– Всё понял, Алексей? – жёстко и требовательно – немигающими тёмно-синими глазищами – уставилась на Алекса потенциальная тёща.
– Понял. Как не понять.
– Это хорошо, зятёк будущий, что ты такой понятливый… Здесь, ведь, всё просто. Просил Анюту, дочь мою единственную и единокровную отдать за тебя, добра-молодца, замуж? Просил. Вот, теперь и отдувайся. То бишь, вызволяй невестушку из полона басурманского. Как на Руси-матушке и заведено… Тихий.
– Я здесь, барыня. Чего изволите?
– Прямо завтра – через господина поручика – увольняйся со службы таможенной.
– Как это? – опешил мужик. – Зачем?
– Затем, – сурово усмехнулась Варвара Андреевна. – Торговый бриг "Государь Пётр", заложенный мужем моим, намедни достроили. В субботу, благословясь, будем спускать на воду морскую. Его капитаном, Тихий, тебе и быть.
– Премного благодарен, матушка, за оказанное доверие. Отслужу…
– Понятное дело, что отслужишь. Куда же ты, бродяга, денешься? Как закончишь с делами таможенными, так тут же, не медля, начинай набирать команду. Паруса шить. Якоря покупать. Всё прочее. Не мне тебя, волка морского и просолённого, учить… А примерно через месяц пойдёте с поручиком Пушным на "Государе Петре" (с воеводой Милославским я договорюсь), к островам японским – выкупать моих мужа и дочку. Ну, и остальных моряков, ходивших на "Ермаке". Если, конечно, денег и на них хватит. Всё, надеюсь, ясно? Молодцы… Тогда ещё несколько слов – сугубо по делу. Лет так восемьдесят-девяносто тому назад, как я читала в умных и толстых книжках, японцы очень тепло относились ко всем европейцам. Но потом католические священники стали чрезмерно активно навязывать местному населению свою веру католическую. Однажды терпеливым японцам всё это надоело, и они – в один момент – лавочку прикрыли. Уже многие годы европейцам заказана дорога на японские острова. Исключение – по целому ряду причин – сделано только для голландцев. И то, только в заранее отведённые дни года и только в строго определённых портах. Поэтому вам, господа мои любезные, остаётся только одно: курсировать вдоль японских островов недалеко от Иокогамы и поджидать любое голландское судно – дабы попросить о помощи и содействии. Сколько времени уйдёт на ожидание? Может, неделя, а может, и все полгода. Как, уж, получится. В любом случае, упорно курсируйте и терпеливо ждите, не отступая…
Голландскую торговую флотилию, состоявшую из четырёх пузатых корветов, они повстречали уже на третьи сутки плавания вдоль японских берегов.
На мачте "Государя Петра" тут же были подняты соответствующие сигнальные флажки, и уже через час Алекс и капитан Тихий, прихватив с собой кожаный сундучок, (Варвара Андреевна лично вручила перед отплытием из Охотска), в котором находилось порядка пяти-шести килограмм золота (в монетах, кустарных слитках и самородках), а также разнообразные ювелирные украшения, беседовали с голландским купцом Ван-Перси, которому вся торговая флотилия и принадлежала.
Вернее, Тихий удивлённо и тупо молчал, а беседу, пользуясь своим "зеркальным" статусом абсолютного полиглота, вёл Алекс. Причём, как на английском, так на голландском и фламандском языках.
Голландский толстощёкий купец сразу же проникся такими необычными способностями собеседника и, поразмышляв несколько минут, предложил реальную и конкретную помощь. А именно, остаться на борту корвета, который – как раз – и направлялся в бухту Иокогамы.
– Только вам, господа русские моряки, перед тем, как сойти на японский берег, придётся переодеться в голландское платье, – дополнил своё предложение Ван-Перси. – Правила игры здесь нынче такие…
– Условия игры принимаются, – на голландском языке озвучил своё решение Алекс, после чего перешёл на русский: – Возвращайся, Тихий, на "Государь Пётр". Я и один управлюсь. Если, понятное дело, Господь поможет. Курсируйте на прежнем месте в течение, скажем, месяца. Если за означенный срок я не вернусь, значит, не судьба. Возвращайтесь в Охотск и не поминайте лихом…
Ещё через сутки с небольшим голландские корабли бросили якоря в уютной полукруглой гавани. В ласковых солнечных лучах по голубовато-стальным водам – во всех направлениях – сновали лодки самых необычных форм-размеров и под такими же необычными парусами – ребристыми и цветными: тёмно-фиолетовыми, светло-салатными и ярко-алыми.
– В этой местности, господин поручик, нельзя пользоваться подзорными трубами без персонального разрешения дайме, – предупредил Ван-Перси. – А пистолеты и шпаги нам придётся оставить на корабле. Это же касается ножей и стилетов, которых молодые кавалеры так обожают размещать за голенищами своих благородных сапог. Если случайно найдут – верная смерть. Самураи посекут острыми мечами на мелкие кусочки…
– Кто такие – дайме и самураи? – на всякий случай прикидываясь несведущим, поинтересовался Алекс.
– Дайме – местный феодальный властитель. Что-то вроде полновластных английских и французских баронов прошлых веков. Самураи же, как принято считать, это потомственные благородные воины, приближённые к дайме. А на самом деле – обычные головорезы и живодёры, – доходчиво объяснил голландец.
Гребная шлюпка подошла к низкому берегу. Уже хорошо просматривались черепичные и соломенные крыши низеньких прямоугольных строений, за которыми угадывались далёкие светло-фиолетовые горы. Иокогама насчитывала порядка двухсот пятидесяти домов, набережная была аккуратно вымощена крупной цветной галькой, на которой смуглые черноволосые подростки старательно чистили только что пойманную рыбу.
На специальном, выложенном чёрными и тёмно-красными камнями причале их уже ждали: четверо невысоких молодых мужчин, одетых в короткие цветастые кимоно, из-под которых выглядывали светло-зелёные подштанники, о чём-то оживлённо переговаривались между собой. За широкими поясами японцев размещалось по два зачехлённых меча (один длинный и широкий, другой – гораздо короче, скорее даже и не меч, а большой кинжал), а на ногах – к немалому удивлению Алекса – красовались вполне европейские кожаные туфли.
"Это они и есть, хвалёные японские самураи. Как же, в своё время пришлось просмотреть немало голливудских фильмов об их легендарной и загадочной братии", – лениво позёвывая, сообщил внутренний голос, никогда не одобрявший пристрастий Алекса к просмотру всякой киношной бредятины. – "Мечи приметные, плюсом – одинаковые экзотические причёски: верхняя часть черепа тщательно выбрита, а длинные волосы сзади собраны в толстую косичку, сложенную вдвое на макушке. Эстеты, задаваки и придумщики хреновы, короче говоря…".
– Прошу, поручик, выслушать несколько слов о правилах поведения на японских островах, – встрепенулся Ван-Перси. – Здесь всё очень просто. Внимательно смотрите на меня и старательно дублируйте. Я кому-то киваю небрежно, и вы кивайте. Я улыбаюсь, и вы улыбайтесь. Я склоняюсь чуть ли не до земли, и вы склоняйтесь… Кстати, вас я представлю своим двоюродным племянником. Мол, у вас на острове Борнео разбита обширная сельскохозяйственная плантация, вследствие чего и возникла-образовалась острая нужда-потребность в умелых работниках. То бишь, в покорных и понятливых рабах… Не возражаете? Вот, и договорились…
Самураи пассажирам шлюпки вылезти на причал не помогали, но на лёгкий поклон и слащавую улыбку Ван-Перси (а также его спутника), ответили небрежными кивками и скупыми равнодушными улыбками, продемонстрировав – тем самым – кривые жёлто-чёрные зубы.
После короткого разговора на японском языке со встречающими, Ван Перси обернулся к Алексу и сообщил:
– Повезло вам, поручик. Дайме Ишидо сейчас отдыхает в своём загородном поместье, примерно в трёх милях отсюда. А, ведь, он мог сейчас находиться… Где он только не мог – находиться. На междоусобной войне, к примеру, у которой нет ни начала, ни конца. А ещё он мог усвистать на далёкие северные острова – вкушать мудрость тамошних умников и мудрецов. Короче говоря, его можно было бы дожидаться здесь целый год, потому что даже голландцам разрешается отходить от берега, где пристали их корабли, крайне редко. Только в особых случаях… Ладно, не буду напрягать вас избытком информации. Сейчас подадут повозки. Хотя японцам европейская культура и не приглянулась, но обычай – важных особ перемещать на лошадях – вполне даже прижился. Сундучок вам разрешено взять с собой…
Японская деревушка жила своей обыденной и нехитрой жизнью: люди – в основном мужчины, одетые скромно и неприметно – куда-то торопились по делам, кланяясь проезжавшим путникам до самой земли.
Загородная резиденция японского дайме напомнила Алексу среднестатистическую европейскую дворянскую усадьбу восемнадцатого века: старый ухоженный парк, цепочка длинных прудов, комплекс бело-жёлтых зданий под красно-коричневыми черепичными крышами.
Естественно, что местный феодал, демонстрируя собственную значимость, принял заморских гостей только через три с половиной часа. Всё это время путешественники провели на террасе чайного домика, любуясь на пейзажи маленького сада, где вместо деревьев и кустарников в землю были "посажены" большие и маленькие булыжники-валуны, густо поросшие разноцветными мхами и лишайниками.
Тихо и таинственно журчал крохотный ручеёк, звонко обрываясь невысоким водопадом в идеально-круглый пруд с золотисто-жёлтыми рыбками. Трудолюбивые пчёлы жужжали монотонно и устало. Где-то вдалеке чуть слышно куковала кукушка.
"Умеют, всё же, азиаты создавать идеальную обстановку для неторопливых философских размышлений", – завистливо вздохнул мечтательный внутренний голос. – "Воистину, всё вокруг – только глупая суета и бестолковый тлен…".
Наконец, к чайному домику подошёл низенький кривоногий самурай, облачённый в скромное тёмно-коричневое кимоно, и скупым жестом указал на одно из бело-жёлтых строений.
Внутренняя обстановка дома была приятной, милой и спокойной. По крайней мере, никто даже и не пытался тыкать в глаза посетителям пошлой роскошью: никакой тебе позолоты, кричащей о сказочном богатстве хозяев, только хлипкая и изящная мебель, да стены, отделанные деревянными рейками, местами оклеенными цветной непрозрачной бумагой.
Дайме Ишидо встретил посетителей, сидя на высоком помосте. Вокруг помоста неподвижно застыли четыре самурая самого свирепого вида в чёрных парадных кимоно, щедро расшитых золотыми и серебряными нитями: сплошные драконы, дракончики и многоголовые зубастые змеи.
Ван Перси, рассыпаясь в цветастых фразах и выражениях, рассказал о целях их визита. Пока он говорил, дайме – мужчина толстый и вальяжный – неотрывно и изучающе смотрел на Алекса.
Когда голландец закончил повествование, Ишидо ладонью правой руки прикрыл свои узкие, бесконечно-чёрные глаза, после чего небрежно бросил длинную рубленую фразу.
– Дайме говорит, что безупречная честность – отличительная черта всей японской нации, – послушно перевёл Ван Перси. – Ишидо хочет, чтобы вы – первым делом – лично посмотрели бы на пленников, о которых идёт речь, и убедились, что все они являются хорошими работниками и находятся в добром здравии. Рисовые поля, где трудятся пленённые русские моряки, расположены совсем недалеко от этого поместья, примерно в двух милях. Но подходить к этим полям близко дайме запрещает. Вам разрешено лишь издали посмотреть на предмет будущей торговой сделки, используя для этого подзорную трубу…
Два самурая величественно шествовали впереди европейцев, ещё трое замыкали колонну.
Вскоре на смену высоким деревьям старого парка пришли бесконечные рисовые поля, залитые мутной водой, из которой поднимались ровные ряды ярко-зелёных ростков. На очередном поле – почти по колено в воде – усердно трудились два десятка (может, чуть больше), смуглых крестьян, одетых только в короткие набедренные повязки.
Один из самураев остановился и что-то негромко залопотал, указывая рукой на работавших подёнщиков.
– Он разрешает вам воспользоваться подзорной трубой, – перевёл Ван-Перси.
Чуть впереди других сельских тружеников, старательно пропалывающих ряды молодых рисовых всходов, двигался пожилой черноволосый мужчина с покатыми плечами.
"Это он и есть, Матвей Силыч Борх-хун", – доложил дисциплинированный внутренний голос. – "Работает, как ни в чём не бывало. И при этом грустно улыбается – словно итальянская тряпичная кукла Пьеро… А где же, братец, наша обожаемая невеста?".
Алекс перевёл подзорную трубу на небольшой холмик, поросший редким кустарником. Две пожилые японки активно суетились возле дымного костра, а чуть в стороне от женщин белобрысый мальчишка усердно оттирал куском зеленоватого мха большую медную сковороду.
"Анютка, родимая ты наша!", – умилился сентиментальный внутренний голос. – "Похудела-то как! Вернее, постройнела. Тростиночкой камышовой – прямо-таки – смотрится…".
Они, развернувшись, уже зашагали назад, к поместью, когда перед лицом Алекса промелькнуло что-то светлое. Он, резко вытянув руку, ловко схватил пролетавший предмет.
"Бумажный самолёт-журавлик?", – заинтересованно захмыкал нетерпеливый внутренний голос. – "Может, это тайное послание от "рисовых" узников? Разверни-ка, братец, бумажную птичку… Осторожнее, охламон! Не дай Бог, самураи заметят. Не делай, пожалуйста, резких движений… Ага, записка на русском языке. А я что говорил? Итак, зачитываю: – "Алексей! Не верь японцам. Для них обмануть белолицых европейцев – святое дело. Особенно, когда это касается долгосрочных обещаний. Решать надо, уповая на жадность азиатскую, всё сразу. Здесь и сейчас. Поэтому, как твой тесть будущий, приказываю. Выкупай у дайме только Анюту. Выкупай и срочно увози на корабль. А мы сами убежим. Уже и дельный план имеется. На этом всё. До встречи. Матвей Борх-хун…". Интересный текст, братец. Есть, право слово, над чем задуматься…".
Дайме выдал длинную и заковыристую тираду, после чего, сложив пухлые ладошки на объёмистом чреве и чуть насмешливо поглядывая на Алекса, довольно откинулся назад.
– Он обозначил цену за пленённых русских моряков, – удивлённо морщась, сообщил голландский купец. – Неслыханное дело. Речь идёт о воистину нестандартной сделке. За двадцать пять работников-рабов японец запросил – корабль.
– Простите, какой ещё корабль?
– Обыкновенный. Морской. С приличной грузоподъёмностью. Как минимум – торговый двухмачтовый бриг.
– Условия, конечно, нестандартные, но выполнимые.
– Уважаемый дайме интересуется – когда вы сможете заплатить? Естественно, что русских моряков можно будет забрать только после произведённой оплаты.
– Пожалуй, не раньше, чем через полгода, – подумав, по-честному признался Алекс. – Или же через год-полтора. Боюсь ошибиться…
– Сделка считается заключённой, – пообщавшись с японцем, подытожил Ван-Перси.
– Может, надо составить какой-нибудь договор?
Голландский купец отрицательно покачал головой:
– Здесь это не принято. Ишидо – очень уважаемое и авторитетное семейство в провинции Канагава. Достаточно честного слова высокородного дайме… Если у вас, поручик, всё, то мы можем идти.
– Нет, не всё, – Алекс откинул крышку сундучка и произнёс – на классическом средневековом японском языке: – Пусть уважаемый дайме посмотрит на это золото и ювелирные безделушки, украшенные прекрасными изумрудами и рубинами, а также алмазами и жемчугами.
Ближайший самурай, почтительно и монотонно кланяясь, отнёс сундучок на помост и поставил перед Ишидо.
– Что европейский кавалер хочет – в обмен на содержимое этой кожаной шкатулки? – вальяжно, с плохо-скрытыми нотками жадности, процедил дайме.
– Свободы для русского светловолосого паренька, – стараясь сохранять спокойствие, тихонько выдохнул Алекс, после чего принялся, искусно притворяясь смущённым, вдохновенно врать: – Я испытываю… э-э-э, простительную природную слабость к симпатичным юношам. Поэтому и готов платить столь щедро. Не мелочась…
Ишидо ещё несколько минут зачарованно полюбовался золотом и ювелирными украшениями Варвары Андреевны, после чего, громко сглотнув слюну, сделал неожиданное предложение:
– Европейцы, как известно, любят заключать пари. Причём, по поводу и без оного. А ещё они – очень самоуверенные люди. Очень-очень-очень… Может, нам стоит объединить эти две ваши национальные особенности? Предлагаю следующее пари. Ты, доблестный кавалер, сразишься с одним из моих самураев. Если победишь, то заберёшь симпатичного мальчишку без выкупа. А если проиграешь, то отдашь мне своё золото и драгоценности. Просто так отдашь, без ответа с моей стороны… Как тебе, странник, такое предложение?
– На каком оружие мне предстоит драться? По каким правилам будет проводиться схватка? Как и кем будет определяться победитель? – вопросами на вопрос ответил Алекс.
Дайме насмешливо передёрнул пухлыми плечами:
– Оружие может быть любым, кроме огнестрельного. Впрочем, его может не быть и вовсе… Правила? Никаких. Есть только одно ограничение – не добивать лежащего. Проиграет тот, кто не сможет подняться на ноги за один полный цикл этих песочных часов. ("Где-то минута", – предположил внутренний голос). То есть, если ты, чужеземец, решил не продолжать поединка, то просто падай на пол и лежи, признавая – тем самым – своё полное и позорное поражение. Если же…
– Я согласен! – прервал японца Алекс.
– А что с выбором оружия?
– Предпочитаю рукопашный бой.
"Правильно, братец", – одобрил хладнокровный и разумный внутренний голос. – "Тебе ли, получившему в своё время развёрнутую школу рукопашного боя во Французском иностранном легионе, бояться предстоящей схватки? И Анюту вытащим из плена, и целую кучу купеческих ценностей сэкономим. Пригодятся потом, при строительстве брига… Впрочем, эти средневековые японские сенсеи – те ещё бойцы. Не стоит заранее впадать в победную эйфорию. Наоборот, надо постоянно быть настороже. И торопиться, ради Бога, не надо…".
Все – и хозяева, и гости – перешли в просторный высокий зал, центральная площадка которого была плотно застелена квадратными соломенными матами.
"Татами, ясен пень!" – высокомерно ухмыльнулся самоуверенный внутренний голос. – "Как же. Плавали – знаем…".
С двух сторон от татами возвышались деревянные помосты для зрителей, оснащённые плоскими подушечками в шёлковых чёрных чехлах. На одном помосте расположился Ишидо – в окружении четырёх самураев. На противоположном – одинокий и унылый Ван Перси.
– Тебе, наглец заезжий, надо переодеться, – начальственно махнув рукой в сторону, велел дайме. – Вон за той тёмно-синей длинной ширмой и найдёшь всё необходимое…