– … электричество – это "язык", на котором "разговаривает" компьютер, – вмешался Стива, поменяв позу и опершись локтем о спинку диванчика.
– Да, но электричество человеческого мозга имеет свои особенности. А НКИ как бы "переводит" электрические импульсы мозга в систему сигналов, распознаваемых компьютером как конкретные команды, – дополнил я, и продолжал:
– Эту технологию начали разрабатывать ещё во второй половине двадцатого века. И, как вы заметили…
– Слушайте, а чё мы всё на "вы" да на "вы"? Давайте на "ты", к чему эти церемонии! – шумно предложил Стива.
Я вопросительно посмотрел на нашу интервьюершу. Она улыбнулась, и я воспринял это как знак согласия.
– Так вот, – ты упомянула про НКИ, который видела в медицинском центре, и действительно, первоначально НКИ задумывался как средство общения с больными, лишенными возможности передвигаться и говорить, а также для глухонемых. Но, развиваясь, НКИ открывал все новые свои грани…
– Ты смотри, блин, – чешет, как на лекции!.. – покачав головой, бормотнул Стива.
Я, честно говоря, в жизни-то выражаюсь попроще, но на столе лежал диктофон, а на меня смотрела самая очаровательная журналистка в мире, поэтому я старался.
– Короче, Склифосовский! – бросил мне Стива. – А то дама уснёт, или кафе закроют.
Мой друг повернул лицо к Лиз:
– Илюша слишком издалека начал. Я тоже, помню, когда студентом был, в научном музее видел допотопные устройства – надеваешь на башку, думаешь о тех действиях, которые хочешь выполнить на компе. К примеру, подвинуть курсор по экрану к картинке, щелкнуть кнопкой мыши, открывая какую-нибудь программу. Думаешь, НКИ переводит, и комп выполняет. Забавно, но это каменный век. Очень примитивно и медленно. Хотя в начале двадцать первого века, когда мы с Ильёй пешком под стол ходили, такая штука, наверное, чудом казалась.
– Сейчас, конечно, всё это выглядит и действует намного совершеннее, да и сама технология со временем перестала быть достоянием (Стива аж глаза закатил и языком прищёлкнул, услышав слово "достояние") узкого круга специалистов и стала (я с вызовом повторил слово) достоянием широкого круга потребителей… Вы… – я поправился, – ты сама знаешь… дороговато, конечно, но некоторые приобретают… естественно, для массового пользователя выпускают простенькие модификации.
– Да уж! – фыркнул Стива и, встрепенувшись, обратился к Лиз:
– А я покажу тебе, с чем мы работаем!
– Но ваш шеф, профессор Рудин, сразу дал понять, что возможность посещения лаборатории исключена, – заметила Лиз.
– Само собой, – секретка. Но нам туда и не надо! Приглашаю в гости – у меня дома покажу, как мы с Ильёй… "домашнее задание" готовим! – засмеялся Стива. – Новейший "Интендикс" покажу, покажу, как в Психонет выходить…
– Да, – Психонет! Вы ведь так и не сказали, что это такое! – встрепенулась Лиз.
– Это потому что он не дал мне сказать! Прерывает всё время… – сердито воскликнул я, взглянув на Стиву.
Повисла пауза, во время которой Стива с добородушно-виноватым видом смотрел в бокал, а Лиз, скосив глаза, с сочувственной улыбкой смотрела на Стиву.
– Так вот, – продолжил я, – когда стало возможно электроимпульсами мозга управлять выполнением действий на компьютере, некоторым инженерам пришла в голову такая мысль: а что, если объединить действия одновременно нескольких пользователей НКИ?
– То есть?
– То есть объединить в сеть несколько компьютеров, каждым из которых пользователи управляют только мыслью при помощи НКИ. И такая сеть была создана! Но она была локальной. А следующим шагом был выход уже в Сеть глобальную – в Интернет.
– Мысленно?!. – поражённо воскликнула Лиз. Я кивнул:
– Точно. Это произошло лет двадцать назад… где-то году в две тысячи десятом, примерно. Это был единичный, разовый и полузабывшийся эксперимент…
– Между прочим, твой земляк отличился, – вставил Стива. – Эдам Уилсон, из университета Висконсин.
