– Ну, это мы ещё поглядим, – сказал огородник, отстраняясь от неумеренно ретивого прислужника. – Посмотрим, как пойдёт твоя лизация. Отцом, говоришь? Роль завидная – исправлять дела Мироздания. Почту за благо. Слово моё…
– Слышали, олухи? – перебил старший чистильщик, поворотясь к свите. – Благословил огородник начинание! Слава Космогону!
– Слав-ва! – хором загудели светлые бестелесники.
– Авва! – эхом отозвался из нор земных голос Верховного.
Космогон смутился от такого единодушия и, чтоб сменить тему, спросил:
– Как там дела у думотерия? У того, мною избранного.
Исполнилось
Старший чистильщик притух, затуманился и, уворачиваясь от прямого взгляда огородника, ответствовал:
– Невозможно узнать, пока не начнётся кристаллизация общества. Мелкотелы думотерии и живут быстро, не уследить за каждым в отдельности. Не утомляй себя ничтожными подробностями, господин, как только по плану нашему исполнится…
– Фсш-ш! – выскочила из огороженной параллельности сияющая головня, исходя едким дымом страдания.
– Ум-м! Амброзияа-ах! – хрипло застонал Верховный, наслаждаясь запахом.
Воссияла головня над водами тёмными, по ряби ручья Орионова пролегла дорожка к тёмному берегу. Тоска охватила Космогона при виде того мерцания.
– Это что? – строго спросил он у прислужника. – Почему овоид наружу выбило? Почему так воняет страданием из параллельности?
– Э-э… Видишь ли, господин… – замялся чистильщик. – Произошло незапланированное отъединение инфовойда от носителя. Почему, спрашиваешь? Это мы сей же час выясним.
– Дар-рмоеды! – гаркнул он, поворотясь к свите. – Слыхали вопрос?! Что скажете? Эй, ты! Планировщик, вражий прихвостень! Не прячься, отвечай, почему отъединился пузырь от избранного?
– Теоретически такое возможно только после гибели носителя. Строя модель, я рассчитал наивероятнейшее время жизни думотерия и возможный разброс, кристаллизация должна была начаться раньше. Быть может, подвели катализаторы или вышла ошибка при оценке вредных общественных примесей.
– Катализаторы в порядке, – раздался из толпы светломатерчатых бестелесников возмущённый голос. – На меня решили всё свернуть? Теоретики!
Толпище загудело:
– Со связностью ошибочка вышла.
– Чего? Вы с ума сошли, коллега, при чём здесь связность? Дураку понятно, что дело в катализаторах.
– Сами вы дурак, коллега.
– Ну, чего уставился? Подох у вас углеродец, а я отвечай? Как дам вот промеж пучностей!
– Подох? А откуда тогда страдательные эманации?
– Надо подключиться к пузырю, прочесть.
– Умный какой! Поди, подключись к нему. Видишь, как лучится? Это же надо совсем быть затуманенным, чтоб пойти на такую страсть.
Старший чистильщик разбух от ярости, когда не достало мочи сдерживаться, заревел:
– Молчать, неподобные!
Когда установилась тишина и окрик затух в пылевых облаках, он вкрадчиво продолжил:
– Слыхал я, кто-то из вас собрался подключиться к инфовойду. Кто?
"Ты!.. Ты!.. Это не я сказал!.. Как не ты, когда я сам слышал! Выходи! Нет!.. Ты чего пихаешься, коллега?"
Волнуясь, сборище вытолкнуло из лав своих малого бестелесника, самого младшего из чистильщиков.
– Ты хотел подключиться?! – грозно спросил старший чистильщик, не давая бестелеснику смешаться с толпою.
"Он! Он!" – хором заголосило скопище.
– Я? – до просветления удивился младший чистильщик.
– Ты сказал, – поспешил сделать заявление старший чистильщик и обратился к Космогону: – По слову твоему, господин, найден виновник происшествия. Во искупление вины своей он подключится к инфовойду и расследует, что случилось с избранным тобою думотерием.
