Проводив приживалок, хозяйка повернулась к гостю, улыбнулась томно:
- Не хочешь ли осмотреть двор? Пилевню?
Пилевню… как раз там, где сено… Вот туда-то, в сено, и повалились оба, едва прикрыв за собой двери. Пахучее, душистое, мягкое…
Жаркие женские губы целовали Мишу с таким пылом, с такой неугасимой жаждой, что, наверное, вряд ли можно было бы сейчас желать чего-либо лучшего. Вообще, по всем повадкам ощущалось, что эта женщина привыкла сама брать мужиков. И не всегда - добром, похоже, иногда - и силой.
Ах, какая у нее оказалась фигурка - точеная, с тонкой по-девичьи талией, с большой и упругой грудью! Михаил уткнулся в эту грудь лицом, гладя руками шелковистые бедра, ахнул… Анне-Лиизе закатила глаза, застонала, томно и страстно, какая-то пряная истома, благодать, накатила на обоих, и казалось, что не было больше сейчас ничего - ни этой пилевни, ни двора, ни деревни, ни озера…
- А ты востер! - откинувшись, наконец, на мягкое сено, тихонько засмеялась женщина. - Клянусь, у меня уже давно не было подобных!
- Я польщен.
- Но нет, не думай. Я не предложу тебе остаться. Нет, не предложу, хотя, быть может, и хотела бы… Но если будет случай - заезжай в гости. Всегда приму с честью…
Она снова поцеловала Мишу в губы, принялась ласкать, как будто и не было еще ничего, как будто все только начиналось…
И снова исчезли серые стены пилевни, и молодые тела сплелись в прекрасный и грешный узор, узор любви, страсти и неги… нет, пожалуй, любви здесь не было, но вот все остальное…
- Ах! - стонала Анне-Лиизе, словно большая кошка, выгибая спину. - Ты такой… такой…
Ратников тоже получал истинное наслаждение, еще бы… Вот это женщина, вот это страсть, вот это чудо! Такое, какое ну никак не ожидал бы обрести в этой забытой богом деревне.
Да, сознание средневековых людей было религиозным, и главное место в их менталитете занимал страх. Однако в случае с Анне-Лиизой… Какой же тут страх? И какая религиозность? Что же, открыто греша, эта женщина совсем не боялась Бога? А, может, потому и не боялась, что пришла к нему слишком поздно? И действительно, по доброй ли воле?
- Мисаил… ты мне расскажешь про Торопец?
Дался ей этот Торопец!
- Вчера в замке хоронили своих, - одеваясь, вполголоса заметил Ратников. - Говорят, их убили на каком-то маленьком островке…
Женщина встрепенулась, даже выронила в сено гребень:
- Островок? Кто тебе про него сказал?
- Не помню, - пожал плечами молодой человек. - Там же у замка, вчера… мужики какие-то говорили… да мне какое дело до их бесед? Так, краем уха слышал…
- Что за мужики? Не можешь ли вспомнить?
- Говорю же, не знаю. Видел их в первый и последний раз.
Анне-Лиизе больше не спрашивала, одевалась, но Мишу никак не покидала возникшая вдруг уверенность, что эта красивая, но, что уж тут говорить, не очень счастливая женщина что-то такое знает про остров. Про тот самый остров… Жаль, не было времени ее как следует разговорить… и все же Ратников попытался.
- Те мужики говорили, будто про тот островок многие знают…
- Многие? Кто? Ах, ты же не ведаешь… Да, есть тут один островок, - накинув соболью телогрею, неожиданно произнесла старостиха. - Рыбаки прозвали - Проклятый остров. В бурю там многие гибнут…
- Так, может, и те кнехты…
- Может. Я про вчерашние похороны слыхала… Наши в замок плавали, с оброком. Но нет, не на острове их… В лесу! Тут ведь каких только лиходеев нету, если б не орден, не люди епископа - давно бы от наших изб остались одни лишь уголья.
Миша кивнул. Права баба…
- Госпожа! - едва любовники вышли из пилевни, как кинулась навстречу служанка - девчонка лет четырнадцати, в рубище, с длинными нечесаными космами. Поклонилась, что-то сказала на языке ээсти.