– Я из Мэриленда, – сказала Лиз.
– Да какая разница, всё равно Штаты, – отмахнулся Стива.
– …Этот парень передал по Интернету первое текстовое сообщение, написанное с помощью электрической активности мозга.
– Фигня какая-то, коротенькая фраза, несколько слов всего, но сам факт – это было не-ечто! – с уважительной интонацией протянул Стива.
Лиз нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить:
– Кажется, я что-то видела об этом… или слышала… да-да-да, точно! – Лиз хлопнула в ладоши. – Я тогда ходила в начальную школу. Одна знакомая моего отца рассказывала ему об этом случае. Она работала в "Санди таймс" и, вроде бы, там у них была статья про это!
– Ну вот, а потом уже возникла идея создания нейрокомпьютерной, или, по-другому, психовиртуальной, сети, не ограниченной рамками одного или нескольких учреждений. Собственно, мы и занимаемся подготовкой к этому – к созданию глобальной Сети, в которой будут выполняться различные операции через одновременные психические процессы множества разных людей, то есть соединение их индивидуальных сознаний…
– Соединение индивидуальных сознаний… – задумчиво протянула Лиз. – Но ведь это, в перспективе…
– Психический Интернет, – подытожил, как припечатал, Стива. – Об этом сейчас много говорят и пишут, и на Западе тоже. Но там это позиционируется пока просто как новое средство связи, – мы же в России считаем, что это полностью перевернёт ход цивилизации…
– А ведь действительно! – прошептала Лиз возбуждённо – видимо, связав всё услышанное в уме и начиная по-настоящему понимать грандиозность обсуждаемого. – Получается, Интернет – это как бы подготовительный этап для возникновения психовиртуальной среды? – спросила она. Мстислав кивнул:
– Да, пожалуй, можно и так сказать. Человек когда-то создал Интернет во многом по образу и подобию своего, человеческого мышления. Некоторые из существующих компьютерных сетей создавали, сознательно и целенаправленно копируя человеческую нервную систему – настолько ее посчитали совершенным образцом системы передачи информации!
– И даже сам способ функционирования человеческой психики во многом подобен Интернет-активности. Возникновение мысленных ассоциаций, методы вспоминания, ссылки – все это очень напоминает курсирование запросов и передачу информации в Интернете, – уточнил я замечание друга, и добавил: – Вот Мстислав сейчас сказал, что "человек когда-то создал Интернет по образу и подобию своего, человеческого, мышления". А теперь Интернет подсказывает нам, как должен выглядеть Психонет. Ты не представляешь, как много у них похожего! Психонет – это, во многом, словно привычная нам Сеть, но Сеть, перенесённая в наш, человеческий, внутренний мысленный мир, и это Сеть, для строительства и освоения которой главный инструмент – человеческий мозг и его процессы. А они пока ещё недостаточно организованы для этой цели, и здесь у нас много работы…
– … И в Сети, о которой вы говорите, компьютеры, подключенные через НКИ к Интернету – это как-будто бы нервные клетки – нейроны, а синапсы – это… пути выхода в Сеть! А определенные центры мозга – домены и серверы! – жестикулируя и блестя глазами, увлечённо выстраивала Лиз свои журналистские – а, впрочем, довольно удачные – сравнения и догадки, одновременно строча в блокнотике. Было видно, что она увлеклась не на шутку; при этом раскраснелась, похорошев ещё более.
– Аналогия напрашивается, – кивнул Мстислав.
– Да, в такой идейно-питательной атмосфере, конечно, создание некой электронно-психической Сети представляется естественным, и даже закономерным явлением… – Лиз нервно постучала авторучкой по своим прелестным губам, потом, что-то вспомнив, негромко засмеялась: – Ну конечно! Тейяр де Шарден, или ваш Вернадский… Ноосфера – "сфера разума"… Слияние индивидуальных сознаний в коллективное…
– Total ratio, – произнёс я определение, которым любил пользоваться наш дорогой шеф, профессор Рудин.
– Что? – спросила Лиз.
– Tota ratio – Всеобщий разум, – перевел Стива.
Мы замолчали. И словно вынырнули из нашей увлечённой беседы; и нас охватили окружающие звуки: доносящийся от барной стойки стук и звяканье пивных бокалов, говор посетителей и приглушённая музыка.
– Очень хочу попробовать! Выйти в Психонет… – возбуждённо и горячо прошептала Лиз.
– Попробуешь. Всё впереди, – мгновенно пообещал Стива – опять, скотина, перехватил инициативу в ухаживаньи.
САЙТ 4
Пока в чёрном окне одна за другой размазывались слепящие кляксы огней метро, я решил: пора раскрыть карты. Приду, сознаюсь, повинюсь… Почему я так волнуюсь?!. Шеф мужик с мозгами и с юмором, поймёт, простит… я могу представить всё дело как выходку пусть и своевольную, но в итоге оказавшуюся даже полезной. Меня не наказать, а премировать за это полагается, – так я пытался расхрабриться, внутренне готовясь к объяснению с Рудиным. Однако волнение не рассеивалось. В голову, одно за другим, лезли сомнения и страхи. Более всего меня волновало следующее соображение: мало того, что я поставил на уши весь Институт, вдруг плодами моей выходки готовятся воспользоваться другие ?! От этой мысли у меня похолодели и стали влажными ладони… Нет, нет, решено – как только Рудин вернётся, всё ему расскажу.
Через пятнадцать минут я со Стивой был уже на территории ИМ. Мы не предполагали застать там Рудина, потому как он собирался уезжать. Но, очевидно, управившись с делами, он вернулся раньше, и сейчас, восседая за пультом, общался по громкой связи с обитателем нашей лаборатории.
– … Важнейшим из искусств для нас являются компьютерные игры, батенька!.. – с характерной картавостью наставлял голос из динамика. – У них ба-альшое будущее! Характеристики игр уже сейчас приближают их к ощущениям реальности…
– Психовиртуальность заменит реальность?… – вклинился Стива. – Здрасьте, Михал Потапыч…
Рудин обернулся и кивнул.
– Пьиветствую, дгузья мои!.. Нет, мой догогой, – не заменят геальность, а будут конкугиговать с ней! А в чём, по-вашему, вообще смысл такого феномена, как игры? Игра – это же способ проектирования реальности, это реализация сокровенного и фундаментального побуждения человеческой натуры – подчинять своей власти происходящее, управлять им, строить по своему усмотрению…
– А мы с Ильёй… мы тут хотели кое-что доделать… – сказал Мстислав, обращаясь к Рудину.
– Пожалуйста. Я всё равно уже собирался уходить. Пульт нужен?
– Да. Я тут одну программку написал… правда, она ещё сыроватая, но… – с этими словами Стива подошёл к пульту и надел каркас НКИ на голову. Пульт замигал, на мониторе неторопливо начала застёгиваться "молния" загрузки. Через полминуты программа запустилась.
– Это вы вместе с Ильёй сделали? – спросил Рудин, открывая папки.
– Нет, я тут ни при чём, – покачал я головой. Стива скромно опустил глаза.
– Оч-чень, оч-чень любопытно… – проговорил шеф, кликая мышью, просматривая подменю и забираясь в отдельные папки с файлами. Мы стояли за спиной профессора, а он увлёкся настолько, что, похоже, забыл про нас. Нахмурив брови, вытягивая губы вперёд, что-то бормоча и покачивая головой, Рудин погрузился в изучение опуса, созданного моим другом. Наконец, проф отлип от монитора, обернулся и произнёс:
– Как я понимаю, это некий аналог функции "приглашение удалённого помощника"?
Стива пожал плечами:
– Ну, можно и так сказать… хотя я планировал нечто большее. Разрешите? Мой друг завладел мышкой, и пустился демонстрировать:
– Вот… видите? Я хочу, чтобы пользователь мог не только принимать чужую помощь. С помощью этой программы пользователь сможет производить репликацию индивидуальных схем образования синаптических связей других пользователей, и адаптировать их в свой мозг…
– О! Это здогово! Да вы, батенька, пгосто гений! "Скачать", словно компьютерную программу из Интернета, математические или музыкальные способности из мозга их носителя и "установить" их в собственный мозг – это впечатляет!.. – с неподдельным восхищением воскликнул голос из динамика. И добавил уже чуть ехидно:
– Интегесно, – а какие особенности вы желали бы скопировать с моей, так сказать, псюхе?
– Силу воли, – серьёзно ответил Стива. – Пожалуй, это самая ценная характеристика вашей психики, Владимир Ильич… Особенности кортикальных клеток вашего мозга, отвечающие за протекание интеллектуальных процессов, а также интенсивность излучения бета-волн – всё это, конечно, имеет огромное значение… но воля, сокрушительная способность во что бы то ни стало доводить намеченное до реализации – это важнее!
Стива говорил так убеждённо и проникновенно, что мы все замолчали, слушая его. А Ильич даже расчувствовался:
– Спасибо, дгуг мой… за столь высокую оценку моих когтикальных клеток… – из динамика раздался лёгкий всхлип. – Я помню, как-то раз, в ссылке… – воодушевившись и чуть в нос, как человек, справившийся с подступившими слезами, пустился было в воспоминания Ильич, но Рудин прервал его, одобрительно похлопав Стиву по плечу:
– Весьма, весьма! Однако для обстоятельного анализа мне потребуется время. Вы вернулись, чтобы заниматься этой вещью? У меня предложение: давайте-ка всё же оставим сей программный шедевр до завтра, а сейчас отправляйтесь домой. Завтра вы мне нужны будете со свежими, отдохнувшими мозгами, – и проф, подхватив пиджак со спинки крутящегося кресла, двинулся к выходу.
Завтра… Я и сам планировал завтра, но завтра будет хлопотный день… может, воспользоваться внезапным возвращением Рудина? Рабочий день заканчивается, Институт полупуст, это как-то облегчает мою задачу… может…
Когда Рудин уже дошёл до двери и взялся за ручку, я всё-таки собрался с духом и торопливо бросил ему в спину:
– Профессор! Мне бы хотелось с вами поговорить… очень нужно… – сказал я настойчиво, но тихо, чтоб не особо привлекать внимание Стивы. Тот, впрочем, уткнулся в монитор и ничего не слышал.
Рудин обернулся и взглянул на меня:
– Может, завтра?
– Нет-нет, это… – я чуть запнулся, не желая говорить "срочно", чтобы не вызывать излишнее любопытство ни у профа, ни у Стивы, – это… это займёт всего пять минут.
– Хм… – Рудин окинул меня взглядом и кивком поманил за уже приоткрытую дверь:
– Ну хорошо, идём.
– Раз так, – я пока хоть чуточку здесь поковыряюсь. Илью подожду, – вымолвил Стива.
Мы с Рудиным поднялись из подвального этажа, и он, небрежно покачивая чёрной кожаной папкой, зажатой в руке, на ходу спросил:
– Ну?
Беседовать с ним в коридоре или в холле? Не-ет, – я же прекрасно знал, что здесь у стен радиоуши, а у потолка видеоглаза.
– Михал Потапыч… Давайте лучше в вашем кабинете?…
Рудин пристально поглядел мне в лицо и без слов зашагал к лестнице. Оказавшись в кабинете шефа, я от волнения сел на стул раньше хозяина, не дожидаясь дежурного "присаживайся".
Рудин сел за стол и принял "позу" – локтями опершись о столешницу, сцепив пальцы и подавшись корпусом вперёд. Почему-то эта поза вызывала ассоциации со львом, собирающимся броситься на жертву из засады.
– Михаил Потапыч… – голос у меня сорвался, я замолк и откашлялся.
– Михаил Потапыч, я хочу… я должен вам сказать… вы только не сердитесь… ничего же страшного не произошло!.. – забегая вперёд, я уже начал его уговаривать.
– Начало интересное, – кивнул Рудин. – Продолжай!
– В общем… Михаил Потапыч, это я взломал наш сервер.
Секундная тишина, которую полностью заполняло буханье моего сердца.