– Во искупление? Тогда ладно, пускай подключается, – разрешил Космогон.
По правде говоря, суета надоела ему, снова захотелось порченую параллельность вовне выкинуть, а самому возлечь на бережку и предаться созерцанию.
– Нет! Не-ет! – подвывал младший чистильщик. – Избавь меня…
Начальник, причитаний не слушая, подволок несчастного вплотную к лучащемуся пузырю и со словами: "Славь Космогона!" – соединил бестелесника с инфовойдом накоротко.
Свет нестерпимой яркости пронизал бестелесника, он забился в резонансных конвульсиях, дымные капли инфракрасные брызнули во все стороны. "Ава!.. Ва-а!" – захлёбывался криком самый малый из чистильщиков.
– Хаа-ар! – в восторге рычал Верховный, от рыка его морщилась кора шарика.
И снова отъединился пузырь, полный боли, от младшего чистильщика, а тот забормотал, как бы в забытьи: "Птах я, птах белый… Горло зверем прокушено…" – и заплакал инфракрасными каплями.
Трудности перевода. Интермедия
Текст внезапно кончился. Пока я изучал "Космогон", меня не оставляло ощущение, что я давно знаком с главным героем. Стоило мне наткнуться на первое упоминание о чистильщиках, само собою выстроилось предположение, полностью подтверждённое бессознательным бормотанием младшего чистильщика. Я прекрасно помнил, кто называл себя Птахом белым и при каких обстоятельствах ему прокусили горло, но это могло быть и совпадением. Мало ли кто может назваться Чистильщиком? Фразы кочуют из текста в текст, авторы при цитировании не всегда указывают первоисточник, особенно если полагают, что он общеизвестен.
Повестушку под названием "Чистильщик" я получил от переводчика сразу же после знакомства с ним, вернее после того, как оправился от последствий нашего знакомства. Как раз текстом "Чистильщика" мой реликт украсил стены нашей квартиры. Надписи исчезли на следующий день, но я успел скопировать их, хоть и не собирался перечитывать. Жена моя сказала, что повесть омерзительна, и я вынужден был согласиться с этим скороспелым суждением, хоть и подозревал мать моих детей в пристрастности. Она была сильно напугана, решила, что это мои фокусы и что я сам в угоду странной прихоти испачкал стены квартиры собственным творением.
– Ты хочешь, чтоб это прочли дети?! – негодовала она, особенно напирая на слово "это". Она права, детям читать "Чистильщика" не рекомендуется категорически. Фотографируя текст, я подсчитывал, в какую сумму обойдётся мне срочный ремонт, однако на следующий день кровавые буквы исчезли бесследно. Это перепугало жену мою ещё больше, но мне удалось её успокоить, убедив, что нам обоим просто нужен отдых.
В общем, дороговато обошлась мне повесть, и возвращаться к ней не хотелось не только по субъективным причинам. Сделав вывод, что переводчик таким экстравагантным способом ознакомил меня с пересказом какого-то малоизвестного апокрифа, я решил предать инцидент забвению. Откуда мне было знать, что события, изложенные в повести, имеют к моему новому знакомому прямое отношение?
– Это ещё не факт! – сказал я себе, разыскивая файл.
Апрельское солнце пригревало. Сквознячок шевелил полосы римских штор, острые лучики резали доски палубного пола наискось. Жена в соседней комнате читала детям какую-то сказку. Допускать мысль, что кровавая повесть реальна, не хотелось в ленивый воскресный полдень, но выбора у меня не было. Я открыл файл.
