– Всё очень просто, – голос капитана был бесконечно меланхоличен и печален. – Когда-то давно в Южной Америке были обнаружены богатые залежи золота и серебра. Заложили, понятное дело, серьёзные рудники и начали добывать руду благородных металлов. Переплавлять руду в окончательный ценный металл прямо на месте? Посчитали, что это невыгодно. Или там, к примеру, небезопасно. Не знаю точно. Конечно, что-то там переплавляли в бруски-монеты и на дальних американских берегах, но только в незначительных количествах… Значит, высокое начальство решило, что основную массу ценной руды необходимо вывозить в Старый Свет. А она, то есть, руда, как известно, очень тяжёлая. Кроме того, по Атлантическому океану тогда постоянно шастали разбойничьи эскадры жадных пиратов. Так она и образовалась, острая необходимость-потребность в океанских судах с повышенной грузоподъёмностью, способных не только перевозить на дальние расстояния значительные тяжести, но и нести на своих бортах как можно больше серьёзных пушек… Раз существует острая необходимость, значит, и решение проблемы будет непременно найдено. Тогда-то испанские корабельные мастера и начали строить величественные галеоны – грузоподъёмностью до двух тысяч тонн и с составом экипажа до шестисот человек. Вооружение? Ну, тут всё было по-разному, в зависимости от конкретных обстоятельств. Но на отдельных галеонах насчитывалось свыше ста двадцати тяжёлых пушек-орудий. И это ещё не считая переносных мушкетонов, предназначенных для стрельбы через узкие бойницы в бортах… Но времена идут, а с их ходом, как известно, меняется практически всё и вся. Истощились старые южноамериканские рудники, а новых богатых залежей золота и серебра не обнаружили. Так часто бывает. Гораздо чаще, чем принято считать. Люди планируют одно, а по факту получается совсем другое… Взять, к примеру, берега, к которым сейчас подходит "Эльдорадо". Называются эти благословенные края – "Аргентина". Ну, в том смысле, что здесь – по идее – должно быть очень много серебра. Правда, при этом не уточняется, кому конкретно пришла в голову эта великолепная и смелая идея. Потому как серебра здесь почти и нет, так – только сплошные крохи и слёзы… Может, это приметный цвет вод реки Ла-Плата стал причиной такого звучного названия?
В рваные, покрытые многочисленными заплатами паруса дул лёгкий северо-восточный ветер. Старенький галеон, с трудом преодолевая сильное встречное течение, медленно входил в широкий залив. Узкие волны за кормой "Эльдорадо" неторопливо и величественно разбегались к далёким и незнакомым берегам, едва различимым в утреннем сиренево-розоватом тумане. Волны были странными: отчётливо-серебристыми и – внешне – ужасно ленивыми.
– Устье легендарной и великой Рио де ла Платы, что в переводе с испанского языка означает – "Серебряная река", – торжественно объявил Сальвадор-и-Толедо. – Знающие и опытные люди утверждают, что шире этой реки – в месте её впадения в Атлантический океан – нет во всём мире… На чём, простите, маркиз, я остановился? Ах, да… Значит, южноамериканские рудники с золотом и серебром истощились. После этого и громоздкие галеоны стали никому не нужны. Во-первых, они ужасно тихоходны. А, во-вторых, что, спрашивается, загружать в их бездонные трюмы? Откуда набрать столько грузов и товаров? Часть галеонов сгнила, часть пошла на дрова. На ходу осталось всего несколько кораблей… Что нынче перевозит мой "Эльдорадо"? Из Испании в Аргентину – различную бытовую всячину: вино в бочках, всякие сельскохозяйственные железные инструменты, шпаги, рапиры и ножи, огнестрельное оружие и огненные припасы к нему, кареты в разобранном состоянии, породистых коней и качественную лошадиную амуницию, одежду и обувь, кастрюли и сковородки, ну, и так далее. Обратно же транспортируем, главным образом, древесину ценных пород, говяжью солонину в бочках, овечью шерсть в кипах, а также выделанные шкуры парнокопытных… Где "Эльдорадо" заякорится? Выше по течению великой Ла-Платы. Там расположен один очень милый и славный городок с длиннющим названием, которое полностью переводится с испанского языка как – Город Пресвятой Троицы и Порт нашей Госпожи Святой Марии Добрых Ветров. Укороченное испанское название – Санта Мария дель Буен Айре, совсем короткое – Буэнос-Айрес. То есть, "город добрых ветров". Очень красивое и ёмкое, на мой вкус, наименование… Что с вами, маркиз? Замёрзли?
