- Дайте-ка… - Оран разложил перед собой половинки и завертелся, приближая и удаляя голову. - Надо же, как вы его… прямо по лицу…
- Там лица-то как раз…
- Для меня это не важно, - отозвался ойлянин, почти уткнувшись носом в снимок. - Красивое тело. Хорошо развитое. Но не профессиональная модель. Нет. Я бы сказал - гомосексуалист…
- Может… быть, - прерывающимся голосом выговорила Катерина. - Да… но почему?
- Аура, как сказал бы вам любой базарный провидец. Но все проще - тут сам снимок, антураж…
- Это женщина снимала. Так, Артем?
Соизволила, наконец, обо мне вспомнить!
Я еле пошевелил нижней губой, - что бы это ни означало. Но ей было все равно. Она пожирала калеку глазами.
- Ну, тогда, может быть - и нет. Определенно… я видел его. Я не могу вспомнить где, так что не торопитесь благодарить. Но я вспомню. Для этого мне нужно поднять наброски. Завтра, скажем, после шести…
- Завтра ее тут не будет, - вмешался я. - Катерина, пойдем потанцуем.
- Пойдем, - неожиданно вспорхнула она. - Гутан, я приду к вам завтра. В семь часов - не рано? Куда?
- В "Бережливый Опоссум", комната тридцать. Знаете, где это?
- Найду. Постарайтесь, Гутан, милый! Это очень важно.
- Я вспомню. Прощайте до завтра, Катерина.
Шоу окончилось. Оркестр разливался в томном ритме. Я повел ее в танце.
- Что значит - меня завтра не будет? Что ты нес?
- Не будет. Потому что я тебе сам куплю билет и усажу в самолет.
- Не смеши. С какой стати?!
- Потому что у тебя лихорадка. Тебе, наверное, не сделали прививок, а тут полно комаров. Ты бредишь, Катерина.
- Замолчи. Тебя это не касается. Кто ты вообще такой, чтобы мне тебя слушать?
- А кто такой этот тип на фото? Может быть, его и не существует вовсе. Квиах…
- С ней я об этом разговаривала, - Катерина невинным движением переплела свои и мои пальцы, и так их стиснула, что я света не взвидел, - и мадам рассказала, что на мальчика она запала в переулочке недалеко от Кухум Вица. Он, видите ли, выходил из булочной. С маисовыми лепешками. Мадам пригласила его пропустить рюмочку под свежий хлеб… и то-се. To-се он вежливо отверг, как я поняла, а сняться согласился. При условии, что его не будут расспрашивать и заносить в анкеты и картотеки. Бедная Квиах согласилась, надеясь все-таки… но не сладилось. И теперь осталась с прекрасными снимками, которые никуда не может предложить, потому что модель, видите ли, не зарегистрированная и никто не хочет потом, в случае чего, возиться с копирайтом. Так что этот человек существует. И я его найду.
- И ты решила, что он, конечно, гомик? Из-за Квиах?
Она отстранилась от меня, насколько позволял танец.
- Не "гомик", а "гей". Вульгарщина тебе совсем не к лицу.
- Хоть горшком назови… Но, может, намекнешь хотя бы, в чем суть?
- Не понимаю, почему тебя это так волнует… Это касается только меня.
- Еще бы!. Ты из-за него изводишься, что-то он для тебя значит, хоть и… э-э… гей.
- Вот то-то и оно, - сказала Катерина жестко. - То-то и оно.
…Ей, конечно, не повезло от меня отделаться. Я уже стоял в дверях "Опоссума", когда она вышла из такси.
- Артем, это как понять?
- Так и понимай, - я был полон мрачной решимости никуда ее не пустить.
- Я не ребенок.
- Растлители малолетних тоже не тут живут. Катерина, тебе не стоит туда ходить. Хочешь попасть жертвой в отчет о групповом изнасиловании?
- Кстати - ты и напишешь. Случалось уже?
- Я знаю это место. Здесь тебе нельзя оставаться.
- Перестань. Дай пройти. Гутан ждет.
- Нет.
- Ты сумасшедший дурак. Хочешь, чтобы я с тобой подралась?
- Ладно. Иди. Ты еще безумнее. Но я пойду с тобой.
- Ты? И не боишься быть массово изнасилованным?
Вот это женщина! Я не выдержал и усмехнулся.