Побег третий. Чистильщик
Птах
Холмистая бурая равнина шевелилась как живая. Лениво ворочалась, клонилась, дышала. Чистильщику казалось, что под щетинистой шкурой перекатываются бугры мышц. Он хорошо помнил теорию: самопроизвольное зарождение политерия возможно только в системах двойных звёзд, и значит, шевеление поверхности планеты – иллюзия, результат несовершенства органов зрения носителя. Глаза – их два у носителя – устроены были примитивно, зрачки их двигались скачками, независимо друг от друга, суетливо; фокусировка казалась Чистильщику хаотичной, непонятно было, что высматривает углеродец и высматривает ли он хоть что-нибудь. Похоже, инфовойд не смог полноценно оседлать мозг думотерия, оформленные мысли уловить не получалось, только ощущения, но с ними Чистильщик ещё не освоился. Слишком были острыми. Голод – думотерий искал пищу. Чувство пространства – там вдалеке, точно известно где, был дом. Чувство среды – газовая смесь приятна была думотерию, но холодновата. Чувство тела… "Вот с этим особенно плохо, – думал Чистильщик. – С ума сойдёшь, пока разберёшься с конечностями, не говоря уже о декоративных мышцах и внутренних органах. Атавизмы ещё… Но это ладно, пока жаловаться не на что. Боли нет, а это главное. Почему же от инфовойда так несло страданием? Планета выглядит мирно, думотерий страха не испытывает, только голод. Будущее не пугает думотерия, в прошлое он не заглядывает, ищет пищу".
Чистильщик под влиянием носителя почувствовал покой и умиротворение: невыразимо приятно было, не задумываясь ни о чём, парить, опираться на упругую газовую среду, повернувшись навстречу потоку. "Крылья, – осознал Чистильщик. – Верхние конечности у меня крылья. Нижние поджаты. Был у меня однажды похожий носитель, тоже кислозависимый углеродец, когда мы чистили пятую планету красного карлика в соседней галактике. Но тот был задумчивей этого. Птах. Что это он?.. О, кажется, что-то нашёл".
Серые коробки, сверху мохнатые, приблизились скачком – думотерий заметил их, – они стали поворачиваться, – он снижался кругами, – они метнулись в сторону и тут же вернулись.
Чистильщик понял: это строения, а пятна светлые на проплешине – спины углеродцев. Неопасных. Ещё одну странную большую неопасную фигуру успел заметить, но не разглядел. Носитель сфокусировал зрение на округлом предмете, очевидно, искусственного происхождения, и в тот же миг радость электрическим разрядом пронзила Чистильщика. Он почуял запах, всем нутром носителя ощутил восхитительное стремление насытиться. Всё, кроме посудины с пищей, потеряло смысл. Тело думотерия увлекло Чистильщика к цели. Он заложил вираж. Не теряя из виду цель – мягкое, в жиже размоченное, жирное, вкусное! – он расправил крылья, опираясь о поток, забил ими при торможении. Запах манил его. Изогнув шею, он углядел одним глазом, за что уцепиться; на миг увидел собственные когтистые лапы и щербатый изогнутый край огромной посудины, но еда…
Счастье! Счастье!.. Отхватывал он кусками пышное, жирное.
Счастье! Горой высится! Разум бестелесника сдался под напором эмоций, слабый сигнал тревоги остался без внимания.
Какое-то движение сбоку, пустяк. Но в следующий миг и носитель забеспокоился, скосил правый глаз.
"Опасно!" – пришло от носителя сообщение. Тёмное, огромное, быстрое – успел разглядеть Чистильщик – чудовище метнулось к нему. Глаза его…
"Очень опасно!" – просигналил носитель, напрягшись. Он взмахнул что было сил крыльями. Зверь ощерился. Клыки его…
"Это смерть!" – паниковал носитель. В разум бестелесника били волны ужаса.
Дикая боль клещами схватила Чистильщика за душу. Он бился, кричал, но клыки сжимались сильнее. Он толкал навалившуюся тушу лапами, но тщетно. Он слабел. В крыло воткнулись острия боли. Когти? Полетели белые перья. Зверь на миг разжал челюсти, Чистильщик дёрнулся из последних сил, будто хотел сбросить с души пузырь, переполненный болью, но челюсти сжались снова. Хрустнули кости, боль стала нестерпимою, жизнь толчками уходила из горла. В последний миг Чистильщик не бестелесным наблюдателем стал, а пойманным птахом. Душа рвалась из него с криком:
– Птах я! Птах белый!
