– Рад нашему знакомству, – вежливо улыбнулся Алекс. – Рад и несказанно польщён. Как же, один из основателей легендарного "Братства белых флибустьеров".
– Да, ладно вам, сеньор Амадей, – неожиданно засмущался Лаудруп. – Чего уж там… Не хотите ли отведать кофе? Старинный арабский рецепт. Настоятельно рекомендую. Присаживайтесь за обеденный стол. Сейчас, только разолью по чашкам…
Кофе был превосходен.
Тем временем дон Борхео раскурил чёрную фарфоровую трубку, оснащённую элегантной бронзовой крышкой, и чуть сладковатый табачный дым – с лёгким привкусом ванили – тут же смешался с изысканным кофейным ароматом.
"Вот так они, наверное, и пахнут – дальние-дальние страны", – расслабленно хмыкнул мечтательный внутренний голос. – "А кофе, действительно, отличный…".
Поставив на столешницу опустевшую фарфоровую чашечку и вежливо поблагодарив за экзотический напиток, Алекс поинтересовался:
– Любезный шкипер, а куда сейчас направляется ваша "Луиза"?
– Моя Луиза? – насмешливо пошевелил кончиками длинных чёрных усов Лаудруп. – Никуда она не направляется. Дома сидит, как и полагается почтенной замужней женщине. Детишек воспитывает. Бельё стирает и гладит. Еду готовит. И, дожидаясь моего возвращения, печально глядит в окошко.
– Я, собственно, имел в виду ваш славный фрегат…
– Да и фрегат никуда не направляется. Потому как уже прибыл на место назначения и теперь просто – по мере возможности – нарезает широкие круги вокруг объекта… Что это за место такое? Безымянные, крохотные и необитаемые острова, расположенные в Северном море. Они равноудалены (примерно, конечно же), от Англии, Фландрии и Скандинавии.
– Понятное дело, – пробормотал Алекс. – Большое вам спасибо за ценную и своевременную информацию… А, вот, широкие круги. Зачем, собственно, "Луиза" их нарезает? Фрегат, я имею в виду? То есть, зачем он плавает (извините, ходит), вокруг этих необитаемых островков?
– Не могу знать, – картинно развёл руки в стороны Лаудруп, после чего чуть заметно кивнул головой в сторону дона Борхео. – Я, всего лишь, шкипер. То бишь, морской дисциплинированный извозчик. Велено привести судно в нужную точку – привёл. А для чего и зачем – не моего ума дело. С этими вопросами, благородный сеньор, обращайтесь к господину командору экспедиции…
– Цели и задачи? – понимающе улыбнулся дон Борхео, отчего кончики его узких губ тут же опустились вниз – как у итальянской тряпичной куклы Пьеро. – Надо проверить одну важную информацию – относительно странных и необычных существ, вознамерившихся посетить эти негостеприимные северные края…
– Предлагаю, сеньоры, перенести вашу познавательную беседу на более позднее время, – входя в помещение кают-компании с круглым серебряным подносом в руках, заявила Аннабель. – Время завтрака. Помогите, господа путешественники, накрыть мне на стол… Сеньор Буэнвентура, что случилось? Побледнели, как хорошо-накрахмаленная простыня. Вам нехорошо?
– Я плохо переношу морскую качку, – громко сглотнув слюну, признался Алекс. – Особенно боковую… Да, по всей видимости, и поправился ещё не до конца. Места недавних ожогов щиплет, слегка подташнивает, голова кружится.
– Шкипер, проводите идальго в его кубрик, – велел дон Борхео.
– Не надо. Сейчас всё пройдёт…
– Надо. И не спорьте со мной… Людвиг Лаудруп!
– Я здесь, мой командор!
– Проводите сеньора удачливого золотоискателя. Помогите ему раздеться. Уложите в постель. И напоите, пожалуйста, чёрным ямайским ромом. Полторы пинты, думаю, будет вполне достаточно.
Дальнейшее Алекс запомнил плохо. Так, только отрывочные, насквозь неприятные воспоминанья: качка, тошнота, цветные круги перед глазами, острый запах ямайского рома, призрачный и тревожный сон, перегар во рту, качка, тошнота, цветные круги перед глазами, острый запах ямайского рома…
Внезапно всё закончилось.
Алекс открыл глаза, сел на койке, ножки которой были намертво привинчены к доскам палубы, и вполголоса удивился:
– Надо же, качка куда-то пропала… В чём тут дело?
Он, вставив ступни ног в низкие кожаные сапоги и набросив на плечи камзол, покинул кубрик.
В помещении кают-компании – в тусклом свете двух масляных светильников – Аннабель и её сутулый дядюшка увлечённо играли в шахматы.
– Что-то случилось? – спросил Алекс. – Почему качка не ощущается?
