* * *
Миссионеры знают, как сильно зависит религия от языка. У таитянцев, например, нет понятия "грусть", но есть недоступные нам toiaha и ре’аре’а. Как объяснить им, что сын Божий скорбит о человечестве?..
Попробуйте перевести слово "аскет" на язык бушменов. Получится "грязный старик с торчащими ребрами". Или того хуже: "хочу пареных бататов с ящеричным соусом".
Но самое страшное - втолковать дикарю, что есть "посланец бога". Истинные миссионеры готовятся к этому загодя. Они принимают ванну, выпивают стопочку коньяка для храбрости и глотают сырые яйца. Чтобы голос не подвел в нужный момент. И все равно им страшно.
Дело в том, что боги любят шутить. Миссионер может закашляться, муха забьется в ухо благодарного слушателя, раскат грома заглушит проповедь. И тогда - вместо "посланца бога" в разум дикаря войдет Кецалькоатль.
Миссионеры знают это, но все равно отправляются в пустыни. Жажда общения сильнее страха.
- …а потом святой Марк притащил за собой медведя. Представляешь?!
Король кивнул. Анекдоты о святых ему нравились. Правда, этим людям сильно не везло в жизни: их жарили на кострах, сдирали живьем кожу, колесовали. Насчет последнего стоило бы узнать получше.
Вообще, Теуле - это увлекательно.
"Ке! Цаль! Ко! Атль!"
Кроме того, некоторые моменты вызывали недоумение. Святое причастие, например. Как это - кровь и хмельное пульке одновременно?.. А тело и маисовая лепешка?.. У короля были идеи на этот счет, но он не рискнул их высказывать.
- Мы построим тебе огромное жилище с множеством ступенек, о разноликий человек! - восторженно приседал он. - Тебе понравится. Расскажи - что еще угодно этим могущественным Теуле?
…И священник рассказывал - красиво, пышно, образно. С использованием метафор и аллюзий. Он поведал о рвении, о пылающих сердцах на алтаре служения, о жизни, отданной Богу.
Завершил же свою речь призывом уничтожать еретиков. И даже - "Кецалькоатль!" - указал первую жертву. И не одну.
* * *
Город походил на бурлящий муравейник. Ацтеки метались в растерянности, еще бы!.. Им предстоял первый праздник в жизни, а никто не рассказал, как к нему готовиться. Сама мысль, что все предыдущие дни были будничными, казалась им поразительной.
- Куда же запропастился этот проклятый Илирий?.. - недоумевал Берналь. - Нам давно пора возвращаться.
Он мчался по запутанным коридорам дворца, распахивая двери. Путь его был отмечен женским визгом и проклятиями мужчин. Конкистадору было все равно. Испанских идальго трудно смутить.
- Алонсо! Святая Богоматерь, где ты? Где ты, черт возьми?..
Дворец кончился, а Илирий как в воду канул. Оставалось поискать в уступчатой пирамиде, что появилась несколько дней назад. Идти туда совершенно не хотелось.
- Ладно, - ободрил поэт сам себя. - Я в щелочку загляну и обратно, хорошо?
Пирамида встретила его темнотой и зловонием. Привычный нос солдата без труда угадал в нем запах крови. По спине побежали мурашки.
- Илирий?.. - позвал Берналь. - Илирий?..
- Да здесь я, здесь, - послышался усталый голос грека. - Закрой дверь, сквозит.
Бронзовые створки захлопнулись. Последняя полоска света под ногами Берналя растаяла.
- Э-э… Извини, что я…
- Не стоит беспокойства, Диас. Как там Марина?..
- Благодарю, хорошо.
- Заботься о ней. Она славная девушка, поверь моему опыту. Вы будете отличной парой.
В темноте захлопали крылья. Запах крови усилился.
- Э-э… Спасибо. А кто там с тобой?..
- Не обращай внимания… Один старый знакомец. Подкармливаю его, как могу. Печень мне все равно не скоро пригодится.