– Есть такое дело, – зябко поводя плечами под резкими порывами холодного ветра, признался Алекс. – Май месяц на дворе, а ветер дует какой-то осенний… Впрочем, ничего странного и удивительного: в южных широтах май – это поздняя осень, а его последняя декада, и вовсе, уже ранняя зима…
Плаванье по устью Ла-Платы затянулось – только на ярко-малиновом закате галеон успешно встал на якоря напротив длинных портовых складов, не дойдя до Буэнос-Айреса пару-тройку морских миль.
– Может, маркиз, останетесь до утра у нас? – любезно предложил шкипер Педро Сальвадор-и-Толедо. – Переночуете в уже привычной для вас обстановке, а уже поутру… Не подходит? Торопитесь? Что же, я вас понимаю. После такого долгого и утомительного плаванья хочется – как можно быстрее – оказаться на твёрдом берегу. Сухопутному жителю хочется, я имею в виду… Эй, бездельники! – обратился к бородатым матросам. – Немедленно спустить шлюпку! Доставить высокородного господина маркиза Пушенига на берег и проводить его до лучшего в округе постоялого двора! Живо у меня…
"Лучший постоялый двор в округе" оказался приземистым трёхэтажным зданием, обшитым разномастными некрашеными досками, из внутреннего дворика которого доносилось беспокойное конское ржание.
"Остро пахнет свежим конским навозом?", – понятливо хмыкнул опытный и виды видавший внутренний голос. – "А как ты, братец, хотел? Как-никак, Аргентина восемнадцатого века. Здесь у каждого уважающего себя кавалера имеется по нескольку бойких скаковых лошадок. Если не по нескольку десятков…".
Душевно распрощавшись с матросами галеона и подхватив пару потёртых дорожных саквояжей, он прошёл в тёмное неказистое помещенье, игравшее – по всей видимости – роль гостиничного холла.
Хозяйка постоялого двора – низенькая и полная старушка с добрыми глазами двухсотлетней черепахи Тортиллы – оказалась на редкость неразговорчивой. Ворчливо поприветствовав нового постояльца, она выложила на деревянную стойку массивный бронзовый ключ и сообщила, что "лучший номер для сеньора – на третьем этаже, направо по коридору, крайняя дверь у окна, на завтрак приходите в общий зал трактира, в номер, извините, не подаём…", после чего, устало опустившись в старинное кожаное кресло, незамедлительно прикрыла глаза и принялась заливисто посапывать.
Его гостиничный номер был удобным и уютным: метров тридцать пять квадратных, тёмная, явно антикварная мебель, деревянный некрашеный пол из досок местной акации, пахнувший свежей стружкой, а на кровати даже обнаружилось самое настоящее постельное бельё. Правда, роль подушек играли тщательно-свёрнутые пёстрые шкуры горных лам, завёрнутые в бело-серую холстину.
Только, вот, заснуть долго не удавалось: по черепичной крыше что-то (или же кто-то?), громко шуршало и звенело, а по стеклам двухстворчатого окошка усердно скреблись своими острыми коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи…
Проснулся Алекс на удивление бодрым и лёгким. Соскочив с широкой кровати, он – в качестве лёгкой утренней разминки – сделал несколько приседаний и наклонов, после чего, не без труда разобравшись с тугими защёлками, распахнул окно.
Утро было ещё откровенно-ранним. Светло-жёлтый солнечный диск оторвался от изломанной далёкой линии горизонта совсем не намного – дай Бог, на полтора-два собственных диаметра. Поэтому и его скупые осенние лучи не отличались сколь либо значимым теплом.
Воздух… Чем же он пах, этот воздух? Чуть-чуть горчинкой, совсем немного вчерашней дождевой водой. И ещё чем-то – незнакомым и тревожным, неопределяемым так сразу…
"Наверное, Аргентиной", – решил про себя Алекс.
