Спор – тем временем – вошёл в решающую фазу: платиновая блондинка, громко прокричав финальное ругательство, забралась в ярко-лазоревый джип и, ударив по газам, скрылась за ближайшим дорожным поворотом, а черноволосый мужчина, печально улыбнувшись, закурил мятую сигарету и, расстроено сгорбив покатые плечи, неторопливо зашагал в противоположную сторону.
"Заметил, братец, как он улыбнулся?", – взволнованно зашептал внутренний голос. – "Прямо как Пьеро, итальянская тряпичная кукла…".
– Ну, вот, голубки окончательно рассорились и разлетелись в разные стороны, – резюмировал Алекс. – Как же теперь узнать о целях и задачах моего австралийского визита?
– Ерунда, они к вечеру обязательно помирятся, – поднимаясь из-за стола, заверила Аль. – Завалимся к ним уже ближе к ужину, да и проясним вопрос. Делов-то.
– А чем мы займёмся сейчас?
– Прогуляемся по Канберре. Я тебе покажу все городские достопримечательности. Мороженного поедим. Можно в киношку забежать… Э-э, профессор, прекращай!
– Что, пардон, я должен прекратить?
– Прекращай так плотоядно и озабоченно пялиться на мои безумно-стройные ноги…
День прошёл незаметно, познавательно и весело. Уже в вечернем вязком полусумраке они вернулись в Южную Канберру – возле нужного дома стоял знакомый ярко-лазоревый джип.
– Значит, всё-таки, померились, – обрадовалась Аль. – Иначе Исида – в обязательном порядке – усвистала бы в свой загородный дом. Поднимаемся на четвёртый этаж и нажимаем на кнопку дверного звонка.
Никакой реакции на звонок не последовало.
– Может, наши голубки, позабыв обо всём на свете, заняты активным процессом примирения? – предположил Алекс. – То бишь, изощрёнными постельными технологиями?
– Кха-кха…, – слегка засмущалась девушка. – Заканчивай наглеть, профессор. Ляпнуть такое – в присутствии наивной и целомудренной девицы. Лучше звякни ещё разок – длинно и настойчиво…
Наконец, дверь приоткрылась.
– А, ребятки, – лениво зевнул Смок, облачённый в пушистый мохеровый халат и сжимавший в ладони правой руки алюминиевую банку с пивом. – Проходите. Привет, племяшка. Моё почтение, господин профессор… Э-э, уличную обувь-то снимайте. Вон на коврике – домашние тапочки.
– Неважно выглядишь, дядюшка, – улыбнулась Аль. – В том плане, что устало и замотанно.
– Работы много.
– Серьёзно? В тихой и буржуазной Южной Канберре, где проживают сплошь законопослушные богатые граждане?
– Хм… Говоришь, мол, законопослушные и богатые граждане? Что есть, то есть. Банкиры, топ-менеджеры, рантье, бизнесмены, журналисты, звёзды эстрады, известные киноартисты и киноартистки. Та ещё публика. Сплошные заносчивые жлобы и истеричные скандалистки, начинающие жаловаться – во все инстанции сразу – по малейшему поводу. Иногда и без оного. Тьфу, да и только…
Криминальный инспектор рассерженно нахмурился и одним резким движением вскрыл пивную банку.
– Пшик! – радостно пропела банка.
– Бульк-бульк-бульк! – поднеся алюминиевую ёмкость ко рту, увлечённо забулькал инспектор.
– "Кильмес-Кристаль", – понимающе усмехнулась Аль. – Аргентинская пивная классика. Другого пива он не пьёт. Консерватор, никогда не меняющий бытовых привычек.
– А булькает-то как бойко, – поддержал Алекс. – Можно обзавидоваться. Силён, бродяга.
– Фу-у-у, – опорожнив банку, облегчённо выдохнул Смок. – Полегчало… Проходите, ребятки, в гостиную. Проходите-проходите. И я туда чуть позже подойду. Только загляну на кухню – пивка прихватить…
– О, какие люди! Безмерно рада, счастлива и всё такое прочее, – небрежно поприветствовала гостей Исидора, оккупировавшая старенькое кресло-качалку и увлечённо пялившаяся в телевизионную плазменную панель. – Присаживайтесь, родные, вон на тот диванчик. Вы пожаловали очень вовремя. Через несколько минут начнётся премьерный показ новой версии научно-популярного фильма – "Дикая Австралия. Ночь богонгов". Говорят, что снято на редкость круто и интересно… Кстати, всё, о чём рассказывается в этом фильме, имеет к вам, ребятки, самое прямое и непосредственное отношение. Так что, советую быть собранными и максимально-внимательными… Милый, ты где?
