Ага! Вот они - рисуночки… Правда - слишком много, и все мелкие, детские какие-то каракули. Смешные человечки, цветочки, облака, солнышко… И никаких звездочек! Одно солнышко… Солнышко?
Дым уже стоял тусклым слоем, слезились глаза, и было уже не вдохнуть и не выдохнуть, а в дальнем углу уже прорывалось жаркое пламя. Олекса, упав на колени, молился…
Солнышко! "Кино"… Ну конечно же - "Звезда по имени Солнце"! Интересно, автор записки откуда-то знал Мишины увлечения… Впрочем, не до того сейчас… Стул - к плите! Шатается, колченогий… Господи, до чего же тут дымно-то… невозможно! Спрыгнуть вниз, наклониться… вдохнуть обжигающий легкие воздух… Снова на стул… Вот оно, солнышко, на кирпиче… Михаил протянул руку… Шатается! Точно - шатается! Вытащить быстро… ага! Ну, вот она - ниша… а в ней… а в ней - господи! - браслетик! Витой, в виде змейки, желтенький… Он!
Олекса уже упал на пол, задыхался, выпучивая глаза… Да и Миша чудом держался… Из дальнего угла и от двери вдруг вырвались огромные огненные языки. Ударили, обожгли… Схватив лежавшего без движения парня за руку, Миша тут же сломал браслет…
И поначалу ничего не почувствовал… Правда, исчезло пламя… И жар. И дыма уже не было, а вот флигель - был! Только какой-то… новый, что ли… Веселенькие, сиреневые, в цветочек, обои, портрет какого-то дядьки на дальней стене, а в простенке, меж окнами - картина. Мазня какая-то… Детский рисунок, наверное - окно, белые облака, коричневое небо, а перед окном - скрипач. Тоже какой-то несуразный, коричневый, с белой, круглой, как шар, головой. И все как-то угловато, квадратами, линиями… та еще мазня!
Миша перевел взгляд - на столе стоял старинный радиоприемник, ламповый, в лаковом деревянном футляре, со стрелкой… а рядом, на тумбочке - патефон и стопка пластинок. Все, насколько успел заметить Ратников, в очень хорошем состоянии… успел заметить… Вот то-то и оно! Через пару минут, а то и раньше, стены флигеля вдруг стали бледнеть, размываться… вот исчез стол… приемник… детская мазня - картина… Да все исчезло! Осталась лишь густая трава да кривые сосны. А над головой - синее, с белыми прожилками, небо.
Черт! А ведь сработало! Господи, а парень-то где? Ага… Олекса все так и лежал, словно пьяный, раскинув в стороны руки, только уже - не на полу, а в траве, среди ромашек и клевера. Обнаженная грудь юноши мерно вздымалась.
Ну, слава богу, жив! Михаил уселся рядом, в траву, с наслаждением вздохнул густой сладковато-медовый воздух, потряс спутника за плечо:
- Эй, эй, парень! Ну, хватит уже спать, подымайся!
- А? - Олекса широко распахнул глаза и тут же прищурился от выглянувшего из-за облачка солнца. - Господи… где мы?
- А вот сейчас и узнаем! - усмехнулся Ратников. - Пройдемся, посмотрим… Ты вообще как?
- Да ничего, - подросток улыбнулся. - Грудь только саднит. И кашлять хочется. Господи! Так мы что ж, не сгорели? Так ты, боярин-батюшка, меня вытащил? Я ж навеки теперь твой должник!
Олекса бросился на колени.
- Ну, ладно, ладно, хватит тебе кланяться-то, - раздраженно попятился Михаил. - Давай-ка лучше пройдемся. Только, смотри это, осторожно…
Парнишка лишь улыбнулся и, с готовностью кивнув, вскочил на ноги:
- Батюшка-боярин, идем!
И никакого здесь не было флигеля! Как и сгоревшей мызы, и причала - и, кстати, лодки горелухинской тоже. А зато была трава по пояс, многочисленные цветы - анютины глазки, колокольчики, васильки, ромашки; а еще - сосны, елки, дубрава, заросли ивы по берегам, камыши с крякающими утками, и даже песчаный пляжик с плесом. На плесе плескала какая-то крупная рыба. Ну, точно - рыбацкий рай!
И ни-ко-го! Ну, не единой души - островок маленький, Миша с Олексой исходили его весь часа за два.