Боль прошла. Чистильщик лишился тела; не стало у него ни крыльев, ни горла. Он плакал, причитая: "Птах я… птах белый… Горло зверем прокушено". Горячие слёзы падали в бесплотную тьму – словно капли кровавые в воду.
* * *
– Что ты бормочешь, какой птах? Говори толком, – услышал он.
Сознание прояснилось не сразу, подступившая вплотную бесплотная тень показалась Чистильщику опаснее зверя, но, собравшись с мыслями, он узнал: "Бестелесник. По спектру – старший чистильщик".
– Почему ты оторвался от инфовойда? Что случилось с носителем?
– Я погиб, – неохотно ответил Чистильщик, потом пояснил: – Не я. Погиб носитель.
– Доложи подробнее обстоятельства гибели, – потребовал начальник.
Прочие бестелесники тоже присунулись, кто из любопытства, а в ком иные проявились поползновения. Почему-то теперь Чистильщик лучше улавливал настроение коллег, раньше не отличался особой чувствительностью.
Он сосредоточился и стал рассказывать. Доложил о присоединении к инфовойду, о полёте в теле думотерия над поверхностью планеты, о восхитительной пище и о внезапном нападении хищника.
Поднялся галдёж:
– Ты слышал? Пышное, жирное! Хотел бы такое?
– Но зверь!
– Кости хрустнули. Я представляю… Это должно быть так мучительно…
– Коллега, что-то я вас не узнаю. Ведёте себя как страдалец. Не стыдно?
– Что вы! Я из чистой эстетики. Представьте, как они: "Хрс-с!"
– Фу, мерзость какая.
– Пышное… жирное…
– Затухните! – прикрикнул старший чистильщик, и снова обратился к Чистильщику: – Говоришь, не смог уловить мысли? Это был не думотерий, а бездумец. Там таких много. Видимо, инфовойд не сразу вышел на цель, подвернулся сначала ему этот голубь.
– Кто? – не понял Чистильщик.
– Птица такая, – с досадой объяснил старший чистильщик и стал давать наставления.
Сказал: не следует просматривать всё подряд, что в пузырь попало, нужно выбирать самое важное, переключаться надо между воспоминаниями и просматривать их ускоренно. Видишь – не туда подключился, наставлял он, отстранись и вообще не пропускай через себя весь поток. На бездумцев не трать времени, говорил он, неизвестно, сколько их ещё попалось, пока инфовойд не оседлал избранного.
– Как я пойму, что пойман избранный?
– Тебе и не надо ничего понимать, – снисходительно молвил начальник. – Инфовойд так устроен: рано или поздно найдёт избранного – вцепится и не отстанет до исполнения миссии. Поскольку миссия не была исполнена, он доведёт тебя по воспоминаниям избранного до самой его смерти.
– Можно… – робко начал Чистильщик.
– Ты заколебал вопросами! – супясь, прервал старший чистильщик. – Подключайся!
– А можно я? – спросили из толпы. – Хочется попробовать, как это: "Хрс-с!" Когда кость ломается.
– Обойдёшься, – к великому огорчению Чистильщика ответил начальник. – Не до развлечений. Мы здесь не с рефлексами балуем, а расследуем обстоятельства. Чего столпились? Прочь, бездельники! Ну, чего ждёшь, страдник?
– Там зверь, – шепнул Чистильщик.
Он-то с удовольствием уступил бы кому угодно право подключиться к инфовойду.
– Зве-ерь! – передразнил старший чистильщик. – Кошка драная, судя по описанию. Подключайся, не зли меня! Нет зверей страшнее, чем местные думотерии.
С этими словами он силком устроил Чистильщику короткое замыкание с инфовойдом.
Зверь
На этот раз Чистильщик не стал напропалую кидаться в прихлынувший информационный фронт, выждал, двинулся по времени вглубь. Но как выбрать фрагмент, не просматривая? Такого разнообразия форм памяти ещё не приходилось встречать бестелеснику. Сложные волны, ажурные, с узорами высокой детализации – разум туманился при внешнем осмотре связей, чего же можно было ожидать от контактного исследования?