– Ветер стих, – не поднимая головы от шахматной доски, неохотно отозвался дон Борхео. – Полный штиль. Туман. Потихоньку дрейфуем, благо здешнее течение совсем слабенькое. Значит, и интересующие нас острова находятся где-то рядом… Милая племянница, твоя ладья осталась без защиты. Совсем. Может, стоит поменять последний ход? В смысле, на другой?
– Извините, милый дядя, но я никогда не меняю своих решений, – заговорщицки подмигнув Алексу, сообщила девушка. – Говорят, плохая примета. Мол, можно преждевременно и окончательно растерять-потерять всех кавалеров и ухажёров. Не хотелось бы, честное девичье слово. По крайней мере, до счастливого замужества…
– Ты это серьёзно?
– Абсолютно. Клянусь. Чтобы мне никогда не полюбоваться на "рыбу-кентавра". Не говоря уже про "тритона-кентавра"… Кушайте, дядюшка, смело мою ладью. Кушайте. Не сомневайтесь, мудрый знаток древних тайн, тысячелетних загадок и седых легенд. Милости просим.
– Хорошо, уговорила. Бью.
– Мат!
– Как же так? – опешил дон Борхео. – Действительно, мат.
– Какой у нас теперь общий результат?
– Ты, зеленоглазая хитрюга, выиграла семь раз, а я, к огромному сожалению, всего лишь один…
Со стороны открытого люка, ведущего на верхнюю палубу, донеслись странные звуки – низкие, скорбные, тоскливые и – одновременно – угрожающие.
– Волки воют на островах? – насторожился Алекс. – Или же легендарные морские сирены, про которых пишут в толстых книжках?
– Про кого только не пишут в толстых книжках, – резво поднимаясь из-за стола, невесело хохотнул дон Борхео. – Разберёмся…
Они прошли на верхнюю палубу, куда уже высыпала вся команда фрегата, и по короткой лесенке поднялись на капитанский мостик, вернее, на квадратный помост, ограждённый низенькими перилами.
Вокруг властвовало полное безветрие, паруса безвольно повисли на мачтах – словно буро-серые сморщенные тряпки. Над морской гладью величественно и плавно перемещались косматые клубы молочно-белого тумана.
– Дрейфуем, – нервно передёрнув широкими плечами, доложил стоявший у штурвала капитан Лаудруп. – Течение неровное, с сильными завихрениями. Так и норовит, сволочь, развернуть "Луизу" то в одну, то в другую сторону. Пока, слава Святому Дунстану, удерживаю… Откуда прилетел недавний вой? Пока так и не понял. Туман.
– Что это за размеренный тихий стук? – насторожилась Аннабель.
– Ерунда. Капель. Туман, оседая на парусах, превращается в воду. Вот, она – отдельными капельками – и стекает на палубу…
Неожиданно опять, как показалось – со всех сторон сразу, зазвучали страшные и громкие вопли, полные смертельной тоски и непередаваемого ужаса. Морское чуткое эхо тут же подхватило эти утробные звуки, коварно преобразовав их в длинную-длинную какофонию.
Жуткие вопли и тоскливые стоны затихли только через три-четыре минуты.
– Да, что это такое, в конце-то концов? – возмутился Алекс. – Трудно объяснить?
– Это они, – доставая из внутреннего кармана тёмно-серого балахона раздвижную подзорную трубу, невозмутимым голосом известил дон Борхео.
– Точно, они, – болезненно морщась, подтвердила Аннабель. – Только, вот, интересно – какие конкретно? С кровью или без?
– Кто такие – они? – не сдавался Алекс.
– Скоро, сеньор Амадей, всё увидите сами. Увидите и поймёте. Туман рассеивается.
Действительно, молочно-белые клочья – словно по чьей-то незримой команде – резко устремились вверх, и уже через пять-шесть минут от плотного тумана практически ничего не осталось – так, только крохотные и слегка подрагивавшие диски-лепёшки неопределённого цвета…
На юго-востоке – почти прямо по курсу фрегата – наблюдался низенький пёстрый конус.
– Что это такое? – непонимающе махнув в сторону конуса рукой, спросил Алекс. – Остров?
– Наверное, – равнодушно передёрнул плечами дон Борхео. – Вот, возьмите, – протянул подзорную трубу.
Алекс взял предложенный оптический прибор, поднёс его – меньшим в диаметре окуляром – к левому глазу, крепко зажмурил правый и, с минуту повертев чёрные настроечные колёсики на ободе, начал рассказывать об увиденном:
– Действительно, маленький каменистый островок – размером, примерно, как сорок-пятьдесят "Луиз" вместе взятых. А на острове… э-э-э… Та ещё картина маслом. Бойня какая-то. Кровь, кровь, кровь. Сизые кишки… Повсюду валяются мёртвые тюлени. Причём, некоторые из них разорваны практически напополам. Очевидно, это они так и вопили перед смертью… Ага, какая-то странная физиономия высовывается из-за здоровенного камня. То ли человеческое лицо. То ли морда моржовая. Не разобрать. С пушистых усов свешиваются кровавые капли. А от покатых плеч – вместо рук – отходят мощные когтистые лапы. Визуально – львиные.
