– Ну да. Спас нас, будь он благословен. Рассказал, что металлорожденные – каждый из них – частицы Бога; хотя сперва у нас их не было. Он подарил нам эти устройства и положил начало Огненным матерям и Огненным отцам, которые живут ради того, чтобы заполнять медальоны, а мы, все остальные, можем покидать дома и выживать в этом чересчур холодном мире. После того как он ушел, мы воспользовались его дарами, чтобы придумать все прочее – вроде того, что позволяет нам лететь.
– Вседержитель пытался искупить то, что натворил здесь, спасая людей там, – задумчиво проговорила Мараси.
– Он же умер, – напомнил Ваксиллиум. – Хроники…
– Уже ошибались раньше, – парировала Мараси. – Это должен быть он, Ваксиллиум. Значит, Браслеты…
Ваксиллиум переместился ближе к Аллику, по другую сторону от него. Человек в маске уставился на законника с таким видом, словно в его присутствии чувствовал себя весьма неуютно.
– Эти штуки. – Ваксиллиум взял с приборной панели медальон, дарующий тепло. – Вы способны создавать их такими, как пожелаете?
– Если у нас есть металлорожденный, который может это сделать, и Изыматели, – да. Изыматели – дары, которые для нас сотворил Суверен.
– Выходит, с одним из тех устройств металлорожденный может создать медальон вроде этого – обладающий каким угодно алломантическим или ферухимическим свойством?
– Святые слова, – согласился Аллик. – Но если кто и может их произносить, то это ты, о Богохульный. Да. Каким угодно.
– А кто-нибудь из вас создал медальон, который дарует все силы? – спросил Ваксиллиум.
Аллик рассмеялся.
Мараси нахмурилась:
– Почему ты смеешься?
– Думаешь, мы боги? – Аллик покачал головой. – Видишь этот медальон? Который у тебя в руках? Он устроен очень сложно. Он снабжен способностью наделять тебя частицей святости.
– Инвеститура, – сказал Ваксиллиум. – Это внутреннее кольцо из никросила. Если зачерпнуть из него, оно наделяет тебя Инвеститурой – на время превращает в ферухимика, который обладает способностью заполнять метапамять весом. – Он поднес медальон к лицу. – Железо на этой штуке для удобства, верно? Ее можно заполнить, но если уж черпаешь Инвеституру, то можешь коснуться любого железного предмета и превратить его в метапамять.
– Ты много об этом знаешь, о Загадочный, – заметил Аллик. – Ты мудр и…
– Я быстро учусь. – Ваксиллиум посмотрел на Мараси – та кивнула, чтобы он продолжал. Это было увлекательно… однако металлические искусства не относились к областям, в которых она была сведуща. А вот Ваксиллиум ими увлекался. – Что за другое кольцо вделано в медальон?
– Оно дарует тепло, – пояснил Аллик. – Это великая комбинация – два атрибута от разных колец. У нас ушло много времени, чтобы заставить эти штуки работать, ага? Тот, который я сейчас ношу, также наделяет двумя свойствами. Весом и связью. Я, вообще-то, видел медальоны с тремя. Всего лишь дважды за всю жизнь. Все попытки создать медальоны с четырьмя свойствами потерпели неудачу.
– Так можно надеть много медальонов. Нацепить на себя тридцать две штуки и получить все способности.
– Прости меня, о Мудрейший, – с неподражаемой интонацией затараторил Аллик. – Ты явно очень многое об этом знаешь, включая вещи, о которых никто из нас в жизни бы не задумался. Как же мы могли быть такими глупцами и не понять, что можно просто…
– Заткнись, – прорычал Ваксиллиум.
Аллик вздрогнул.
– Не сработает? – спросил Ваксиллиум.
Аллик покачал головой:
– Они мешают друг другу.
– Значит, чтобы создать медальон со множеством сил…
– …нужно быть очень умелым, – закончил мысль Аллик. – Более умелым, чем любой, кто когда-либо жил среди нас. Или… – Он коротко рассмеялся. – Или надо обладать всеми силами, а не вкладывать в медальон свою силу и передавать его кому-то другому, чтобы он вложил свою! Будь оно так, ты оказался бы и впрямь великим богом. Таким же могущественным, как Суверен.
– Он ведь и впрямь создал такую штуку, – потирая медальон большим пальцем, сказал Ваксиллиум. – Обладающую всеми способностями. Наруч или набор наручей, которые могли наделять всеми шестнадцатью алломантическими способностями и всеми шестнадцатью ферухимическими.
Аллик сник.
– Поэтому ты здесь, не так ли, Аллик? – спросил Ваксиллиум, глядя ему прямо в глаза.
Мараси подалась вперед. Ваксиллиум говорил, что у него плохо получается читать в сердцах людей, но он был не прав. У него великолепно получалось, если чтение в сердцах сопровождалось запугиванием.
– Да, – прошептал Аллик.
– Ты прибыл из своей страны, чтобы разыскать Браслеты Скорби. Почему они здесь?
– Спрятаны. Когда Суверен покинул нас, он забрал их с собой вместе со своими жрецами, своими доверенными слугами. Ну, кое-кто из них потом вернулся, ага? И рассказал, что произошло. Суверен взял их с собой в великое путешествие и велел построить свой храм в потаенных горах. Он оставил жрецов там, с Браслетами, и велел их защищать, пока за ними не вернется. И это было глупо, ага? Потому что Браслеты весьма пригодились бы нам, чтобы сражаться с Отрицателями Масок.
– Отрицателями Масок? Как мы?
– Нет-нет, – со смехом ответил Аллик. – Вы просто варвары. Отрицатели по-настоящему опасны.
– Эй! – раздался позади голос Уэйна, который стоял с развевающимися на ветру волосами, держа в руках шляпу. Когда он проснулся? – Мы сшибли ваш большой корабль с небес, верно?
– Вы? – смеясь, переспросил Аллик. – Нет-нет. Вы бы не смогли так навредить "Бранстеллу". Он пал жертвой страшной бури. Эта опасность подстерегает все наши корабли – они слишком легкие и легко попадают во власть бурь. Мы бы посадили "Бранстелл", но в тот момент были над горами, искали. Мы подобрались так близко к храму, но потом… ага. Нас унесло прочь от гор, протащило над вашими землями. В той бедной деревне мы и рухнули. Тамошние варвары сначала были милы. Потом пришли другие.
Он съежился в своем кресле.
Ваксиллиум похлопал его по плечу.
– Спасибо, о Чудесный. – Аллик тяжело вздохнул. – Ну так вот, с тех самых пор, как приближенные Суверена рассказали нам свои истории, мы пытались разыскать наручи.
– Разыскать? – переспросил Ваксиллиум. – Ты же сказал, что он оставил там Браслеты для себя.
– Ну да, но все считают это вызовом. Испытание, ниспосланное Сувереном, ага? Он их обожал. А зачем тогда позволил жрецам рассказать нам о Браслетах, если не хотел, чтобы мы пришли и забрали их?
Однако после многих лет поисков все начали думать, что храм – всего лишь замысловатая легенда, затерявшаяся во времени. У каждого был дядюшка, который владел картой, ага? Такой, что стоит меньше бумаги, на которой ее нарисовали. Но недавно появились кое-какие интересные слухи. Разговоры о здешних краях, о горах, которые никто не исследовал. Мы послали несколько разведывательных судов, и они вернулись с рассказами о вашем народе, живущем в этих землях.
И вот пять или шесть лет назад Охотники послали большой корабль с миссией наконец-то разыскать храм. Мы думаем, у них получилось. Один скиммер вернулся с картой местности, где они побывали. Остальные замерзли насмерть: метель в тех горах оказалась сильнее их медальонов.
Аллик замолчал, и маленький кораблик качнулся на ветру.
– Мы отправляемся в этот храм, верно? – спросила Мараси, посмотрев на Ваксиллиума.
– Будь я проклят, именно туда.
22
Пока они летели на юг, к горам, у Мараси было много времени на раздумья. Аллик предположил, что путь займет примерно два часа, и это ее удивило. Воздушный корабль представлялся скоростным транспортным средством, но этот двигался, похоже, медленнее поезда. И все же возможность направиться туда по прямой, без необходимости учитывать ландшафт, была явным преимуществом.
Хоть винты и жужжали в своих корпусах, казалось, что воздушный корабль просто скользит. Аллик увеличивал или уменьшал высоту, пытаясь поймать благоприятный ветер, и жаловался, что не разбирается в воздушных потоках этой местности. Он прокладывал курс, используя устройства, которые Мараси видела впервые, и потрясающе точную карту нижнего Бассейна. Как часто эти люди рыскали по здешним небесам под покровом тьмы, наблюдая и составляя карты?
Почти все остальные спали, для уюта черпая тепло, как их научил Аллик. Мараси тоже решила поспать, однако не смогла избавиться от мысли, что выпадет через открытый проем и проснется в тот самый миг, когда ударится о землю. И это – невзирая на поясные ремни, которыми была крепко пристегнута, как и все остальные, к креслу.
Уэйн дал ей какое-то обезболивающее, и оно помогло: теперь Мараси почти не обращала внимания на ноющий бок. Она устроилась в кресле рядом с Алликом. Очень хотелось поговорить, хотя Мараси и чувствовала угрызения совести, поскольку это требовало от него надеть медальон, который переводил. Однако Аллик не имел ничего против: то ли изголодался по общению, то ли пытался отвлечься от мыслей о друзьях, которых потерял во время путешествия.
На протяжении следующих двух часов он рассказывал о медальонах, которые они носили, о легендах про Браслеты Скорби. Согласно преданиям Аллика, Вседержитель щедро наполнил их всеми качествами и в придачу создал такими, чтобы любой человек, использующий их, получал возможность черпать эти качества. Это и впрямь было вызовом человечеству, совмещенным с предупреждением не искать реликвию. Однако Аллик будто не замечал противоречия.
Рассказал он также и о крае, откуда пришел, – о крае, раскинувшемся за горами по другую сторону от Южного Дикоземья и пустошей за ним. О далекой, чудесной стране, где все носили маски, хотя не все делали это одинаково.
Народ Аллика предпочитал менять маски сообразно профессии или настроению. Не каждый день, разумеется, но для них не было ничего необычного в том, чтобы менять маски столь же часто, как леди из Эленделя меняют прически. Однако существовали и другие группы. Людям первой группы давали маску в детстве, и сменить ее можно было лишь один раз – по достижении совершеннолетия. Аллик утверждал, что они – их называли Охотниками – даже каким-то образом срастались со своими масками, хотя Мараси было сложно в это поверить. О второй группе Аллик говорил с какой-то пренебрежительной иронией: там носили только простые маски без рисунков, пока не удавалось с помощью каких-то свершений заслужить более изысканно украшенные.
– Они Падшие, – пояснил он, помахав перед собой рукой в жесте, который Мараси не поняла. – Они были нашими королями, ага? До того, как мир замерз. Они оскорбили Яггенмайра, потому-то все пошло не так, и…
– Погоди, – шепотом, чтобы не разбудить остальных, перебила Мараси. – Оскорбили… как ты сказал, Яг…
– Яггенмайра, – подсказал Аллик. – Не перевелось? Значит, в вашем языке нет нужного слова. Это как Бог, но не Бог.
– Очень описательно.
Аллик удивил ее: поднял маску. Мараси лишь раз видела, как он это сделал, – когда опустился на колени перед масками своих друзей. Сам же Аллик не счел это каким-то нарушением и спокойно продолжал рассказывать. Мараси нравилось его лицо, хотя жиденькая бородка и усы выглядели нелепо – из-за них Аллик выглядел моложе, чем был на самом деле, если только не соврал, сказав, что ему двадцать два.
– Это вроде как… – Он поморщился. – Вроде как то, что управляет миром, ага? Когда что-то растет или умирает, это означает, что Яггенмайр так решил. Есть Герр, и есть его сестра Фру, которая одновременно его жена. И она прекращает, а он начинает, но ни один из них не может…
– …создавать жизнь без помощи другого, – подхватила Мараси.
– Ага!
– Разрушитель и Охранитель. Старые террисийские боги. Они теперь едины. Они Гармония.
– Нет, они всегда были едины, – возразил Аллик. – И всегда были разделены. Очень странно, очень сложно. Но так или иначе, мы говорим про Падших, ага? Они хватаются за любую посильную работу, чтобы облегчить бремя своей неудачи. Комплимент означает для них очень многое, но следует проявлять осторожность, потому что, если ты скажешь кому-то, что он хорошо выполнил свою работу, он может принять это близко к сердцу и отправиться к своему народу, чтобы все рассказать. И тогда тебя могут призвать, чтобы засвидетельствовать то, насколько хорошую работу проделал этот Падший, чтобы он смог изменить свою маску. А их язык – это просто какой-то кошмар. Я кое-как на нем говорю – это полезно, потому что не приходится носить медальон, – но от этого кружится голова, словно я слишком долго летел на чересчур большой высоте.
Мараси с улыбкой слушала его дальнейшие разглагольствования: рассказывая, Аллик неистово жестикулировал. Видимо, привычка: ведь лица его собеседников обычно были закрыты.
– Ты знаешь много языков? – спросила она, когда он остановился, чтобы перевести дух.
– Да я и собственный-то как следует не знаю, – ответил он с ухмылкой. – Но учусь. Это кажется хорошим навыком для пилота скиммера, поскольку моя работа, как правило, заключается в том, чтобы управлять "Вильгом" и перевозить людей между кораблями или башнями. И если уж я должен полдня сидеть в классе, то пусть это будет какой-нибудь полезный класс. Хотя математика была…
– Класс? – нахмурившись, переспросила Мараси.
– Конечно. Чем, по-твоему, мы занимаемся на корабле целый день?
– Не знаю. Драите палубы? Вяжете узлы. Э-э-э… приводите в порядок… оснастку. Ну, чем обычно занимаются матросы?
Аллик вытаращил глаза, потом резким движением надвинул на лицо маску:
– Я притворюсь, будто не слышал, как ты только что сравнила меня с… моряком низкого корабля, мисс Мараси.
– Э-э-э…
– Если хочешь летать, нужно быть куда более необычным человеком, чем простой моряк. От нас ожидают, что мы будем джентльменами и леди. Мы швыряли людей за борт только за то, что они не знали нужных танцевальных па.
– Серьезно?
– Ага, серьезно. – Аллик помедлил. – Ну ладно, для первого раза мы привязали веревку к его ноге. – Он сделал жест, который, как она начала понимать, означал что-то вроде улыбки или смеха. – Он плясал под килем "Бранстелла" добрых пять минут и ругательствами призвал бурю. Зато больше не делал ошибок, танцуя баковый тристеп! И Свел всегда говорил ему…
Аллик осекся и притих.
– И? – подбодрила его Мараси.
– Извини. Его маска… ну, маска Свела. На стене…
"Ох!.."
Разговор увял; Аллик уставился вперед, потом внес несколько поправок в курс скиммера. Снаружи было темно, не считая редких огоньков размером с булавочные уколы, – это были города, теперь оставшиеся далеко слева от них. Сначала они обогнули хребет Серан, но примерно полчаса назад Аллик сменил курс и повел скиммер в горы. Теперь они летели над пиками на куда большей высоте, чем над Бассейном.
– Аллик. – Мараси взяла его за руку. – Мне жаль.
Он не ответил. И потому она нерешительно – полностью осознавая, что делает, скорее всего, нечто запретное, – приподняла его маску. Аллик не сопротивлялся, и Мараси увидела, что по щекам его стекают слезы.
– Я никогда их больше не увижу. "Бранстелл" потерпел крушение, мне на нем больше не служить. Проклятье, я ведь и свой родной дом больше не увижу, да?
– Конечно увидишь. Ты можешь туда полететь.
– "Вильг" не продержится долго на камне, который у меня есть, – возразил Аллик, вытирая сначала одну, потом другую щеку.
– Камень? – не поняла Мараси.
– Горючее. А ты что же, думала, "Вильг" летает, питаясь облаками и мечтами?
– Я думала, он летает благодаря алломантии.
– Алломантия толкает импеллеры. Но поддерживает ее эттметалл.
– По-моему, это слово тоже не перевелось, – заметила Мараси, нахмурившись.
– Вот, взгляни. – Аллик присел на корточки и открыл отсек, куда положил кубик – "алломантическую гранату", как ее назвал Ваксиллиум. Она была прикреплена к слабо светившейся металлической оболочке в центре. Аллик ткнул пальцем, и рядом Мараси увидела нечто более крупное, излучающее чистый белый свет. Камень, горевший как прожектор для подсветки.
"Или как сама алломантия", – подумала Мараси.
– Но что это за металл?
– Эттметалл. – Аллик пожал плечами. – В инициирующем кубе тоже есть немножко. Но чтобы поднять корабль вроде "Вильга" нужно намного больше, и много-много больше, чтобы поднять в воздух "Бранстелл". У вас нет этого металла?
– Думаю, нет.
– Того, что есть у нас в "Вильге", хватит для полета на протяжении дня или двух. Потом нам потребуется алломант, который будет толкать постоянно. Выходит, если его сонное величество не захочет лететь со мной до самого дома, я застрял, ага?
– Ты сказал, на "Бранстелле" есть больше.
– Да, но все забрали они. – Аллик ухмыльнулся. – Сперва эти злыдни не понимали, как с ним обращаться. Намочили. До чего хороший был денек.
– Намочили?
– Эттметалл взрывается, если его намочить.
– Да разве может металл взрываться, если его поместить в воду?! – удивилась Мараси.
– Этот может. Как бы там ни было, ваши злыдни держат в плену большую часть моих соплеменников.