– Это я тогда проник в Русскую Душу и был тем самым восьмым, неопознанным пользователем…
Вновь тишина.
– Всё? – мягко произнёс Рудин и склонил голову набок.
Плохо дело… Раз он такой спокойный – выпрет из Института, точно… Я молчал, совершенно сбитый с толку его реакцией – не то что гнева, он даже легчайшего удивления не выказал!
– Разумеется, Илья, это был ты. И ты всё сделал очень ловко и профессионально, думаю, как твой наставник, я имею право тобой гордиться, – тишину кабинета прорезал звук воды, струящейся из графина в стакан.
Чёрт возьми… Что за…? Откуда он?!.
Рудин выпил, встал, и, обогнув стол и внимательно глядя мне в лицо, подошёл ко мне и чуть хлопнул ладонью меня по плечу:
– Эй! Очнись! Прям оцепенел весь…
А затем он произнёс несколько слов, которых я ну совсем не ожидал:
– Успокойся, всё в норме. Твоё вторжение было предусмотрено.
"Предусмотрено"? Как?… Кем?!.
Рудин прошёлся взад-вперёд, затем присел на край стола лицом ко мне и дружески-заговорщическим тоном спросил:
– Как тебе мисс Этеридж? Славная девушка, верно?
– Лиз? А п-почему вы о ней спрашиваете? – выдавил я. Рудин улыбнулся:
– Ты её уже запросто, по имени? Замечательно! Встречаетесь с ней?
Я машинально кивнул. Если бы я не был так ошарашен, я в возмущении как-нибудь увильнул бы от вопроса Свиридова – что за беспардонность лезть в чужую личную жизнь! Какое ему дело, с кем я встречаюсь!
– И о чём вы с ней беседуете?
Чёрт!.. Может, тебе ещё доложить, успел ли я залезть к ней в трусики?!.
Шеф вновь открыл рот, видимо, намереваясь продолжить свой допрос, который всё больше сбивал меня с толку, но тут зазвонил телефон, стоявший на столе. Рудин, не оглядываясь, отвёл руку назад, снял и положил трубку обратно.
– Ну-ну, Илья! Поделись, не смущайся…
Я откашлялся.
– Михал Потапыч, я не понимаю, какое отношение имеет…
– Я тоже пока не вполне понимаю, но твоя… дружба с мисс Этеридж нам на руку, и с твоей помощью, надеюсь, всё прояснится.
– Что прояснится?
– Прояснится, что за птица заграничная девица. Видал, как я – виршами, виршами?! – хохотнул Рудин, вновь наливая себе воды.
– Вы о Лиз?
– О ком же ещё? Ну, на самом деле, интересно, конечно, не то, кем является наша журналистка, а то, что за люди за ней стоят и каковы их намерения.
– Михал Потапыч, вы что-то совсем меня запутали! – я помотал головой. – Я вам про вторжение в Русскую Душу, вы мне – про нас с Лиззи. И какие такие "люди, которые за ней стоят"? У вас что, появились основания подозревать Лиз в технологическом шпионаже?
– Учитывая специфику нашей деятельности, основания для подозрений имеются всегда…
– Михал Потапыч, объясните! – взмолился я.
– Ладно, Илья, не буду тебя мучить, – сказал Рудин, и взял серьёзный тон:
– Когда от зарубежных информационных агентств поступила просьба насчёт того, чтобы подготовить серию публикаций о наших разработках, якобы для научных сообществ, я, естественно, сразу предположил, что тут вполне могут иметь место шпионские поползновения… В связи с этим необходимо было выяснить ряд вопросов. Каким именно образом эти поползновения могут осуществляться? Кто их заказывает? Что именно интересует заказчика в нашей работе? – перечислял Рудин.
Я молчал, пока ещё ничего не понимая.
– Выяснить все эти вопросы надо было как можно незаметнее… На данном этапе я не хотел привлекать людей из спецслужб, никаких филёров-соглядатаев, ничего такого. Желательнее всего было бы, чтобы человек, который помог бы выявить намерения мисс Этеридж, сам не подозревал о такой вот своей миссии… – произнёс мой шеф и сделал паузу, воспользовавшись которой, я торопливо вставил: