, обвалилась, превратилась в обычную канаву, а сейчас, во время дождя, - в русло ручья.
- Завтра последний дирижабль, - напомнила Чу. - Я реквизировала два хороших места.
Чиновник нечленораздельно буркнул и помотал головой.
- Брось. Пропустим дирижабль - придется выбираться отсюда телячьим кораблем, вместе с голодранцами. - Она раздраженно подергала свой опознавательный браслет. - А ты знаешь, что там творится? Грязь, вонища, теснота такая, что ни встать ни сесть…
Они еле увернулись от упавшего сверху ящика. Ящик с грохотом обрушился на дорожку, отскочил, перепрыгнул через бровку, покатился, все ускоряясь, по склону и шумно плюхнулся в реку. Мародеров, прочесывавших брошенные кладовые, интересовало очень немногое, большую часть вещей они попросту расшибали и выкидывали. Внизу, под обрывом, вода были густо покрыта хламом; ленивое течение крутило никому уже не нужные вещи, относило их от берега, увлекало к далекому Океану. Старые матрасы и засушенные цветы медленно намокали и тонули, корзины и кресла, разбитые шкафы и скрипки плыли гордо, как игрушечные кораблики. Прежде у мародеров не было Денег, чтобы купить эти вещи, а теперь не было денег, чтобы заплатить за их перевозку; судя по ликующим, опьяненным крикам, несчастные ублюдки ощущали себя мстителями, борцами за справедливость.
Опасливо поглядывая вверх, Чу и чиновник подошли к горшку, над дверью которого висело выцветшее изображение серебристой скелетовидной фигуры. Платное предоставление терминала являлось единственной законной коммерцией этого заведения, единственным его raison d'etre, хотя все прекрасно знали, что в действительности здесь функционирует единственный в Клей-Бэнке пуб личный дом.
- А что насчет флаера? - спросил чиновник. - Как там, в Каменном доме, чешутся или нет?