* * *
- Ничем не могу вам помочь, Максимов, - мордастый военком в звании капитана состроил постную мину, что при его обширных щеках, грозящих в ближайшем будущем улечься на погоны поверх звезд, было весьма сложно. - Никаких льгот для вас не предусмотрено.
- Почему?
- Вы не ликвидатор чернобыльской аварии, - принялся загибать похожие на сардельки пальцы капитан. - Не ветеран войны… Даже интернациональный долг не исполняли.
- Как "не исполнял"? Я же был в Афганистане! Почитайте мое личное дело!..
- Читал, - перебил молодого человека военком, и пухлая ладонь легла на тонкую папочку в картонной обложке. - Потому и говорю.
- Я был ранен, - упавшим голосом закончил Вадим.
- Лечились в госпитале - да. По поводу полученной во время прохождения службы травмы. И были комиссованы, не прослужив и года.
- Хотите, я вам покажу? - принялся расстегивать ворот рубашки Максимов.
- Прекратите стриптиз, - брезгливо скривился военком. - Я не врач, чтобы в ваших болячках разбираться!
Вадим замер с полурасстегнутой рубашкой, поняв, как нелепо выглядит со стороны. Действительно: что скажет неспециалисту комковатый белесый шрам на плече?
- И вообще, - продолжил капитан, убирая Вадимово дело в стол. - Чего вы ждали столько лет? Когда вас, по вашим словам, ранили?
- В восемьдесят седьмом…
- А на дворе - девяносто второй! Пять лет прошло.
- Я давал подписку о неразглашении…
- Ну да, о неразглашении, - толстые губы сложились в куриную гузку. - Кому? ФБР? "Секретных материалов" насмотрелись?
- КГБ…
- Ну, конечно же! - всплеснул руками военком. - КГБ! А теперь КГБ нет и можно не бояться?
- Ну да…
- А я вам скажу, дорогой, почему вы раньше не обращались. Союз распался, Туркмения, где вы лечились… да и служили, кстати, - отделилась. Решили, что проверить ничего нельзя и ваша легенда может прокатить? Не вышло. Все, Максимов, свободны. Чего вам нужно? С воинского учета вы сняты еще в том же восемьдесят седьмом. Льготы? Не смешите меня: какие льготы? У нас фронтовики годами ходят, чтобы свои копейки получить. Идите себе и не морочьте людей.
Капитан поднялся и, втянув живот, насколько мог, с трудом застегнул китель. Аудиенция была закончена.
- И все равно я был в Афганистане, - упрямо сказал Вадик, взявшись за дверную ручку.
- Я вас туда не посылал, - равнодушно ответил капитан и водрузил на голову фуражку с высоченной, как у эсэсовцев в кино про войну или карикатурного Пиночета, тульей, украшенной золотым двуглавым орлом…
* * *
- Вадик, а что это? - Легкие девичьи пальчики осторожно касались пересекавшего мужскую спину шрама, четко выделяющегося нездоровой белизной на загорелой коже. - Это откуда у тебя?
- За гвоздь в детстве зацепился, - буркнул молодой человек, не отрывая лица от подушки.
Ему было сейчас так хорошо, приятно и покойно, как бывает лишь после главного в жизни человеческого существа момента, вокруг которого, собственно, и вращается все и вся. Рядом была любимая девушка, все между ними свершилось - зачем портить момент воспоминаниями о том, что хотелось забыть навсегда, стереть из памяти, запереть под замок, а ключ забросить далеко-далеко? Он, даже принимая душ, избегал прикасаться к этому вечному напоминанию. А какой мукой было загорать, чувствуя на своей спине прожигающие до костей чужие взгляды!
- Не ври… - не поверила Катюша, продолжая исследовать шрам: пальчики прогулялись вдоль глубокой борозды, некогда оставленной хирургическим скальпелем, задержались на глубокой выемке под лопаткой. - От гвоздя так не бывает. И на плече еще… Тебя что - на войне ранили?
- Выдумала тоже! Говорю же, - басня была давным-давно, - в детстве с мальчишками на горке во дворе играли, я скатился неудачно, и спиной - прямо на гвоздь. Кровищи было!