Потом выкупались, растянулись на пляже, подставив спины солнцу. Эх, хорошо! Даже комаров со слепнями нет - ветерком с озера тянуло изрядно, сдувал кровососов.
Олекса перевернулся на спину, довольно похлопал себя по животу, потом посмотрел на Мишу и тихо спросил:
- А мы сейчас где?
Хороший вопрос! Ратников и сам бы хотел это знать… Нет, где - ему было вполне понятно, куда больше занимало другое - в какой именно эпохе? Какой сейчас век на дворе? Если рассуждать логически, памятуя все прошлые перемещения, то - середина тринадцатого века, где-то сороковые годы. Среда, в общем-то, можно сказать, привычная - Миша ведь не первый раз уже… Это впервые был шок, все никак, до последнего не верилось, а вот сейчас… сейчас, наверное, привык.
Еще бы не привык - жена-то из этих вот самых мест, вернее - из этой эпохи. Средневековье, мать его за ногу.
И все же, хотелось бы поточнее узнать - очень уж сильно Мишу смущал изменяющийся на глазах флигель…
- Мы, Олекса, на острове.
- Ну, это я понимаю, - парень усмехнулся и набрал в ладони песок. - Горячий! Эх, хорошо бы поесть!
Да уж, это уж точно не помешало бы! Напиться-то беглецы напились вволю, как-никак - воды целое озеро, пей не хочу. А вот насчет еды…
Насчет еды Михаил, к слову сказать, не очень и беспокоился - их двое молодых и здоровых мужиков - неужто не пропитаются?
Не об этом сейчас думал - о том, как выбраться. Отыскать еще один браслет, другого выхода, как ни крути, не просматривалось. А значит, нужно было оставаться тут - выжидать, высматривать… Коль уж здесь есть переход, темпоральный туннель, значит, им пользуются. Те, кому надо. Торговцы людьми, люди Ирины Мирошкиничны. Кнут Карасевич, Кривой Ярил и прочие… Да, еще отец Герман, тевтонский каштелян! Вот его бы и разыскать, уж он-то точно поможет, Миша же ему в свое время помог, проводил самолично… А не захочет помогать, так и заставить можно!
Нет, в этом плане определенные перспективы все-таки имелись. Теперь - насчет еды…
Ратников сел на песке:
- Прикинем-ка, друже, что у нас имеется!
Имелось, увы, не так уж и много. У Миши - резиновые сапоги, джинсы с ремнем, клетчатая рубашка… да на ремне - ножны, а нож там, во флигельке остался… черт бы его побрал. Олекса экипирован еще хуже - даже рубахи нет - снял, щели затыкать. Старые Мишины брюки да кеды - что уж нашлось. Хорошо хоть на дворе, судя по всему, лето. На деревьях - ни одного желтого листика, да и солнышко жарит.
- Надо бы нам, боярин-батюшка, отсюда выбираться. И лучше - на немецкий берег, там у меня дружки.
Ишь как! Дружки у него! Бандиты-разбойнички - так прямо и сказал бы! Впрочем, это ведь и не худо, все какая-никакая - поддержка. Мало как там с отцом Германом все сложится? Если это, конечно, именно то время, тысяча двести сороковые…
- Выбираться, говоришь? - Михаил задумчиво посмотрел на синюю озерную гладь, тянувшуюся до самого горизонта, и, мысленно вспоминая карту, постарался прикинуть, сколько километров до эстонского - "немецкого" - берега. Выходило - уж никак не меньше десятка. И что?
Ратников невесело усмехнулся и сплюнул:
- Выбираться-то вплавь будем?
- Почему вплавь? - дернул плечом юноша. - Можно плот сладить. Или с рыбаками… Они ведь тут должны быть, вестимо!
С рыбаками… Да, это мысль. Только вот - стоит ли выбираться-то? Может, все ж таки лучше здесь подождать? Ну, этих людокрадов с браслетиками.
- Ты сказал - плот? - натягивая джинсы, Михаил ухмыльнулся. - Голыми руками делать будешь? Деревья рубить? Топора-то у нас нет. Ножа - и того даже…
- Да, это плохо, - согласно кивнул Олекса. - Тогда рыбаков придется ждать. Ницо! Бог даст, выберемся.
"Ницо" - так и сказал, по-новгородски "цокая".
- Лишь бы до зимы тут не просидеть, - Ратников поежился и накинул на плечи рубаху - Ну, давай насчет еды думать!
Насчет еды сообразили быстро: отыскали в сосняке подходящие сухостоины, выломали, заострили камнями, как смогли, да пошли на плес бить рыбу. Двадцать минут - и запромыслили пять штук увесистых лососей. По Мишиным временам - мечта рыболова, а здесь - обычная, так себе, рыбка. Здесь… знать бы еще наверняка, где это - "здесь"?
- Во! - пошарив на берегу, Олекса радостно показал два только что подобранных камня. - Кремень! Огниво! Посейчас костерок сварганим… испечем рыбку… Эх, еще бы сольцы малость!
Подросток говорил "посейцас", "испецом" - Ратников не обращал внимания, привык уже к подобному говору, хотя сам так не говорил, да и в прошлые разы всегда прикидывался жителем Заволочья, этаким мелким феодальчиком - своеземцем.
Еще пара часов, и молодые люди уже сидели тут же на бережку, у таявшего красными угольями костерка, ели только что испеченную рыбку. Нечищеную, конечно - ножа-то не было да и без соли… Но голодная смерть им уже не грозила. Конечно, хорошо было бы прихватить с собой ножик… и соль, коль уж на то пошло.
- Эх, хорошо! - наевшись, довольно потянулся Олекса, казалось, вообще не обращавший особого внимания ни на комаров, ни на мошек. - Сейчас, батюшка-боярин…
- Да не зови ты меня боярином-батюшкой, - раздраженно попросил Миша. - В который раз уже говорю!
- А как же звать-то?
- Зови просто - Михаил!
- Михаил-боярин!
Ратников поморщился и махнул рукой:
- Ну, пусть так…
Они сладили чудесный шалаш, большой, из елового лапника - уж пришлось наломать голыми руками. Олекса притащил мху, каких-то пахучих трав - сказал: от клещей да от мошек, и в самом деле - в шалаше никаких насекомых не было, что очень нравилось Мише. В шалашике этом, можно сказать, и обустроились: рядом, на полянке, выложили камнями место для костерка, притащили два сухих ствола, видать, когда-то поваленные бурей, чтобы было на чем посидеть, погутарить. В общем, неплохо устроились… еще бы ножик… и соль, надоела уже нечищеная и несоленая рыба.
Кстати, рядом, в лесу, вокруг небольшого болотца, в изобилии росла черника. Попадалась и голубика, и земляника с малиной, хотя для последней в общем-то было еще рановато, и даже первые грибы - подосиновики, подберезовики, опята. От грибов, впрочем, было мало толку, хоть Миша и жарил их на углях, вернее - подсушивал. Потом пожевал да выплюнул - невкусно.
От нечего делать "робинзоны" вставали поздно, если не было дождя, шли на озеро, купаться, потом били кольями рыбу да ходили к болотине, за черникой. Так вот - достаточно уныло - и тянулись дни. Спохватившись, Ратников даже стал их отмечать палочками, которые аккуратно втыкал в песок - пошла уже вторая неделя, а все ничего не происходило, и никто на острове не появлялся, ни рыбаки, ни кто иной. Нет, мимо как-то проплыла одна лодка, по всей видимости - рыбацкая, да приятели, увы, заметили ее слишком поздно, покричали, конечно, но…
- Ой, не надо бы нам так орать-то, - вечером рассуждал сам с собой Олекса. - Не ровён час, на лихих людишек нарвемся…
- На твою шайку?
- Не… мои отсюда далече.
По вечерам обычно вспоминали общих знакомых: новгородцев - Онуфрия Весло, Онисима Ворона. Михаил меньше рассказывал, больше слушал - Олекса оказался большим любителем потрепать языком. Много чего рассказывал, кстати, довольно интересно. И как в Новгороде жил, у бобыля, да потом - изгоем, как обманом поверстали в холопы, избивали каждый день - "примучивали", как, улучив случай, сбежал. Пристал к скоморохам, потом - в шайку. За новгородцев с рыцарями бился, потом - за рыцарей супротив новгородцев, потом - за псковичей… кто больше заплатит. Насколько помнил Михаил, тут, в пограничье, таких отрядов промышляло много. Иной раз грабили, большей же частью продавали свои мечи и копья - тем же рыцарям (в кнехты) или дерптскому (Олекса называл - "дорпатскому") епископу, псковичам, новгородцам. Еще смолянам можно было продаться, но те были прижимисты, платили немного - от военной добычи часть. Еще был литовский князь, тот платил щедро, однако и людишек у него своих хватало.
