На гражданке таких загадок не меньше - майор это знал как никто другой. Окровавленных загадок. Зарезанных, заколотых, застреленных - вроде беспричинно. Почему? Зачем?
Мельничук знал ответ. Думал, что знает. Ответ, явственно припахивающий мистикой…
Он считал, что любое оружие несёт в себе кусочек души своих создателей. А создают оружие - настоящее оружие - для одной цели: убивать. Не сверкать на парадах и в музейных витринах; не грозить, пугать, и вообще не производить впечатление; не служить усладой влюблённым коллекционерам; не ставить рекорды на спортивных стрельбищах… Убивать. И мёртвые вроде куски металла мечтают делать то, для чего рождены…
Дремлющие в тишине музея клинки сладко грезят о свистящем полёте, и о раздающейся плоти, и о срывающихся с заточенного до невидимости лезвия алых каплях… Спусковые крючки гипнотизируют стиснувших рубчатую рукоять: нажми! нажми!! нажми!!!
С оружием нельзя играть. Им надо убивать - или не брать в руки.
Может, Мельничук думал об этом и не так романтично.
Но он знал.
Знал по себе.
Вычистив табельный ствол, тут же убирал его, стараясь не держать в руках сверх необходимого. Редко носил с собой. И никогда не дарил детям игрушек, изображавших оружие.
Он с удовольствием прихлопнул бы "Хантер-хауз", но… Но, к примеру, у стоявшего сейчас перед ним парня был личный адвокат.
Личный.
В двадцать восемь лет.
Времена…
Адвокат не по уголовным, понятно, делам, но это не важно - если что, набежит целая свора, самых матёрых и раскрученных, готовых пустить от майора Мельничука клочки по закоулочкам… Чтоб не трогал без веских оснований молодую бизнес-элиту - надежду и опору российской экономики.
Стиснув зубы, он ждал. Ждал, когда появится первый раненый… Или, хуже того, первый труп… Тогда… Тогда он не будет оглядываться на адвокатов, берущих в качестве гонорара его десятилетнее жалованье.
Труп появился. И не один.
В зоне действия подотряда очистки.
Очень интересные трупы.
Обескровленные…
Ваня думал почти о том же.
О мёртвом теле. Чьё ухо не украшало его коллекцию. Говорят, первый убитый является потом во сне… Ваня спал спокойно. Мысли об этом приходили днём - не вовремя и
неожиданно.
…Это был старый двухподъездный дом, несколько лет назад расселённый. Не под снос - власти вяло искали инвестора, способного выкупить и капитально отремонтировать…
Корпорация занималась обратным процессом - не к лицу раскинувшей филиалы на трёх континентах компании ютиться в арендуемых офисах. Нужно своё здание, с расчётом на перспективу… Предварительным осмотром предлагаемой недвижимости занимался Ваня.
Дом не понравился сразу. Да и место глухое, окраина. Не заходя внутрь, он возвращался к машине, когда услышал крик. Из подъезда. Приглушённый, задавленный…
…Девчонка лет двенадцати-тринадцати сопротивлялась отчаянно, понимала - внутри шансов не будет. Цеплялась за всё, попадавшееся под руку. Кричала в короткие моменты, когда от губ отдёргивалась укушенная грязная ладонь.
Но противник был гораздо сильнее. Невысокий, мощный - подобранное на помойке женское пальто на груди не сходилось…
Потом не было ничего. Пустота, обрыв плёнки.
И, сразу, без перехода - изломанное тело под ногами.
Труп.
Он спал ночами мало, но спокойно - здоровый организм, крепкая психика. Но думал дни напролёт.
Поговорил с друзьями, Прохором и Славиком. Те согласились - по разным причинам. В ту ночь к заброшенному двухподъездному дому они шли, экипированные совсем по-дилетантски. Три газовые гранаты - самодельные, из мощной петарды, обвязанной баллончиками SC, - лишь одна сработала как надо. Кастет. Нунчаки. И старый дробовик, оставшийся Ване от брата. Лиха беда начало…
Через полгода появился клуб "Хантер-хауз".