Повисло принужденное молчание. Слышно было тяжелое дыхание еретика, да кто-то возился у дверей, пытаясь войти. Наконец Илирий кашлянул:
- Диас?.. Я вот что хочу сказать…
Дверь загремела, открываясь. Тоненькая фигурка замерла на пороге, и сердце Диаса подпрыгнуло. Силуэт Марины он узнал бы из тысяч и тысяч других.
- Ты не вовремя, друг мой. Сейчас здесь окажется много жрецов, понимаешь?.. Неудобно получится. У людей праздник, а ты…
- Берналь?.. - жалобно позвал женский голос. - Берналь, где ты?.. Я не вижу!..
Каждый шаг Владычицы сопровождало мелодичное позвякивание, словно она несла в мешке стопку жестяных тарелок. Девушка сгибалась в три погибели под тяжестью огромного тюка.
- Марина, я здесь!..
- Берналь!..
Любовных объятий не получилось. Руки поэта наткнулись на что-то тяжелое и жесткое.
- Они… они… - всхлипывала девушка. - Берналь, они хотят… принести тебя в жертву! Берналь!
- Но…
Железо с грохотом посыпалось из мешка. Меч, кираса, мушкет, поножи.
- Берегись!
Загремели медные ставни; столб света ударил сверху, заставив зажмуриться. Когда Диас открыл глаза, небывалое зрелище открылось ему.
Огромный, грубо вылепленный идол высился над ним. Лицо его… лучше бы оно не было таким знакомым. Щеки Кецалькоатля втянулись внутрь настолько, что превращали голову бога в оскаленный череп.
Вдоль стен крадучись перебегали закутанные в шкуры люди с обсидиановыми мечами. Жрецы и воины.
- Марина, за спину! - рявкнул Диас. - Скорее! Будем пробиваться к выходу!
Конкистадор торопливо облачился в доспехи. Приладил пояс, закинул мушкет на плечо. Ацтеки не делали никаких попыток помешать ему. Тихо плакала девушка, прижимая к груди изъязвленные железом руки.
Вот и все. Пора в обратный путь.
Один из жрецов двинулся навстречу Диасу, размахивая каменным мечом.
- Нечестивец!.. - начал он. - Ты попла…
Ремиз! Выпад!
Познания ацтеков о мире обогатились новой философской категорией.
* * *
Боевое искусство Теночтитлана создал Берналь Диас. По крайней мере никто из ацтекских воинов этого не оспаривает.
Сыны орла и ягуара, потомки лис и волков - на самом деле они потомки тех, кто пытался остановить влюбленного кастильца. Сколько их было, сколько осталось на заляпанных кровью плитах - считать бессмысленно. Те, кто выжил, возглавили армии. Стали правителями городов и провинций.
Берналь и Марина бежали по улицам юного города. Причудливые сады, каналы, мосты, белоснежные дворцы выплывали навстречу. Столица империи рождалась из хаоса, словно Афродита из пены.
А нетерпеливая воля Илирия… Да полно! Так ли его звали - насмешливого и бесцеремонного богоборца?.. Кто скажет?..
Прометей! Дарящий огонь.
И все-таки он достиг своего… Разум, проклятый и благословенный дар, отравил Сумеречный народец подобно чуме. Пустыри вокруг дворцов обросли ветхими хижинами, на полях зазеленел маис. Двинулись в путь сборщики налогов.
Кортес мог торжествовать. Вчерашние обитатели рая поделили себя на тлашкальцев и чолулу, на тотонаков и семпоальцев. Вспыхнула вражда, и отныне конкиста была обречена на успех. Чем все закончилось, вы прекрасно знаете и без меня.
Так что же, спрошу я, - неужели жалость и любовь Илирия к людям пропали зря?.. Неужто он принес ацтекам лишь боль и страдания?..
Миссионеры объяснят индейцам вечные истины. Поплывут из Африки корабли с грузом невольников. Войны, восстания…
Это - разум. Ничего не поделаешь.
Но все же… все же…
Две фигуры на мосту - мужская и женская. Женщина - в широком варварском плаще, ее волосы украшены перьями. Мужчина - в испанских латах, при мече.