"Исходник был дискретно-аналоговый, – думал Чистильщик, подстраиваясь к мерности информационного пространства, чтобы не пропустить важный слой. – Занятно, форма хранения образно-логическая. И плотность какая высокая! Нет, туда не полезу, для начала надо взять пакет попроще. Вот этот".
Он с опаской принял фронт, готовясь отстраниться при первом сигнале тревоги.
Чистильщика тряхнуло. Возбуждение захватило его, парализовав волю, наэлектризовало неизведанным стремлением.
Он захотел… Чего?
Скудно расцвеченный мир раскачивался, двигался навстречу мягкими рывками. Яркий свет был неприятен носителю. Прячась в теневых пятнах, он пробирался… Куда?
Носитель легко ступал по нагретой земле мягкими… "У меня лапы, – отметил Чистильщик. – Четыре. Удобно. Тело лёгкое. Какая-то громада слева. Шершавая, тёплая, пахнет притягательно. Дом. Носитель хочет вернуться домой, почему не возвращается? Он голоден, его что-то заботит. Думотерий ли это? Опять не получается уловить мысли. Конструкции короткие, алогичные, одинаковые. Бездумец? Но его определённо что-то заботит, есть цель, не связанная с пищей. Опасно сверху!"
Носитель замер, приметив движение. Спускалось крупное, светлое… От него пахло…
Чистильщик не успел отстраниться, жажда овладела им. Он ринулся, влекомый могучим желанием. Успел подумать: "Я зверь!" – и стал зверем. Этому невозможно было противиться!
* * *
Зверь крался, – Тихо!
Сдерживал порыв кинуться немедленно, – Ближе!
Следил неотрывно за белым живым пернатым пятном, комком мяса, клубком жил, наполненных тёплой кровью, – Ближе!
Пружинясь, готовил когти, почуял, – Пора!
Трепыхается. – В шею вцепиться! Сжать сильнее!
Горячее на языке, вкусное… – Кровь! Счастье!
Скрипят в зубах перья, под ними… – Мясо! Счастье!
Трепыхается, бьётся. – Убить! Лапой, когтями!
Хрустнули в зубах кости…
* * *
Мельком увидел остервенелый Чистильщик: белые хлопья перьев кружились, падали неохотно. Отстранённо подумал: "Птах белый". Свежая память о боли заполнила оглушённую счастьем душу. "Фантомная боль, – машинально отметил он, становясь самим собою. – Надо же было нарваться на того самого зверя! Жуткая тварь. Как её начальник назвал? Драная кошка? Знал бы он, каково это – быть кошкой. Теперь понятно, почему у Верховного нет отбоя от мучителей. Местные углеродцы невероятно агрессивны. А как восприимчивы! Неудивительно и то, что страдальцы сюда толпами стекаются".
Фронт зверской памяти был рядом, Чистильщик, чтобы не затянуло в мерзкий эпизод снова, двинулся по времени дальше.
"Приказано не отвлекаться на бездумцев, – размышлял он, просматривая новые фронты, один другого сложнее. – Тот зверь определённо бездумец, думотерии не бывают такими жестокими. Или бывают? Начальник сказал, что нет страшнее зверей, чем местные думотерии. Шутил, должно быть. Всё равно, страшновато заглядывать. Вот, кажется, приличный фронт. Обособленный, без внешних связей, выглядит не слишком сложным. Узоры симпатичные, что-то в них есть знакомое. Помнится, у разумных светломатерчатых червей…
Перебирая похожие по характеру связей фрагменты собственных воспоминаний, Чистильщик успокоился и отрешился наконец от хищного стремления убить и сожрать кого-нибудь. Он несколько раз примерился и осторожно принял фронт изолированного от прочих фрагмента памяти.
"Так я и думал, что это червь", – решил он, осваиваясь с ощущениями. Наученный горьким опытом, на полный контакт идти не спешил, фронт исследовал короткими касаниями.