Подотдел очистки.
Очистки от крыс - больших и не очень.
Мельничук наконец заговорил, медленно подбирая слова: - Иван… Я тебя считаю самым толковым в этом детском саду (кивок на джипы)… И самым ответственным. За всё ответственным. И говорю тебе по-хорошему… Может быть, в последний раз по-хорошему - пора прекратить. Заигрались… Потому что может случиться - ваши игры прекратят другие. Не церемонясь, грубо и больно.
Ваня молчал, ждал продолжения. Майор рассматривал его в упор. Спокойное лицо, открытый взгляд широко расставленных глаз. Не он. Майор доверял интуиции - не убийца. Не садистский по крайней мере - в бою, в аффекте ещё может быть… Но остальные… За спиной у вожака… Многие с крыс начинали. С собачек. С кошечек. А заканчивали…
Звякнув наручниками у пояса, подскочил лейтенант-собровец. Молоденький. Разгрузка чем только не набита и не обвешана - разве что ПТУРСов нету… Не наигрался. На самом майоре - летний камуфляж, из всей наступательной и оборонительной техники - блокнот с ручкой.
Мельничук глянул вопросительно - лейтенант легонько покачал головой. Не нашли. Предполагаемого орудия маньяка-серийника в джипах нет. Что, конечно, ничего не значит.
Майор подождал, пока отойдёт собровец, и продолжил:
- И присмотрись к своим ребятам. Внимательно присмотрись. Если кто-то пропадает вечерами… В одиночку… хм, охотится… Свяжись со мной, очень прошу. А если вдруг увидишь, у кого странное такое оружие… или инструмент… вроде большой двухзубой вилки… с изогнутыми зубцами…
Майор развёл пальцы "козой" и слегка согнул, изображая орудие, которое так и не нашли. Но эксперты заверяли - именно такое.
- Если увидишь что-то похожее - позвони немедленно. Не теряя ни минуты.
Большего он не мог сказать, не разглашая служебной информации.
Протянул Ване визитку. Помолчал, вспоминая пятерых одинаково убитых людей. Серию. И плюнул на служебную тайну:
- Были трупы. На вашем "охотничьем участке". Кто-то играет в Дракулу.
Глава 3
Отъехав пару километров, остановились. Учредители вышли из передней машины и, отойдя подальше от обочины, устроили внеплановое заседание. Вопрос повестки был один: отложить давно планируемую охоту? Или, вопреки всему, продолжить?
Ваня коротко пересказал разговор с Мельничуком и предложил высказывать мнения.
Велись у собрания официальный протокол, мнение Прохора попало бы туда в объёме не более пяти процентов: было многословным, нецензурным и касалось личных и служебных качеств всей милиции вкупе и майора Мельничука в частности. А также намерений выступавшего в отношении поименованных лиц - намерения оказались, прямо скажем, гнусные и попадали под целый букет статей уголовного кодекса, касающихся преступлений против жизни, здоровья и половой неприкосновенности.
Резюмировал Прохор кратко: продолжать. Два снаряда в одну воронку не падают, а проклятая ментовня свирепствует сегодня лишь на шоссе. На худой конец, очки не набирать, ограничиться баллами.
Последней фразе Ваня не поверил. Опережающий его на два очка Прохор стрельбу по крысам уважал не сильно. К тому же - без пяти минут гроссмейстер. Какое там без пяти минут - удачный выстрел занимает доли секунды.
Славик Полухин, как всегда, мялся и колебался. С одной стороны, милиции он побаивался, несмотря на отработанный алгоритм и все меры предосторожности.
Хотя просчитано было всё. После чуть не ставшей роковой проверки к укромному месту утилизации машины ездили порознь, с дистанцией в два километра (джип с "грузом", естественно, сзади), - и поддерживали при этом постоянную связь. Кодированную. Утилизацию Прохор, в мирной жизни химик, придумал надёжную. Нету тела - нет и дела, мало ли какие органические жидкости могут плескаться в заброшенных цистернах промзоны… А в розыск обитателей бомжатников обычно не объявляют.