Сразу же выяснилась и причина ночного скрежета-шуршания. Это лёгкий утренний ветерок беззаботно гнал по тротуарам и крышам домов плотные стаи листьев, опавших с платанов. Сотни тысяч, а может, и миллионы миллионов жёлто-бурых и лимонных листьев летали повсюду, закручиваясь, порой, в самые невероятные спирали. Листья были везде и всюду, практически всё пространство за окном было заполнено ими.
Предместья Буэнос-Айреса в первых числах мая – это один сплошной листопад…
Завтрак был чем-то созвучен этому печальному листопаду: свежайшие пшеничные булочки с белым укропным маслом и яичница-глазунья с бело-розовым беконом. Причём, "глаза" у этой яичницы были непривычного нежно-алого цвета, цвета весенней утренней зари.
Кофе. Да, это был настоящий кофе…
– Очень редкий сорт, – любезно пояснила пожилая хозяйка гостиницы, заметив, что напиток произвёл на постояльца неизгладимое впечатление. – Называется – "Оуро Верде". Бразильский, конечно же.
"А что теперь, братец, будем делать?", – сыто икнув, поинтересовался вальяжный внутренний голос. – "Для чего, вообще, мы с тобой припёрлись в эту Аргентину? С какой конкретной целью? С кем должны встретиться? На какое очередное "вымышленное существо" нам предложат полюбоваться? Не знаешь? Вот, и я не знаю… По этому поводу предлагаю – слегка прогуляться. Осмотреться на местности. Подышать свежим осенним воздухом. Поглазеть на местные природные пейзажи и прочие достопримечательности…".
По узкой улочке, мощённой неровными гранитными булыжниками, он прошёл два квартала – мимо разномастных двухэтажных домов под красно-коричневыми черепичными крышами – и оказался в пампе.
Пампасы? Нет, это название совершенно не подходило для увиденного.
Именно – пампа, женского рода: сплошные холмы и холмики, заросли полузасохшего чертополоха, колючий низенький кустарник, светло-жёлтая едкая пыль, летающие – и тут, и там – разноцветные стайки опавших листьев, и, конечно же, незнакомый тревожный запах…
Чем пахнет в пампе? Какой глупый и никчемный вопрос!
В пампе пахнет – пампой. Как в азиатской степи – степью…
Алекс ещё долго сидел на вершине ближайшего пологого холма, подставив лицо под порывы прохладного северо-восточного ветра и – до рези в глазах – всматриваясь вдаль.
Голубое и светлое, почти – белое. Голубое небо, белые облака, светлая даль. Бело-голубая страна. Аргентина…
Он вернулся на постоялый двор только к обеденному времени. Хотел пройти в свой номер, чтобы умыться и немного отдохнуть, но был остановлен бдительной гостиничной хозяйкой, которая известила:
– Извините, сеньор приезжий. Но вас – на летней террасе трактира – ждёт один уважаемый сеньор.
Алекс, вежливо поблагодарив пожилую женщину, обошёл круглую площадку, расположенную возле фасада гостиничного здания, где молоденькая элегантная брюнетка, облачённая в классические ковбойские одежды, уверенно объезжала норовистую лошадку, поднялся на летнюю пустынную террасу гостиничного трактира и недоумённо огляделся по сторонам. Проходивший мимо молоденький официант, заговорщицки подмигнув, многозначительно кивнул головой в сторону самого дальнего столика, расположенного возле высоких перил, за которыми симпатичная черноволосая незнакомка демонстрировала всему окружающему её миру высокое искусство конной выездки. Картинка была, безусловно, симпатичной и изысканной: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла замысловатым аллюром, то резко переходила на медленный плавный галоп, время от времени ловкая наездница поднимала лошадь на дыбы, после чего заставляла её несколько раз подряд крутнуться на месте.