- Я люблю тебя, Берналь! - шепчет она.
- Марина, любимая!..
Насмешка? Да.
Но черт возьми!.. Если Диас наконец поверит в зов кораблей и блеск моря - для меня это станет пусть слабым, но утешением.
Рига, Латвия
Андрей Максименко, Юлия Сиромолот
Ветер на дне колодца
Ужели мы попали в сети,
В сияние ночного Солнца?
Как листья разметает ветер,
Что мечется на дне колодца…
Оно - не камень и не птица,
Ничтожно малое в огромном:
Не разорвать. И в нить не свиться.
Не вознести, не бросить в омут…
Ч.
Уснул Теночтитлан. Медленно вплыл в день. Жалюзи спущены, шторы задернуты, но светлое пятно все-таки дрожит на полу. Это Солнце обгладывает вершину пирамиды Тольтахуа - напротив.
Мир изменился, но не Солнце, оно по-прежнему не друг мне. Да и никому… но я так отвлекусь и начну рассуждать сейчас о другом. Буду курить без счета черные сигареты, забуду пить пиво, и оно степлится. Жар в бамбуковых щелях поплывет красным, карамелью, - значит, до вечера я опять просидел, заговаривая час от часу с платяным шкафом, оскалившим дверцу.
Говорить-то мне больше не с кем.
Зато как я вспоминаю! Я в своих воспоминаниях роскошествую: они мои в самом окончательном смысле.
Декан, доктор, продажный боец, живописец, вещуны, прихлебатели, прекрасная женщина!
Где вы теперь? В каких слоях?
По памяти я все-таки поставлю ее первой. Катерину. Хотя, вначале было слово Декана… но я не стану припоминать Декана Лелюка именно сейчас. Успею еще. Я считал тогда, что отрастил себе достаточно длинный поводок, чтобы послать Декана с его очередным беспочвенным и безвоздушным заданием - на фиг. Сначала временно. А потом - хотя бы время от времени.
Рейс из-за океана сел на полчаса раньше. Такое бывает только на нашем побережье. Попутный ветер! Что за ветер!
Рыжеволосая, в талии тонкая, в остальном - что надо, метр восемьдесят на каблучках… Вся в белом, и даже сквозь купол аэровокзала просвеченная теночтитланским Солнцем. Все ее изумляло: лавсановый балахон, которым надо было укутаться с ног до головы, площадь, обильно политая маревом. А между дрожью жары верхней и нижней, то есть наведенной от камней, - незыблемый шоколадный коатлекль с бликами на гладкой коже.
В Теночтитлан ее привел наш бесконечный театральный фестиваль. Дала мне карточку с золотым цветком в углу. Издание не совсем для дам, не вполне для мужчин, кое-что на подростковом жаргоне, советы, как сберечь здоровье в очень большом городе… так она сама отрекомендовалась. Я взглянул повнимательнее - не притворяется ли? Нет, она откинула капюшон - мы ехали в задраенной, как БТР, "сюизе", - и от незагорелого лица чужестранки шла прохлада.
Гостья удивилась, когда я посоветовал лечь спать среди раскаленного бела дня. Ведь она приехала увидеть чудо, беспрерывное извержение вулкана страстей, ветер на дне колодца, что еще там… как же спать? Зачем? И Артем Тарпанов, небрежно красуясь превосходством настоящего "теноко", пояснил, что все чудеса и извержения в Городе Пернатого Змея смотрятся хорошо да и бывают, собственно говоря, исключительно ночью. Ни один талант, даже самый меднолобый, не выдержит дневного Солнца, оно здесь плавит мозг и испаряет кровь - вот уж лет триста или более.
Ну, что же делать - она вздохнула, а я, помедлив, сколько прилично, спустился в пустой вестибюль башни "Нопаль Виц". Приятное знакомство возобновится с закатом, сейчас я спешил. Мало ли кто из приятелей-полуденников вынырнет сейчас из-за тростниковых занавесок - а мне еще нужно доложиться Кочету, что сиуатль прибыла и устроена. На этом, пожалуй, одно расписание заканчивалось, а потом еще была назначена встреча - не то чтобы напрямую из Лелюковых дел, но близко.