- Ага, - девушка рассмеялась. - А гвоздь этот был длиной в полметра! Не ври, Максимов, если не умеешь.
- Целый метр! - Разговор окончательно прогнал дремоту, молодой человек вдруг понял, что ему совсем не хочется вот так бездарно терять драгоценные минуты близости с любимой, и перевернулся на спину. - Вот такой! - развел он в стороны руки. - Полбольницы сбежалось поглядеть, как из меня этого монстра извлекали! Ржавый, кривой!..
- Ты сам монстр, Максимов! - надула губки девушка. - Я с ним серьезно, а он сказки мне детские рассказывает! Ну тебя!
- Не обижайся, - Вадик заключил девушку в объятья, их губы соприкоснулись…
- А ты мне когда-нибудь про это расскажешь? - шепнула Катя. - Только правду.
- Когда-нибудь - обязательно, - заверил ее Вадим…
* * *
- Знаете, молодой человек…
Лысоватый мужчина посмотрел поверх очков на сидящего перед ним не такого уж молодого человека - далеко за тридцать, может быть - под сорок.
- Конечно, ваша вещица не лишена занятности, - толстая пачка отпечатанных на принтере листов легла на край стола. - Но, понимаете ли… Читателю сейчас неинтересен Афганистан, окопная правда и все такое…
- Почему? - шевельнулся в кресле посетитель.
- Да неинтересно, и все. Кто только на этой теме ни оттоптался, знаете ли. И Проханов, и остальные… Вы, как я понимаю, сам "афганец"?
- Некоторым образом.
- Вот видите! Вам, "афганцам", конечно, и близок весь этот антураж - горы, пули, афганские моджахеды…
- Душманы.
- Что вы сказали?
- Мы их называли душманами. По-афгански это значит - "враги".
- В самом деле? Что вы говорите? - поднял куцые бровки редактор. - Очень, очень занятно… Но, понимаете ли - мы печатаем литературу в основном для подростковой аудитории. - Он указал на шкаф, на полках которого теснились однообразно яркие глянцевые корешки. - А Афганистан для них, извините - седая древность. Неформат-с…
- Понятно, - посетитель взял со стола рукопись и принялся неловко запихивать ее в видавший виды кожаный портфель.
- Вот если напишете что-нибудь в нашем ключе: колдовство, вампиры, оборотни… Ну, в общем, фэнтези - милости прошу, рассмотрим. Можно славянскую, можно - городскую…
- Хорошо, попробую написать про вампиров, - поднялся на ноги мужчина. - Или про оборотней. До свидания.
- Куда же вы торопитесь? - всплеснул руками редактор. - Может быть, по коньячку?
- Извините, не пью.
- Ранение? - понимающе покивал человек за столом. - Или контузия?
- Отчасти, - улыбнулся посетитель и взялся за ручку двери.
Минутой позже он неторопливо спускался по лестнице, задумчиво вертя в пальцах подписанный пропуск.
"Максимов В. Н." - было вписано от руки в типографский бланк, отпечатанный на плохой серой бумаге. Такой же, как тот, с подпиской о неразглашении.
Десятилетний срок "неразглашения" миновал полтора года назад, и никто не озаботился эту подписку продлить. Наверное, дела давно минувших дней действительно никого больше не интересовали…
10
- А, это вы, - спокойно ответил прапорщик Деревянко, продолжая лязгать чем-то металлическим на заваленном деталями верстаке: на оружие это "что-то" совсем не походило, и Саша несколько расслабился, хотя руку предпочитал держать поближе к кобуре. - Вы живы?
- Вашими молитвами, - буркнул поручик, пытаясь понять: играет прапорщик или он, Александр, в очередной раз ошибся.
- Совершенно напрасно вы иронизируете. - Матвей Опанасович повернулся к Бежецкому лицом и куском какой-то ветоши вытирал теперь руки, перемазанные по локоть машинным маслом. - Весь сеттлмент вас оплакивал, поверьте. Мне было искренне жаль, когда я услышал о вашей гибели. Так же искренне радуюсь сейчас, когда вижу вас живым и невредимым.