Анне-Лиизе ответила хлестко, жестко даже - девчонка дернулась, словно бы от оплеухи, зашмыгала носом… Убежала в слезах…
- Велела ей лепешек напечь, - уже войдя в дом, с усмешкой пояснила хозяйка. - Так эта дурища молоко упустила… Да и ладно б с молоком - а то ведь мучицу перевела, а сейчас ее мало, муки-то.
Со двора послышались веселые голоса - возвращались с ягод девчонки с Олексой. В избе было жарко - нагрелась за день, а за окном, клонясь к закату, плыло оранжево-желтое солнце. Ничего себе - вечер уже! Вот времечко-то промчалась…
- А хозяйка-то здешняя - строга! - незаметно шепнул Олекса. - Потом обскажу…
Немного погодя все - и хозяйка и челядинки-холопки ее - побежали на берег, к озеру - встречать мужиков с уловом. Там, на причале и сговорились на ту седмицу - плыть с дорпатским караваном на плесковский берег. Не за так сговорились, за штуку сукна немецкого - оную штуку, ничтоже сумняшеся обещал Михаил, надеясь никогда в жизни больше с этими лодочниками не встретиться.
Небо быстро меняло цвет, становясь из лазурно-голубого белесым, вечерним, потому уж и вовсе засинело. Следом за местными вскорости приплыл и Егор - за гостями. Пора было возвращаться, а Миша никак не мог расспросить напарника - что он узнал такое у приживалок?
- Ты, Егорий, у свояченицы своей… или как там ее… молочка бы попил, а мы пока к лодке пойдем, спустимся. Выкупаемся, да обратно.
- Купайтесь, купайтесь, - рассмеялся Егор. - Уж подгонять вас не буду.
- Посейчас и девки к озеру спустятся - с котлами за водой, да посуду мыть-чистить… - на ходу проговорил Олекса. - Ну, тебе-то, батюшка-боярин, они ни в жисть не скажут, чего мне рассказали.
- Это почему это? - Ратников несколько обиженно обернулся.
Отрок улыбнулся, широко, весело, однако и лукаво тоже:
- А потому, господине, что я молод вельми… как они. А молодой с молодыми, известное дело, куда как легче сходится.
- Ишь ты, - стягивая с ног поршни, хмыкнул Михаил. - А ведь верно! Ну, рассказывай, не тяни - что там они тебе такое поведали?
- Посейчас… окунусь токмо. Больно уж в лесу гнус зажрал.
Ох, и водичка была сейчас в озере. Парное молоко! И по цвету похожа, только, может, чуть серебристее… Ветерок задул, хороший такой, свежий. Поднял волнищу, заодно унес куда-то комаров да мошку.
Выкупавшись, Миша с Олексой уселись на бережку, за ивами - обсыхать.
- Ну? - Ратников скосил глаза. - Расскажешь ты уже?
- Так я и говорю… - парнишка смешно сморщил нос и, понизив голос, продолжал уже на полном серьезе: - Островок тот, на котором мы были, тут хорошо известен - его Проклятым зовут…
Ну, это Михаил и так знал!
- И не только потому, что в бурю много лодок тонет. Там еще и люди пропадают!
- Вот как? И много пропало?
- Да не так уж, - Олекса зябко поежился. - Но зато совсем недавно. Два здешних отрока и с ними девчонка из приживалок. Девчонку-то хозяйка особенно не искала, а вот отроков… мужики весь остров прошарили - и ничего!
- Откуда же известно, что они на острове-то пропали? Может, пошли купаться да утонули?
- Не! Они на остров тот и поплыли - за травой, там трава какая-то особенная, хорошо огурцы солить, добавишь в кадку - хорошо огурец получится - духмяный, хрустящий, такой, что…
- Ты не про огурцы, про пропавших рассказывай!
- Ага, - опомнился отрок. - Так вот, всех троих туда Анна-Лиза эта отправила, за травою…
- Ну, отправила - и что здесь такого? Кого еще за травой отправлять-то? Мужиков, что ли?