- А монголы? - как-то подначил Ратников. Им послужить не пробовал?
- Мунгалы? - Олекса мечтательно улыбнулся, кивнул. - Был и у тех, а как же! Бату-хан, Кайду… мужчины серьезные! Правда, и строгость у них… чтоб старшого ослушаться ни-ни! Сразу голова с плеч. Не нравится мне это… Да и грязные они - пахнут, смердят просто! Хотя выпить не дураки - любят.
Так вот дни и тянулись. И не происходило ничего. Абсолютно! Никому этот убогий островок не казался интересным, никто сюда не заглядывал, похоже, рыбы и в иных, близких к человеческому жилью, местах хватало.
Олекса перед сном молился, уж это обязательно, крестился мелко-мелко на какой-то ракитовый куст, что-то там выпрашивал у Господа, какие-то тряпочки, от брюк оторвав к веткам привязывал… Тьфу! И как только не стыдно! Это что - христианство, что ли? Так, пародия какая-то…
Сам Миша, кстати, тоже молился - ощущал в себе такую потребность, и даже чувствовал некоторые укоры совести: это ж надо - в церковь так редко ходил! Права, права была Машенька, правильно ругала.
Ратников все чаще вспоминал жену, все думал - как ему с ней повезло. И еще одно тревожило: Маша почему-то ну никак не могла родить, а ребятишек хотелось - сына или дочку, а лучше - обоих. Что это за семья - без детей? Врачам, что ли, Марьюшку показать? Нужно бы… В конце концов, если все так серьезно, так можно и из детского дома ребеночка взять. Усыновить, так сказать… А что? Чем плохо-то?
Вот на такие вот мысли наталкивало Михаила вынужденное безделье, весь этот остров, заброшенный и первозданно-дикий, тающие угольки костра, шум набегающих на берег волн и далекое кукованье кукушки.
Ладно, семья, Машенька, людокрады и флигель, все это можно понять, но все чаще и чаще Мишу тянуло на размышления о проблемах глобальных, больших, общечеловеческих. И это был плохой признак. Почему плохой - Ратников и сам бы не мог сказать. Наверное, потому, что какой толк рассуждать о том, на что сам никак повлиять не можешь?
Что же касается конкретики, тех же рыбаков или кого еще…
- Лекса! - подумав, воскликнул Ратников. - А не поискать ли нам на бережку мест, для ладеек пригодных?!
- Пойдем, поищем, Мисаиле-боярин, - охотно откликнулся юноша.
Было как раз утро, точнее, уже ближе к полудню, хороший такой денек, с синим высоким небом, ярким ласковым солнышком, птичьим гомоном и пряным запахом трав.
Сделав по бережку круг, напарники обнаружили четыре удобных для причаливания лодок местечка: одно - на том самом песчаном пляже, второе - за плесом, и два - на другой стороне островка, ближе к ивовым зарослям. И везде Миша, не поленившись, понацепил по кустам да камышинам тоненьких, вытащенных из подола рубашки, ниточек, чтоб, ежели что, так потом увидеть, был здесь кто-то или нет. Вообще, хорошая идея - жаль, поздновато в голову пришла, ну, да лучше уж поздно, чем никогда.
День "сторожки" простояли, другой, а на третий… Первым заметил глазастый Олекса, на той стороне, на одном из дальних местечек, за ивами. Прибежал, запыхавшись:
- А нитки-то порваны, Мисаиле!
- Порваны? А ну-ка, пошли, сходим! Ты смотрел там чего?
- Не. Ты ж, боярин, сказал - сперва тебя звать.
- Молодец! А то все следы затопчешь.
Улеглись вчера поздно - с вечера молотил дождь, в шалаше мокровато стало, потому и уснули уже под утро, соответственно и проснулись… А куда торопиться-то?
Ниточки, ниточки, веревочки… Ну, конечно, порваны. Кто бы сомневался! А еще на песке след от киля ладьи или какой-то большой лодки! Видать, вытаскивали на берег.