Вид его, одетого в синий на плечах, но совершенно потерявший цвет от груди и ниже ремонтный комбинезон, был настолько будничен, настолько спокойны и безмятежны были кроличьи глаза, опушенные белесыми ресницами, что молодой человек заколебался.
"Я наверняка попал пальцем в небо, - думал он, чувствуя себя совсем плохо: голова уже не кружилась, а раскалывалась от болезненной пульсации под черепом. - И Матвей Опанасович ничего общего со злодеем не имеет… На что я опираюсь в своих умозаключениях? На слова раненого фон Миндена? А может, он таким образом отводил подозрения от себя? Хотя признание в передаче секретных сведений какому-то прапорщику-технику - штука довольно серьезная. Да и не будет лгать человек, одним глазом заглядывающий в бездну… Прапорщик ссужал его деньгами? Почему бы и нет? Он человек холостой, живет скромно… Мог накопить достаточно крупную сумму, вот и ссужал поручика под процент… Нет, о проценте фон Минден не упоминал… Неужели я ошибся?"
- Матвей Опанасович, - выпалил он неожиданно для себя, пожирая глазами невозмутимое лицо прапорщика, - вы шпион?
- Шпион? - искренне удивился тот. - А как вы догадались?
- То есть… - поперхнулся от изумления Александр: он-то ждал горячей отповеди, заверений в своей честности, негодования… Вызова на дуэль, может быть, но не такого олимпийского спокойствия. - То есть вы не отрицаете?
- С чего бы? - удивился тот. - Да, я резидент британской разведки в Королевстве Афганистан.
"Этого не может быть. - Сашины мысли заметались, как испуганные зверьки. - Этого просто не может быть! Чтобы человек вот так просто взял да и признался? Неужели за время моего отсутствия что-то изменилось и Британия - уже не враг нам? Да я брежу!.. Или он шутит… Конечно, шутит! Сейчас рассмеется и скажет: "Да я разыграл вас, Саша! Никакой я не шпион!" Вот сейчас…"
Но время шло, пауза затягивалась, а прапорщик вовсе не собирался опровергать свои слова и обращать все в шутку. Он положил грязную ветошь на верстак, внимательно изучил ладони и, поморщившись, ногтями вытащил из пальца металлическую занозу. Все это начинало действовать на нервы молодому человеку.
- Вы даже не запираетесь?
- А зачем? - последовал спокойный ответ. - Вы меня раскусили, я признаю вашу правоту. Чего вы хотите? Чтобы я упал вам в ноги и принялся умолять о прощении? Извольте.
Деревянко тут же повалился на колени перед опешившим офицером и надрывно заголосил, ломая руки:
- Пощадите меня, господин граф! Не выдавайте меня властям! Это страшный позор, и я готов искупить его своей кровью!..
Александр мог поклясться, что по щекам лицедействующего прапорщика бегут настоящие слезы!
- Прекратите паясничать! - с гадливостью отшатнулся он от Деревянко, но тот суетливо подполз к нему и уцепился за штанину.
- Христом-Богом прошу дать мне покаяться! Отпустите душу грешную на покаяние!
Саша сбросил его руку - ощущение было таким, что по одежде ползет скорпион.
- Зачем вы юродствуете, прапорщик? Или как вас там?
Мерзавец замер с опущенной головой, и когда заговорил, голос его звучал глухо:
- Вам, такому молодому и благополучному, меня не понять… Я устал. Устал жить двойной жизнью и предавать, предавать, предавать, - с каким-то внутренним надрывом сказал он. - Ни друзей, ни человека, которому я мог бы довериться. Увы, такова доля разведчика…
- Шпиона?
- Нет, разведчика, - покачал головой прапорщик. - Думаете, Россия не внедряет своих разведчиков в Соединенное Королевство и колонии? Еще как. Но их вы почему-то считаете героями, а меня - исчадием ада.
- Да не считаю я так… - Александру действительно было не по себе: совсем не так представлял он себе разоблачение шпиона - погоня, перестрелка, наконец, но не такой вот фарс.
