Старуха замерла, выпучила глаза, а дряхлое тело начал бить мелкий озноб. Данное действо продолжалось не больше минуты. Затем она решительно ринулась вперед и попыталась вцепиться мне в шею. И у нее все бы получилось, но я ждал этого момента. Короткий удар рукоятью немного охолодил ее пыл. Вывернув шею, поводырь вытерла кровь в уголке рта и тут же успокоилась.
- Зря ты так, - вздохнул слепец. - Ты же знаешь, спорить с перегрином себе дороже.
- Огненная трубка, - скрипя зубами, процедила старуха.
- В самую точку, двуголовая, - согласился я. - И если не хочешь получить сверкающий плевок в рожу вставай и следуй за мной. Скоро мне понадобится твое исключительное умение отыскать след. Когда не осталось никакой зацепки. Ты обязана это сделать!
Разговор был закончен. Слепец помог старухе подняться, услужливо отряхнул ей спину, и оба посеменили вниз по тропе. Без лишних вопросов или возмущений. Они привыкли прислуживать, и какая разница какой господин укажет им следующую цель…
Спуск был довольно крутой: мы сбежали вниз и уперлись в кукурузные поля - ровная стена высоких стеблей с золотыми початками на верхушках. Я критично осмотрел пыльную дорогу, которая шла поодаль, и принял решения идти напрямик. Тяжелее, но безопаснее.
- А иного пути не существует? - поинтересовалась одна голова.
- Не перечь новому хозяину! - фыркнула вторая.
- Лучше прикрой свой срам, а заодно и рот, - буркнул я под нос и решительно направился вглубь поля, где возвышалась кривая фигура пугала.
Бурчание прекратилось приблизительно через час, когда солнце забралось в зенит и стало припекать не только голову, но и мозги. Причем причина была не только в изнуряющей жаре. Все это время мне приходилось выслушивать бесконечный спор поводыря, один ее рот выражал свои недовольства, а второй - пыталась найти в нашем походе нечто положительное.
Слепец оказался умнее этой балаболки и не встревал в разговор. Он лишь охал невпопад, осторожно косясь в мою сторону.
- У меня не ноги, а кочерыжки, дрянная пуффия! - внезапно завыла старуха, схватившись за пятку. - Хоть бы одну сандалину раздобыл, поганый муренмук. Свистни своим туда, наверх, пусть помогут бедному поводырю! - Ее хитрый взгляд устремился в небеса, где стремительно менялись обрывки напыщенных облаков. - Вот скажи мне, перегрин: и чего ты забыл в нашем гребаном захолустье?
Я не был настроен на беседу, тем более с отродьямимрака, но все же ответил.
- Хочу рассчитаться по долгам и забыть обо всем, что здесь произошло…
Старуха сначала задумалась, а потом принялась смеяться, да так задорно, что вызвала на лице слепца невольное напряжение.
- Да тебе с такими номерами на ярмарках выступать, не иначе, - сквозь слезы заявила она. - Так рассмешить неспособен даже самый пронырливый говорун. Забыть обо всем - это же надо такое выдумать. Да, наш мир въедается в память не хуже сагринской сажи. Захочешь отмыться, ни одна мочалка не поможет.
- Считаешь, у меня не получится? - я слегка замедлил шаг и поравнялся с двуголовой.
Старуха замешкалась: одна потупила взор, а другая, крючконосая, смущенно отвернулась.
- Хочешь услышать одну из сокровенных тайн перегринов? - предложил я. И не дождавшись ответа, произнес: - Так знай, ваша хваленая магия ерунда по сравнению с тем, что скрыто там, среди звезд.
Вздрогнув, двуголовая кивнула, словно решила поблагодарить меня за откровение.
Разговор уткнулся в частокол из недоговоренностей.
Но не надолго. Буквально через пару шагов я услышал вкрадчивый голос проводника.