А за указанным столиком сидел…
"Эрнст Хемингуэй!", – восхищённо выдохнул впечатлительный внутренний голос, а через пару-тройку секунд поправился: – "То есть, мне сперва так показалось.… Помнишь, братец, у тебя в кабинете (там, в далёком австрийском Клагенфурте), над письменным столом висел портрет знаменитого старика Хемингуэя? До коричневы загорелого, мужественного, с аккуратно-подстриженной бородкой и короткой полуседой шевелюрой? Так вот. Сидящий за дальним столиком кабальеро является почти точной копией того портрета. Разве что, глаза "чуть навыкате" слегка не соответствуют критериям схожести. И, конечно же, лёгкая улыбка – в стиле итальянской тряпичной куклы Пьеро… Одежда-обувь незнакомца – по местным аргентинским понятиям – весьма обычная: широченные ковбойские штаны, кожаные сапоги для верховой езды, замшевая куртка с бахромой во всех местах, тёмно-коричневая широкополая шляпа, широченный пояс, украшенный разноцветным бисером, на котором размещена пистолетная кобура и здоровенный охотничий нож в костяных ножнах. А лицо – загорело-коричневое, крепко-накрепко продублённое всеми здешними ветрами. Из-за широкого голенища жёлтого сапога торчит чёрная массивная рукоять ковбойского кнута. Классический такой кабальеро, одним словом. Коренной житель пампы, родившийся прямо в жёстком походном седле и взращённый молоком диких степных кобылиц…".
– Вы спрашивали обо мне? – коротко кивнув головой, спросил Алекс.
– О, сеньор маркиз Пушениг! – искренне обрадовался "коренной житель пампы". – Конечно, спрашивал. Более того, ждал. Вы присаживайтесь. В ногах, как известно, правды нет.
– Присяду, спасибо… Чем могу служить?
– Да, собственно, ничем. Скорее, уж, это я готов оказать вам услугу.
– Какую?
– Вы же прибыли к нам в Аргентину, чтобы ознакомиться с жизнью, бытом и нравами карликов?
– Карликов? – засомневался Алекс. – Не знаю, право… А кто это такие?
– Ха-ха-ха! – тут же развеселился бородатый кабальеро, а отсмеявшись, принялся неуклюже извиняться: – Вы, маркиз, ради Бога, не обижайтесь. Это я виноват. Совсем забыл, что вы приплыли сюда из Старого Света. Прошу прощения… У вас карликов принято именовать – "гномами". Так, надеюсь, понятней? Кстати, я забыл представиться. Рауль Борхес. Скотовод и владелец трёх ранчо. Всегда к вашим услугам… Эй, мучачо! – обратился к ближайшему официанту. – Два крепких кофе и две большие рюмки граппы. И пусть асадо пристраивают на угли. Как будет готово – подавай. А к нему – кувшин граппы прошлогодней перегонки…
Пока новый знакомый делал заказ, внутренний голос Алекса удивлённо нашептывал: – "Он сказал – "Борхес"? Во, дела! Хотя, что тут странного? Мы же находимся в Аргентине. Более того, в одном из предместий славного Буэнос-Айреса… Слушай, братец, а может, мы имеем дело с пращуром нашего знаменитого Хорхе Луиса? Чего только не бывает на этом непредсказуемом Свете…".
– Так, собственно, как? – продолжил разговор Борхес. – Желаете, маркиз, познакомиться с карликами? То бишь, с гномами?
– Почему бы и нет? – нейтрально улыбнулся Алекс. – Даже с удовольствием. Очень занимательные и необычные существа.
– Это точно. Необычней не бывает. В том плане, что бывают, конечно, только их трудно отыскать…
Вскоре шустрый официант доставил на прямоугольном медном подносе всё просимое, ловко расставил на столе и, пятясь, удалился, пожелав уважаемым сеньорам "доброй беседы".
– Ну, за встречу! – предложил бородатый кабальеро и одним крупным глотком опрокинул в себя рюмку виноградной водки.
Алекс последовал его примеру и чуть не поперхнулся: напиток оказался очень крепким, прямо-таки огненным, да и сивушное послевкусие усердно напоминало о существовании в природе рвотных позывов.
– Кофе-то, маркиз, отхлебните, – заботливо посоветовал Борхес. – Граппа без кофе – грубое издевательство над человеческим организмом.
Совет оказался дельным, после глотка ароматного кофе виноградная самогонка покладисто согласилась остаться в желудке, а по всему телу распространилась-разлилась приятная горячая волна…
Сеньор Рауль, неторопливо раскурив длинную чёрную сигару, предложил точно такую же Алексу. Сигара была очень ароматной и непривычно-крепкой.