– Уже здесь, – вкатывая в гостиную сервировочный столик на колёсиках, заставленный пивными банками и блюдечками со всякой всячиной, откликнулся Смок. – "Кильмес-Кристаль", орешки, сухарики, чипсы, маринованные оливки, фаршированные беконом, ну, и так далее. Предпочитаю смотреть кино с полным, так сказать, комфортом… Аль, не смей прикасаться к пиву! Ты же у нас ещё маленькая…
Зазвучала ненавязчивая мелодичная музыка. На плоском экране замелькали симпатичные австралийские пейзажи.
– Австралия. Граница Квинсленда и Нового Южного Уэльса, – принялся вещать мужественный баритон диктора. – Фермерские земли. Овощная, зерновая и льняная "житница" Австралии. Бескрайние холмистые поля, засеянные пшеницей, рожью, овсом, зелёным горошком, картофелем, капустой, свеклой, морковью и прочим… Начало австралийского лета, вторая декада декабря месяца. Прошли последние – перед сезонной засухой – дожди. Всё вокруг цветёт и зеленеет, овощные грядки преобразуются прямо-таки на глазах: растут вверх, стволы растений толстеют, а листья становятся изумрудно-зелёными, гладкими и мясистыми. Но люди не спешат радоваться. Не спешат. А, вот, птицы, грызуны, ящерицы и некоторые хищные насекомые, наоборот, замерли в приятном ожидании. Наконец, "оно" начинается… Тёмная тихая ночь. Всё небо покрыто яркими созвездиями: Сириус, Канопус, Ригель и, наконец, главный символ Южного полушария – великолепный, загадочный и неповторимый Южный Крест. Неожиданно всё вокруг наполняется подозрительным и странным шорохом, который – с каждой минутой – становится всё громче и громче. Это многие миллиарды мохнатых гусениц-совок выползают из-под земли. Выползают и тут же набрасываются на беззащитные зелёные растенья. Вскоре шорох сменяется противным хрустом и хищным чавканьем – это неутомимые челюсти гусениц жадно вгрызаются в листья и стебли. Совки – главные обжоры Австралии… Вороны, сороки, сойки, дрозды, малиновки и свистуны, заполошно хлопая крыльями, незамедлительно бросаются в бой. К ним присоединяются полевые мыши, лесные крысы, валлаби, ящерицы, опоссумы, кузнечики и крупные пауки. Едоки, никуда не торопясь, старательно глотают и кусают незваных пришельцев. Глотают и кусают, глотают и кусают. Но, такое впечатление, гусениц меньше не становится… Алый тревожный рассвет. Со всех сторон наплывает-наползает тревожный шум-гул. Это подтягиваются мощные трактора, влекущие за собой пузатые цистерны с ядохимикатами. Сраженье с вредителями урожая, выходя на качественно-новый уровень, неуклонно набирает обороты… К вечеру гусеницы, оставшиеся в живых и наевшиеся, не смотря ни на что, до отвала, падают на мягкую землю и торопливо зарываются, зарываются, зарываются. Сколько гусениц выжило? Дай Бог, половина. Не больше. Действо закончилось? Нет, всё только начинается… Через две с половиной недели уродливые гусеницы-совки вновь выбираются на земную поверхность. Выбираются и "превращаются" в элегантных и эстетичных мотыльков-богонгов… Задумчивый жёлто-багровый закат. Лёгкий, почти невесомый ветерок. И в свете последних солнечных лучей в небо поднимаются многие и многие миллионы пёстрых бабочек. Они, словно бы радуясь чему-то, беспорядочно носятся над полями и перелесками, заворачиваясь – порой – в самые невероятные и изысканные спирали… Солнце устало прячется за изломанной линией далёкого горизонта. На тёмном небе появляется огромная жёлто-янтарная Луна, окружённая – со всех сторон – ярчайшими звёздами. Наступает загадочная и неповторимая "Ночь богонгов", наполненная бесконечно-тревожным потрескиванием крохотных крылышек. Это мотыльки – на лету – о чём-то "переговариваются" друг с другом. Потом богонги вспоминают о нестерпимом голоде. Они опускаются к земле и начинают дружно перепархивать от одного цветка к другому, насыщаясь – перед дальней дорогой – сладкой пыльцой… Приходит нежно-розовый рассвет. Богонги, словно получив незримую начальственную команду, устремляются – плотной гигантской стаей – на юго-восток… Но знойный западный ветер всё крепчает и крепчает, а потом коварно несёт стаю строго на восток, прямо на жёлтые острые скалы Большого Водораздельного хребта. Удар! Сотни и тысячи мотыльков разбиваются о ребристые глыбы, мгновенно превращаясь в мокрые тёмные пятнышки на каменной поверхности. Второй удар. Третий. Четвёртый… К вечеру богонгам, всё же, удаётся вернуться на прежний курс. Впереди мелькают серебристо-тёмные воды реки Дарлинг. Жарко. Как же жарко. Пить! Как же хочется пить! Мотыльки заполошно порхают над водой, умудряясь подхватывать с речной поверхности – специальными тоненькими усиками – крохотные частички живительной влаги… Над руслом Дарлинга несутся громкие несмолкающие "плески". Это жирует местная рыба – колючепёры, шишечники и илистые прыгуны. Жирует? В том смысле, что с несокрушимым аппетитом кушает питательных богонгов… Через несколько суток на пути мигрирующих бабочек оказывается Канберра, столица Австралии. Жизнь в городе тут же замирает, люди, тщательно прикрыв все двери и окна, прячутся в домах. Временно приостанавливается деятельность Парламента. Улицы и площади Канберры – почти на сутки – оказываются во власти летней жары и мохнатых беспокойных мотыльков… Налетает устойчивый северный ветер. Северный, но жаркий-жаркий. Гигантская стая несчастных насекомых, сбиваясь – в очередной раз – с намеченного маршрута, смещается к югу. Пригород Мельбурна. Зелёные теннисные корты, трибуны, забитые любопытной публикой под самую завязку. Проходит открытый чемпионат Австралии по большому теннису. Мария Шарапова элегантно привстаёт на цыпочки. Резкий взмах ракетки. "А-а-ах!" – ожидаемо выдыхает знаменитая теннисистка.
Ярко-жёлтый мячик бодро взмывает в воздух, но тут же, неожиданно встретившись с чем-то непонятным, беспомощно падает на траву. Резко темнеет. Всё вокруг наполняется тревожным шелестом. На трибунах начинают отчаянно визжать и причитать особо впечатлительные и нервные дамочки. "Не беспокойтесь, уважаемые зарубежные гости!" – невозмутимо советует скучающий голос диктора. – "Ничего страшного не происходит. Это, всего лишь, богонги. Бабочки такие. Или же мотыльки? Извините, но точно сказать не могу… Соревнования, в любом случае, переносятся на завтра. Прошу проявить выдержку и соблюдать спокойствие…". Наконец, слегка поредевшая, но, всё же, огромная стая насекомых достигает Австралийских Альп. Мрачное и хмурое местечко, доложу я вам. Высочайшая горная система Австралии. Одна из частей Большого Водораздельного хребта. Горные пики, перевалы, седловины, лощины, чёрные трещины, бездонные ущелья. Камни, поросшие серо-зелёными мхами и фиолетово-жёлтыми лишайниками… Что забыли нежные и трепетные мотыльки в этих негостеприимных и суровых краях? Затрудняюсь ответить однозначно. Возможно, их привлекает более прохладный и комфортный климат. Летом (декабрь-март), в Квинсленде и Южном Уэльсе очень жарко – окружающий воздух частенько прогревается до сорока градусов по Цельсию. В Австралийских же Альпах гораздо прохладней – днём плюс пятнадцать-двадцать, ночью температура опускается и до плюс семи-девяти градусов… Богонги рассредоточиваются "на постой" вблизи гор Баффало и Богонг. А наиболее активные особи долетают даже до горы Косцюшко, вершина которой является наивысшей точкой всего континента. Мотыльки забиваются в глубокие расщелины, горные трещины, ниши и пещеры. Забиваются и терпеливо ждут наступления осени… Иногда, сугубо по ночам, они вылезают-вылетают из укрытий. Зачем? Конечно, для того, чтобы немного размять затёкшие крылья и не разучиться летать. Только это небезопасно. Птицы, ящерицы, летучие мыши, горные валлаби, опоссумы, кускусы, кенгуру и вомбаты не дрёмлют. "Хам, хам, хам!" – и очередной неосторожный богонг распрощался с жизнью… Но, вот, прошёл первый апрельский дождик. Мотыльки тут же вылетают из пещер и жадно "слизывают" с чёрных скал (если так, конечно, можно выразиться), крохотные капельки воды… Потом, вволю напившись, они отправляются обратно – к зелёным бескрайним полям Квинсленда и Нового Южного Уэльса. Возвращаются, откладывают яйца и умирают. Для того чтобы в грядущем декабре вновь состоялась она, знаменитая Ночь богонгов…
Исидора нажала на красную кнопку пульта, и телевизионный монитор послушно погас.