Славик же всегда считал любую перестраховку недостаточной. Он наверняка бы отказался, но одно соображение одержало верх. Сегодняшний объект разведал именно Полухин. И, по принятым в клубе правилам, имел преимущественное право на крупную дичь. Славик жгуче завидовал друзьям, стрелять по юрким крысам не умел и мечтал как раз сегодня заработать первое очко. Стать мужчиной…
И высказался за охоту.
Ванин голос значения уже не имел - вопросы в клубе решались демократическим большинством. Без права вето.
Джипы рванули с места.
Мельничук попал в точку.
В самую больную Ванину точку. Творящиеся в "Хантер-хаузе" дела всё меньше и меньше нравились учредителю и ближайшему кандидату в гроссмейстеры. С приходом новых членов - пусть трижды проверенных и отобранных, пусть введённых в курс дела постепенно - ситуация выходила из-под контроля.
В сегодняшнем разговоре Славик был во многом прав, хотя и затеял его исключительно из ущемлённого самолюбия. "Мазилки" действительно отчаянно рвутся в гроссмейстеры - и отнюдь не все из них желают собирать для этого коллекцию в полтысячи крысиных хвостиков…
Всё чаще раздаются голоса, требующие расширить ассортимент дичи. Крупной дичи.
Мало ли на свете людей-крыс, паразитирующих на человеческом обществе? Достойных метко пущенной пули? Много. Одни торговцы дурью чего стоят… А вот Макс, например, жутко ненавидел риэлтеров-жуликов - у квартиры, приобретённой им взамен проданной в Красноярске, оказался неучтённый наследник. Ни жилья, ни денег, приходится мыкаться по съёмным комнатушкам… Пока эти голоса не были решающими. Пока. Но тенденцию Славик уловил правильно. Ваня начинал бояться собственного детища. Мельничук ткнул в созревший нарыв. Если кто-то действительно начал охотиться самостоятельно…
Ваня ничего пока не решил. Он вообще ничего не решал впопыхах, на эмоциях. Кроме редчайших случаев, когда не мог потом вспомнить - как решал и что делал. Тогда решения бывали мгновенные, а действия… Может, потому никто в "Хантере" ему и не перечил. Пока.
Уйти? Просто уйти, предоставив своему созданию расти и развиваться?
В общем, вариант. Далеко клуб не разовьётся - без Ваниной финансовой подпитки. Члены подбирались совсем не по принципу материальной обеспеченности… Для "Хантера" настанут тяжёлые времена - если он уйдёт.
Членство в клубе было пожизненным. Устав добровольного выхода не предусматривал. Вопрос в том, как отнесутся другие к его уходу.
И что предпримут.
- Приехали! - радостно оповещает Славик.
Они выгружаются. Прохор идёт ко второму джипу. Он любит покомандовать "мазилками". И расставлять людей по секторам - его задача. Ошибиться тут нельзя, живо попадёшь под пули своих.
В светлой июньской ночи объект хорошо виден. Не жилой, группа зданий производственного назначения. Жилья поблизости нет, можно бы работать и без глушителей. Но устав есть устав - раз проигнорируешь, и пошло-поехало…
- Что здесь? - спрашивает Ваня. Вполголоса, хотя до зданий далеко - дичь не вспугнуть. Ни крупную, ни мелкую.
Пока дружок разъясняет ему диспозицию, оба готовят оружие.
- Птицефабрика была. - Полухин радостно возбуждён, голос подрагивает. - Стоптали её ножки Буша. Большие устояли, а эта ёкнулась. Крыс - немерено. Во-он видишь, из красного кирпича… да нет, левее… во-во, там подмокших комбикормов осталось невывезенных - крысам ещё лет на сорок хватит… даже днём так и шныряют… А вон там - логово. Голов пять, не меньше…
- Сомнительно… От жилья далековато… Что им тут делать? Крыс жрать?