- Если звездные путники обладают такой великой силой, то почему вы до сих пор не стерли нас с лица земли? За все злодеяния, что мы и наши хозяева творят на этой гиблой земле…
Слепец был не первым, кто задавал мне подобный вопрос. И каждый раз я отвечал по-разному. Правда, она ведь у каждого своя и порой, зависит не столько от обстоятельств, сколько от времени. Даже один прожитый день вносит существенные коррективы в собственное мнение, и мир который тебя окружает, совершив невероятный кульбит, переворачивается с ног на голову.
- Мы не в праве вмешиваться в ваши дела, - как мантру протянул я шестое правило перегринов. - Но если вы не одумаетесь, то уничтожите себя сами и без нашей помощи.
Ответ, как мне показалось, не удовлетворил проводника. Но спорить он не стал - теперь я его новый господин, и в обязанности слуги входит безоговорочное подчинение, а не споры.
И все-таки слепец дал волю своим мыслям. После недолгой паузы, он тихо уточнил:
- Получается мы в одинаковых условиях? Оба наши мира ждет одна и та же участь…
- Что? Да как ты смеешь?! - рявкнул я.
- Простите меня, - тут же исправился проводник. - Но истина она выше всех запретов. Власть она ведь не безгранична. И наступит день, когда сила выйдет из-под контроля. У этого правила не бывает исключания.
- Контроля?..
- Да, - кивнул слепец. - Сила и власть это две стороны одной монеты. А власть благодетельностью не удержишь. Здесь понадобятся другие вожжи. И воняют они отнюдь не благодетельностью.
Слова, слова - порой ты можешь говорить без остановки, но так не выразить свою мысль. А случается, одна фраза содержит в себе такой бесценный смысл, что ничего больше объяснить и не надо. Но самое удивительное, что сказана она была обычным слугой суккуба. Тем, кто должен лишь исполнять, а не заниматься вольнодумством.
Узкая колея уперлась в огромный шест, на котором восседало уродливое страшилище. Расставив руки-палки в стороны и выставив напоказ кособокое соломенное пузо, оно с укоризной взирало на нас из-под своей широкополой шляпы. Правда судя по следам помета на плечах и спине, его грозный вид не впечатлял даже вездесущих крикливых ворон.
- Вот он, истинный облик зла - внешнее уродство и внутренняя пустота, - хихикнула двуголовая.
Я оценил длинную лоскутную рубаху в которую было облачено пугало. Мысленно примерив ее на поводыря, и недолго думая, я одним движением сшиб чучело с насеста.
- Раздевай его, - сухо приказал я слепцу.
Тот попытался что-то возразить, но вовремя опомнился.
Согнувшись, он начал судорожно возиться с деревянными шпеньками. Недовольное фырчанье сменилось откровенными ругательствами. Видимо, омертвевший мозг проводника не позволял ему выполнять столь сложные манипуляции, как расщёлкивание "замочков". Отстранив его в сторону, я положил "Холодного игрока" на землю и с легкостью расстегнул ворот.
- А ну, вставай, муренмук! - раздалось за моей спиной.
Слепец наставил на меня карабин - на его лице сияла зловещая ухмылка.
- Хорошая уловка. - Я медленно поднял руки и сплюнул сквозь зубы.
- Заткни свой поганый рот! - завизжала двуголовая.
Она откровенно ликовала. Заливаясь безумным смехом, старуха изображала странный танец напоминающий пляски вокруг костра в день плодородия. Ее ладони взмыли вверх, а пустые бурдюки-груди трясясь, описали круг - отвратительное зрелище во всех смыслах. Мне почудилось, что она даже похрюкивала от удовольствия.
- Теперь ты точно получишь свое, грязный моменраг! - рявкнул слепец, в очередной раз подтверждая одну неоспоримую истину - зло надо только искоренять, причем полностью, другого не дано.
- Молодцы! Ну а что дальше? Выстрелишь? Сотрешь меня в пыль? И чего добьешься? - равнодушно спросил я у проводника.
В отличие от безумной старухи он все еще продолжал сохранять задатки разума. И по всей видимости, именно слепец являлся инициатором этого спланированного бунта.
