– А-а, понятно. Что ж, постараюсь сделать все как нельзя лучше.
– Я знаю, что сделаете.
Они продолжили подниматься по многочисленным лестничным пролетам и прохладным мраморным коридорам. Джалал привел их в большой зал с куполообразным потолком, в пять раз превышавшим рост человека. Стены зала были выложены плиткой и покрыты кропотливо вырезанными барельефами, изображавшими сцены сражений давно забытых воинов, размахивающих своим оружием и побеждающих врагов.
В углу стоял очень высокий человек, облаченный в одеяние из красочной ткани. Его темно-синяя рида ниспадала до пола, а капюшон был надет на голову и закреплен обручем из кожи и золота. Толстые нарукавники манкалы покрывали оба его запястья, и красивая темная кожа мужчины напоминала Шарзад лучшие королевские финики.
Повернувшись к ней, он очень широко улыбнулся, его зубы, казалось, светились белым сиянием, как жемчуг на фоне темного дерева.
Джалал и Деспина остались у двери, а раджпут стоял неподалеку внутри, держа меч наготове.
Шарзад, ответив на улыбку своего гостя, подошла к нему.
"Что мне сказать?"
– Добро пожаловать! – начала она. – Я – Шарзад.
Он, вытянув руки вперед, скользнул к ней в цветном вихре.
– А я Муса. Какая честь встретиться с вами. – У него был глубокий голос, подобный смешению меда и дыма.
Шарзад взяла его руки. Стоя возле него, она осознала, что он на самом деле был гораздо старше, чем выглядел. Его брови подернула седина, а тонкие линии, словно выгравированные на лице, свидетельствовали о склонности к глубоким размышлениям и пристрастию к развлечениям. Когда он взял ее за руки, Шарзад увидела, как что-то отразилось в его глазах глубокого карего цвета, но эта вспышка исчезла в мгновение ока.
– Большое вам спасибо, Муса-эфенди. Мне очень жаль, что мой… что халиф сейчас не может поприветствовать вас.
Он покачал головой.
– Это моя вина, ведь я прибыл без предупреждения. Надеялся увидеть его, когда проезжал мимо, но, увы, оказывается, должен приберечь нашу встречу для другого раза.
– Пожалуйста, присаживайтесь. – Шарзад махнула рукой в сторону подушек, окружающих низкий столик справа от нее, и собеседники заняли свои места друг напротив друга. – Не желаете что-нибудь перекусить?
– Нет-нет. Я не могу остаться. Опять же, предполагал, что это будет обычный короткий визит. Я не хочу никому доставлять беспокойства.
– Это в любом случае не беспокойство. Я не позволю такому уважаемому гостю покинуть дворец голодным, – улыбнулась Шарзад.
Он рассмеялся. Звук, казалось, запрыгал от стены к стене.
– А откуда вы знаете, что я уважаем? Вам не сказали правду? – Его рот дернулся в улыбке.
– И в чем же правда, Мусa-эфенди?
– В том, что в последний раз, когда я был в этом дворце, меня выбросили за шкирку лишь с одеждой, которая была на мне.
Шарзад сдержала эмоции, не дав им отразиться на своем лице. Она сделала глубокий вдох и скрестила руки на коленях.
– Ладно, значит, мы вам должны по крайней мере обед, господин.
Смех, еще более смелый, чем раньше, снова слетел с уст мужчины.
– Спасибо звездам за вас, мое прекрасное дитя. Какой же свет вы, должно быть, приносите моему бедному Халиду.
""Свет", возможно, не самое подходящее слово".
Она ответила ему легкой улыбкой.
– Как я и опасался, это не гармоничный брак, – мягко произнес Муса. – Есть ли какая-то надежда на обратное?
– По правде говоря, еще слишком рано говорить об этом. Мы женаты всего несколько дней. А быть женой халифа довольно трудно.
– Я слышал об этом. – В его голосе звучали знание и грусть. – И вы хотите гармоничного брака с ним?
Шарзад поерзала на своей подушке. По какой-то причине врать этому странно одетому человеку со звучным смехом и пытливыми глазами казалось… неправильно.