- Разведданные точные. Цветметаллы ковыряют. Что по верхам, давно собрано - так из земли кабеля тащат, из стен тоже… Ну и в деревне шуруют, три кэмэ всего… Кстати, весной там девчонка пропала, шестиклассница… Плохо. Плохо дело, если Славик решил пришпорить его таким дешёвым приёмом. Неужели Ваня так расклеился и это так заметно? Или совпадение? Эта балаболка редко задумывается над словами…
А Славик говорит мечтательно:
- Пять голов…
Да уж. Пять правых ушей - норма мастера. Только где тебе, малохольному… Это не в "Квэйк" резаться. Славик словно читает мысли:
- Прикроешь спину?
Ваня кивает. Не пускать же его одного в логово… Сам Ваня лишь так и ходил - в одиночку.
Подходит Прохор с "мазилками", все готовы.
- Веди, Сусанин!
Славик, раздуваясь от гордости и важности, ведёт.
Мысленно считает очки и уши.
Он не знает, что эта охота для него - последняя.
Глава 4
- Хайле, Даниэль! - рука, быстро чертит в воздухе непонятный знак - не то приветствие, не то никому не известный иероглиф. - Я ждала тебя, брат…
- Хайле, Адель! Я вернулся…
- Ты видел это?
- Адель… Ты же знаешь, кому дано видеть это… Но, Гавриил видел. И держал в руках.
- И?..
- Он умер…
- Сам?!
- Как же он мог ещё умереть?.. Он устал… И почти всё забыл… Я хотел убедиться наверняка - и взглянул его глазами… Он вспомнил всё - и умер. Сам… Я думаю, он давно хотел умереть, но забыл и это. Кстати, сестра… Тебя - он помнил. Смутно, но помнил.
- Хайле, Гавриил! - Два голоса слились в прощальном приветствии.
Они помолчали.
- Что со Стражем, Адель?
- Страж встал на Путь. Как раз сегодня он встал на Путь.
- Встреть его, сестра… Встреть и проведи - проведи, если сможешь, с Любовью… Это тяжёлый Путь.
- Я не знаю Любви, Даниэль. Мне не дано Любви. Я послана не Любить…
- Тогда попробуй дать Любовь хотя бы ему… Бездна всё-таки будет меньше - даже если тянуться через неё с одной стороны.
- Я попробую, брат…
- Что Мёртвые?
- Мёртвые готовы. Она мертва - и не знает этого. Он ещё жив - и тоже не знает. Он умрёт сегодня.
- А Царь?
- Царь ещё не наречён… Завтра он пройдёт Испытание - и станет Царём.
- Кто наречёт его?
- Я! Адель, посланная, чтобы Победить!
- Знаешь, Адель… Ты удивишься… Царь … Мне его жалко…
Она удивилась.
У них были одинаковые глаза - поразительного, небывало-синего цвета.
А в остальном были они не похожи.
Пуля ударяет в хребет.
Тело дёргается, скребёт конечностями по земле. Телу хочется жить. Жить ему недолго, последние мгновения растягиваются в вечность. Вот и вся загробная жизнь…
Агония затягивается.
Ваня стреляет в голову.
Крыса мертва.
Ваня удивляется себе, своему инстинктивному выстрелу - слишком дороги ремингтоновские "0.22 магнум", чтобы тратить их на добивание. На добивание крыс.
Тем более чужих крыс.
Но крыс мало, хреновый разведчик из Полухина. Крыс почти нет. И это странно. Неожиданно побывали деротизаторы? С какой радости? Кто станет оплачивать очистку от грызунов фабрики-призрака? Хвостатые дожрали комбикорм и дружной армией двинулись в поход? Говорят, такое бывает… Или что-то стряслось с генераторами? Со всеми сразу? Невероятно…
Газовых гранат они больше не используют. Вместо них - привезённые Ваней из Англии генераторы. Гораздо удобнее. Крыс выгоняет ультразвук. Слабый, на человека не действует. И это хорошо - крупная дичь не вовремя не полезет. Пульки крохотные, работать надо филигранно - а то подранок уйдёт далеко. Или вообще уйдёт. Такой риск не нужен. Лучше брать тёпленьких, на лёжке.
В логове.