- Я их знаю, говорю же. Это обычная сволочь. Так что будь умницей и не захлопывай передо мной дверь.
Все-таки мы вошли вместе. Если уж я не мог помешать ее поискам, хотя бы буду знать, куда ее заведет разговор с калекой. "Опоссум" был обыкновенная гнусная ночлежка, но Катерина держалась как ни в чем ни бывало. Неприятно, конечно, когда некто в рваных на попе джинсах чего-то там моет в ржавой раковине, а другому некту сил не хватило заползти в свою комнатенку, так на пороге и лежит, и приходится через него переступать. Но на нас, к счастью, внимания не обратили. Типчик в джинсах застегнулся и пошлепал на балкон - курить.
- Ну? Вот тридцатый…
Катерина постучала. Ойлянин отозвался рокочуще: "Входите, не заперто…"
- Это я, Катерина.
- Рад, рад! Сейчас выйду!
Оран возился за разделявшей его жилище занавеской. Ткань была испятнана явно им и явно в эстетических целях. Хотя левым нижним углом он, наверное, вытирал кисти… или руки. Катерина осторожно присела на безногий диванчик. Я прикрыл дверь и осмотрелся. Кроме занавески и диванчика, имел место плетеный столик из кафе, прожженый в трех местах, и полки с дешевыми книжками. Было очень тесно, так что позиция в углу, у полок, казалась для моих целей наилучшей. И не так заметен, и дверь контролирую. Туда я и отошел. Среди книг у хозяина был полный бардак, свешивались тут и там какие-то листы, а в простенке, под кучей журнальчиков и бумаги, что-то громоздилось. Вот и мне присесть… Я потянул листы, исписанные по-ойлянски, показалось что-то темное. Увы! Присесть на это я никак бы не смог. Из него торчали заостренные бамбуковые трубки - как раз прибавил бы себе отверстий. Предмет был необычный, я опустился на корточки, разглядывая повнимательнее. Где-то я подобное уже видел… Шотландская волынка? Но бамбук? И не похоже, чтобы в него дуть… Как и у волынки, имелся бурдюк, правда небесно-голубой с желтыми пятнышками. Сбоку стлался шнур, расписанный под змею сурукуку, на конце - электрическая вилка. Хм… забавно… чего только абстракционисты не придумают! Я подстелил что-то трехтомное и наконец уселся. И обнаружил, что вокруг распространяется удивительный запах. Удивительно противный запах. И надо сказать, смрад исходил от моих рук. Я вытер пальцы чем попало, и тут появился хозяин. Он тащил груду папок, картонок и сверху - кусок расписанного стекла.
- А! Ваш провожатый нашел его! А я уж обыскался. Спасибо, молодой человек…
- Его зовут Артем…
- Какой замечательный дар! Катерина… подержите, спасибо… но я хотел сказать, - не одолжите ли вы мне этого способного юношу на пару дней? Мне как раз нужно найти свой старый паспорт, и другое кое-что я засунул так, что не сыщу… И краски бы он мне помог растереть.
Я извел уже всю свободно валявшуюся бумагу, теперь вытирал руки о штаны.
- Ага… не забрасывайте его, прошу… третьего дня, правда, я и без него обошелся, но не хотелось бы, чтобы он снова запропал.
- А что за рухлядь? Чем это воняет, черт бы его побрал?
- Рыбий жир, - охотно отвечал художник. - Это настоящая кожа дикобраза. Иглы срезаны подчистую… или выщипаны, не стану врать. Но кожу надо смазывать раз в месяц, в первую четверть луны.
- Простите, Гутан, мое невежество, - вмешалась Катерина. У нее в зеленых глазах плясали дьявольские искры.
- О, что вы, и не думал… Это, Катерина, замечательный предмет. Шабудабуский вызыватель духов.
Я только фыркнул. Вызыватель? Что-то… где-то… а, ладно, не важно. Я поднял с пола самодельного вида книжицу. На обложке порхали раскрашенные вручную бабочки.
- Не вытирайте этим руки, - прокомментировал Оран. - Это гомосексуальные стихи… Мой бог, что ж я, совсем закопался… Чаю? Кофе?
- Не вздумай, - сказал я. - Брюшной тиф минимум.
- Помолчи, Артем. Нет, спасибо, Гутан, я не хочу. Меня ведь интересует…
- Я нашел. Я же говорил вчера, что видел его. Вот. Посмотрите.
Кажется, он немного обиделся из-за отказа выпить чаю. Катерина уже смотрела рисунки. Я потихоньку зашел сзади и посмотрел через плечо. Чудес все-таки не бывает, и разобрать что-нибудь в этих вихрях и полосах показалось сначала невозможно. Буря на Юпитере… Хазарский футбол (бьют судью и всех боковых)… Вдруг, правда, появилось знакомое: площадь Кетцаля, коричневая мостовая, фигурки, вызывающе перечеркнутые черными чубами…
- Но где он?
- Да вот же.
- О-о-о…
За ним дрожали пирамиды Неба и Бездны. Дрожали все линии рисунка - жесткий карандаш, наверное чертежный, и как же - двумя пальцами, что ли? Пышные растрепанные волосы, губы сложены дудочкой, смотрит куда-то вбок и вдаль - читает надпись или просто задумался.
- И вот эти два. Пожалуйста. Ведь я прав. Это он.
Пастельными мелками. Где-то в городе, среди его шоколадных и апельсиновых пятен, под небом, синим, как мешок с духами. Схвачено движение в расставленных, голых от колена ногах, остановлена рука козырьком над глазами.
Черной жирной тушью. Очень крупно, так, что даже не все лицо вмещается в бумажный лист. Словно художник сидел где-то глубоко внизу, а он наклонился, разглядывая…
- Ну? Что ж вы скажете?
- Может быть, Гутан… вы понимаете… - она положила листы на колени, отвела глаза. - Спасибо. Благодаря вам я знаю твердо, что он есть. Что это не моя выдумка…
Я деликатно отодвинулся к вызывателю. Катерина в раздумье снова перебирала рисунки. Оран почтительно наблюдал, скрестив ужасные пальцы. Безотчетно, из худших побуждений, чтобы прервать этот японский театр поз и тишины, я нащупал вилку на змеином шнуре и так же ощупью вставил его в расхлябанную розетку.
Они обернулись немедленно. Я скакал и тряс рукой, избавляясь от судороги. Меня ударило током, довольно прилично, аж в глазах заискрило. Вызыватель духов вонял так, будто из него выпустили разом всех шабудабуских джинов или кто там у них… Оран подбежал и ловко выдернул левым пальцем вилку из розетки.
- Это же декоративный элемент! Сами бы посудили - на что в сельве электроприбор? Ох, молодежь… Да уж ладно. Буду надеяться, что ваш друг, Катерина, не испортил ничего. Придется нам теперь открыть дверь, проветрить.
Я и не подумал открывать дверь - еще чего!. Сел на пол и раскрыл книжку с бабочками. Сборник начинался Шекспиром: "Оставь меня, но не в последний миг…" Катерина поправила прическу и сказала спокойно:
- Бог с ним, Гутан. Артем тут на свой страх и риск. Лучше скажите мне… вот это же в разных местах города? Значит, вы видели его…
- Трижды, как и нарисовал. Очень, очень интересное лицо. Да вы и сами видите… Последний раз - вот это, тушью, в "Ягуаре и Попугае".
- Гнусный кабак, - вставил я. Катерина сделала вид, что не слышит.
- Да, конечно, не Омейокан. Он там выступал в тотализаторе.
- Что?!
- Ну да. Какой-то местный спорт… Я поставил на него - и выиграл; вот тут мне ставку записал хозяин… ну да: Кватепаль. Пять кетцалей. Выиграл.
Я мгновенно перестал думать о невезении, рыбьем жире и гомосексуальных стихах. Имя… Имя!
- Кватепаль? - одним движением вскочил и встал между ними. - Ну, этот ваш вызыватель, скажу я… Так что вы там говорили насчет растереть краски?
Катерина терпеливо дожидалась на заднем сидении, пока я привинчивал стеклоочистители. Просто зло берет - на кой стеклоочистители в здешнем климате? А вот поди же появись без них…
Из "Опоссума" за нами следом выползло двое-трое совершенно сумчатых обитателей с пивом. Они прихлебывали из горла, толкали друг друга локтями и потихоньку приближались. Один нагнулся, рассматривая фирменную марку на радиаторе. Мотор, конечно же, с пол-оборота не заводился. Катерина занервничала.
- Что у тебя за рухлядь?!
- "Испано-сюиза". Тьфу, черт! В металлолом сдам проклятое железо! О! Наконец-то! По-е-ха-ли!
- Осторожней, не задави… Ну вот. Меня не изнасиловали. Ты доволен?
- Мне что, была бы ты довольна… Ты как?
- Буду очень признательна, если отвезешь в это место. Куда он сказал?
- В "Ягуар и Попугай"? Сейчас?
- Только не говори, что там тоже насилуют.
- Не всех и не всегда… Но местечко такого же пошиба. Скажи, почему тебя тянет по всяким свалкам?
- А тебя?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты даже не заметил. Нам нужен один и тот же человек. Этот, что на снимке.
Я не отвечал - что тут ответишь? Вырулил под арку, посмотрел в зеркальце - Катерина сердилась. Если бы еще знать, для чего он мне нужен. Кто прислал мне оригами? Спросить у Гнездовича… в порядке капитуляции?
- Ну? Я права.
- Н-нет. Люди, с которыми я хочу встретиться, - это мое дело. Между прочим, в "Ягуаре" я бываю часто. И что-то не помню там никакого Кватепаля.
- Вот видишь. Тянет тебя по свалкам, а на меня возводишь… Так ты отвезешь или мне брать такси?
Я затормозил и перегнулся через сиденье. Меня осенила внезапная мысль.
- Успокойся. Я тебя отвезу и даже оставлю одну на съедение тамошним двуногим койотам. Но только если ты мне все расскажешь. Кто он, что он - и вообще.
- Я ничего не буду тебе рассказывать. С какой стати? И что это ты взялся меня опекать?
- Потому что так надо. Ты женщина…
- А ты мужчина. Старая песня. Разве ты можешь от чего-то уберечь? Ты что, герой? Мастер единоборств? Волшебник, на худой конец? Нет. Вместо этого нагло, скажу тебе, просто нагло лезешь в мою жизнь, в то, что тебя не касается.
Это была маленькая истерика, провокация. Я отвечал в тон:
- А вдруг? Катерина, очень меня беспокоит, что ты интересуешься теми же людьми, что и я. Это ты верно заметила. Случайными такие вещи не бывают, учти - мы знакомы-то всего несколько дней. Так что я хочу знать, что тут к чему.
Она помолчала. Потом заговорила жестко, с расстановкой.
- Хорошо. Так и быть. Я тебе расскажу. Начнем с того, что полтора года назад он умер. Был убит…
Продолжение вышло под стать началу. Партия, безнадежная по определению: у нее - он, а у него - другой… Изматывающая, ей-богу, ни дружба, ни любовь, так у них все и тянулось несколько лет, пока не потеряли друг друга в нелепом трехдневном мятеже. В перестрелке достались ему шальная пуля и место в братской могиле. Так ей рассказали друзья, свидетели… Она уж было смирилась, а тут, в Теночтитлане, он вдруг стал ей показываться: раз, и снова… Я выслушал ее честно, дал выговориться, но сам не знал, что и сказать. Бедная… надо же так влипнуть. Я съехал с обочины и километров пять старательно следил за движением на почти пустом шоссе.
- Да-а… - язык мой не удержался за зубами. - Это же надо… Однако у художника нашего глаз алмаз! Как же все-таки тебя угораздило? Они же такие…
- Останови, я выйду.
- Нет! Нет, что ты. Я просто…
- И я просто.
- Да ладно тебе! Я нормальный мужик, я их совсем не понимаю, - пусть себе живут, конечно, но по-моему, это противно…
- По-моему тоже. Но и ты сейчас не блещешь. Не можешь понять - помалкивай. Сам же хотел все знать.
- Да… Любопытство губит кошку…
- Человека тоже. Артем, ты никогда не поймешь, даже не напрягайся. Может быть, именно потому что ты… нормальный.
- Конечно. А он - гей. А ты - мазохистка. Где уж мне понять таких продвинутых! Потерпи еще немного, мы уже подъезжаем.
Замелькали глинобитные хатки, огороды с кукурузой и подсолнухами, с чахлым амарантом. И повсюду красно-коричневые тагетес, приземистые, сильно пахнущие. Их резкий запах проникал даже в машину. В сумерках они медно отсвечивали вдоль дороги. Катерина не удержала ледяное молчание:
- Красивые цветы, но пахнут…
- А мне нравится. Это тебе не сонный кактус. Их, между прочим, едят.
- И что? Видят потом Кетцаля?
- Нет, - я засмеялся с облегчением, как будто неприятного разговора вовсе не было. - Их маринуют с разной зеленью. Просто пряная еда. Вкусно.
- Тебе все про еду…
- А что еще? В конце концов, развлечения надоедают. Работа нудная…
- Это твоя-то работа нудная?
- А разве нет? Чем я живу? Толпа абэвэгэдэйцев совершила попытку массового утопления в Реке. Утопление пресечено… Студенты Социальной Школы исполняют ежегодную пляску "На лезвии". Традиционно имеются жертвы среди зрителей. Студенты, ясное дело, невредимы. Некто Синоба показывает в Колодце говорящего кота… Все одно и то же, из года в год.
- Разве только из года в год… Я вот никогда не видела "На лезвии". И говорящих котов не встречала. Ты, Артем, вот что… забудь, что я тебе сейчас рассказывала. Это все… дело прошлое. И могильную плиту, знаешь, трудно отменить. Но мне, хочешь или нет, надо будет этого человека увидеть. Для спокойствия.
- Ну, глупо же, Катюша…
Она вскинулась:
- Как ты меня назвал?
- Катюша. Так у нас говорят. А что?
- Нет. Никаких "катюш". Только Катерина.
- Хорошо. Катерина так Катерина.
Про то, как отменить могильную плиту, я бы тебе мог рассказать. Но я, хочешь или нет, пойду с тобой… рожу бы ему набить, прилизанному…
- Как скажешь. Но… хочешь или нет, я пойду с тобой. Мне ведь нужен Кватепаль, забыла?
Тогда, в тот момент, я еще понятия не имел, зачем он мне нужен. Это меня мало заботило. После нескольких бессонных дней, среди ночей, наполненных черт-те чем, я уже снова чувствовал себя на связи. Или на привязи - называйте как хотите. Такое было ощущение, что любой мой шаг, даже самый дурацкий, ведет в нужном направлении - к разгадке. Не считая самого "взятия", больше всего я ценил именно эту восхитительную близость сути, безнаказанную изнанку судьбы.
Вечер утекал в ночь. В "Ягуар и Попугай" ехать было еще рано. Катерину я временно предоставил самой себе… как ни жаль ее было. Не успел отрулить от "Нопаля" - позвонил Пастаса, крикнул, что на Утесах назревает самосожжение и чтобы я хватал фотографа и ехал, он поддержит… Я, поминая всех матерей, а паче - Змеиную, развернул "сюизу". Фотографа ему! Ближайший… я листал записную книжку, придерживая руль локтем… так, Мангарева… адрес: "Корневище", Кольцевой тупик, ага… Проедем, туда мы проедем. Я вильнул, уходя от длинной, в хроме и сиренах, пожарной цистерны. Оттуда еще на Утесы. "Корневище" это - тоже местечко, не чище "Опоссума", тут Катерина права. И Рева, надо думать, укушался уже основательно…
Я снова выругался. Подрезая, раздирая уши квинтой, промчалась автолестница. Пожарные в черных боевках, в глухих шлемах висели сбоку, как инжир. Подумал на ходу о самосожжении, - как Пастаса держит его для меня, умелец славный, заговаривает зубы какому-нибудь кретину с канистрой дизтоплива. Да… но эти ребятки явно не на сожжение направляются. Да уж не благое ли "Корневище" там горит?
О да! Оно догорало. Жильцы, разнообразно одетые, кучкой стояли на улице. Струи воды из цистерны шипели, пар заволакивал пожарище. Мангареву я вытащил из толпы на удивление трезвого. Только он все время хихикал - надо полагать, на нервной почве.
- Камера, Тарпан, ой, п-фф, не могу… Где-то она там, понимаешь, я сразу в окно сиганул, а сосед вслед кричал - прыгай, я ее, говорит, захвачу… Щас, соседа вот только найду, и сразу… п-фф… поедем, я все понял. Машина у тебя есть?
- Есть. Давай, где там твой сосед…
- Да, п-фф, тут где-то, я видел. А пленка? Пленка, Тарпан, у тебя есть?