- Отмщение, - коротко ответил он. - Думаю тебе известно что это такое…
- Отмщение? Но за что? Думаю, я имею право знать!
Проводник немного скривил шею и широко разинул рот из которого появился длинный хобот с глазницей на конце. Несколько раз моргнув, буркало мгновенно убралось внутрь.
Облизнувшись, проводник недовольно скривил бледное лицо.
- Кто просил тебя плевать огнем в моего господина, а?! Отвечай, зачем ты это сделал?! У нас была своя вотчина, слуги, я являлся единственным проводником. И тут появился ты!
- Ты, гадкий мразенышь! - поддержала слепца старуха.
- И все разрушил!
- Скорее разворошил гнездо, - прервал я их обвинения.
- Что? - осекся проводник, и его руки заметно дрогнули.
- Я говорю, что выжег огнем ваше паучье логово, - уточнил я. - И ни капли об этом не сожалею.
Проводник насупился.
- А в тебе оказывается не так уж много добродетели, муренмук.
Я наградил слуг мрака надменной улыбкой.
- Зато полно серой пыли, что приносят на землю мертвые звезды. Разве ты не слышал легенду о бессердечных странниках, которые способны погубить королевства ради простой прихоти ветров?
- Это все пустые слова, - заявил слепец, но сомнение уже зародилось в его голове.
- Тогда попробуй, проверь, - предложил я.
Раздумья были недолгими - потоптавшись на месте, проводник неуверенно приблизился ко мне. Двуголовая попыталась остановить его, схватила за руку и потянула к себе. Однако он вырвался. Сделал шаг и не выпуская оружия, принюхался, пытаясь различить биение моего сердца.
Ему потребовалась всего одна короткая минута, чтобы понять: в моих словах нету лжи.
Сердечный ритм полностью отсутствовал.
- Стало быть слухи не врут, - растеряно прошептал слепец.
- Большинство легенд правдивы! Просто в них никто не верит, - улыбнулся я.
Почувствовав неладное, проводник насторожился, дернулся. Я ощутил его жгучее желание выстрелить, но жуткая боль пронзила его чуть раньше. Карабин накалился и откликнулся резким разрядом: защитный механизм, которым были оснащены все оружия перегринов. Отсчитав нужное время, он пришел в действие.
"Холодный игрок" выскочил из рук слепца. Тот лишь успел охнуть и сразу попытался защитить себя скрестив руки. Однако ему это не помогло. Я быстрым ударом сбил бунтовщика с ног. Карабин как намагниченный сам оказался в моих руках.
Щелкнул затвор. Крякнув, старуха незамедлительно заткнула свой рот. Оба рта.
- Надуюсь, я доходчиво объяснил вашу несостоятельность…
Это был не вопрос. И я не ждал ответа. Было достаточно коротких кивков.
- Хорошо. Ты, - я указал на старуху, - прикрой свой срам. А ты, - я опустил взгляд на слепца, - прищеми свою глупость коленями и сиди ровна. Иначе я утихомирю тебя навсегда!
Он попытался что-то возразить, но "Игрок" оказался красноречивее всяких слов. Выстрел прозвучал глухо и тут же затерялся среди карликовых деревьев.
Дернув головой, проводник посмотрел на свою левую ладонь от которой остались лишь жалкие ошметки - окровавленная культя с кусками кожи.
Я был уверен: он не ощущает боли. Слуги мрака лишены такой привилегии. Продав себя в услужение тьме они становились обычными тряпичными болванчиками. И как бы кошмарно это не звучало, но обратной дороги для них не существовало.
Старуха покосилась на своего неудачливого приятеля и начала медленно натягивать клетчатую, в заплатках, рубаху. Я дождался пока она облачится в обноски пугала и спокойно двинулся дальше.
Больше не опасаясь, что кто-либо из слуг вцепится мне в спину или попытается зубами разодрать сухожилие, - я повесил карабин на плечо. Семя страха уже поселилось в гнилых головах и этого вполне достаточно, чтобы удержать их от новых глупостей.