Подтягиваются остальные - злые, разочарованные. С такой охотой до гроссмейстера как до Китая на карачках. Прохор набрасывается на Славика:
- Ты куда нас привёл, пидор гнойный?! Что за херня?! Да я дома, в своём подвале, больше настреляю - через день после потравы! Эльдорадо он нашёл, мудила грешная…
Заводит сам себя, напирает на сжавшегося Славку. Кажется, готов схватить за грудки, ударить…
Ваня придвигается. Ни к чему такие эмоции, совсем ни
К Чему.
Когда в руках оружие.
- Значит, так, - рубит Прохор, - в логово вместо этого педрилы иду я.
Ваня шагает вперёд. Бросает коротко:
- Окстись!
Педагоги трудились не зря, но северные словечки в его оксфордской речи изредка проскакивают. В такие моменты.
Меряются взглядами. Остальные отступили - не дыша.
Прохор отворачивается. Отходит, кроя по матери всё и всех - от майора Мельничука до отдалённых потомков Полухина. С остервенением бьёт ногой по добитой Ваней крысе - крысиный труп улетает. Вместе с хвостом. Матерный ураган подходит к двенадцати баллам Бофорта.
Но о Ване и его матери - ни слова.
Ваня молчит.
Прохор его тревожит, и началось это давно. Ваня всё сильнее подозревает, что Прохор никогда не относился к очистке как к работе - тяжёлой, поганой, но необходимой. Просто Прохору это нравится.
Нравится убивать.
Фонари укреплены над стволами - вместо снятой оптики. Но выключены. Рано. Фонари потом - ослепить, парализовать дичь.
Славик и Ваня идут в темноте. Бесшумно. В инфрасвете кирпичный лабиринт кажется ещё гнуснее. Ваня недоумевает - почему логово в подвале? Ведь свободна вся фабрика… Лето, тепло… Закрепившаяся до стойкого рефлекса тяга к подвалам? Хм… Что-то многовато странного на сегодняшней охоте. С самой встречи с Мельничуком… Или Полухин и тут напортачил? Логово не здесь?
Ваня недоумённо думает, чего ему хочется больше: чтобы Славик не ошибся или наоборот…
Азарта нет. Боевой злости нет. "Везерби" в левой руке кажется тяжелее.
С тревогой отмечает, что опять задумался об уходе из "Хантера". Отставить! Не расслабляться! Не время! Дичь опасная, с такими мыслями недолго словить перо… Или кирпич в затылок… Тем более - пять голов…
Непрошеные мысли всё равно лезут в голову.
Ничего придумать он не успевает, Славик дважды легонько толкает в плечо. Бесшумные сигналы давно разработаны:
Здесь!
Логово!
Дверь. Мёртво вросшая в земляной пол, но полуоткрытая - пролезть можно. За дверью - тишина и темнота. Что, впрочем, ничего не значит. Они снимают приборы ночного видения, аккуратно убирают в подсумки - в ближайшее время не потребуются. Свет белой ночи откуда-то сочится, они ждут, пока глаза привыкнут. Пора. Славик готовится к броску, поворачивается к Ване. Их поднятые ладони легонько соприкасаются - ритуал, "ни пуха ни пера" в бесшумном варианте.
Ладонь Славы подрагивает и влажна от пота.
В первый раз всегда так.
Ваня отступает от двери - метра на два.
Славик включает фонарь.
Пошёл!
С воплем спятившего каратиста Славик врывается в логово.
И тут же вопль гаснет, вместо него - глухие хлопки выстрелов.
Один, другой, третий - подряд, панически, целиться при такой стрельбе некогда. Рваные хлопья света мечутся за дверью. Ваня напрягается, вскидывает карабин клёвому плечу. Внутрь - нельзя, у Славки все пули шальные. Но из двери дичь не выйдет. Живой - не выйдет.
Стрельба кончается вместе с обоймой.
Секундная пауза.
И - крик. Высокий, громкий…
Славкин.
Ваня ныряет в логово - готовый убивать. Луч фонаря пляшет по стенам.
В логове пусто.
Только Славка. Отчаянно визжит. В визге - вселенская тоска и разочарование.