– Я жажду брака, основанного на любви и взаимном уважении, Муса-эфенди. Возможно ли это с халифом, еще предстоит выяснить.
– Ах, как откровенно! Халид ценит такую честность превыше всего. Он страстно желает ее. Даже будучи маленьким ребенком, он искал истину с таким пылом, который я редко встречал в других людях. Вы знали это о нем?
– Я знаю очень мало о его прошлом.
Он кивнул.
– Расскажите мне, не обращая внимания на слухи, каким человеком стал сын Лейлы?
Шарзад молча изучала доброе лицо незнакомца, сидящего напротив.
"Если я отвечу на его вопросы, ответит ли он на мои?"
– Тихим. Умным.
– Это я мог бы узнать и на улицах Рея. Я хочу понять, что известно вам. Те вещи, которые выяснила умная молодая девушка, даже за столь короткое время.
Шарзад на мгновение прикусила нижнюю губу.
– Безрадостный. Расчетливый. Горький… – прошептала она и подумала о его разбитых кулаках и карающей ярости. – Разгневанный.
– Так было не всегда, – вздохнул Муса. – Он был таким добрым мальчиком.
– Мне говорили. Но в это сложно поверить.
– Вполне понятно. – Мужчина сделал паузу. – Вы позволите мне поделиться с вами одной историей, моя милая Шарзад? Про ночь, когда меня выбросили отсюда за шкирку?
– Конечно, Муса-эфенди.
– Это печальная история.
– Я подозреваю, любая история, которая заканчивается таким образом, была бы печальной.
Муса устроился поудобнее, вспоминая, прежде чем начать.
– Мне довелось стать наставником матери Халида, Лейлы. Она была радостью. Красивой и талантливой. Любительницей книг и поэзии. Лейла совсем молодой вышла замуж за отца Халида и стала его второй женой, ей было только пятнадцать. Я, по ее настоянию, приехал в Рей вместе с ней. Она отличалась невероятным упрямством. К сожалению, это был не легкий брак. Муж оказался значительно старше ее, и он явно очень любил свою первую жену. Лейла не оценила постоянные сравнения. Я изо всех сил старался держать в узде ее истерики и приступы отчаянья, но преодолеть их разрыв в возрасте и интересах зачастую было слишком трудно. На самом деле никто в этом не виноват. Отцу Халида оказалось нелегко расстаться со своими привычками. А Лейла была энергичной девушкой. – Он сделал паузу, его лицо становилось все печальнее. – Я надеялся, все изменится после рождения Халида. Я никогда еще не видел более преданной матери. Лейла целовала ножки и пела колыбельные своему младенцу. Когда он стал старше, она каждую ночь рассказывала ему сказки перед сном. И Халид любил ее больше всего на свете.
Муса закрыл глаза на секунду, а Шарзад осторожно вздохнула.
"Его мать рассказывала ему сказки на ночь".
– Я присутствовал в тот вечер, когда отец Халида узнал об измене Лейлы… когда он обнаружил, что у нее был роман на стороне с членом дворцовой стражи. – Тенор Мусы стал низким и мрачным. – Он тащил Лейлу за волосы по залам дворца. Она кричала на него, обзывая ужасными словами. Я пытался помочь ей, но солдаты помешали мне сделать это. Находясь в атриуме , он позвал Халида. Лейла продолжала повторять сыну, что все будет хорошо. Что она любит его. Что он ее мир.
Руки Шарзад сжались в кулаки.
– И там, на глазах у шестилетнего сына, отец Халида перерезал Лейле горло. Когда мальчик расплакался, его отец накричал на него. Я никогда не забуду его слов: "Женщина или верна, или мертва. Третьего не дано". После этого меня выбросили из дворца лишь в одежде, которая была на мне. Я должен был бороться сильнее. Ради Лейлы. Ради Халида. Но я был слаб. Напуган. Позже слышал, что стало с сыном Лейлы. И всегда сожалел об этом. Я всей душой сожалел об этом.
Что-то поднялось в груди Шарзад, образуя барьер, мешавший ей говорить. Она с трудом сглотнула. Не зная, что еще сделать, перегнулась через стол и взяла Мусу за руку. Он обхватил ее маленькие ручки обеими руками, и какое-то время они сидели таким образом.
А затем с осторожным уважением Шарзад попыталась нарушить тишину:
– Муса-эфенди… Я уверена, вы не должны возлагать на себя ответственность за все случившееся как в ту ночь, так и в любую из ночей после. Я молода и поэтому знаю: мои слова имеют только определенную значимость в этом мире, но мне известно достаточно, чтобы понять – вы не в силах контролировать действия других людей. Вы можете управлять только тем, что будете делать с собой после этого.
Он крепче сжал ее руку.
– Такие мудрые слова. Халид знает, какое вы сокровище, моя ненаглядная звездочка?
Глаза Шарзад одарили его улыбкой, которая не могла появиться на губах.
Муса покачал головой.
– Он много страдал. Меня очень беспокоит, что в результате Халид заставляет страдать других. И это меня раздражает, потому что это не то, как поступал бы мальчик, которого я знал. Но я так же стар, как и вы молоды, а в моем возрасте мудрость становится не столько неотъемлемым правом, сколько ожиданиями. Самое важное, что я узнал в своей жизни, – никто не может достичь высоты своего потенциала без любви ближнего. Мы не созданы для одиночества, Шарзад. И чем яростнее человек отталкивает окружающих, тем яснее становится, что больше всего ему необходима любовь.
"Я никогда не смогу полюбить такого человека… такого монстра".
Шарзад попробовала отнять у него свою руку.
Но Муса держался за нее.
– Скажите мне, – настаивал он, – как давно вы обладаете даром.
Ошеломленная, Шарзад просто смотрела на него пустым взглядом карих глаз.
Муса вернул ее взор, в его теплых глазах читался вопрос.
– Значит, вы не знаете. Он не волнует вашу кровь, – сказал он сам себе.
– О чем вы говорите? – потребовала она ответа.
– Возможно, кто-то из родителей? – продолжил мужчина. – Ваш отец или мать обладают какими-либо… уникальными способностями?
Понимание осенило Шарзад.
– Мой отец. Он может делать определенные вещи. Очень незначительные. Но он никогда не мог умело управляться с этим.
Муса кивнул.
– Если вы когда-нибудь захотите узнать об этих способностях – пошлите мне весточку. Я буду рад поделиться с вами моими знаниями. Я не очень опытен, но научился… контролировать это. – Он медленно улыбнулся. Пока говорил, Шарзад увидела, как пламя, танцующее в лампе неподалеку, исчезло, а потом снова вернулось к жизни, само по себе.
– И я могла бы научиться делать так? – прошептала она.
– По правде говоря, я не знаю. Невозможно оценить индивидуальные способности. Мне известно только то, что, когда я впервые держал ваши руки в своих, в этот момент уже знал: между нами есть какая-то связь. А теперь она выходит за пределы простого поворота судьбы. Умоляю вас, звезда моя… пожалуйста, смотрите поверх темноты. В мальчике, которого я знал, заложен потенциал для безграничного блага. Поверьте, тот человек, которого вы видите сейчас, – это лишь тень того, что находится внутри. Если можете, дайте ему любовь, что позволит ему самому узреть это. Для потерянной души такое сокровище будет на вес золота. На вес его мечтаний. – Когда Муса говорил, он наклонился над их все еще сжатыми руками, и яркая улыбка привязанности осветила его черты.
– Спасибо вам, Муса-эфенди. За мудрость, историю и намного большее.
– Спасибо вам, звезда моя. – Он отпустил ее руку и встал из-за стола.
– Вы не останетесь на обед? – снова спросила Шарзад.
Он покачал головой.
– Мне нужно продолжить путь. Но я обещаю скоро посетить вас снова. Я не позволю, чтобы до этого прошло так много лет. И стану цепляться за надежду, что, когда увижу вас в следующий раз, Халид будет с вами. На вашей стороне, и это к лучшему.
Странное ощущение вины больно прорезалось в желудке Шарзад.
Муса подошел к своей суме с вещами, которую он оставил в углу. Он поднял сумку с пола и помедлил, словно размышляя. Затем сунул руку внутрь и достал потертый, поеденный молью коврик, плотно свернутый в рулон и перевязанный пеньковым шнурком.
– Подарок для вас, дорогая Шарзад.
– Спасибо вам, Муса-эфенди.
"Какой странный дар".
– Всегда держите его при себе. Это очень особенный ковер. Если вы потеряетесь, он поможет вам найти путь, – сказал он с блеском знания в глазах.
Шарзад, взяв сверток, прижала его к груди.
Муса протянул руку и положил свою теплую ладонь ей на щеку.
– Пусть он приведет вас туда, где жаждет быть ваше сердце.
Старик у колодца
Пустынное солнце нещадно палило Тарика огнем. Его свет отражался от дюн, искажая зрение юноши и выжигая небо.
Он плотно закутал капюшон риды вокруг лица, закрепив кожаный ремешок низко на лбу. Вихри песка крутились у ног его жеребца, волоча за собой сверкающую дымку с каждым взлетом и падением массивных копыт.
Зорая кружила наверху, с каждым часом ее крики становились все громче.
Когда солнце начало садиться, они приблизились к границе Хорасана и Парфии и Тарик начал искать место для отдыха. Он знал, что племена бедуинов были рядом, но не хотел рисковать, вторгаясь на их территорию без хорошего ночного отдыха, ведь он не спал с тех пор, как покинул Рей почти четыре дня назад. Утром он придумает, как лучше поговорить с местными, чтобы узнать о текущем положении дел в этом крае.
Вдалеке он заметил небольшое поселение, опаленные солнцем здания которого располагались вокруг ветхого каменного колодца. Подкова из потрескавшихся глиняных домов была увенчана полуразрушенными крышами и выглядела заброшенной. У колодца стоял пожилой мужчина, снимающий бурдюки для воды со спин двух стареющих верблюдов.
Тарик, пришпорив своего темного арабского жеребца, поскакал вперед, натянув ниже капюшон белой риды.
Когда он приблизился к колодцу, пожилой человек оглянулся через плечо. Затем одарил Тарика широкой улыбкой.
Он был облачен в простую одежду, сотканную из грубого льна, и его густую бороду испещряла седина. Заметная щель разделяла два его передних зуба, а крючковатый нос был сломан на переносице. Его пальцы стали шишковатыми от возраста и труда.
– Хорошая лошадь, – кивнул незнакомец, все еще улыбаясь.
Тарик кивнул в ответ.
Пожилой мужчина протянул дрожащую руку к ведру над колодцем… И сразу же уронил его вниз.
Ведро ударялось по темным стенам пустоты, рикошетя с каждым ударом, пока не плюхнулось в воду с насмешливым всплеском.
Тарик громко выдохнул.
Старик застонал, срывая риду с головы и топая ногами в грязи. Он начал заламывать руки, и ужас на его лице проступил с неоспоримой ясностью.
Тарик наблюдал за этим мелодраматичным представлением, пока больше не смог этого выносить, а потом, обреченно вздохнув, спешился со своего жеребца.
– У вас есть веревка? – спросил он старика, снимая капюшон с головы.
– Да, сагиб. – Человек начал кланяться, снова и снова.
– Это не обязательно; я не ваш сагиб.
– У сагиба чудесная лошадь. Прекрасный меч. Он определенно сагиб.
Тарик опять вздохнул.
– Дай мне веревку, я спущусь вниз за ведром.
– Ох, спасибо, сагиб. Вы очень добры.
– Не добр. Просто хочу пить, – криво улыбнулся Тарик. Он взял у мужчины веревку и закрепил ее на столбике над колодцем. Потом замер в размышлении. – Не пытайтесь украсть моего жеребца. Он зверь с характером, и вы на нем далеко не уедете.
Старик затряс головой с таким рвением, что Тарик подумал, будто это может вызвать у него травму.
– Я не стал бы делать подобные вещи, сагиб!