- Я устал. Поверьте, я даже рад, что вы меня разоблачили, поручик. Если бы не вы, я бы, наверное, застрелился сам. Не верите? Я и сейчас, на ваших глазах, готов свести счеты с жизнью.
- Вы что, серьезно верите, что я дам вам в руки свой пистолет? - недоверчиво взглянул на него Бежецкий. - Вы в своем уме?
- Почему же ваш? Вон, возьмите в ящике мой, - пожал плечами поручик, кивнув при этом на высокий металлический шкафчик. - Ключ в замке.
Держа Деревянко, стоящего все в той же покорной позе, в поле зрения, Саша попятился к шкафчику. Ключ повернулся со второй попытки, и поручик сразу увидел ремень с кобурой, лежащий поверх аккуратно сложенной формы. Табельный "Токарев" лег в руку, как влитой. Техник содержал оружие в идеальном порядке, затвор отошел легко, и золотистый "масленок" скользнул в ствол.
"Ну что он, в конце концов, сделает с одним патроном? - подумал поручик, выщелкивая из рукояти магазин и опуская его в карман вместе с другим, вынутым из кармашка кобуры. - Будет прорываться мимо броневика с пулеметом? Абсурд. В конце концов - мне-то какая разница: будет он повешен по приговору трибунала как вражеский шпион или примет благородную смерть разоблаченного разведчика? Я что: нанимался помогать господам в лазоревых мундирах?"
- Вот, кладу на стол, - положил он оружие среди непонятных деталей и вынул из кобуры свой "люггер". - Предупреждаю: одно лишнее движение - и я стреляю!
- Какое движение, - горько улыбнулся Деревянко. - Разве что это… - он поднес руку, сложенную "пистолетом" к виску. - Пафф!..
- В любом случае, я вас предупредил.
Прапорщик поднялся, отряхнул колени, и без того черные от технической грязи, и подошел к верстаку.
- Может быть, вы выйдете на минутку, - нерешительно пробормотал он, не прикасаясь к оружию. - Интимное дело ведь, что ни говори… Куда я денусь? Туда только, - указал он пальцем в потолок.
- А не туда? - указал пальцем в пол Александр. - Или вы непременно в рай надеетесь попасть?
- Ну, это спорный вопрос… Так мне прямо при вас мозги выпускать?
- Ладно. - Поручик отвернулся. - Я выйду. Но буду недалеко и в случае чего…
- Я вас не задержу. - Прапорщик осторожно, будто ядовитую гадину, взял пистолет.
Бежецкий вышел, а вслед ему донеслось:
- Вы настоящий человек, Александр Павлович…
* * *
"И что я буду объяснять Кавелину, - думал Саша, покачиваясь с пятки на носок перед какой-то механической громадиной, больше всего похожей на поставленный на попа автомобильный двигатель размером с сам автомобиль. - Мол, довел человека до самоубийства. А по какой причине? Может быть, надо было заставить его признание написать?.. Полноте! - оборвал он сам себя. - Кому и чего я должен объяснять? Что какой-то прапорщик выстрелил себе в висок?"
Роковой выстрел запаздывал.
"Может, действительно решил признание написать? Облегчить, так сказать, душу напоследок…"
Время шло, но ничего не происходило. В мастерских царила тишина, лишь где-то далеко-далеко мерно капала вода из неплотно прикрытого крана - в здешних местах едва ли не преступление. Поручик начал терять терпение.
"Ну что он тянет? Струсил в последний момент?"
В мозгу всплыли его собственные метания в тот момент, когда он, тогдашний блестящий гвардеец и неудачливый любовник, решил свести счеты с жизнью. И он решил не торопить прапорщика: что ни говори, а такое решение любой принимает лишь раз в жизни и, чтобы довести дело до конца, нужно немалое мужество…
Он присел на ящик с какой-то технической белибердой, выбрав при этом наименее масляный, и положил раскалывающуюся голову на ладони. Больше всего он сейчас хотел бы оказаться в чистой постели, и чтобы никуда-никуда не нужно было спешить…
- Просыпайтесь, поручик, - услышал он над собой.
Бежецкий с трудом поднял тяжелую голову, усилием воли сфокусировал взгляд на расплывчатой человеческой фигуре с белым пятном вместо лица.
- Вы передумали…
Рука вяло скользнула по пустой кобуре, и это совсем не удивило Сашу. Его вообще ничего уже не удивляло.
- Э-э! Погодите падать в обморок! - удержал его за плечо Деревянко. - Что же это вы совсем расклеились, милый мой охотник на шпионов? Нас, негодяев, нужно брать бодро, молодецки, с огоньком в глазах! Вы что, фильмов Нахалкова не смотрели? По крышам за нами побегать, по канализационным трубам полазать… А вы? Даже не интересно. Пришли, предъявили обвинение… Оружие в руки дали.
- Вы подлец…
- Думаете, обидели? Если бы у нас была хоть толика благородства, то шпионаж сам собой прекратился бы. Исчез как явление. Ишь чего удумали: поверить в благородство шпиона! Ну, вот что мне с вами теперь делать?
- Верните пистолет, - кривовато улыбнулся Саша.
- Ну да! Дуэль тут с вами устроить? Нашли дурака. Нет, меня больше волнует, что с вашим бренным телом делать.
- В дробилку его, - раздался хриплый голос, и Александр повернул голову.
Оказывается, кроме него и прапорщика в мастерской появились еще два персонажа. Говоривший был смутно знаком. Где-то они уже сталкивались…
- Узнали, ваше благородие? - осклабился мастеровой. - А мы вот по вашей милости тогда всю работу переделывали. За бесплатно, между прочим.
Бежецкий узнал обоих: сварщики, что запаивали тогда покойников в цинковые ящики в госпитальном морге. Неужели и Иннокентий Порфирьевич как-то связан с этими подонками?
- Нет, не верю, - вслух произнес Саша.
- Во что не верите? - не понял шпион. - В свою близкую смерть? Придется поверить… Что ж, Никифоров, - мысль верная. Добавим побольше песка, щебенки - и через пару часов никто не разберется, что там за каша. Вас ведь никто искать не станет, поручик, - доверительно сообщил он Бежецкому. - Для всех вы пропали без вести там, в горах. И так одному Господу известно, каким образом вам удалось выбраться.
Александр хотел было сказать про казаков, ожидающих его во дворе, но прикусил язык: не хватало еще, чтобы хорошие русские парни пострадали из-за него - самонадеянного идиота. Виданное ли дело: сунуться в одиночку прямо в пасть хитрому, коварному и безжалостному зверю! Тоже выискался граф Монте-Кристо. Д’Артаньян недоделанный…
- Так что хватятся вас нескоро, если хватятся вообще.
- Закавыка, барин, - сообщил второй сварщик, до сих пор безымянный. - Я видел - хлыщ энтот на броневике приехал. Казачьем. Как бы не хватились его скорее, чем думаете.
- Он правду говорит? - быстро наклонился Деревянко к Саше. - По глазам вижу, что правду… Ну что же: придется и им тоже, следом за вами… Колодун, поставь-ка мне этого героя на ноги!
- Чего вам, барин, ручки зря марать? - угодливо хихикнул подручный. - Мы по-простому, не по бла-ародному! Держи его, Никишка!
Второй сварщик навалился на плечи поручику, в руках Колодуна блеснула проволока…
"Задушат! - мелькнула мысль. - Как крысу… Нет уж! Лучше пуля прапорщика!.."
Он напрягся, словно пытаясь выпрямиться и заставляя мастерового налечь всем телом, а потом резко сломался в пояснице, принимая убийцу на хребет. Этому его научил в училище инструктор, в прошлом прошедший школу пластунских рот. И действовал этот прием безотказно, особенно с неподготовленным противником.
Мгновение - и сварщик со сдавленным криком полетел на пол кувырком, а в глазах прапорщика Саша прочел удивление. Вежливое удивление лощеного европейского палача, увидевшего, что жертва, уже уложенная на плаху, осмелилась выражать несогласие с приговором. Пистолет в его руке начал медленно подниматься.
"Будь что будет! - Молодой человек чиркнул ребром ботинка по замусоренному полу, приводя в действие клинок, спрятанный в подошве. - Поиграем?"