Тот злобно глянул на меня.
- От мезозоя в последовательности скачков около тридцати. Если не больше, - сообщил он с натренированной выдержкой, размышляя вслух. - Тем не менее, время у нас еще имеется. Можем и попробовать.
Крени постучал себя в лоб согнутым пальцем.
- И кто с тобой пойдет?
- Лламет.
- Ну да, Лламет пойдет. Лламет у нас садомазохист. Да кто вы, Тени, вообще такие? Думаешь, что вдвоем вы справитесь? - Крени с сожалением развернул верхнюю губу.
- В более-менее реалистическом мире…
- Реалистичные миры он уже давно перестал посещать.
- Трус ты.
- Знаю.
Сантана отвел от него взгляд, поправил манжеты.
- Ты хочешь его уничтожить? - с изумлением спросил я. - Хочешь уничтожить вирус еще до того, как он сюда доберется, так? Так?
Своим молчанием Черный подтвердил мои предположения.
Махнув рукой, Крени поднялся и вышел.
- Я попрошу Аусбурга, чтобы он провел тебя в какой-нибудь безопасный мир вне последовательности, - произнес наконец Сантана, угощая меня сигарой. - А больше ни о чем и не мечтай.
Я откусил кончик, прикурил и так же автоматически возразил:
- Я пойду с вами.
- Крыша поехала?
- Ладно, представь мне хотя бы пару логических аргументов против этой идеи.
- Да отъебись ты со всеми своими аргументами! Это просто идиотизм, и ты об этом прекрасно знаешь. Мало того, что этот придурошный вирус, так еще и за тобой следи, который сам не знаешь, чего не помнишь, пока это само по тебе не пронесется. - Сантана, со слепой яростью в глазах, пинком поправил загнувшийся уголок ковра. - В твоем случае Назгул был совершенно прав. Ты и в самом деле ходячая часовая бомба! Только я не буду увеличивать риск понапрасну. - Он перехватил мой взгляд. - Да, знаю: и говорю как Назгул!
- Сантана. Меня невозможно убить.
Вот это его пригасило. Черный свалился в кресло, тупо всматриваясь в ночь, он артистически выдувал дым. Затягиваясь, время от времени, он оценивающе поглядывал на меня.
- А почему для тебя это так важно, а?
- Скажем так, потому что мне надоело, чтобы ко мне относились как к щенку, нуждающемуся в няньке, чтобы перейти парочку Врат.
- Но ведь нуждаешься же…
- А мне хочется не нуждаться.
- Тогда, откуда тебе известно…
- Не знаю.
Сантана усмехнулся, прищурил глаза, сделал выпад сигарой в моем направлении.
- А ты меняешься, Адриан. Теперь мне бы уже не удалось так легко отрезать тебе пальцы. Ведь правда? Теперь ты уже не никакой. Меняешься. Может и не память, но кое-что ты восстанавливаешь наверняка.
16. ПОКИНУТЫЙ РАЙ
Лламет, естественно, согласился. Остальные известные мне игроки, гостившие у Сантаны, при известии о приближающемся зеркальном вирусе как можно скорее отправились в подвал, никто из них не вернулся. Исключением был только Маастракни.
- Даже если мы все удерем, он все равно почувствует, что мы здесь были, - сказал он Сантане. - И он уничтожит все и всех, кто был связан с нами. - Под "всеми" он понимал людские манекены. - Он убьет их.
Сантана выдал управляющему ряд приказаний, провозгласил несколько лживых сообщений в пользу местных, подготовил снаряжение… перед полуночью, спустя неполных семь часов после обнаружения мною записки, в подвал спустился и он сам. Мы ожидали его посреди гексагона, Лламет сосал кровь с левого запястья, которое порезал одним из собственных ножей. Черный тщательно закрыл двери, ключ забрал с собой.
В 23:48 по времени Луизианы мы переместились на Килиманджаро.
17. СЛЕДОПЫТЫ
Правила, действующие при перемещениях фигур игроков между мирами Иррехааре, являются стохастическим результатом искажений, вызванных аварией Аллаха - или, уж если кто желает, появлением Самурая - а также внедренных в компьютеры фундаментальных принципов, на которых и было вознесено это царство мечтаний. Аллах пытался систематизировать безумие и случайность - и таким образом появились Врата, их гексагоны, последовательности и вертикали, равно как и правила переходов. Сквозь Врата не мог пройти никакой человек или животное, если только это не были фигуры, управляемые игроком. Каждая такая фигура, попадая в новый мир, автоматически приспосабливается к нему, при чем, степень и род такого приспособления могут персонажем модифицироваться - если только он находится в сознании, обладает соответственно высокими коэффициентами и умением концентрироваться в данный момент. Это же относится и ко всем предметам, находящимся теперь у персонажа, и ко всем мертвым фрагментам окружения, являющимся настолько подвижными, чтобы перенестись с ними за линию порога. Все это звучит как набор игровых правил - поскольку именно этим и является.
Забирая с собой продовольствие, запасную одежду, пистолеты и сабли - скорее уж, чем эти конкретные предметы, нам была важна сама их идея: в каком бы мы мире не находились, оружие оставалось оружием, одежда - одеждой, хотя менялись и наши тела, а мое - более всего; но при этом изменялось и все оснащение. Мы переходили туда и сюда, от одних Врат в другие, в рамках одного дерева гексагонов. Калейдоскоп: небо синее, желто-зеленое, алое, коричневое и черное; солнца и луны словно открывающиеся и закрывающиеся невидящие глаза космоса; неожиданные скачки температуры, пытка гипотермичной дрожи, тепловых ударов; город, пустыня, лес, пещера, море, внутренность помещения. Адский рейд. Часы и дни, сгустившиеся в несколько десятков минут.
Остановились мы, судя по одежде, в средневековье. Вечер. Воздух прохладный, сырой. Покрытая сорняками поляна, прилегающая к пуще. Выходя в виде тройной радуги из Врат, мы чуть не попали в трещащий высоким пламенем костер. Он должен был находиться прямиком в центре гексагона, судя по углу, под которым мы подходили к Вратам.
Сантана подтвердил это предположение.
- На самой оси, - буркнул он, оглядываясь в сторону Врат.
- Сколько это уже прыжков? - спросил Лламет, высматривая что-то в темной стене леса. - Тринадцать?
- Четырнадцать, - поправил я его.
- Ты бы, может, помолился? А? Сантана?
- Может… А может подождем этого пиромана?
Лламет вывернул губы в столь характерной для него издевательски-жестокой усмешке. - Долго ждать не придется.
Она какое-то время следила за нами, потом все же вышла из тени деревьев. Через плечо у нее висел лук, в руке несла застреленного зайца. Я мигнул: игрок.
Добычу она бросила на землю у огня. Лук и колчан сняла.
- А вот тебя я не знаю, - сказала она, внимательно приглядываясь ко мне. Странной была заядлость, с которой она не стала глядеть на Сантану; даже я это заметил.
Черный, поворачиваясь в сторону темнеющих волн прилегавших к пуще полей, саркастически усмехнулся.
- Это же муляж, не видишь?
Женщина и Лламет мигнули практически одновременно.
- Уже нет, - заметил калека. - Теперь он уже идентифицируется.
Много бы я дал за то, чтобы поглядеть в зеркало.
Она наверняка не поняла, о чем речь, но тему развивать не пожелала.
- Я так думала, что вы, все же, пойдете на него.
- Это ты ее смяла, - уверенно заявил я. - Ту записку Кавалерра в Луизиане.
- Он вечно запирался, словно в крепости, мне не хотелось рушить его прекрасный дом.
Все время она избегала глядеть на него, но я понимал, что говорит она про Сантану. Сантана был осью ее мыслей.
- А что ты вообще здесь делаешь? - обратился к ней Лламет. - Что, Назгул выслал тебя подождать нас?
- Я ищу Алекса.
18. ЛЮБОВЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ИРРЕХААРЕ
Назгул, во время очередного визита в том храме на Внешней Стороне, вымолил ответы на ряд новых, важных для него вопросов - там Аллах был уступчив, как нигде. Среди всего прочего, выплыл вопрос и команды Сантаны. Оказалось, что одному из убитых, конкретно же, самому Алексу, удалось выбраться с территории Самурая, проходя вначале по Обходной Дороге, а потом - по Внешней Стороне, что, кстати, является требующим массы времени способом путешествий. Было очевидно, что по причине именно такого, а не иного пространственного расположения деревьев последовательностей, первым гексагоном, куда ему удастся попасть, будет одним из шестиугольников нижней части вертикали Астро. Совершенно неожиданно Алекс сделался весьма важной особой: он был первым игроком, которому удалось бегство из империи Самурая в свободные вертикали, идя кружным путем, через Внешнюю Сторону. Любая команда, которая узнает тайну этого пути, получит возможность незаметно перебросить любое количество людей в центральные миры врага. Алекс, благодаря замкнутой в собственной голове памяти, сделался буквально бесценным. Не следовало рассчитывать на то, будто Самурай не знает того, чего успел узнать Назгул, и наверняка уже идут какие-то контрдействия. Тем временем, пока никто толком не знал, где конкретно находится Алекс, ему никак нельзя было помочь. Для того-то и были высланы следопыты: игроки с высокими коэффициентами интуиции, магии и удачи. Пока что, единственным результатом этой операции стала информация о подъеме вверх по вертикали зеркального вируса, полученная из предупреждений, оставленных приятелям Ерлтваховицича его личным киллером. И именно Арианна первой принесла это сообщение в Стар Мехико.
- И что на это Назгул? - спросил я.
Прежде, чем ответить, она проглотила пережевываемый как раз кусок мяса. Уже наступила ночь, жаркое сияние хрустящего пламени ослепило и приковало к себе все наше внимание; существовал лишь только этот огонь - и ночь.
- Он разослал людей с приказом эвакуации миров, которым грозит опасность, только он считает, будто Астро ничего не угрожает, - пожала она плечами. - И ждет.
Арианна была низкой, худенькой, темноволосой; красивая тем явным женственным представлением идеала красоты. Уже само это сверхсовершенство, без необходимости щурить глаза, отличало ее от всех муляжей. Все до сих пор встреченные мною игроки имели внешность ангелов. Или же демонов, подумал я, глянув на Лламета.
- И что говорит тебе интуиция? - буркнул Черный. - Есть тут Алекс, а?
- Нет. Зато имеется вирус.
Сантана невольно поглядел на нее, хотя до сих пор тщательно избегал этого, наверняка опасаясь встретить ее взгляд.
- Откуда знаешь?
- Ох, он в трех прыжках вверх. Я шла по последовательности от Астро, пытаясь почувствовать Алекса. Как раз стала лагерем между Вратами, когда он отразился через одни из них. Я едва успела удрать.
- Видела его?
- Схема Хрустального Всадника. Ничего нового. Хрустальный рыцарь на хрустальном жеребце. Они выше Врат. Рост парня метра три без шлема. Копье, меч, топор, самострел. Праворучный. Кольчуга. Только это и заметила.
Черный явно сердился, что она не сказала об этом сразу. Он тут же выслал Лламета на разведку короткими прыжками через все шесть врат, чтобы приблизительно оценить тем течения здешнего времени, на тот случай, если бы нам пришлось принять бой. Сам он ушел на ближайший холм, вонзил на его вершине в землю меч и опустился рядом с ним на колени; молясь Богу, он молился машине. Цель этих молитв - насколько я предполагал - состояла в исследовании местного коэффициента сопротивляемости магии и мифичности, и, если это было возможно, вызвать пророческое видение, касающееся вируса - именно таким вот образом Назгул и другие "беседовали" с Аллахом.
Лламет в нерегулярные отрезки времени появлялся, после чего исчезал в соседних Вратах. Я тщательно переворачивал полуминутную клепсидру всякий раз, когда из нее пересыпался песок. Арианна какое-то время присматривалась к моим действиям. Закончив есть, она поднялась, с какой-то странной рассеянностью поглядела в костер и медленно направилась к погруженному в молитве Сантане. Девушка поднялась на вершину и остановилась рядом с мечом. На какое-то мгновение, все это походило на то, будто Черный молится именно ей; я видел их каменно неподвижные тени на фоне бархатного занавеса ночи. После этого Сантана поднялся. При этом они должны были о чем-то говорить, только я не расслышал даже шепота.
Клепсидра: седьмая минута.
Лламет вышел из последних Врат, спотыкаясь, направился к огню.
- Сколько? - спросил он.
- Семь минут и где-то с пяток секунд.
- Это дает нам коэффициент близкий пяти. Довольно быстрый мир. Даже с поправкой на переходы.
Он свалился на камень рядом со мной.
Пятнадцать секунд, которые он отсчитывал в каждом соседнем мире, после деления давали среднее значение относительного темпа истечения времени. Понятно, что этот метод был примитивным и неточным, ведь во всей последовательности могло существовать хронопатическое нарушение - тем не менее, обычно, как меня заверял, экзамен он сдавал.
Лламет отыскал взглядом Сантану с Арианной, оскалил кривые остатки зубов:
- Во, бля, парочка.
- Не понял…
- Они и вправду семейная пара.
- За пределами Иррехааре?
- Ну, говорю же тебе. А здесь, уже после того, как все накрылось, у них родился ребенок.
Значение этих слов до меня дошло, вот только я никак не мог понять, что Лламет имел в виду.
- То есть как - ребенок?
- Бэби! - фыркнул он. - Муляжное! Или ты думал, будто бы она действительно… как там это говорят? …забеременела? Это тебе Иррехааре. Так что родила здесь муляжик, - засмеялся калека.
Я подбросил полено в огонь.
- И что?
- А то, убили его. А ребенку было уже два годика. И он разговаривал. Вот этого они и не смогли выдержать.
19. В ОЖИДАНИИ
Арианна вернулась минут через пятнадцать. По какой-то причине, она была чрезвычайно довольна собой. Она заставила рассказать меня про амнезию. Даже Лламету, когда тот спросил ее о чем-то, она ответила без того презрительного, брезгливого покачивания головой, которым одаряет калеку большинство лиц, воспитанных в мире, где ущербных найдешь разве что на картинах Босха.
Утром, совершенно обессилевший Сантана решил, что бой с вирусом мы проведем именно здесь. Он видел его в собственном пророческом видении, поворачивающим в сторону гексагона. Он, Хрустальный Всадник, почуял нас. Арианна, не говоря ни слова, прошла в одни из Врат, вернулась, забрала оружие, буркнула что-то про Алекса, удивительно тепло попрощалась с мужем и кратковременной радугой перешла в соседний сон Аллаха.
Солнце показалось над лесом в виде бледно-розового, рваного овала. В темно-зеленой пуще пробуждалась дикая жизнь. По небу с запада мчались разваренные кучи грозовых облаков, порывистый, холодный ветер превращался в тяжкий, осенний вихрь. Мы ждали.
20. ВИРУС
Он прибыл с запада, вместе с бурей.
Над линией горизонта ледяными и огненными звездами блеснули солнечные лучи, отразившиеся от космически совершенной поверхности хрусталя, которым Всадник и был; мы заметили их виртуальные иглы, выстреливающие над зелеными волнами полей, и вот тут в нас взыграл страх. Даже у Лламета нервно задрожали губы, будто бы от множества молитв, которых он не был в состоянии выговорить в этот последний, летучий момент. Всходила заря смерти. Лед наших сердец, сконсолидированный в мысль - из компьютера ведь не извлечешь ничего больше, чем вложил туда; все зло вирусов Аллаха родилось в головах людей, он же его лишь взял на время и скопировал.
- Чертова машина, - проклинали игроки.
- Но ведь только машина, - с удивлением отвечал я им. - У нее ведь даже нет свободной воли.
- При подобной степени сложности и автономности программ, - злобно бормотали те, - понятие свободной воли как таковой, размывается; и уже нельзя отличить решения от выбора.
- Но откуда вы можете знать, что это как раз воля Аллаха? Может все это вызвано деформациями Самурая? Может, по сути своей, Аллах вообще выбора не имеет? А вдруг он вообще на нашей стороне? Откуда вы можете быть уверены, что это его вина?
Только они знали свое. Богохульствуя против Аллаха, они, по крайней мере, были мучениками. Таким образом они оправдывали собственные поражения. Аллах акбар. Аллах акбар!
И теперь, видя, появляющегося из-за очередного холмика Хрустального Всадника, я понял то фаталистическое отчаяние, которое стало для них национальной чертой, общей чертой проклятого изначально населения Иррехааре. Въевшийся в мозг каждого из них, высасывающий всяческие мысли и чувства, этот электронный червь, смертельная опухоль, посредничая между ними и уже абстрактной, поскольку безгранично могущественной СИСТЕМОЙ, обладающий властью одним лишь коротким импульсом сбросить их на самое дно преисподней, предать самым жесточайшим пыткам, вырвать из них и сделать реальностью наиболее глубинные их страхи. И они ничего с этим поделать не могут.
И вправду, Аллах акбар.
Всадник был все ближе.
Алмазная призма, переживающая плавные трансформации, галопирующая в ровном темпе. Конь-человек: единое целое. Единая, непрерывно переливающаяся из одной формы в другую, стеклянная скульптура. Ведь именно этим он и был, он и животное, а по сути своей - единый вирус, статуей, стеклом, проклятым на вечные незаконченные трансформации; живым, расплавленным и холодным; чуждой программой, безумствующей по оперативной памяти Аллаха. Хрустальные копыта жеребца выбрасывали в воздух комья земли; в его теле отражалась зелень травы; по доспехам Всадника проползали размазанные неправильной зеркальной поверхностью отражения неба и пожирающих его туч. Тот факт, что конь, рыцарь, его оружие, снаряжение, седло - все это составляло одну жидкокристаллическую целостность, залитую секундными световыми рефлексами, непрерывно закрашиваемую разноцветными пятнами зеркальных картин, и это значительно затрудняло возможность присмотреться к вирусу. А он мчался на нас, выдерживая темп дикой атаки: алмазная Немезида. Тем не менее, мне удалось высмотреть существенные различия между ним и его более ранней исторически версией, описанной Арианной. Вместо короткого копья, теперь у него было большое и тяжелое; вместо кольчуги - полные доспехи; у седла висел щит. Он ехал с поднятым забралом. Лицо, будучи поверхностью со слишком большим нагромождением складок, впадин, выпуклостей и искажений, так отражала и переламывала свет, что совершенно невозможно было в этом сверкающем лице увидать ничего больше, чем два мелких затемнения глаз и плоская, дополнительная призма острого, орлиного носа.
Вирус приблизился уже настолько, чтобы взгляд мог вписать его в перспективу: ростом он был метров в пять, пять с половиной; еще выше вздымался наконечник опиравшегося на подставку у стремени копья.
- И нечего играть непобедимых; чуть что - сразу же во Врата. За пределы гексагона не выходить!
Лламет, соглашаясь, что-то буркнул. Я, который Врат видеть не мог, посему пришлось обозначить их края камнями, лишь пожал плечами.
Сантана отдернулся:
- А вот тебя я вообще не понимаю. Какого черта ты вообще ввязался в эту резню?
Я и сам этого не знал, поэтому ничего не ответил. Решение я принял в какое-то мгновение, в частицу секунды иррационального бунта против предназначения, в момент абсолютной фрустрации - а потом уже как-то нельзя было отступать: классический клинч амбиций и гордости.
Сантана вынул из-за голенища костяную раздвоенную палочку. Он послюнил ее кончик, чихнул.