– Значит, всё-таки, с кровью, – тихим голосом подытожила Аннабель. – Жаль. Плохие дела…
– Ха-ха-ха! – серебристым колокольчиком рассмеялся кто-то рядом.
Алекс посмотрел направо и непроизвольно замер: из тёмно-серых морских вод – метрах в пятнадцати-двадцати от борта фрегата – показалась белокурая девичья голова.
– Это как же понимать? Ик, – нервно икнул Алекс.
– Ха-ха-ха! – повторно рассмеялась неизвестная девица и нырнула.
– Хлоп! Дзынь! – разнеслось над морем.
Это рыбий хвост – серебристый, приличный по размеру – звонко шлёпнул по воде.
"Сплошные чудеса в решете. Только мутные, скользкие и непонятные чудеса", – мрачно сопя, высказался сердитый внутренний голос. – "Вопли, визги, стоны, кровь, понимаешь… Кто, спрашивается, убил несчастных тюленей? Почему так испугались матросы? А ещё эта смешливая белокурая барышня с рыбьим хвостом… Кто она такая? Неужели, самая настоящая русалка, о которых нам рассказывают в детских сказках?".
– Смотрю, задумчивый сеньор Амадей, вы совсем растерялись? – сжалилась-таки Аннабель. – Ладно, так и быть, расскажу. Слушайте. Речь идёт о ихтиокентаврах… Понимающе киваете головой? Мол, в курсе? Ох, не торопитесь уважаемый идальго. Не всё так просто… Итак. Издревле среди жителей Скандинавских стран ходят многочисленные легенды о странных светловолосых существах – похожих на людей, но с рыбьими хвостами вместо ног. Раньше, говорят, их было гораздо больше. Называют этих морских тварей по-разному, кто во что горазд. Чаще всего – "водяными"… Водяные девушки и женщины, они мирные, спокойные и красивые из себя. Их ещё именуют – "русалками". Ходят даже байки, что, мол, некоторым морякам доводилось с этими русалками и в плотские отношения вступать. Ничего, нахваливают. Мол, высший класс. Только, скорее всего, нагло врут… У русалок, естественно, имеются русобородые самцы-мужья. Так называемые – "русалы". Тоже достаточно мирные и спокойные ребята: питаются (как и их жёны-подруги), водорослями, рыбой, всякими там рачками и мидиями… Но это только одна из "ветвей" ихтиокентавров. Выражаясь научным языком, русалы и русалки относятся к отряду – "рыб-людей". Но – по письменным утверждениям-заверениям древних греков и римлян – у класса ихтиокентавров есть ещё два отряда. Второй (после отряда "рыб-людей) – "рыбы-кентавры". Их отличительные признаки: человеческое тело и черноволосая голова, широкий рыбий хвост и передние конские ноги с массивными копытами. "Рыбы-кентавры" – по своим основным поведенческим признакам – близки к "рыбам-людям". А, вот, третий отряд… Существа, входящие в него, называются – "рыбы-львы". У них – вместо человеческих рук или лошадиных передних ног – львиные лапы. Ну, и ярко-рыжие волосы на человеческой голове… Здесь и начинаются фатальные неприятности. "Рыбы-львы", они очень свирепые, злобные и кровожадные. Просто самые настоящие порожденья Ада. За один раз такой "рыжеволосый ихтиокентавр" может загрызть до полусотни тюленей – если ночью застанет тюленье стадо на берегу или, к примеру, на острове… "Рыб-львов" ещё иногда называют – "водяными волками". Мол, лесные волки, когда по ночам забираются в овчарню, то – зачастую – тоже не могут остановиться: режут овец и режут, режут и режут. До тех пор, пока не загрызут всё стадо… Что означала моя фраза: – "С кровью или без?". Это поверье такое, многократно проверенное. Встреча в море с мирными ихтиокентаврами – к удаче. С кровавыми – к хлопотам нешуточным.
– Мы же повстречались и с теми, и с другими, – напомнил Алекс. – Как быть в этом случае? Чего ждать?
– Не знаю. Обычно ихтиокентавры, относящиеся к разным видам-отрядам, терпеть друг друга не могут, и обитаю в разных местах…
– Вижу! Человеческие головы! Много! – отчаянно завопил матрос из смотровой бочки, закреплённой на передней мачте фрегата. – Подплывают к островам с трёх сторон! С востока – русоголовые! С юга – черноволосые! С запада – рыжие! Очень много! По нескольку сотен в каждой группе!