- Да, а допреж того, еще по весне как-то, своеземица здешняя отроков-робят да молодых юниц девок в замок водила. Там, в замке-то, им про Иисуса Христа толковали… Чудины-то многие не против, чтоб их дети крестились, одначе не все… А у них, у немцев, так положено, что, прежде того, чтоб христову веру принять, надобно о ней узнать хоть что-то. Ну, этим, язычникам…
Понятно. Анне-Лиизе в меру своих сил помогала католическим миссионерам крестить язычников. Что ж, не самое плохое дело! Юным эстам там все рассказывали, не силком тянули…
- Так, не понимаю - что в этом плохого-то? - рассердился Ратников. - Ты что, мне все здешние байки решил пересказать, неизвестно зачем?
- Не гневайся, боярин-батюшка! - Олекса сделал попытку упасть на колени, но Ратников сумел его удержать. - Там не все чисто, в замке-то… А ты же про замок тоже велел спрашивать.
- Так-так… - насторожился Миша. - Ну! Давай выкладывай, что там такого?
- В замке юнцам с юницами таинства объясняют…
- Ну, понятно…
- И руку, на сгиб локтя, колют иглой…
- Что?! Пытают, что ли?
- Да нет, - Олекса подал плечами. - Они говорят - не сильно-то и больно. Так, пощиплет чуть-чуть… А вообще - обращаются ласково, кормят…
Кормят… Ох, не понравилось почему-то Ратникову это в общем-то очень даже хорошее слово. Ему вообще все безличные слова не нравились: ну, в самом деле, что это значит - кормят? Конкретнее надо: кто кормит? На какие такие средства? Зачем, с какой целью?
- Ну кормят… и что?
- И все… Боле ничего не рассказывали. Токмо те, кого пытали эдак, потом и пропали… ну, на острове том.
- Так… - снова задумался Миша. - Послушай-ка, друг мой, а ты не мог бы хоть кого-нибудь, из этих, пытанных, привести, только побыстрее? Сам же говорил - служки как раз сейчас сюда заявятся - за водой горшки мыть.
- Да, придут… сами говорили.
- Ну, так давай, давай одевайся!
Вот так всегда… не подгонишь, так никто ничего как следует и не сделает ни за что! Олекса живенько оделся, убежал за кусты, к мосткам, оттуда как раз доносились голоса и девичий смех. А Миша в ожидании заходил по песку. Думал. Иглами пытают… зачем? Но, вообще, обращаются ласково… странно… А если… Нет! Это уж вряд ли, всяким домыслам есть и предел.
- Вот, привел, господине!
Олекса вывел из-за куста парнишку лет двенадцати, лопоухого, светлоглазого, с соломенными, смешно торчащими в разные стороны волосами и круглым веснушчатым лицом.
- Вот он… зовут Хейно.
- Здрав будь, Хейно. Тере!
- Тере… - мальчик сконфуженно улыбнулся и поковырял в носу.
- Ты в орденском замке был?
- Он не все слова понимает, боярин, - пришел на помощь Олекса. - Если хочешь, так я спрошу по-ихнему?
- Ну, спроси, спроси!
Юноша о чем-то заговорил с мальчишкой, не так, чтоб очень быстро, но, похоже, Хейно все понял. Что-то ответил… так, с явным страхом в глазах.
- Был он в замке. По весне еще. Их многих тогда водили. Ну, ребят некрещеных… того, конечно, чьи родичи не прочь, чтоб крестили.
- И всегда кололи иглой?
- Нет. Один раз только. Но всех.
- Спроси - кто колол? Монах? Кнехт? Рыцарь?
Олекса спросил… и выслушав ответ, усмехнулся:
- Он говорит, не кнехт это был и не рыцарь. Вроде похож на монаха - лицо бритое… но не монах. В маске - все лицо закрыто, одни глаза. Монах рядом стоял… даже двое. Эти улыбались, руку держали… подбадривали, дескать - Христос терпел и нам велел. Да и не больно им было… так, страшновато только. Так ведь один раз и было.
- А что родители на это сказали?
- Да ничего. А Анне-Лиизе сказал - значит, так Господу надо. Кто выдержал пытку иглой - за того Господь и заступится. Да не такая эта и пытка была, так, смех один.
- А что за иголка?
- Острая… тоненькая, блестящая… Оп - и уже вена проколота, вон, на сгибе. Нет, смотреть не стоит - давно уж не осталось и следа.
- Так… Тоненькая да блестящая, говоришь?
- Это не я говорю, боярин, это - он.
