– Давай назад, – тяжело вздохнул Бумба. – Видно, на развилке мы допустили ошибку, и надо было свернуть не влево, а вправо.
– Это ты, кретин, допустил ошибку, а не я, – продолжал огрызаться Гурфинкель. – Ты план, баранья башка, разрабатывал.
– А вот za kozla otvetish! – обиделся Бумба.
Отряхнув комбинезон, Миша осторожно приблизился к решётке, защищающей витрину магазина от грабителей. Решётка была швейцарской, как и сигнализация, но что русскому (в душе) человеку, какая-то там решётка, если жрать охота?
– Эх, не облажайся мы тогда в Индии… – прошептал Миша, сжав кулаки, после чего вернулся, к сидящему у открытого люка подельнику, обиженно рассматривающему умывающегося невдалеке у телефонной будки кота.
Кот по-прежнему колебался.
– Значит так, – яростно прошептал на ухо Бумбе Гурфинкель, – в канализацию я больше не полезу, с меня хватит. Будем брать магазин лоб в лоб.
– Да ты что? – испугался Покровский. – Спятил?
– Впрочем, дело твоё, – пожал плечами Миша, – можешь возвращаться в канализацию…
С этими словами Гурфинкель достал из своего рюкзака мощные советские кусачки, сделанные ещё во времена холодной войны для борьбы с вражескими проволочными заграждениями.
Раздались приглушённые щелчки и через минуту в решётке, прикрывающей витрину ювелирного магазина, зияла дыра в форме фигуры человека средней комплекции, сильно напоминающей комплекцию Миши.
– Ты чё, blin v nature? – в ужасе прошептал Бумба, но Гурфинкель уже залепил жвачкой какое-то гнездо в коробке сигнализации.
– Если хочешь что-то сделать, – приглушённо ворчал он, – делай это сам.
Переглянувшись с котом, Покровский на цыпочках подкрался к приятелю. Гурфинкель с видом матёрого профессионала внимательно ощупывал толстое стекло витрины.
"Братья Валентайн", – было золотом красиво написано по стеклу.
– Давай стеклорез, – шепнул он подошедшему Бумбе.
– Что? – опешил тот.
– Стеклорез, – злобно повторил Гурфинкель. – Кретин, неужели ты его забыл в гостинице?
Побледнев от своей оплошности, Покровский кивнул. Но Гурфинкель решил идти до конца. Есть хотелось страшно, и остановить Мишу на пути к желанной цели теперь не представлялось возможным. Никому, даже армии вооружённых до зубов полицейских, даже "Интеллидженс сервис", даже ЦРУ… Впрочем, ЦРУ, пожалуй, Мишу бы остановило. Хотя…
– Отдай кирпич, пожалуйста, Михаил. Ne duri! – молил Бумба, закрывая собой витрину. – Вся улица проснётся. Тут в конце квартала полицейский живёт, я узнавал.
– А мне плевать…
– Так ведь!
– А мне плевать…
– Ну, пожалуйста, Миша…
Казалось, ничто не могло остановить, собравшегося расшибить витрину кирпичом Гурфинкеля, но это лишь казалось. Спасение пришло неожиданно.
В кармане комбинезона Миши затренькал сотовый телефон. Опустив руку с булыжником, Гурфинкель свободной конечностью извлёк пищащую трубочку на божий свет, точнее, на божий мрак, ибо дело было ночью.
– Майкл, – раздался в трубке голос Персиваля Лоуренса. – Есть дело.
– Слушаю, – дрожащим голосом произнёс Миша.
Неужели их простили?
– Майкл, – повторил Перси, – ты своя друга Энди не хотеть заработать много-много?
– Много-много? – ошарашено переспросил Гурфинкель.
– Именно. Так, – подтвердил Лоуренс, в отличие от беседы в кабинете Сипягина, снова перейдя на афроамериканский в гарлемском варианте – Быть большие деньги.
Кирпич со стуком упал на асфальт мостовой.
– Где, когда? – чуть ли не закричал Миша.
Мочалка Перси что-то ответил, и связь прервалась. Бумба непонимающе смотрел на друга.
– Живём, приятель, живём! – прохрипел Гурфинкель, от счастья подавившись жвачкой и обнимая напарника за крутые плечи.
"Чудак какой-то, – подумал Бумба. – V nature".
Наутро в лондонских газетах появилась заметка под интригующим названием "Человек-паук помешал ограблению века". Имела ли данная заметка какое-либо отношение к ночному происшествию возле ювелирного магазина "Братьев Валентайн", до сих пор осталось невыясненным. Но фотография железной решётки с дыркой в виде очертаний фигуры известного кинозлодея человека-пингвина, на первой полосе Лондонских газет, впечатляла.
Корабль "Иван Франко" вошёл в Одесский порт в половине двенадцатого утра.
Миша Гурфинкель, меланхолично прогуливаясь на палубе, всматривался в чужой берег с некоторой опаской, ибо Одесса была второй родиной евреев, естественно, после Иерусалима, а Миша был еврей почти чистокровный, с русскими корнями. И теперь он откровенно трусил, чувствуя, что в Одессе его вполне может ожидать встреча с давними знакомыми, расставание с которыми, скажем так, было не очень приятным. Многих своих "соотечественников" надул Миша, когда во времена бурной молодости временно проживал в Святой земле, то бишь Израиле. Бензин верблюжьей мочой разбавлял, оружием приторговывал, за что был сразу же занесён знаменитым Моссадом в чёрные списки, так как оружие хитроумный Миша продавал арабам. То-то земляки удивились, когда по Хайфе стали бегать шахиды с израильскими УЗИ.
А все он, Миша Гурфинкель!..
Корабль причаливал. На палубе появились пассажиры, алчущие поскорее сойти на берег, и среди них Миша увидел Перси Лоуренса и Бумбу Покровского с чемоданами.
– На, держи свой baul, – буркнул Бумба, отдавая Мише его чемодан. – Чего ты туда напихал, булыжников?
– Подарки тёще, – огрызнулся тот.
– Динамит, что ли? – хохотнул Покровский, подмигивая Лоуренсу.
Наконец, корабль причалил, и пассажиры гуськом потянулись к трапу.
– А я думал, что Украина – это где-то в Новой Гвинее, – сообщил друзьям Бумба, медленно двигаясь в очереди.
– Ну, про Одессу ты наверняка слышал, – сказал Миша, вытирая платком катящийся по лбу пот – жара в порту стояла неимоверная.
Приятели поймали такси и за смехотворную сумму в двадцать долларов доехали до гостиницы "Лондонская", что на Приморском бульваре. Номер-люкс для них уже был забронирован. Бросив вещи и наскоро ополоснувшись в душе, троица отправилась знакомиться с местными достопримечательностями.
– Odessa – mama, – мечтательно произнёс Бумба, показывая Гурфинкелю большой палец. – Конечно, слышал, но мне казалось, что Одесса – это где-то на Босфоре.
– Ладно, парни, – сказал Персиваль Лоуренс, поправляя за спиной рюкзак. – Твоя и ваша надо запомнить, моя не желать повторять много раз.
– Ну-ну, – Бумба с Мишей внимательно посмотрели на негра, который в своём камуфлированном костюме напоминал лидера боевиков-головорезов из какой-нибудь Руанды. "Как бы нас местные копы не замели с таким попутчиком", – мелькнула у Миши тревожная мысль.
– Значит так, твоя и ваша слушать сюда, – продолжил Лоуренс. – Твоя, ваша и моя приплыть в Украину, как вертолётная обслуга. Моя пилота, твоя и ваша – техники.
Бумба с Мишей дружно кивнули.
– Вертолёта прибудет завтра, и наша по договору с господин Юсупов должна мало-мало перелетать из Одесса на Змеиный остров.
Миша присвистнул:
– Это ж, сколько нам придется лететь?
– Сколько надо, – отрезал Перси. – За те башли, который твоя и наша плачено, можно и до Босфора слетать.
– Во-во, – кивнул Бумба, – прокатимся с ветерком. Я когда-то умел водить вертолёт, думаю, будет kruto.
– Прилетим на Змеиный прямо к праздничку, тогда и тарахтелку вручим, – добавил Лоуренс.
Гурфинкель, ставший по прибытии в Одессу крайне подозрительным, обратил своё пристальное внимание на речь афроамериканца, в последнее время ставшую вдруг более правильной, хотя и не всегда. Создавалось впечатление, что Перси время от времени забывал коверкать английские слова, но, спохватываясь, ловко вворачивал что-то типа "твоя моя не понимать". Странно было всё это, но Миша благоразумно промолчал. В конце концов, это личное дело Мочалки. Негры, они вообще все с причудами. Взять, к примеру, Майка Тайсона, с его гастрономической слабостью к ушам соперников, или того же Пеле, "Виагру" на старости лет рекламирующего.
Кошмар! Одним, словом, всюду одни психи.
К слову сказать, Миша был единственным в их бравой троице, кто почти в совершенстве владел русским языком, и потому главенствующая роль в их маленьком отряде как-то незаметно перекочевала к нему.
Чуть отойдя от гостиницы, иностранцы сразу же были атакованы настырным полным субъектом с жуликоватыми, маленькими, постоянно бегающими глазками.
– О, вы, наверное, впервые в Одессе? – закричал он, хватая Лоуренса за рукав камуфлированной рубашки. – Я Моня Шулкевич, меня здесь все знают. Вам квартира не нужна?
– Нет, не нужна, – резко ответил Миша на чисто русском языке, сразу возненавидев собрата по крови. – Вы что, ослепли? Мы же вышли из гостиницы!
– О, вы говорите по-русски? – восхитился настырный толстяк. – Какая прелесть, никогда бы не подумал. Вам такси не нужно? Или гид?
– Ху из зыс? – удивился Бумба, обращаясь к Мише.
Гурфинкель пожал плечами.
– Крэйзи одессит, – небрежно ответил он.
– За чисто символическую плату, – продолжал Моня Шулкевич, не выпуская рукава Лоуренса, – я проведу вас по самым живописным местам Одессы: Потёмкинская лестница, знаменитый "Гамбринус", лучшие публичные дома…
"Ага", – Миша задумался.
– Otvali, – грубо ответил Бумба, пихая Моню коленом под зад.
Но наглый одессит ничуть не обиделся.
– Идёмте скорее. У вас с дороги точно пересохло горло. Я знаю, где подают холодное пиво.
Гурфинкель перевёл.
Друзья переглянулись.
– Вертолёта прибудет завтра, – задумчиво изрёк Лоуренс. – Твоя, ваша и моя вполне хватать время немного развлечься.
– Давай, веди нас к пиву, – скомандовал Моне Миша. – И если оно не будет холодным, пеняй на себя.
– Да боже ж мой! – обрадовано воскликнул одессит. – Или Моня не знает, шо такое холодное пиво! Идёмте здесь. Совсем рядом.
Пиво, действительно, было холодным и на редкость вкусным.
Забегаловка, в которую их привёл Моня Шулкевич, называлась "Шаланда Кости", и её мрачные посетители, среди которых преобладали в основном матросы, напоминали массовку к фильму "Остров сокровищ". Физиономии у всех были, как и ожидалось, зверские и перепитые.
Выпив пива, иностранцы ретировались от греха подальше, а наблюдательный Миша Гурфинкель заметил алчный блеск в глазах Мони, когда Перси Лоуренс доставал бумажник полный зелёненьких долларов.
На улице было нечем дышать. Солнце палило так, что слова Бумбы по поводу того, что Украина находится в Новой Гвинее, обретали свой бредовый смысл.
– Ну и куда теперь? – спросил Миша, с завистью глядя на проводника, который, несмотря на свою, мягко говоря, плотную комплекцию, совсем не потел.
"Антиперспирант "Рексона", – мелькнуло в голове у Гурфинкеля. – Никогда не подводит. Тьфу ты, что за бред?"
– Пожалуй, – сказал Моня Шулкевич, по хозяйски заложив руки за спину, – вам не мешало бы посетить Одесский Привоз.
– Привоз?
– Ну, базар, – пояснил проводник.
– Маркет, – перевёл Миша. – Биг маркет.
– О' кей, – Персиваль с Бумбой кивнули.
Маркет оказался поблизости и был он очень даже "биг". Особенно поражало наличие на рынке шустрых личностей с бегающими глазами, очень сильно напоминающих их гида Моню.
– Шо вас конкретно интересует? – спросил проводник. – Таранка? Помидоры с баклажанами? Брынза? Экстремальная порнография? Наркотики? Или, может быть, собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах?
Гурфинкель недоумённо вытаращился на одессита.
– Не удивляйтесь, – усмехнулся Моня, – мне всякая клиентура попадалась. Скажем, американцы покупают порнографию с крупным рогатым скотом, китайцы – фотографии с Мао, африканцы выкладывают зелёные за собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма, французы ищут редкие издания "Камасутры" под редакцией самого Неру. Здесь нечему удивляться. В Одессе, как в Греции, есть всё.
Гурфинкель с трудом, но всё же перевёл тираду Мони на английский. Друзья ошарашено переглянулись.
– Ni figa sebe, – сказал Бумба.
– О, вы тоже знаете русский? – внезапно скис проводник.
– Спроси, Михаил, – вдруг сказал Лоуренс. – А можно ли у них здесь купить артефакты? Ну, всякие там древние ошметки.
Гурфинкель спросил.
– Ша! – воскликнул Моня. – Шо ж вы сразу не сказали, шо вы интересуетесь археологическими раскопками. Идёмте, мой тесть как раз торгует именно тем, шо вам нужно, его лавка находится в конце вон того ряда. Иностранцы заинтриговано последовали за одесситом.
В конце "вон того ряда" действительно была лавка под неказистой вывеской "Сувениры из Ольвии". Знаменитого профессора Енски при виде данной вывески инфаркт бы хватил прямо на пороге лавки. На то, что тесть Мони лет на пятнадцать моложе его самого внимание обратил один лишь Перси. Впрочем, в Одессе ещё и не такое бывает.
Правый глаз тестя закрывала черная резиновая повязка, позволяя делать предположения, что хозяин лавки, торгующей древностями, одноглазый.
– Зяма! – воскликнул Моня, обнимая тестя. – Я привёл к тебе клиентов.
Хозяин лавки, сверкнув своим единственным глазом, посторонился, пропуская иностранцев в тесное, душное помещение, буквально заваленное всевозможными амфорами, пифосами, лекифами, коробками с монетами, разнообразными фигурками и прочими останками славного прошлого, судя по внешним признакам, греко-римского.
– Ага, – сказал Перси Лоуренс, глаза которого от обилия древностей стали разбегаться. Особенно впечатляла занимающая большую часть помещения трухлявая деревянная колесница с блестящими ножами, торчащими из центра окованных железом колёс.
– Их интересуют артефакты, – пояснил тестю Моня, многозначительно шевеля густыми бровями.
– Откуда именно? – поинтересовался торговец.
– Нет ли у вас чего с острова Змеиный? – осторожно протянул Перси, переходя на совершенно правильную речь.
– С Фидониси, что ли? – переспросил Зяма, задумчиво поскрёбывая небритый подбородок. – Были монеты, пару колец. Но вчера закончились.
– Как, неужели ничего не осталось? – изумился Моня, будто бы он сам являлся ярым коллекционером древностей причем именно с Белого острова.
– Надо посмотреть, – невозмутимо изрёк тесть и принялся с шумом и ругательствами копаться в огромной куче каких-то медных сковородок времён Юлия Цезаря.
– Есть щит Ахилла, – наконец сообщил он, прекратив греметь железяками.
Миша поспешно перевёл. Перси Лоуренс невольно усмехнулся.
– С сертификатом подлинности? – хмыкнул он. – Впрочем, покажите!
– Пусть покажет, – кивнул Моне Гурфинкель, вытирая платком мокрую шею.
Моня, подойдя к тестю, прошептал ему что-то на ухо. Пожав плечами, владелец лавки извлёк из кучи сковородок нечто большое, круглое, жёлтое и блестящее.
– Отдам за три штуки баксов, – заявил он, передавая щит Лоуренсу.
Мочалка Перси не был профессиональным археологом, куда уж там, но какое-то представление о древних артефактах имел, хотя бы по долгу службы. Вид "артефакта" поначалу ему даже понравился. Все сходилось, словно мастер перед работой внимательно перечитал "Илиаду". Хотя почему, собственно, словно? Фигуры на щите вполне соответствовали описанию из великой поэмы. Особое доверие вызывали вмятины на круглой, вроде как позолоченной поверхности, сделанные, как авторитетно пояснил торговец, троянским мечём.
Лоуренс, явно получив удовольствие от увиденного, без слов передал бесценную реликвию Мише Гурфинкелю. Тому рожи одесситов не понравились с самого начала. Что и говорить, одна кровь текла у них в жилах, и не одну собаку съел Миша на таких вот, мягко говоря, сомнительных сделках.
– Погоди-ка! – молвил Миша, небрежно беря у компаньона щит.
Ему хватило лишь беглого осмотра, чтобы найти у кромки изделия, у самого весьма симпатичного ободка, украшенного загадочным орнаментом, маленькую тисненую надпись "Made in China".
Владелец лавки сразу всё понял, и, довольно быстро сориентировавшись, автоматом выпалил:
– Отдаю за пятьдесят баксов.
Миша переглянулся с ухмыляющимся Лоуренсом, почесал в затылке…
– Тридцать. У нас такие за двадцатку идут.
– Держи, – Гурфинкель с усмешкой отдал щит Персивалю. – Благодаря мне мы двадцать баксов сэкономили. Подарим щит Юсупову. Думаю, юмор он оценит.
Приобретя "артефакт", иностранцы покинули лавку, хотя и с большим трудом, поскольку Бумба уже успел сторговаться с тестем Мони по поводу колесницы. Хозяин лавки отдавал её всего за пятьсот зелёных, утверждая, что именно с неё могучий Гектор сразил копьём Патрокла.
Еле отвязались.
– На кой бес тебе далась эта колесница? – недоумевал Миша, обращаясь к Покровскому. – Ведь ты книжек по истории даже в глаза не видел.
– Одну видел, – обиделся Бумба, – в библиотеке. "Три мушкетёра" называлась.
– М-да, – Гурфинкель растерянно вытер платком лоб, – тяжёлый случай.
– Да что ты, blin, понимаешь, – вспылил Бумба, – я, может быть, к культуре приобщиться хотел. Мужик всего за пол тонны её отдавал. Классная вещь! Слыхал ведь: сам Гитлер на ней какое-то Ракло сразил. Да у меня ее наши лондонские скинхеды за пять штук с руками бы оторвали!
– Не Гитлера, а Гектора, – поправил напарника Лоуренс. – Гектора – она грека была, а Гитлера – из ФРГ.
– Какая, na chren, разница?!
Услыхав сие, Миша Гурфинкель лишь сокрушённо покачал головой.
Капитан-лейтенант Шагранов, начальник военной части на Белом острове, готовил свою часть к торжественной церемонии вручения украинским военным многоцелевого вертолёта Белл 206 "Лонг Рейнджер".
Офицеры наглаживали парадную форму, а у самого синего моря, в самой живописной части острова была сооружена аккуратная площадка, где и должно было произойти это знаменательное событие.
Никто не знал, откуда на голову военным свалилось это счастье в лице таинственного русского эмигранта, по слухам, координатора Русского Монархического Центра за границей, Феликса Юсупова Третьего.
– Дожили! – ворчал Шагранов, наглаживая сияющий белизной накрахмаленный воротничок. – Эх, Люся, скажи мне кто десять лет назад о том, что мы будем подачки с Запада от своих же эмигрантов получать, ни за что бы не поверил.
Жена капитан-лейтенанта, Людмила Петровна Шагранова, аккуратно чистила мужу щёточкой несколько запылившуюся парадную форму.
– Вертолёт получите, и то уже хорошо, – резонно возразила Людмила Петровна. – А то сколько можно катера по воде гонять? И так уже за последний год два затонуло.
– Да, Люсенька, полный бардак, что в государстве, что в армии, – согласился с женой капитан-лейтенант. – Вот как раз такие Феликсы Юсуповы, скорее всего, всё и развалили, сидя у себя на Западе и деньги контре антисоветской подкидывая.
– Не мели ерунды, Федя, – отмахнулась женщина. – То, что ты свой партбилет в девяносто первом году в печке не сжёг, ещё ничего не значит. И вообще, заканчивай все эти крамольные разговоры. Ты же украинский офицер. Завтра вертолёт привезут. Кстати, кто это к нам через сад бежит, случайно, не мичман Фролов?
Выдернув из розетки утюг, Шагранов подошёл к окну.
– Точно, – сказал он, – Фролов. И чего это он так спешит?
– Товарищ, то есть пан капитан-лейтенант! – закричал мичман, забегая в летний домик. – Скорее, вам в штаб звонят. Турция на связи.