– Что они все здесь забыли? – задумалась Аннабель. – Для чего решили встретиться в районе этих безымянных и пустынных островов?
– Мало ли, – не отрывая ладоней от штурвального колеса, пожал широкими плечами капитан Лаудруп. – Может, решили немного повоевать. Или, к примеру, устроить массовые спортивные соревнования. Ну, как у чудаковатых древних греков – Олимпийские игры, – повернул голову на север, после чего испуганно забормотал: – Матерь Божья, чем же я тебя, родимая, прогневил? Где же это я так нагрешить умудрился? Прости и сохрани…
– Кошмар какой-то, – проследив за направлением взгляда капитана, подтвердил Алекс. – Офигеть и не встать.
С севера, огибая "Луизу" по широкой дуге, к безымянным островам плыла-двигалась гигантская чёрная змея. А может, и не змея вовсе, а, судя по длинным и многочисленным щупальцам-отросткам, осьминог невиданных размеров.
– Или же кит-мутант? – засомневалась Аннабель. – Вон, высокий водяной фонтан вылетает из дырки в чёрном теле…
– Это – Кракен, – равнодушным голосом известил дон Борхео. – Владыка Морских Пучин. Он же – Морской Господин и Морской Судия. Обычно Кракен мирно спит в бездонной пучине морских глубин. Но иногда всплывает на поверхность.
– Зачем – всплывает? – не удержался от вопроса Алекс.
– Чтобы свершить… э-э-э, какое-либо знаковое и глобальное действо. Например, "организовать" разрушительное цунами. Или же "пробить" через кусок суши новый морской пролив.
– А что он позабыл – здесь и сейчас? – подключилась к расспросам Аннабель. – Что задумал?
– Ничего хорошего, – печально и многознающе улыбнулся дон Борхео, отчего его одутловатая физиономия стала похожа на маску итальянской куклы Пьеро. – Кракен давно уже недолюбливает ихтиокентавров. За что недолюбливает? Не знаю, какие-то очень древние обиды, скрытые в седом тумане минувших тысячелетий… Подозреваю, что злопамятный Кракен решил покончить – раз и навсегда – с ихтиокентаврами. Причём, со всеми сразу, не разделяя их на "хороших" и "плохих". Вот, для этого и собрал всех "водяных" в одном месте… Каким образом – собрал? Обманным, надо понимать. Немного поинтриговал, всякие слухи-сплетни распустил по морям и океанам, разослал по водным весям подмётные письма. Ничего хитрого… Короче говоря, очень скоро здесь начнётся самая натуральная бойня. Очень неаппетитная картинка может образоваться, доложу я вам. Поэтому и предлагаю – наискорейшим образом ретироваться отсюда. Чем быстрее, тем лучше.
– А по какому пути нам предстоит ретироваться? – на всякий случай уточнил Алекс.
– Кому-то – по обычному. А отдельным счастливчикам и баловням Судьбы – по "зеркальному"…
Глава девятая
Кентавр
"Ну, вот, опять я оказался на очередном капитанском помосте очередного средневекового корабля", – мысленно усмехнулся Алекс. – "Получается, что любит меня морская стихия. Или же, по крайней мере, относится без видимого неудовольствия и не отторгает… Ага, рядом со мной, крепко сжимая в широких ладонях деревянные ручки штурвального колеса, стоит местный шкипер – Педро Сальвадор-и-Толедо. Неплохой такой дядька, компанейский, разговорчивый, любящий пофилософствовать по любому поводу и без оного. Только какой-то он слегка покоцаный и неухоженный: сюртук рваный на локтях, срединная пуговица отсутствует, чёрно-пегие волосы свисают на плечи сальными свалявшимися прядями, усы, не стриженные уже несколько месяцев подряд, неаккуратно топорщатся во все стороны сразу. Видимо, здорово потрепали бедного Педро различные жизненные обстоятельства, происшествия и коллизии. А со мной, кстати, он почему-то общается только на английском языке. Чудак, одним словом… Ба, на борт однозначно-непростого корабля мне довелось нынче подняться. Размером – как три среднестатистических фрегата вместе взятых. Или же, как пять стандартных бригов. Только пушечных палуб насчитывается три штуки. А мачт, вообще, четыре… Может, это испанский галеон?
– Мой "Эльдорадо" – один из последних испанских галеонов, – словно бы прочитав мысли, бродившие в голове у соседа, незамедлительно подтвердил Сальвадор-и-Толедо. – Пропала необходимость в них. Увы. Так сказать, исчерпала себя…
– А почему? – спросил, чтобы поддержать разговор, Алекс.