– Чёрный табак, от него по утрам не бывает противного кашля, – охотно пояснил Борхес, после чего громко обратился к молоденькой всаднице, продолжавшей – за перилами террасы – свои конные экзерсисы: – Милая сеньорита! Не пора ли остановиться и прекратить – мучить бедное животное? Вас уже давно ожидают для приятной и познавательной беседы два благородных кавалера. Будьте же снисходительны, жестокая! – пояснил для Алекса: – Моя крестница и компаньонка. Дочь погибшего друга.
Девушка ловко соскочила с каурой лошади, передала уздечку подбежавшему смуглому парнишке, приветственно помахала рукой, поднялась по короткой лесенке на террасу и, смущённо потупившись, вежливо поздоровалась:
– Приветствую вас, сеньор маркиз Пушениг. Очень рада. Я вас именно таким себе и представляла…
"Смущённо потупившись?", – тут же принялся ёрничать вредный внутренний голос. – "Ну-ну, так я и поверил. Больно уж лукаво зелёные глазищи сверкают из-под густых-густых ресниц. Видали мы таких – невысоких, стройных, разговорчивых и улыбчивых, со смешливыми ямочками на смуглых щеках. И угольная брюнетка уже была – в одном средневековом еврейском гетто. Впрочем, врать не буду, никто из них не умел так ловко и профессионально управляться с лошадьми…".
– Каким – таким? – заинтересовался Алекс. – Мужественным, отважным и симпатичным?
– Ну, что вы. Берите выше: любознательным, мечтательным и непосредственным… Кстати, сеньор маркиз, может вы – для полноты романтического комплекта – и стишками балуетесь?
– Есть такой грех. Не буду отрицать.
– Зачтёте что-нибудь из своего последнего? Так сказать, в знак нашей неожиданной и судьбоносной встречи?
– На какую тему, прекрасная сеньорита? Принимаю заказ.
– Ну, что-нибудь эдакое, – плавно взмахнув рукой, изобразила манерную задумчивость девушка. – Трепетное всё такое из себя, нежное, но – одновременно – и приближённое к реалиям сегодняшнего дня. Что-нибудь, пожалуйста, про паруса. Про туман, ветер, любовь и музыку… Если вам, конечно, не трудно…
– Совсем не трудно, – состроив не менее манерную физиономию, заверил Алекс. – Слушайте, капризная незнакомка:
Паруса – растаяли вдали.
Клотики – сплошная невидимка.
Чаек стая – вестница любви.
А над морем – призрачная дымка.А над морем – словно над Душой.
Пролетает – беззаботный ветер.
Так бывает – в дымке – на рассвете.
Так бывает. Если ты со мной…Так бывает. Призрачная дымка.
Паруса. Тревожная заря.
На твоих губах дрожит улыбка.
Золотая девочка моя.И в глазах – заветная мелодия.
Дымка? Не мешает, господа.
В небе бьётся – как ничья рапсодия
Синяя Полярная Звезда…В небе бьётся – как ничья рапсодия
Синяя Полярная Звезда…
– Браво, – хлопнув пару раз в ладоши, одобрил Рауль Борхес. – Неплохо, клянусь непорочной Мадонной, для заезжего европейского гостя… А над морем – словно над Душой. Пролетает – беззаботный ветер. Так бывает – в дымке – на рассвете. Так бывает. Если ты со мной… Неплохо, и пусть сам Святой Дунстан будем мне в том добропорядочным свидетелем.
– Неплохо, – тихим задумчивым эхом подтвердила девушка. – За-ме-ча-тель-но… А почему, обходительный сеньор маркиз, вы меня назвали – "капризной незнакомкой"? С "капризной", как раз, всё ясно. Отрицать не буду. Что есть, то есть. А, вот, с "незнакомкой"… Ах, да, конечно. Я же забыла представиться… Мария Сервантес. Скотоводка во втором поколении. Совладелица трёх больших и крепких ранчо. Специализация – мясные бычки, тёлки и коровы. Понемногу – овцы, гуанако и породистые лошади. К вашим услугам, сеньор.