Эмоциональность ответа давала повод сомневаться в его намерениях.
Тарик внимательно изучал мужчину, перед тем как выпрямить левую руку и свистнуть куда-то в небо. Зорая комком перьев и опасных когтей устремилась вниз с облаков. Старик закрыл лицо дрожащей рукой, отгораживаясь от острой опасности хищника.
– Ей нравится начинать с глаз, – промолвил Тарик хмурым тоном, когда Зорая расправила крылья над его кожаной манкалой и посмотрела на мужчину.
– Я не сделаю ничего постыдного, сагиб!
– Хорошо. Вы живете где-то неподалеку?
– Я Омар из бедуинов.
Тарик еще раз оглядел человека перед ним.
– Омар из бедуинов, я хотел бы предложить вам сделку.
– Сделку, сагиб?
– Да. Я достану ведро из колодца и помогу вам наполнить бурдюки водой. Взамен хотел бы узнать кое-что о вашем племени и шейхе.
Омар почесал бороду.
– Зачем безымянному сагибу сведения о моем племени?
– Не волнуйтесь, я не желаю им зла. Я очень уважаю бедуинов. Мой отец купил эту лошадь у вашего соплеменника несколько лет назад, и он всегда говорил, что пустынные странники являются одними из лучших наездников в мире.
– Одними из лучших? – Омар широко улыбнулся. – Мы лучшие, сагиб. Без сомнений.
Тарик ответил ему неопределенной улыбкой.
– Мы договорились?
– Я думаю, да, сагиб. Тем не менее могу ли задать последний вопрос?
Тарик кивнул.
– С какой целью вы ищете бедуинов?
Юноша на мгновение задумался. Этот старик был, в лучшем случае, слугой. Скорее всего, реликвией, которую каждый день отправляли за водой, с тем чтобы сохранить видимость его полезности в столь преклонном возрасте. Поделиться с ним информацией казалось довольно безвредным действием.
– У меня к ним есть деловое предложение.
– Деловое предложение? – прокудахтал Омар. – Бедуинам? Почему богатому молодому сагибу нужна помощь пустынного странника?
– Я ответил на ваш вопрос. Мы договорились?
Темные глаза Омара блеснули.
– Да-да, сагиб. Договорились.
Тарик направил Зораю на жердочку вверху колодца, а потом повернулся к лошади с намерением снять свой изогнутый лук. Он забросил колчан на спину и перекинул древко через грудь, потому что не был настолько глуп, чтобы оставить оружие. Наконец, прежде чем залезть на камень и известковый край колодца, дернул за веревку с целью убедиться, что она завязана прочно.
Колодец был шириной с человека и по глубине в два раза превышал его рост, так что ему было не особо сложно спуститься вниз и схватить деревянное ведро, плавающее на поверхности воды. Вскоре Тарик забрался наверх по углублениям в камне и вылез наружу в оранжевых сумерках пустынного заката.
Он передал ведро Омару.
– Я предлагаю привязать веревку к ручке, для практичности в будущем.
Омар засмеялся.
– Мудрое предложение!
Двое мужчин начали наполнять бурдюки водой и цеплять их на верблюдов, ожидавших неподалеку.
– Так с каким племенем бедуинов вы путешествуете? – спросил Тарик.
Омар улыбнулся.
– Я езжу с семьей аль-Садик.
– Я слышал это имя раньше.
– Многие говорят, это великая семья. Из древнего рода могущественных пустынных странников.
– Кто ваш шейх?
– Сын рода аль-Садик в шестом поколении. Некоторые утверждают, он немного странный. Он учился в Дамаске в течение определенного времени, перед тем как вернуться в пустыню.
– И что именно он изучал в Дамаске?
– Изготовление мечей. Он освоил ремесло железа и стали, сагиб.
– Что же заставило его изучить основы этой профессии?
Омар пожал плечами.
– Он считает, такое знание дает ему преимущество над врагами.
Тарик задумчиво кивнул.
– Он похож на интересного человека.
– Так же, как и вы, сагиб. Но я самый любопытный: что именно вы хотите от бедуинов?