Те кто прислуживал мраку по своей сути были псами, которым предприимчивый хозяин вырвал не только клыки, но и когти. А пустой лай не вызывал у меня особого беспокойства. Зато мое представление произвело на исчадий неизгладимое впечатление. Чудо космической инженерии оказалось эффективнее самого грубого колдовства. А весь секрет скрывался в банальной анатомии: вместо устаревшего сердца, лет в семьдесят, я получил электро-сферический аналог, а вмонтированный в рукоять карабина заряд, реагирующий на отпечаток пальца, разработали еще в прошлом столетии. Так что наука в очередной раз сыграла мне на руку.
***
Слегка пухловатый и полысевший от излишества прожитых лет монах сидел на бревне возле потухшего костра. Над тлеющими углями возвышались две подпорки на которых покачивалось железное блюдо с бледно-желтым порошком. Нагреваясь, варево не спеша меняло цвет на красный. Когда чародейство было закончено, монах осторожно ссыпал застывшую суспензию в крохотное блюдце. Затем в ход пошла широкая кисть сделанная из гусиного пера и шерсти енота. Слегка смочив краску, монах принялся наносить толстые линии себе сначала на руки, а потом на шею и лицо. При этом он напевал весьма пошлую песенку, которую не подобало знать представителям церкви. Впрочем, вездесущих инквизиторов поблизости вроде бы не наблюдалось, поэтому певец вопил во все горло, на ходу придумывая все новые куплеты про неугомонного пекаря и двух его нескромных помощниц.
Когда работа была закончена - остаток краски из охры перекачивал в специальный ларец. Монах нехотя запаковал инструменты, и уже собирался было затушить костер самым естественным способом, как на поляну пожаловали непрошенные гости.
Я молча взирал на Патрика немного уставшим взглядом. Тот в свою очередь, приоткрыв рот, смотрел вовсе не на меня, а на сопровождавших меня исчадий.
- Церковник, - зло прошипела старуха.
- Конечно! А ты кого собиралась увидеть? - внезапно хохотнул Патрик. - Свинячего гремуля?!
Повернувшись к нам спиной, монах развязал лямки балахона и на костер обрушилась мощная струя.
- Итак, муренмук, умеешь ты удивлять. Ты что же подался в торговцы? - как бы промежду прочим поинтересовался монах.
- Ну если ты считаешь их ходовым товаром? - пожал я плечами.
Монах только хихикнул.
- В наши времена даже сопли можно выгодно фтюхать. Главное, определиться с ценой, и дело, прости господи, в шляпе. Но как я понимаю, у тебя немного иной подход?
- Совершенно верно, - согласился я.
Патрик закончил свое дело, небрежно вытер руки об рясу и бросив еще один недовольный взгляд на слепца и старуху, пригласил нас в свое скромное жилище.
Монахи-отшельники обычно селились в высокогорьях или в устьях рек, подальше от постороннего взгляда и наезженных трактов. Но Патрик был не совсем одухотворенным лицом. Вернее не тем, кто ищет истину в уединение с природой. Он жил неподалеку от обители Клементины-провидицы и являлся обычным хранителем винных погребов и запасников ордена. Работенка непыльная: знай себе учитывай расходы и приходы, да не забывай дегустировать святой напиток в святую пятницу.
- Эй, а ну-ка постойте, куда это вы собрались? - остановил Патрик слепца, который решил прошмыгнуть внутрь.
- Я следую за хозяином, - угрюмо ответил тот.
- За каким еще хозяином, поджарь тебе зад всевышний?! - всплеснул руками монах и покосился в мою сторону.
Мне оставалось лишь тяжело вздохнуть и признать правоту этих слов.
- И в каком это пункте первого договора сказано, что перегрины вольны марать себя зловоньем? - поразился Патрик.
- Поверь, это лишь вынужденная мера. - Я решил пока не вдаваться в подробности моего визита.
- Ну тогда и меня Всевышний одарил особой привилегией! - спокойно согласился монах и извлек из сумы ржавые кандалы.
Проводник и двуголовая восприняли свое пленение со сдержанной покорностью. Прошептали пару проклятий в адрес монаха пока он приковывал их к уключине, а в ответ услышали протяжное пение одного из псалмов. Повторив несколько раз стих из божьего послания, Патрик заодно решил отметить мракочад символом спасителя. Красный след от охры на щеке слепца засиял не хуже разогретых углей. Закусив губу, проводник взвыл от боли. А вот двуголовая перенесла выходку монаха с большей обидной. Зашептав слова задом наперед, она смачно харкнула ему в след. Но промахнулась. Отскочив в сторону, Патрик наставительно погрозил поводырю пальцем и захлопнул за собой дверь.
Внутреннее убранство хранителя и дегустатора винных погребов выглядело не просто скромно, а до неприличия бедно: несколько деревянных полок, стол и простенькие стулья без спинок. В качестве кровати использовалась деревянная скамья в локоть шириной. На такой не то что спать, сидеть-то неудобно. С утварью дела обстояли еще хуже: глиняные кружки, кувшин, треснувшая тарелка и одинокая, почти прогоревшая, свеча.
- Я знал что в обители дела обстоят не так хорошо, но чтобы настолько… - развел я руками.
- Ты мне зубы-то не заговаривай, - предупредил меня Патрик. - Я в казначеи к ордену не набивался… Мне и плошки достаточно будет. А за святых коршунов не волнуйся. Их кошельки продолжают пухнуть от подаяний, да золотые оклады статуй не стали бледнее. Лучше расскажи перегрин, какая нужда заставила тебя связать свой путь с этими жалкими выродками?
Усмехнувшись, я снял шляпу, отложил в сторону "Игрока" и осушил стакан воды.
Патрик всегда умел зрить в корень. Именно за это и поплатился. И не только своей кардинальской шапочки и мраморного перстня. Впрочем, всех подробностей этой истории не знал даже я.
- Итак, ты будешь говорить или решил перевести у меня всю воду и отправиться восвояси? - Отставив кружку в сторону, Патрик взялся за кувшин и переставил его подальше от меня.
- Ну хорошо, - быстро согласился я. - Правда, мой рассказ не будет столь увлекательным как тебе хотелось бы.
- Ничего страшного, мое любопытство давно оскудело до размеров безразличия. Так что давай, начинай свое занудное бурчание, муренмук.
Опустив взгляд, я тяжело вздохнул.
Мне потребовалось час, или около того, чтобы описать свою последнюю вахту во всех подробностях начиная с перепутья и заканчивая разговором с кардиналом Гардиушом Бланом.
Патрик был благодарным слушателем - не перебивал и не задавал лишних вопросов. А когда мне больше нечего было сказать, присвистнул и раскурил трубку.
- Да, дела… Стало быть недостаточно мы отмаливали свои грехи.
- Считаешь все дело в святой инквизиции? - грустно улыбнулся я.
- И в ней тоже.
- А если серьезно?
- Серьезно? - наморщил лоб монах. - Знаешь, муренмук, я давным-давно разучился шутить и относиться к новостям без должного уважение. Вера она ведь у всех разная. И сейчас я имею ввиду нечто иное. Ангельские песнопения и обкуривание прихожан тут совсем не причем. Много лет назад мы недооценили своего врага, не поверили в его мощь, - и вот закономерный итог.
- Только причем здесь перегрины?
- А вот этот вопрос тебе стоит задать той, которая поджидала тебя в катакомбах.
Опустив голову, я почесал взмыленную макушку.
- Да, иного выбора у меня пожалуй нет.
Подойдя к окну, Патрик посмотрел на прикованную парочку и задумчиво выпустил несколько дымных колец.
- Проводник нашел Идущую по следу, которая приведет тебя прямёхонько к той, что жаждет мести. Ты не плохо изучил наш мир, перегрин. Слишком неплохо…
- Но все-таки недостаточно, - догадался я.
- Верно, - монаха обернулся. Его взгляд стал еще более туманным. - В этой цепочке не хватает одной крохотной сцепки.
- Какой?
- А разве ты не догадался?