- Не, не вытаскивали, - вскользь возразил Олекса. - Просто втюрились в берег с разгона, выскочили…
- Ну-ка по песочку пройдись… Вон, до тех камышей! Что-то они какие-то… вроде бы как примятые.
- Точно - примятые! Может, бежал кто? Или на челноке…
- Вот и посмотри… Постой! Пройдусь-ка и я с тобой.
Оба закатали штанины, пошлепали по мелководью, по песочку, стараясь не порезать ноги острыми раковинами.
Олекса внезапно остановился:
- Глянь, боярин! Вроде как след. Цепочка целая!
Миша опустил глаза: гм-гм… если и следы, то уж очень сильно размытые. Не поймешь, то ли к камышам шли, то ли, наоборот, оттуда к ладейке.
- А тут не один человек бежал, - Олекса присел на корточки. - Трое!
- Бежал?
- Ну да. Вон, расстояние-то… Оп-оп. Больно уж широковато шагать-то. Нет, не шли, бежали! Один… за ним двое. Пошли в камыши?
- Стой! - Ратников насторожился. - А вдруг там есть кто?
- Да нету! - отмахнулся юноша. - Вон, утки-то спокойные да и птицы поют… Был бы кто - так бы не пели.
Вот с этим можно было согласиться, вообще, средневековые люди, в отличие от современных, обладали изрядной наблюдательностью, и уж раз Олекса сказал, что в камышах никого нет, стало быть, нету.
Песок. Синее небо над головой. Жгущее спины солнце, бликующее в волнах золотой сверкающей змейкой. Цепочка размытых следов. Примятые, явно примятые камыши… И там же, в этих вот, камышах - лежащее навзничь тело.
Голая девушка с черной стрелой в спине.
Глава 5
Лето. Чудское озеро
МЕРТВЫЕ И ЖИВЫЕ
…общественное мнение превыше всего ценило силу, причем в самом примитивном ее проявлении.
Марк Блок.
Феодальное общество
Девушка лет шестнадцати была убита часа два-три назад, утром, по крайней мере, именно так, внимательно осмотрев труп, утверждал Олекса, а он в таких делах понимал не хуже любого судмедэксперта - жизнь выучила.
- Девка, видать, выскочила с ладьи, убегти восхотела, - не мудрствуя лукаво, высказал свою версию юноша. - За ней двое побегли… кто-то стрельнул из лука. И все! Не, стрела добрая, новгородцка!
- Новгородская, говоришь? Ну-ну… - Ратников сжал губы и тут же спросил: - Слушай, а чего им стрелять-то? Коли уж в погоню бросились?
- Не знаю, боярин, - Олекса пожал плечами. - Я ведь не кудесник, не чаровник, предсказывать да гадать не умею. Что вижу - про то и говорю.
Нагнувшись, парень вытащил стрелу и, перевернув мертвое тело на спину, внимательно всмотрелся в лицо убитой:
- Нет, не знаю такой. А девка ничего, красивая… была.
Олекса произнес это с таким равнодушием, что Мише на миг вдруг стало страшно: это что же за парень такой! Сидит рядом со свеженьким трупом, рассуждает цинично… Ни вздоха, ни оха, ни сожаления… даже брезгливости - и той нет. Хотя, если спокойно рассудить - а чего ему охать и вздыхать? Сам-то Ратников, вон, тоже не особо-то покоробился. Кто она им, эта мертвая девушка? Уж, слава богу, не сестрица и не женушка любимая… так, не пойми кто. Ну, жалко, конечно, но… Это Михаилу жалко, а Олексе… он человек своего времени, где смерть - вполне привычное дело. Убили и убили… слава богу - не его самого. Сейчас - не его, а дальше - один бог знает.
- Похоронить бы надо юницу, - шмыгнув носом, неожиданно промолвил Олекса. - Негоже так оставлять, не по-людски это, не по-божески!
- Ага, похоронить, - на этот раз цинично усмехнулся уже Миша. - Руками будем могилу копать?
- Так в песке-то быстро. Крестик выломаем… а то как же так-то?
Прав был Олекса, кругом прав: тело телом, а ведь и о душе надо думать. И коли уж так случилось, что, кроме двух странников-беглецов, никому в целом мире не было дела до несчастной убитой, то уж придется им и взять на себя все дальнейшие хлопоты. По мысли средневекового человека, очень даже необходимые хлопоты. Мыслимое ли дело - тело непогребенным оставить?