- Джио представляет Святой Престол в Перу. Приехал навестить меня в нашем языческом раю, хе-хе.
Очеретти наклонил лысую, с пухом над ушами, голову и налил себе горной воды. Доктор Тукупи сидел на своем месте, вытянувшись в струнку, и даже по сторонам не зыркал. Видно, он благоговел перед святым отцом, и вообще его слово было в собрании последнее.
- Доктор Тукупи - антрополог. Он получил степень за уникальный опыт выживания в джунглях.
Я посмотрел на доктора с сочувствием. Он на меня - пристально.
- Да! - сказал он с ударением. - Семнадцать лет в сельве! Я вам покажу фотокарточки! Вы ахнете!
- Да зачем же… я и так уже… впечатлен. Очень приятно… Вы там заблудились?
- Я там жил! С женой и двумя дочерьми! Я там…
- Селиван, дружище… молодой человек ничего дурного не хотел тебе сказать.
- В самом деле, э… доктор. Я страшно далек от науки, это чистая правда. Я даже думал, что вы - пациенты господина Гнездовича, и никак не предполагал… Надо же, как мне нынче повезло - святой отец, антрополог… Чувствую себя даже не в своей тарелке. Приятное знакомство… Но позвольте откланяться?
- Нет, - небрежно вскинул руку с вилкой Гнездович. - То есть как откланяться? С какой стати? А тунец?
- Я не ем сырого тунца.
- Напрасно! Ну так мы едим. Кушайте, Джио. Ешь, Селиван. Тебе после лесной пищи это хорошо пойдет.
Очеретти тонко улыбнулся, но есть не стал. Селиван Тукупи послушался.
- Мы как раз отмечали докторскую степень Селивана, - пояснил Гнездович. - Он защитился в Куско, но я его упросил приехать. Селиван, а как Сарита?
- Жива, - буркнул "вождь".
- А девочки? Знаете, Артем, они с Сарой произвели там на свет двух таких чудных малышечек, сколько им сейчас?
- Шестнадцать. И пятнадцать, - и доктор непроизвольно зыркнул вправо-влево, но теперь меня не смущал его прострельный взгляд. Семнадцать лет в сельве - чего уж тут непонятного!
- Помнится, Вирсавия была такая пухленькая в детстве, такая маципусечка…
- Беременна, - мрачно доложил папочка Селиван.
- Да что ты?
- Восьмой месяц. Сплавлялись к океану, заночевали раз на берегу. Наутро смотрю - приблудился какой-то. А та, дура, и довольна. Всегда она у меня всем довольна. Для того ли я ее растил! - при этом новоиспеченный доктор антропологии опять пристально посмотрел на меня.
Хотя я вполне сознавал, что доктор, мягко сказать, оригинал, но богом клянусь - что-то оправдательное уже зашевелилось в речевом центре. Тукупи сам же меня избавил от дурацкого положения.
- Я его там и утопил, - сказал он и взял еще сырой рыбы.
- Да… - Гнездович вздохнул. Очеретти поджал губы. - Кто ж это был?
- Кайман его знает. Не лесной человек, в штанах.
- Социальщик, - тихонько подсказал я.
- А хоть бы и так. Змеиное племя! Истоптали всю сельву. Школу он там, видите ли, строил! Да кому твоя школа нужна!
- Гм… ну, тут все понятно, - Гнездович ухмыльнулся в бороду. - А Сусанночка?
- Эту представил. Что ей сделается! И ту дуру, но с пузом, конечно…
- Понимаю. Однако ж защитился ты, так что не горюй. Будешь дедом… А уж как господин ректор-то облизывался, на фотографии глядя… а его какой-то бродяга обошел!
- Стойте! Что за черт… какие в сельве фотографии?
- У Селивана был с собой из всех благ цивилизации только фотоаппарат, - охотно пояснил Гнездович, - "Коника". Рекламная акция. Скоро пойдет по всем каналам: эксклюзивные снимки и эксклюзивное качество.
- Доказательства! - уперев в меня свои калибры, сердито фыркнул Тукупи. - Как бы я потом доказал ученому совету?
- Пленки ему доставляла Социальная служба. Прятали в дупле особого дерева… Так же передавали отпечатанные фотографии, потому что фирма хочет заработать еще и на сохранности отпечатков. Так что у Селивана вот такой, - Гнездович раздвинул пальцы на вершок, - альбомище. Такая красота! Да вот сейчас закончим… вы закончили, Артем? А ты, Селиван? Эй, парень! Счет нам. Да… и поедем. Посмотрим снимки, поболтаем… Джио завтра отправляется осматривать Теночтитланскую епархию, так что все удачно… У вас какая машина?
- "Сюиза", два-пятнадцать…
- Отлично! Как раз все и поместимся.
- То есть?
- Да Бог с вами, Артем, не делайте такие глаза! Садимся в ваше чудо техники, заедем, заберем известную вам рукопись, если вы уже прочитали.
- Да, прочитал… но…
- Джио, какой замечательный парень! Он уже прочитал!
- Рука Господня на нем, - как само собой разумеющееся, отвечал старец Джио.
- Ну вот, а потом поедем ко мне, там тихо. Посидим в приватной обстановке, пообщаемся. Уверяю, Артем, и вам это тоже будет интересно.
- На кой черт мне ваши снимки? Все равно я их не возьму. Судиться с "Коникой"…
- Не о том речь, - наместник Святого Престола подался ко мне и накрыл мою, готовую сжаться в кулак, ладонь своей пергаментной, с перстнем на среднем пальце.
Так и вышло, что гоп-компания расплатилась (на голландский манер, каждый за себя) и уселась в мою машину. Я, понятно, намеревался сесть за руль, но Очеретти очень хладнокровно меня оттер, а Гнездович уже плюхнулся на сиденье рядом с водителем, так что мне и Тукупи пришлось делить заднее сиденье. Мною овладело нелепое, но не без приятной остроты ощущение, будто вот, относительно невинного репортера похищает с тайной целью банда загадочных извращенцев. Стоило только поглядеть направо: Селиван Тукупи, утопивший социальщика, громоздился там каменной стеной. И не знаю, как насчет Господней руки, а руку падре Очеретти, неожиданно весомую, я до сих пор чувствовал на костяшках своей правой. Признаюсь, становилось любопытно.
Мы заехали в "Кетцаль" за рукописью Юреца. Очеретти тихо спросил, не видел ли меня кто из сослуживцев. Я показал на темные окна башни. Один сотрудник, честно сказать, был на месте, но занимался тем, что исподтишка скачивал фирменный редактор изображений в отделе трижды магистра Пудниекса. Так что меня он предпочел не видеть. Пока пробирались в тольтекскую слободу, Гнездович затеял разговор с Тукупи, выспрашивая подробности жизни в сельве. Тукупи отвечал отрывисто, с сердцем. Он, может быть, и хотел представить дело так, будто искал некую истину. Но по-моему, он жестоко жалел о семнадцати годах в глуши. Чтобы эту самую глушь соблюсти, ему приходилось часто кочевать. Донимали то змеи, то звери, но чаще всего, как ни странно, - люди. Селиван прятался от племен охотников, потому что они могли его прикончить. Племена, корчевавшие лес, тем более были ему не соседи - какая-никакая, а цивилизация. К тому же за такими часто стояли травосеи. Селиванова палатка однажды утром оказалась торчащей, как гриб, прямо посреди гектара "знающей" травы. Я поглядел на индейца: не проклюнулось ли в нем вдруг чувство юмора? Нет. Твердокаменный, как и был.
- Так за одну ночь и выросла?
- Выросла, - обреченно подтвердил Тукупи. - Или выросла, или мы все месяц проспали, кто его знает, время несчитаное.
- А потом?
- А потом я оттуда ушел. Проснулся, увидел - и ушел. Истребителей не стал дожидаться.
Ну, вот. Сейчас начнется жвачка. Эта тема - что погода или политика, в любой компании одно и то же - будут всуе жаловаться, что столько сил и средств ушло на борьбу с травосеями, а потом вдруг как-то все кончилось. Была проблема, и не стало проблемы. Очередной мыльный пузырь… и вообще… или начнут рассказывать друг другу байки про Бога Травы, а потом синьор Джио (в данном случае - только он) изречет какой-нибудь эквивалент: "Есть много, друг Горацио, такого…"
- …когда я сам его видел!
"Сюиза" притормозила на перекрестке.
- Кого?
- Бога Травы.
Гнездович присвистнул. Падре Очеретти летуче перекрестился.
- Про это ты нам не рассказывал.
- А нечего и рассказывать…
Я, разумеется, читал "Жизнь Истребителя", сначала подпольно изданную, потом признанную официально; и всякий раз, несмотря на авторское предисловие, статьи экспертов, заключения психологов, социологов, палеоботаников и военных, - не мог одолеть ощущения, будто меня дурачат. Будто это все хоть и страшная, но сказка, потому что с людьми из плоти и крови такого не бывает. Живой эрбы я в глаза не видел, застал только бурную антирекламную кампанию и отчаянные разговоры, а потом, когда все это пошло стихать, тухнуть и скисло, - тогда только стало любопытно: что же это я, собственно говоря, упустил? Поэтому я осторожно спросил:
- Ну… и как он?
- Чудовище, - отвечал антрополог, уставясь прямо перед собою.
- Как же ты с ним познакомился? - не унимался Гнездович. - И молчал! Вот тип!
- Я с ним не знакомился. Все из-за спонсора. Ходил я после откочевки, искал нужное дерево с хранилищем. Так они умудрились выбрать как раз неподалеку от его деревни! Во всей сельве места не нашлось! Потом спохватились, перенесли. Только я в тот единственный раз на него и нарвался.
- Да расскажи, не томи, - Гнездович чуть через сидение не перелез.
- Ну… был он поддеревом. Встал, посмотрел на меня молча… и ушел. А дети за ним побежали.
- Посмотрел? Но ведь он, согласно канону, слепой?
- Какие дети? Ваши?
- А я и не говорю, что зрячий. Канонов не знаю, и не глазами он на меня уставился. Вспоминать не хочу, не к ночи, - Тукупи свернул пальцы в какой-то хитрый шиш, повел возле коленей. - Дети? Мои? С какой стати? А еще о каких-то канонах толкуете! В сельве только один, - маленький, с женщину ростом, волосы белые, лицом страшен, без глаз, а за ним дети бегут - это он. Я после этого сразу откочевал на всякий случай. Хотя он вскоре умер.
- Ф-фу! Задурил ты нам голову, Селиван. Да, так ты говоришь - умер?
- Увидел меня и умер. Да.
- Ничего себе! А, Джио?
- Люди смертны, - отозвался Очеретти.
- Больше я в те места не заглядывал. Опасался за жену. Потом за дочек. Ночью спать надо, а не баб стеречь.
- Что ты, Селиван!
- Да. К нему очередь выстраивалась. Особенно на новую луну, когда совсем темно. Из других деревень даже приходили, от охотников тоже. И никогда осечки не было. Он там всю сельву, от океана до гор, своими… отпрысками засеял.
Гнездович, отфыркиваясь, повалился на спинку сиденья:
- Вот они за ним и бегали… папочка, мол, папочка…
- Послушайте, Тукупи, - сказал я. - Зачем же вы откочевали, чего опасались, если он умер?
- Это только так говорилось, что умер.
- Кем говорилось?
- Слухами сельва полнится. - Тукупи расплел наконец пальцы, расстегнул пуговицу на рубашке и снова сложил оберег. - Мало ли… сегодня умер, а завтра опять жив. И так бывало. Все-таки бог.
- Приехали. - Гнездович перегнулся, теперь уже ко мне. - Ну как, интересно?
- Да уж… уж да.
- Будет еще интереснее. Спускайтесь, друзья мои, сейчас открою. Спускайтесь.
В уже знакомой мне гостиной, отделанной "кипу", Гнездович рассадил приятелей (Тукупи задрал голову и, чуть шевеля губами, рассматривал письма). Меня поместил в центре, в кресле стиля позапрошлого столетия, - сидеть вроде удобно, однако очень быстро оказываешься в дурацком положении - то ноги винтом вокруг ножек завиваются, то руки норовят под подлокотники пролезть. Очеретти, приняв от меня рукопись Юреца, сидел неподвижно. На меня он не обращал внимания, - видимо, погрузился в молитву. Так что мы оказались с Гнездовичем один на один. Доктор пошарил между диванных подушек и вытащил еще папочку.
- Будьте любезны, прочтите сейчас.
- Что-то вы заботитесь о моем культурном уровне…
- Угу. Читайте, Артемий Михайлович.
Я стал читать. В папочке содержались такие подробности, что это производило впечатление истины в последней инстанции. Все было расписано, включая детский сад и школу, а уж карьера излагалась особенно смачно… Конечно, упоминались "Застенчивый ландыш" Рошвана, и монета из Стеклянного замка, и Койский клад… И куда все это якобы ушло. И даже - сколько я примерно получил, в процентах от реальной стоимости. Но про Декана (само собою!) - ни слова. Молодцы. Ай да молодцы!
- Это вы мне сюжеты подкидываете? Про математиков, теперь вот это…
- Читайте дальше. До конца.
Я послушно отлистал папку. Хотя конец был мне отлично известен. Черт возьми, у них были даже фотографии "до" и "после"! Корчить дурачка не приходилось.
- И что теперь?
Гнездович потер ручки и забрал у меня историю одной из моих жизней.
- Ну, нам с вами не нужны предисловия и долгие вступления. Могу поклясться своей врачебной практикой (а она немаленькая!), что наш, - он подчеркнул это "наш", - выбор верен. Если бы я не знал, что вы добытчик… какое там! Стопроцентный Артем Тарпанов, эмигрант, не без способностей, но и без излишних амбиций. Хорошая физическая форма, - просто потому, что еще молод, - доктор похлопал себя по брюшку, - психологические реакции в норме, прошлое небезупречно… Вы нам подходите. Просто подарок судьбы!
- Подхожу? Для чего?
- Нам нужно осуществить операцию по вашей специальности. Отследить и взять некий предмет… Вот о нем вы и узнали из книги, - кивок в сторону Очеретти.
- Что? Да ведь это несерьезно… Послушайте, господа таинственные! Я, как вы заметили, - бывший добытчик. Вышел в тираж. Я в самом деле журналист, не больше и не меньше, и мне это нравится. Теночтитлан - чудное место, а вы думаете, что я снова впрягусь в лямку? Из-за каких-то там вымыслов?! Да кто за это заплатит?
- А вам непременно нужно, чтобы заплатили?
- Ну, ребята, - я постучал пальцем по обложке, - они были серьезные хозяева. На них стоило работать. А вы кто? Что у вас есть, кроме этой писанины? Цена должна быть хорошая…
- А какая цена вашей головы? - скучным ватным голосом вмешался в беседу кардинал, наследник инквизиторов. - Это вы должны знать… Сколько стоит носить на плечах вместилище столь изворотливого ума? Да еще с чужим лицом… Знайте, юноша: если окажется, что это в интересах ламангаров, мы поговорим о цене. На других условиях и не с вами…
- В чьих интересах?
- Слушайте, Артем, внимательно, - Гнездович плюхнул на стол короткопалую ладонь. - Читать я вам больше не дам, это долго. После Байконурской резни Гай Ворон основал орден ламангаров…
В ту ночь, вернее - далеко за полночь, я уехал от братьев тайного ордена прямо в "Каменную Голову". Моя собственная голова была ничуть не легче… и вдобавок я как бы раскололся!. Вот уж о чем Декан должен будет узнать. Утекает информация, а куда это годится? Подумать только, Орден ламангаров, спасителей человечества! Да еще падре Очеретти строит из себя контрразведчика! Ишь ты, угрожает меня сдать. Кому? Никто мне не страшен, из тех, кто у них в папочке. Все это вымысел, разводы на воде. Истинно мне может быть страшен только Декан… но его как раз там нет. Декану я их самих сдам с поторохами, на всякий случай. И нужно будет еще раз все проверить, все новости за полтора года, вдруг все-таки подставы… с ума сойду, когда ж я жить-то буду, с этими проверками…
В "Голове" было не людно, час пик давно прошел. Я прибился поближе к бару и заказал фирменный. Не повредит, все равно и так уже крыша съехала. Пока бармен индифферентно швырял через плечо бутылочки, ложечки, шейкер - я оглядел зал. Катерина могла быть здесь… просто по вчерашним следам, секунд тридцать я даже был уверен, что вот-вот увижу ее. Ошибся. Жаль.
- Пей быстро, - сказал бармен. - Соломинка сгорит.
- Знаю, знаю. Давай еще один. Стой! Что-нибудь без этих… пиротехник.
Ладно… Все закончится хорошо. Ламангары - это несерьезно… Думают, что можно меня припугнуть, использовать. Ну и пусть их. Это ж настоящая удача, они, похоже, о Пере знают столько, что мне и в год не разведать. Та-ак, вот и заказ приехал… что он там намешал, кудесник? Ни-че-го, пить можно. Понемногу-у… тут и огня не надо. Ух! Отлично. Эй, Артем, не тушуйся, вылезай снова на божий свет, тут твое место. Вон, смотри, какие девочки сидят. Пока будешь потягивать свой "тротиловый эквивалент", на них погляди так… они тут свои, разберутся, что ты пьешь. Через пять минут вон та, с платиновой косичкой до пояса, подвалит к тебе, привлеченная мускулами и общим видом… Смотри, детка, я не жадный. Я вообще парень что надо. Садись, поболтаем, - такое расскажу, что будешь на табуреточке ерзать и язычок высовывать… Однако девицы вдруг начали целоваться, - тьфу! Опять осечка!
Я отвернулся от них и стал разглядывать ольмекское панно за спиной бармена. Мысленно все кружил около папочки с легендой. Ламангары, видать, хорошо за нее заплатили. Декан захочет узнать хотя бы предварительные соображения. Ну, что же… предварительно - прокол по медицинской службе. Много там было таких специальных мелочей, даже детские болезни, травматизм… Что бы вы сказали, инквизиторы замшелые, если б знали, что это не вся подноготная правда? Я отпивал лонгдринк по глоточку, зажмуривался, и тогда разливался под веками ясный свет с золотом и цветными кольцами, и это не имело никакого отношения к питью. Да, правда… правда жизни - что она? Вот уже и разных жизней могу насчитать не менее пяти. Как кольца, они сплетаются, но всегда можно вынуть одно, и тогда остальные? Свободны?.. Я припомнил, что это головоломка, задачка, и пальцем стал рисовать прямо на стойке, пытаясь сообразить, так ли оно.
"Веди себя прилично", - прозвучало вдруг, но не с небес. Рядом. Я положил обе ладони перед собой и покосился слегка налево, на голос. Это был мужчинка, прилизанный, аскетически худой. В каскетке и с тоской в глазах. Ну вот, то лесбиянки, то… Я не слыхал, чтобы "Голова" была каким-то специальным местом. Но я же не слежу, у них, может, съезд какой-нибудь…
- Не дают нам выпить, да, дружище? - мужчинка скосил взгляд куда-то на коленку. "Мряу…" - отозвалась коленка, и незнакомец вытащил на свет божий кота серой масти.
- Ему вроде хватит, - я не сдержался и прыснул. Кот скользил лапами по ноге хозяина и валился на спину.
- Это Ассистент. А я Виталий Синоба, малый театр "Островок". Видели нас?
- Нет.
- Два дня в Колодце. Ассистент играл сегодня Бессона, "Диалог животных" - устал, бедный. А они ему выпить не нальют!
- Ну, ясно. Ты б еще травки ему заказал. Цирк, да и только.
- Нет, - возразил Синоба. - В цирке дрессированные. А он актер. Дома его все знают, уважают… А ты - не местный?
- Тутошный, - я вложил весь свой жаргонный акцент в одно слово.
- Все ему удивляются, - проговорил артист и стал гладить Ассистента против шерсти. Животное корчилось, однако терпело. - Он залом владеет - я так не могу. Золота мне дай, сколько он весит - не возьму. Ты приходи на нас посмотреть. У нас Шекспир завтра, только не помню что - "Отелло" или другое… забыл. Ассистент, правда, там не играет, но мы не хуже. Ты сам-то актер?
Я отделался гримасой.
- Народ здесь… ух, захватывается. Дома ни за что такого не достигнешь. При…