Хотя при моей-то работе правильно было всякого, вплоть до бабульки на кассе в общественном сортире, считать человеком Декана. Я привык примеряться к совпадениям текстов, прислушивался к обмолвкам дикторов теленовостей… И не удивлялся, что якобы случайное слово попутчика в самолете может оказаться паролем. А на том конце пароля упомянутая выше бабуля даст сдачи чужеземной монеткой. По каковой монетке тебя признает лавочник, и, доставая с полки альбом Дали, "нечаянно" уронит тебе на голову тяжеленный справочник "Суеверия шарракин"… Правда, в случае, о котором речь, тактика Декана была несколько иной. Он просто посадил где-то (может быть, что и под замок) целую бригаду аналитиков и шифровальщиков. Сама суть казуса была такая тонкая, неопределенная, что эти мученики прикладной мелогвистики вынуждены были вылавливать информацию, пользуясь самым несвязным и независимым источником - всемирными новостями. Они проделывали какие-то многоступенчатые процедуры, а результат их каторжного труда поступал ко мне - как ни странно - в форме все тех же новостей. Прямо на сетевой принтер "Кетцаля". Моя задача была уже много легче, я всего только применял таблицы Маркова и бросал пакаль, чтобы узнать следующий ход. Таким образом, за несколько дней до того, как появилась Катерина, я уже знал - оно называлось Перо Эммануила.
Но еще раньше Йош Вашкаштра, аркаимский беглец… Да, тушка Йош, который попросту ни в какие расписания не укладывался. Никогда. Лелюковой подставой он не был и к внешней жизни моей ацтланской не относился. Да и что общего у Артема Тарпанова, без стыда и совести, с духовидцем весом в добрых два центнера? Разве только шоу ольмеков, в котором Йош был на сцене, а Тарпанов, со "Смуглой Девой" в зубах и восхищением в сердце - в зале, в глубокой тьме. Однако же их частенько видели вместе в компании прочих "ольмеков" рано утром, когда уже все отплясано и выручка подсчитана, - в каком-нибудь "Ягуаре и Попугае". Да бог с вами, любопытные! Пиво они пили вместе да трепались, вот и все. Ничто так не сближает, как свежее "Манитобо" под игуану. Сущее отдохновение был для меня этот толстый, вечно насморочный гениальный плясун. Напившись пива, он начинал сморкаться, вытирать слезы и рассказывать про прекрасный Аркаим. Авестийские песни пел, читал стихи. Жить в Теночтитлане Йошу было несладко: как истинно верующий, он почитал Солнце, трепетал к нему любовью, но ясноликий бог был тут слишком близок к рабу своему Вашкаштре - обжигал… И так его жизнь обламывала во всем. От священного подсолнуха у него была аллергическая сыпь. В шерсти священного ягуара, на процессию которого он упорно ходил каждый год, таилась астма. Шоколад, томаты и перец обрекали на голодную диету. Да бог с ней, Йош мог на запасах подкожного жира въехать даже в бриллиантовую страну Гренландию, хватило бы на полгода автономного существования. Беда была в том, что он как раз жить не мог без священного чего-нибудь. Я его мог бы понять - у самого прабабка в лесах из березовой веры в рябиновую перекидывалась, - но уж очень восторжен был мой приятель. В последние месяцы только и разговоров было у него, что про какого-то чудо-доктора Леопольда, который-де может его избавить от мистической аллергии. Мол, целит он без таблеток и шарлатанства, почти одним приятным разговором, и так тонко дает понять духовную природу недуга, что отекам и сыпи ничего не останется, как отступиться… Чихая, Вашкаштра взахлеб пояснял: священный подсолнух он еще выносить не может, это в следующем сезоне, но что касается ягуара - о!!! Я бы, в общем, порадовался за беднягу. Но он стал мне этого доктора усиленно рекомендовать. И познакомил нас в конце концов, хоть я об этом и не просил. Доктор вынырнул из каменного чана с парной минеральной водой в клубе "Соланика" и развернул передо мной все побрякушечные приемы людоведа. Пока Йош то ли по деликатности, то ли предусмотрительно хлюпал в бассейне вместе с прочими "корешками", чудо-лекарь Леопольд Гнездович разоблачил меня как приезжего (по светлым корням волос, так он сказал), обратил мое внимание на отсутствие телесной гармонии, будучи сам изрядно брюхат… и так далее. При этом он постоянно напоминал, что не консультирует и что все его советы в данный момент абсолютно бесплатны. Так что мне остро захотелось ему уплатить, чтобы он уже почувствовал себя консультирующим и умолк. Заткнуть ему рот было нечем (я сам сидел нагишом в каменной чаше), удовольствие от купания сошло на нет; я полез вон, обернувшись к нему самой негармоничной частью своего прекрасного тела, - у меня там было светлое пятно с заходом на поясницу, след от Дракона, цветной татуировки в пять мегабайт. Картинку пришлось свести уже на службе у Декана, воспоминание не из приятных, но другого отсутствия гармонии я за собой, ей-богу, не знал. А доктор хитро щурился мне вслед, примечал, сканировал.
Йоша я, конечно, не утопил, как хотелось, сразу. Потому что уже через минуту, когда доктор исчез в испарениях целебной воды, сообразил, что такие выпады абсолютно не в манере Декана. На всякий случай дома еще раз тщательно проверил все, что мне успели прислать мелогвисты. Сделал десять поисков по разным параметрам (в том числе по бороде, черной бороде, Леопольду и бане), два комбинированных - убил несколько драгоценных ночей. Ничего не нашел. Матрицы, конечно, не молчали - этого не бывает, но индекс связности стабильно был меньше пяти.
Поэтому в следующий раз, когда толстячок в белом возник из-за спины счастливого Вашкашгры, я был гораздо терпимее. Мало ли что? Надо же ему практику расширять. Он ни разу так и не смог попасть, что называется, в точку: на его провокации я отвечал в своем лучшем стиле - парадоксами. Теперь уже и не помню, как всплыла в нашем многоборье та тема… мы, видно, болтали о книгах вообще. Или об истории? С доктором приходилось держать ухо востро, он даже из пятен томатного соуса на салфетке, которой я вытирал губы, умудрялся делать какие-то далеко идущие выводы. Однако же было ли это на фоне совокупляющихся жриц-черепах в аквариуме Храма Вечности (восторженный Йош маячил поблизости), то ли на базаре - посреди маринованных ростков и алой фасоли… слово вылетело, а я поймал, будучи на сто процентов уверен в том, что доктор - не зацепка.
Я должен был заехать к нему за книгой, которую он всячески мне накануне рекомендовал, и потому-то спешил, оставив прекрасную чужеземку в "Нопаль Виц". Она, ей-богу, была реальнее любого из чудес, и я, принимая холодный артезианский душ в бывшей фотомастерской, пламенно и со старанием просчитывал орбиту вблизи этой славной Новой звезды. Сколько она тут пробудет? Неделю или две… время есть. Если только она не глупа и не вздумает в самом деле пропадать на фестивальных толкучках. Но на дуру не похожа и на дурочку - тоже. Плохо будет, если окажется синий чулок, феминистка или того хуже - лесбиянка. Нет, я в принципе не готов отстреливать последние два типа существ… но то в принципе. В теории. А на практике, когда распустишься весь перед нею, а она высматривает в толпе юниц с голодными глазами… тьфу, крокодил!
И все-таки звезда была пока отдалена, а встреча назначена. Я бы, в сущности, и не пошел туда… что мне эти докторовы читанки… однако пакаль советовал - идти. И я послушно шмыгнул под безумным прессом Солнца, втиснулся в скользкое кожаное сиденье "сюизы", скользкими пальцами повернул ключ, скользкой ступней выжал сцепление… поехал, одним словом, в самый пекельный предвечерний час на окраину, в подпольный кабинет.