- А спроси-ка… Что еще в той иголке было? Такого необычного…
Парнишка вдруг замялся, видать, почему-то не очень хотел говорить - то ли запуган был, а может быть, просто не знал, как описать то, что видел. Скорее - последнее.
- Говорит, из иголки сукровица бежала… как-то вот так! И в небольшую такую чарочку…
- Что за чарочка?
- Ну, на другом конце иглы… прозрачная… как вот браслетики из стекла бывают.
- Прозрачная… и с кровью… С их кровью…
- Да-да, все так, боярин.
- Ну, что ж, спасибо, Хейно! И что, многих после того крестили?
- Да всех и крестили! Теперь к ним немцы - с уважением… Улыбаются, когда видят. Похоже, скоро вся деревня в латинскую веру перейдет… да и наши, я думаю, тоже. Тимофей, Егор и все прочие… - Олекса цинично усмехнулся и сплюнул. - Вера верой, а жить-то надо.
Вот вам и религиозный тип сознания!
Сегодня одна вера, завтра другая… и ничего! Правда, далеко не все здесь такие циники. Хотя… вовсе не это занимало сейчас Михаила, совсем не это. А вот то, о чем буквально только что услышал: острая и блестящая иголка, улыбчивые монахи, стеклянная колбочка. Больше всего это напоминало забор крови! Из вены. Для анализа.
Господи, неужели правда?!
Глава 7
Лето 1243 года. Чудское озеро
ЗАМОК
Но для того, чтобы охранять подобный замок, требовалось гораздо больше воинов, чем могли содержать даже несколько рыцарей.
Марк Блок.
Феодальное общество
По сути, какая-то относительно официальная необходимость визита в замок у лжеторговцев из Торопца отпала - сладились уже с чудинскими лоцманами, однако Ратников в разговоре со старостой Тимофеем Овчиной специально высказывал опасения - вдруг да все пойдет не так? Вдруг да немцы не разрешат лоцманам везти с дорпатским караваном чужих людей? Надо, надо было переговорить на эту тему с местным орденским начальством.
- Да, сходите, - охотно поддакнул Тимофей. - Тем паче есть еще время.
Пошли. Снова принарядились, хотя это слово вряд ли было уместно к старым холщовым плащам и запыленным поршням. Ну да выбирать не приходилось. Дорогу теперь знали и, выйдя из деревни с восходом солнца, путники оказались у замка часам к восьми… даже еще раньше.
Как часто бывает в здешних местах, с утра блиставшее солнышко, словно не в меру стыдливая девка, быстро закуталось облаками, мягкими, серовато-белесыми, с небольшими прожилками неба. Было тепло, но не жарко, да еще с озера задул ветерок, унося комаров и прочую кровососущую нечисть.
Хорошо было идти, славно, даже болтун Олекса не отвлекал разговорами - то ли спал на ходу, то ли думал о чем-то своем. Миша тоже думал: о странных уколах, больше всего напоминавших забор крови на анализ… кто мог это делать? Зачем? Или - гораздо проще все? Просто какой-то обряд… У католиков-немцев? Сомнительно… Впрочем, кто его знает - для обращения в христову веру таких закоренелых язычников, как эсты, наверное, все средства были бы хороши.
Какого-то конкретного плана действий в голове у Михаила пока не сложилось, молодой человек решил действовать нахрапом, смотря по обстоятельствам, главное дело было - зацепиться за кого-то из замка, лучше всего - за обслугу, имеющую доступ ко всем покоям. В этом смысле Ратников надеялся на своего юного спутника, уже во время прошлого визита заимевшего кое-какие связи.
- Олекса! Эй, парень, ты там спишь, что ли?
- А? - Юноша резко обернулся и едва не упал, запнувшись о какую-то корягу. - Чего такое?
- Ты с кем в прошлый раз беседовал? Ну, у замка.
- С пастушками. Там, в замке-то, коров да овец развели, чтоб, значит, всегда молоко да мясо свое было.
- С пастушками… - задумчиво повторил Михаил. - Вряд ли они нам, конечно, помогут, но… они могут знать кого-то еще, те - тоже, и так далее… А где орденское стадо обычно пасется?
- Не знаю, - Олекса беспечно пожал плечами. - Да, мыслю - как подходить будем, увидим. Или услышим, как коровы мычат.