– Вот, такие дела, – улыбнувшись фирменной "кукольной" улыбкой, подытожил Смок. – Пора в дорогу, ребятки. Бабочки-богонги уже в пути. Скоро будут пролетать через Канберру. И вам, понятное дело, надо поторапливаться.
– Куда – поторапливаться? – удивился Алекс. – Неужели…
– Ага. Вам необходимо – как можно быстрей – добраться до Национального парка "Алпай". Джип сеньоры Санчес – к вашим услугам. В его багажник уже сложено всё необходимое: недельный запас продовольствия и напитков, палатки, спальные мешки, примус, пару кастрюль, сковорода, прочее походное снаряжение. Вести машину будете по очереди. Один спит, другая крутит баранку. И, наоборот. Ничего хитрого. Справитесь, не маленькие… Правда, в январе месяце "Алпай" закрыт для туристов, но вам я заранее выправил пропуск. Держите.
– Добрались. А что делать дальше? – заинтересованно вертя перед глазами солидную бумаженцию, украшенную целой россыпью цветных печатей, уточнила Аль.
– Ничего особенного, – подключилась Исида. – Оставили джип внизу. Забрались на вершину горы Богонг. Сели на чёрные камушки. Дождались прилёта бабочек и нацепили на носы вот это, – протянула два пластиковых футляра.
– А что в них?
– Специальные "розовые очки", помогающие разглядеть всякие тайные субстанции. Подробней, право слово, рассказывать не стоит. Сюрприз будет… Вопросы?
– Когда выезжать?
– Прямо сейчас, ребятки, – заговорщицки подмигнул Хавьер Борхес-и-Гарсия. – Только сперва, разойдясь по разным комнатам, переоденьтесь в походную амуницию, – указал рукой на два пухлых вещевых мешка, пристроенных рядом с антикварным книжным шкафом. – Всё, вроде, подбиралось по вашим размерам…
Через тридцать шесть часов после старта, на раннем ветреном рассвете, они, объехав Мельбурн стороной, повернули на северо-восток.
Вскоре Аль, сосредоточенно крутя баранку, объявила:
– Вот, и горы показались впереди. Сиречь, Австралийские Альпы.
– Горы? – пристально всматриваясь вдаль, засомневался Алекс. – Какие-то рыже-бурые холмики. Низенькие и несерьёзные.
– Настоящие горы. Просто до них ещё далеко. Когда подъедем ближе, сам убедишься…
Горы постепенно приблизились, став заметно выше. Их цвет – с не аппетитного рыже-бурого – поменялся на благородный тёмно-сиреневый. Чётко обозначились голубые седловины перевалов и угольно-чёрные островерхие пики.
– Придётся попрощаться с ровным асфальтом, – поворачивая руль в сторону, огорчённо вздохнула девушка. – Впереди нас ждёт сплошное классическое бездорожье. Сейчас такое начнётся – словами не описать…
Оно и началось. Ухабистые глинистые просёлки. Длинные перегоны по красно-коричневым зыбучим пескам, где путь обозначали лишь обшарпанные дорожные знаки, стыдливо высовывавшиеся из-за низеньких барханов. Каменистые узкие дороги-тропы, постепенно переходящие в извилистые горные серпантины.
– Кошмар какой-то, – ворчал Алекс. – Ничего не понимаю. Зачем мы, вообще, поехали на машине? Разве нельзя было полететь на вертолёте?
– Нельзя, – подтвердила Аль. – В весенне-летний период (январь в Южном полушарии – самый разгар лета), здесь запрещено летать на вертолётах и самолётах. Забота о животном мире, который в этот период выращивает потомство. Да и обо всей тутошней экологической системе в целом…
Наконец, впереди показались высоченная проволочная изгородь и полосатый шлагбаум, рядом с которым был установлен большой прямоугольный щит, украшенный разноцветной надписью: – "Дамы и господа! Добро пожаловать – в Национальный парк "Алпай"!".
Пожилой усатый охранник, недоверчиво хмуря кустистые брови, долго и пристально изучал предъявленные ему документы. Но не найдя, к чему придраться, был вынужден пропустить машину.
– Ездят тут всякие, – неохотно поднимая шлагбаум, ворчал бдительный сторож. – И документы у всех – закачаешься. Подписанные – чёрт знает кем. Пропуска. Разрешения. Бардак. Так вас всех и растак…
Владелец небольшой туристической гостиницы (он же – директор-распорядитель Национального парка "Алпай"), мужчина худой и желчный, тоже не выказал особой радости от появления нежданных визитёров. Ознакомившись с предъявленной солидной бумагой, он, мрачно высморкавшись в клетчатый носовой платок не первой свежести, заявил:
– Разъезжают тут – всякие и разные. Наглые и самоуверенные. С пропуском, подписанным самим господином Премьер-министром. Отель, тем не менее, закрыт до осени… Где вам оборудовать стационарный лагерь? В полукилометре от гостиницы, на берегу чистейшей речки имеется удобная, совершенно ровная площадка. Вот, там и располагайтесь. Езжайте, блатные нарушители режима. Езжайте. Всех благ…
Джип остановился на обрывистом речном берегу. Путники выбрались из машины.
Вечернее солнышко разливало вокруг ласковое малиновое марево. В реке, увлечённо гоняясь за мошкарой и москитами, бойко плескались упитанные серебристые рыбёшки. На противоположном речном берегу – умиротворённо и нежно – стрекотали задумчивые австралийские цикады.
– Красивая местность, надо признать, – с интересом оглядываясь по сторонам, вздохнул Алекс. – Слегка напоминает предгорья Южных Карпат… Мы же сейчас находимся на склоне горы Богонг?
– Это точно. На её южном склоне.
– А как называется соседняя горушка, слегка напоминающая своими очертаниями… э-э-э, упитанную корову?
– Наблюдательный ты, профессор Пушениг, слов нет, – похвалила Аль. – Именно так и посчитали в начале девятнадцатого века отважные исследователи Хъюм и Ховелл. То есть, решили, что гора слегка напоминает гигантского буйвола. Поэтому и назвали её соответственно – "Баффало".
– Наши дальнейшие действия?
– Обустраиваем лагерь. Ужинаем. Потом разбиваем палатки и ложимся спать. Утром выступаем.
– Палатки? – задумчиво наморщив лоб, переспросил Алекс. – Может, обойдёмся одной?
– Размечтался. Поцелуемся немного, сидя у походного костра, и не более того. Всё остальное – только после свадьбы. Извини, но я девушка принципиальная. То бишь, старомодная и ужасно-строгих правил… Впрочем, если не нравится, то можешь – прямо сейчас – уматывать на все четыре стороны.
– Нравится-нравится. Не кипятись, красавица, пожалуйста… А когда мы дойдём до вершины горы?
– Скорее всего, к послезавтрашнему вечеру…
На следующее утро, плотно позавтракав, помыв посуду, сложив палатки и взвалив на плечи солидные рюкзаки, они выдвинулись на маршрут. Небо было затянуто плотными серыми облаками, температура окружающего воздуха находилась на уровне двадцатиградусной отметки, поэтому шагалось достаточно комфортно.
Примерно через три часа тропа резко устремилась вверх. Вскоре на смену каменным россыпям, поросшим колючими кустами, пришли пышные мхи и разноцветные лишайники. Ещё через полтора километра путешественники оказался в лесу.
– В дремучем и густом лесу, – с трудом восстанавливая дыханье, уточнил Алекс. – Высоченные и толстенные эвкалипты. Полутораметровые развесистые папоротники. Сухие ветки валяются под ногами. И, что характерно, ни единого пенька вокруг. Первозданная и дикая природа…
Высмотрев удобную полянку, он объявил:
– Четырнадцать ноль-ноль. Останавливаемся на полуторачасовой привал. Он же, как легко догадаться, обед.