Прежде чем мы переехали из Оттавы в Виннипег - дорога была долгой, и мы провели ночь в мотеле Тандер-Бея, - Высокий забрал у нас зеленую китайскую машину, жестянку, ставшую совсем неприглядной, и взамен нее пригнал относительно новый и красивый фургон "Тагор". В конце нашего пребывания в Виннипеге он заменил фургон, который нам было ужасно жалко терять, на "олдсмобиль ридьюкс", громоздкий старый седан. На нем мы отправились из Виннипега в Риджайну. Анна вела машину, Алан спал на заднем сиденье. В начале марта было еще очень холодно. День выдался сухим и солнечным, но дороги покрывал снег, принесенный ветром с полей, в воздухе поблескивал иней. Для моего просвещения и чтобы убить время, Анна рассказывала мне о том, что могло бы случиться - и едва не случилось, по ее утверждению, - если бы правительство не забрало клонирование из рук корпоративных врачей и юристов. Коммерциализация клонирования, изготовление детей-клонов на продажу.
- Возьмем гипотетический случай, - говорила она, - который гипотетически не произойдет еще долго. Бесплодная пара, приличные, цивилизованные люди после множества неудачных попыток зачатия решают клонировать ребенка. Они печальны, расстроены, они отчаялись. Им нельзя не посочувствовать.
- Нельзя, - согласился я.
- Хорошо, - сказала она. - Отлично. Они идут к врачу, который специализируется в клонировании. Этот шаг больше не является чем-то экстремальным и находится в рамках закона. Они знакомятся с несколькими парами, сделавшими то же самое, хотя, по мнению нашей пары, это крайний выход. Врач выслушивает их историю. Он слышал подобное много раз. Он предлагает им рассмотреть возможность клонирования ребенка из клетки донора, не имеющего отношения ни к ним, ни к кому-либо из их родственников.
- В их случае, - заметил я, - это явное улучшение.
- Ты шутишь, но так и есть, - сказала она. - В общем, пара соглашается. Врач говорит, что ребенок, которого они выберут, станет лучше и красивее, чем мог бы получиться их собственный ребенок. Они не возражают против такого предложения.
- Почему?
- А почему нет? - пожала плечами Анна. - Если это возможно и безопасно, почему бы им не захотеть ребенка лучше и совершеннее того, которого они, даже если бы им очень повезло, могли бы зачать сами? Нашим ребятам не приходит в голову, что врач может предложить это любой паре. Даже тем, у кого нет проблем с зачатием. Да и почему им это должно прийти в голову? Они не понимают, почему бы им не выбрать улучшенного ребенка. Им нравится мысль о прекрасном младенце. Она утешает их и внушает гордость.
- Но это будет не их ребенок, - заметил я.
- С одной стороны, да. С другой - женщина будет вынашивать его. Рожать. Нянчить. Они будут его воспитывать. Любить.
- Но все же…
- Все же, - кивнула она. - Итак, врач показывает им каталог имеющихся доноров. Можно прочесть их биографии, рассмотреть цветные фотографии анфас и в профиль. В клинике имеются замороженные образцы тканей каждого подходящего ребенка. Нашей паре называют цены. Они выбирают самого лучшего ребенка из имеющихся или же лучшего их тех, кого они могут себе позволить. Скажем, они богаты, деньги для них не проблема, а красота - главное достоинство. И они хотят клонировать в качестве своего ребенка Клариссу Харлоу.
- Клариссу Харлоу?
- Что бы ты ни говорил о ее поступках, она считалась самой красивой женщиной своего поколения.
- Она была героиновой наркоманкой, - сказал я.
- Неважно. Предположим, нам действительно нравится эта пара, и мы хотим, чтобы они были счастливы. И мы считаем, что они заслуживают своего счастья.
- Ее обезглавили.
- Неважно. Она была красавицей. Наша пара хочет иметь дочь, и в первую очередь им нужно, чтобы дочь была красавицей.
- Они хотят, чтобы их дочь была Клариссой Харлоу?
- Да, - ответила Анна. - И они верят, что, когда ребенок родится, у них будет своя собственная Кларисса Харлоу. Теперь представь себе, что все, или хотя бы один процент тех, кому хочется красивую дочку, выбирают для клонирования Клариссу Харлоу.
- Ты нарочно преувеличиваешь, - не поверил я.
- Нет, - возразила она. - Но даже если не учитывать ужасные обстоятельства появления на свет этих детей, представь, что каждую секунду по всей стране прихорашиваются тысячи Кларисс Харлоу, молодых и старых, по сотне в каждом городе. Вполне возможно, что несколько этих красавиц столкнутся друг с другом на улице. А что будет с нашими представлениями о красоты? О таланте? Об индивидуальности? О личности? Клонирование становится деспотизмом, когда те, кто им занимается, перестают контролировать количество клонов. Один этот пример показывает, что клонирование не дает нам естественной возможности следовать собственным путем, гасит желание иметь своих детей, от своей плоти и крови. Возможность клонирования неизбежно изменит цивилизованное представление о том, что все дети, независимо от того, какие они, желанны: оно превратится в убеждение, что стоит иметь только таких детей, в ком воплощаются наши желания и потребности.
И вот о чем я подумал, немного отклонясь от темы, сидя на пассажирском месте нашего автомобиля. Если бы Алан был моим сыном, точнее, если он был клоном моего умершего взрослого сына, и мне пришлось бы заменить им сына, я бы еще больше тосковал о своем потерянном ребенке.
Мы провели в Риджайне несколько недель, обжившись в таунхаусе на Сен-Джон-стрит (после шести месяцев, проведенных в довольно тесных квартирах, мы с Аланом были счастливы получить по отдельной спальне), когда мне вдруг пришло в голову тайком отвести Алана в бордель в один из вечеров, когда Анна уснет.
Мне было жаль парня. Желая успокоить Анну, он выполнил то, о чем она просила: с момента их разговора в Виннипеге не смотрел порнографию и, как мне казалось, перестал заниматься мастурбацией. В занятиях с Анной он делал фантастические успехи. (Во время ежемесячных визитов Высокого Алан по-прежнему отказывался что-нибудь делать и лишь молча сидел на диване.) Недавно Анна начала читать ему "Большие надежды". С ее помощью Алан разбирался в языке и в сюжете, и книга, похоже, ему нравилась. (Анна говорила мне, что он считает реалистических персонажей романа - Пипа, Джо и миссис Джо, Эстеллу - не менее вымышленными и фантастическими, чем очевидный гротеск.) Его речь была еще слегка замедленна, он часто повторял и переспрашивал слова и стеснялся этого. Но когда он расслаблялся, когда у него все ладилось, когда он был в настроении, он разговаривал содержательно и понятно, а временами даже отличался красноречием. Кроме тех случаев, когда он бывал расстроен или испуган, он вел себя довольно уравновешенно и сдержанно. Ничто в его поведении не отличало его от многих других здравомыслящих юношей его возраста, он хорошо вел себя и наедине с нами, и в общественных местах, хотя мы пока никуда не отпускали его одного. Он упорно трудился, чтобы стать - меня смущает это слово - нормальным. В его усердии было нечто печальное: никто не мог оценить его усилия и результаты, кроме Анны и меня, а наша реакция его не интересовала. Уединение вкупе с полным воздержанием и абсолютной неприхотливостью - такую жизнь я избрал сам себе и прожил так сорок лет. Но Алан, все свое время, кроме последних семи месяцев, проведший взаперти вместе с другими клонами (добавьте сюда шутку об американском государстве), был молод, силен и, как оказалось, отчаянно гетеросексуален. Если моя жизнь после смерти Сары была похожа на жизнь мисс Хэвишем - а это именно так, хотя я могу гордиться тем, что не мстил никому, кроме себя, - то Алану не оставили никакого выбора, кроме как жить с нами жизнью Рапунцель. По моему мнению, теперь, когда он узнал то, что знает каждый, когда увидел, что можно делать и что могут делать с ним, ему настоятельно требовалась девушка. Девушка-профессионалка, которая хорошо его обслужит и с которой он будет в безопасности.
Я никогда не был в борделе. Никогда не видел проститутку и, наверное, узнал бы ее только в том случае, если бы она подошла и лизнула меня в ухо. В тех редчайших случаях, когда мне приходило в голову поискать утешения в борделе, я чувствовал лишь вину, ужас и отвращение. Но в данном случае я собирался выступить в качестве сводника и заплатить за опыт Алана. В Риджайне легальные бордели, женские и мужские, тесно сгрудились в райончике под неофициальным названием Чистилище. Это были два квартала развлекательных заведений - казино, интернет-кафе, бары, клубы, ретро-кафе, залы игровых автоматов, многозальные кинотеатры, виртуальный "Мир Диснея" для детей, а также "Глобус", единственный профессиональный театр Риджайны. Я знал, где находится Чистилище - надо было пройти примерно полмили от нашего дома до Скарс-стрит. Мы ходили этим маршрутом несколько раз в день - вскоре после нашего приезда в Риджайну мы повели Алана в кино, на какой-то оглушительный, безумный фантастический фильм, который ему не понравился и мы не досмотрели до конца. Однако там не было никаких признаков, указывающих на особое предназначение этого места: ни фонарей, ни клиентов, ни девушек.
Мы с Аланом сидели в гостиной и смотрели новости о засухе на северо-западе Канады, где уже несколько зим подряд почти не было снега. Я сидел на диванчике, Алан - в небольшом мягком кресле, положив ноги на оттоманку. Был двенадцатый час ночи, вечер буднего дня середины марта, в Риджайне еще стояла настоящая зима. Анна рано легла спать. Нам обоим надоело шоу. Алан был неспокоен.
- У меня есть идея, - сказал я. - Давай выключим телевизор?
- Мне все равно, - ответил он.
- Если тебе интересно, я не буду выключать.
- Нет, мне неинтересно, - сказал он.
- Знаешь, - проговорил я, - у меня есть идея.
- Какая идея?
- Давай погуляем? Ты и я. Как тебе предложение?
- Как мне предложение?
- Да, - кивнул я.
- Я не знаю, как мне предложение, - отозвался он. - А она пойдет с нами?
Под словом "она" Алан всегда подразумевал Анну.
- Она спит, - сказал я. - Пусть спит. Она устала.
- Она устала, - повторил он. Вы можете подумать, что это прозвучало враждебно, но это не так. - А ты устал?
- Нет, - ответил я. - Поэтому я предлагаю тебе прогуляться.
- Со мной?
- Да.
- Без Анны?
- Да. С тобой. Если хочешь. Ты хочешь?
- Я не знаю, хочу ли, - проговорил он. - Она спит крепко?
- Думаю, да, - ответил я.
- Уже пора спать?
- Ну да. Уже пора спать. Поэтому мы можем лечь спать. Если ты устал. Если ты не устал, мы можем погулять. Если хочешь.
- Я не знаю, хочу ли. Я и ты?
- Да, - подтвердил я. - Мы вдвоем.
- Мы никогда раньше не гуляли вдвоем.
- Верно. Не гуляли.
- Темно.
- Темно.
Мне было трудно не уподобляться в разговоре ему. У Анны с этим не было проблем.
- Холодно.
- Послушай, Алан, нам необязательно идти.
- Ладно, - сказал он.
- Это значит ты не хочешь идти?
- Это не значит, что я не хочу идти, - ответил он. - Куда мы пойдем?
- Ну, у меня есть идея.
- Какая идея? - спросил он, и мы вернулись к тому, с чего начали, что очень часто получалось в наших разговорах.
- Что скажешь насчет того, чтобы прогуляться до места, где ты можешь побыть с девушкой?
- Скажу, что мне хочется побыть с девушкой, - сказал он.
- Я так и думал.
- Ты так и думал. С какой девушкой?
- С красивой девушкой.
- Она мне понравится. Как ее зовут?
- Я с ней пока не знаком, - ответил я.
- Я с ней тоже не знаком, - повторил он.
- Мы с ней познакомимся, и она скажет тебе свое имя.
- Когда я с ней познакомлюсь?
- Когда мы придем туда, куда собираемся, - сказал я.
- Куда мы собираемся?
- Мы собираемся в такое место, где для тебя есть девушка.
- Красивая девушка, - уточнил он.
- Правильно.
- Для меня.
Ночь была холодной - Алан настоял на том, чтобы надеть бейсболку "Джетс", - но почти безветренной, воздух был сухим и прозрачным. Когда мы вышли из дома, уже миновала полночь. Не привыкший выходить на улицу так поздно, да еще без Анны, всегда сопровождавшей его, Алан нервничал и держался ближе ко мне, хотя между нами оставалось расстояние, чтобы наши тела не соприкасались. Около таунхауса на улицах было тихо, и это его успокоило. Мы прошли с четверть мили, не говоря ни слова. Впереди уже показались огни Скарс-стрит и развлекательной зоны, огни Чистилища, когда у меня в голове внезапно прояснилось - редкий момент! - и я абсолютно четко осознал, что на самом деле идея взять Алана в бордель - дурная затея, что это совершенно неприемлемое и безответственное действие, что последствия такого поступка могут быть очень печальными для всех нас. Алан, возможно, испытает эфемерное сексуальное удовлетворение, но плата за это окажется высокой: крушение иллюзий, тоска и печаль, смущение, растерянность. (Слава богу, он пока не научился ненавидеть самого себя.) Если ему захочется еще, следующий раз выдастся очень не скоро, он будет расстраиваться, злиться и, вполне вероятно, снова вернется, уже с большей настойчивостью, к порнографии. Не говоря уже о том, как это скажется на его чувствах к женщинам вообще и к Анне в частности. Как он станет к ней относиться? Анна рассердится, ей будет больно. Она разгневается и справедливо обвинит во всем меня. Доверие, установившееся между нами, будет безнадежно разрушено. То, что в моих мотивах не было личного интереса (ни унции мудрости или смысла), вовсе меня не оправдывало. Она захочет от меня избавиться, чтобы я больше не имел с Аланом ничего общего. Алан, разумеется, ни в чем не виноват, но сумеет ли Анна простить ему предательство (мне казалось, она расценит все именно так), хотя его проступок сводится лишь к одному - к удовлетворению желания?
Мы подошли к ночному кафе в самом начале развлекательной зоны. Было видно, что внутри у стойки сидят двое мужчин. С того места, где мы стояли, кабинки вдоль витрины казались пустыми.
- Давай зайдем туда на минутку, - предложил я.
- Девушка там? - спросил Алан.
- Нет, - ответил я.
- Она вышла на минутку?
- Нет, Алан. Боюсь, в этом месте девушек нет.
- Боюсь, что я не хочу туда идти.
- Всего на минутку. Погреемся. Перекусим. - Я постарался, чтобы мой голос звучал интригующе. - Ночной ужин.
- Нет, спасибо. Я не хочу есть. Где то место?
- Далеко отсюда. Я точно не знаю, где.
- Ты точно не знаешь.
- Я там никогда не был.
- Я тоже там никогда не был, - сказал он.
- Я знаю. Давай войдем. Я хочу с тобой поговорить.
- Ты хочешь поговорить со мной про девушку?
- Да.
- Ты знаешь, где она?
- Нет, - ответил я.
- Она далеко?
- Думаю, да.
- Я хочу пойти далеко, - сказал он.
- Подожди минутку, Алан. Я хочу поговорить. Пожалуйста, идем со мной.
- Хорошо, - согласился он. - На минутку.
Мы сели друг против друга у окна в одной из кабинок. Пластиковые столики были окаймлены алюминием, сиденья и спинки покрыты красной искусственной кожей. Из-за стойки, где разговаривали двое мужчин, вышла официантка и подошла к нам. Она была средних лет, усталая, в сером платье с белым воротничком. К нагрудному карману был прицеплен белый пластиковый бейджик с именем "Джози". Я не сомневался, что это не ее настоящее имя, а часть общей игры. Руки у нее были красные и потрескавшиеся.
- У вас есть какой-нибудь торт? - спросил я.
- Увы, почти все съели, - сказала она. Она оказалась гораздо приветливее, чем я ожидал. - Есть несколько кусков яблочного, немного вишневого. По-моему, остался кусок с банановым кремом.
- Хочешь торт? - спросил я Алана.
Он рассматривал свое отражение в окне и не ответил.
- Дайте нам два куска яблочного, - попросил я.
- Подать с мороженым? - спросила она. - Или со взбитыми сливками?
- У вас есть взбитые сливки? - удивился я.
- Да, мы их сами делаем. Хотите взбитые сливки?
- Да, - кивнул я. - И принесите нам две колы.
- Пожалуйста, - добавил Алан.
Когда официантка ушла выполнять наш заказ, в кафе вошли две пары, впустив струю холодного воздуха. Мужчины выглядели постарше Алана, им было лет под тридцать; их девушки были моложе, не больше восемнадцати или девятнадцати. Алан сидел спиной к двери и сразу их не увидел. Мужчины были хорошо одеты - темные шерстяные пальто, шарфы и кожаные перчатки. Они не надели шапок, и уши их стали ярко-красными. Девушки были в ярких, неоновой расцветки лыжных куртках на меху с капюшонами, отделанными мехом, в толстых шерстяных рукавицах и высоких, закрывающих голень ботинках с оторочкой из овечьей шерсти. Под низко надвинутыми капюшонами я не мог рассмотреть их лица. Они вошли очень шумно, смеясь и болтая. Похоже, что они неплохо повеселились и выпили не одну рюмку. Одна из девушек цеплялась за мужчину, с которым пришла, и прижималась губами к его шее. Они прошли мимо нас, обдав холодным воздухом, и остановились прямо возле нашей кабинки, у моего плеча, не глядя на нас и никак не показывая, что знают о нашем присутствии. Одна из девушек положила руку в рукавичке мне на плечо, чтобы удержаться на ногах. Они сняли верхнюю одежду. Теперь Алан их видел. Мужчины были в деловых костюмах, девушки - в вечерних платьях, провокационно обнажавших тела (шеи, плечи, руки, ноги), что выглядело довольно нелепо, учитывая погоду. Девушки оказались хорошенькими. Обе немедленно взбили волосы. Они сели в кабинке рядом с нашей, за моей спиной.
Я пожалел, что они пришли. Их присутствие усложняло или вообще делало невозможным мой разговор с Аланом.
- Алан, - позвал я.
- Что?
- Я хочу, чтобы ты меня выслушал.
Он улыбался.
- Они мне нравятся.
Он сказал это негромко. Во всяком случае, те люди не обратили на нас внимания.
- Потому что они красивые, - сказал я.
- Они красивые.
- И глупые.
- Почему? - спросил он.
- То, как они себя ведут, - пояснил я. - Очень глупо.
Он озадаченно взглянул на меня. Почесал голову. Я сам не был уверен в том, что имею право говорить ему это, и не вполне понимал, что я хочу сказать.
- Им следует вести себя разумнее.
- Разумнее? - спросил он.
- Да.
- Они - молодые девушки, - сказал он. Он хотел описать их, а не оправдать.
- Верно.
- Им холодно?
- Могу спорить, что да.
- Могу спорить, что да, - повторил он. - Их руки.
- Алан. Послушаешь, что я скажу?
- Да.
- Я хочу, чтобы ты знал: я передумал.
- Передумал?
- Я ошибся, - сказал я. - Это плохая идея.
- Плохая идея быть здесь?
- Нет. Не быть здесь. Здесь хорошо. Я рад побыть здесь с тобой.
- Я тоже рад побыть здесь.
- Очень хорошо. Я ошибся в другом. Плохая идея - привести тебя к девушке.
- Это хорошая идея, - сказал Алан. - Ты не ошибся.
- Я был неправ. Могу тебе сказать, Анне это не понравится.
- Могу тебе сказать, мне это понравится.
- Не думаю, что понравится, - возразил я. - В любом случае это неправильно. Это должно произойти не так.