Вдоль нырнувшей с пологого холма вниз дороги высились сумрачные ели и янтарные сосны, быстро, впрочем, сменившиеся липою и рябиной. Вот уже вдалеке, за деревьями, показался и замок. На каменной - главной - башне развевался флаг.
- Вон там, лужок подходящий, - Олекса кивнул направо, в сторону озера. - Заливной.
- Сворачиваем, - тут же распорядился Миша. - Еще рано… как раз время для первого перекуса.
Стадо у тевтонцев оказалось изрядным - дюжины две коровушек, упитанных буровато-пегих телок. Видно было, что о животных заботились - чистили, ухаживали - уж больно довольный вид имели орденские буренки, залюбуешься! Ну, просто образцово-показательное стадо из какого-нибудь лживого советского кинофильма про счастливую колхозную жизнь, типа "Кубанских казаков".
- Господь в помощь, работнички! - громко поздоровался Ратников, подойдя ближе к пастушкам - двум, лет по двенадцати, паренькам, босоногим, небольшого росточка. Один - на вид чуть помладше - был светловолосый, веснушчатый, второй, наоборот - темненький, смуглый… или просто загорелый, откуда в здешних местах смуглым-то взяться? Разве только цыган, что ли, вернее - байстрюк цыганской крови.
- И вам удачи во всех делах, - пастушки вежливо поклонились. - Снова в замок?
- Туда, - ухмыльнулся Олекса. - В прошлый раз не попали, сами знаете - похороны.
- Да уж, - темненький пастушонок усмехнулся и, прищурившись, пристально осмотрел путников. - А вы чего сюда-то свернули?
- Так, думали, ближе…
- Не-а, не ближе, - отрок лениво поковырялся в носу. - Только крюк лишний сделаете.
- Ну и ладно, - стащив с плеча котомку с припасами, Ратников уселся под крону раскидистой, стоявшей неподалеку сосны. - Хоть поснедать… Садись с нами, парни!
Пастушки переглянулись… уселись. И с видимой охотою принялись уминать прихваченную Мишей в путь печеную рыбу. Ели так, что за ушами трещало, видать, не очень-то их хозяева баловали… в отличие от коров.
- А что, собак-то у вас нету? - словно бы невзначай спросил Михаил.
- Чего ж нету-то? На ночь из замка берем…
- А замок, значит, ночью без собак?
- А зачем им? Но к осени вырастят - щенки есть.
- Приказчик Яков, он там за главного?
- Приказчик? А-а-а, герр Штраузе, баллеймейстер… магистр имения, замка то есть, - цыганистый парнишка оказался весьма даже неглуп, пояснил толково. - Приказчиком его наши зовут - так им понятней.
- А вы-то как в замок попали? На барщину?
- Так.
- Понятно… И давно уже здесь?
- Давно, с травня-месяца.
С травня… да уж - "давно". Ратников покачал головой: вряд ли эти ребятишки могут знать хоть что-нибудь важное, за такой-то срок… тем более и социальный статус крайне низок…
- А этот приказчик Яков… Штраузе - так?
- Да-да - герр Якоб Штраузе - он любит, чтоб именно так обращались, - парнишка потянулся, заложив за голову руки. Рукава ветхой - явно с чужого плеча - рубахи его соскользнули вниз, к плечам… А на сгибе правой руки, там, где вена, Ратников вдруг заметил синяк. Бывает, если неумело колоть… долго искать вену…
- Иголкой тыкали? - Михаил показал на синяк пальцем.
- А ты, мил человек, откудова ведаешь? Ой! - парнишка вдруг сконфузился и живенько опустил руки.
- Да знаем, знаем, не прячь! - поспешно успокоил Миша. - Таких, как ты в чудинской деревне знаешь, сколько? Напарник твой… у него тоже?
- Угу… - парнишка опустил глаза. - Герр Штраузе строго-настрого запретил про то говорить. Мы и не будем!
Ратников громко расхохотался:
- А мы вас и не спрашиваем! И без вас знаем… Тоненькая такая блестящая игла, не очень-то и больно… кровь в чарочку хрустальную стекает… Так?
Пастушки испуганно переглянулись.
- По глазам вижу, что так.
Михаил ковал железо, не отходя от кассы: