Смешное по моим меркам расстояние в неполных семьдесят километров мы ехали почти два часа. То еще удовольствие, если честно. Брезентовый верх более-менее защищал от солнца, но в салоне царила жуткая духота и ощутимо воняло бензином и выхлопными газами. Ерзая на неудобном диванчике, я с тоской вспоминал если не батовский внедорожник с его климатконтролем, то хотя бы свой героический "УАЗ". Вчера я предложил Гелену (интересная у него фамилия, кстати, подозрительно на название вышеупомянутого автомобиля похожа) опустить тент, но наткнулся на решительный отказ. Сегодня же я принципиально молчал. Наконец Рейнхард, в очередной раз промокнув лоб и потную шею платком, скомандовал остановку и приказал водителю сложить верх. Пока тот превращал наше авто в кабриолет, я отлил в придорожных кустиках. Немного походил вокруг машины, разминая ноги и спину, и со вздохом полез обратно в опостылевшее нутро "автомыльницы". Хорошо хоть недолго осталось – судя по карте, с которой периодически сверялся майор, отдавая шоферу короткие команды, мы уже практически на месте. Трое мордоворотов из грузовика, всю мою прогулку старательно делавших вид, что совершенно случайно оказались рядом, определенно вздохнули с облегчением. Ну-ну…
Место следующей остановки я узнал практически сразу. Именно здесь мы с Володькой приняли первый бой, раздолбав передовую колонну 3-й танковой дивизии и захватив в плен ее командира генерала Моделя. Вон там я неуклюже маневрировал автопоездом – оставленные колесами прицепа и многотонного тягача глубокие следы никуда не делись, равно как и изодранный танковыми гусеницами дерн. Тягача на месте, разумеется, не было, только здоровенное пятно выгоревшей травы да темные пятна пропитавшей землю солярки. Те, кто эвакуировал сгоревшую машину, потрудились на славу, не оставив никаких следов – подобрали даже обломки разбитых снарядных ящиков и всякий мусор, выброшенный из пылающей кабины взрывом.
Высыпавшие из грузовиков солдаты быстренько проверили и оцепили местность до самой лесной опушки, и абверовцы занялись осмотром. Я же, привалившись к спинке заднего сиденья и с удовольствием вытянув ноги, остался в "Кюбельвагене" под бдительным присмотром охранника. Который, гад подозрительный, тут же вытащил из подмышечной кобуры "Вальтер" и дальше так и сидел с пистолетом в руке. Ладно, так и быть, тварь, уговорил. Погожу пока с побегом. А не прогуляться ли мне с этими двумя долбо… э-э-э… офицерами? Да ну на хрен! Чего я там не видел? Да, собственно говоря, меня с собой никто и не звал. Продолжая одним глазом наблюдать за абверовцами, я расслабился, наслаждаясь тишиной и легким летним ветерком, приятно обдувающим вспотевшее лицо. Судя по всему, Анхель здесь уже бывал – уж больно уверенно он водил товарища сначала по месту гибели "МАЗа", то и дело останавливаясь и что-то объясняя, затем по дороге и полю, с которого "семьдесят второй" вел огонь по немецкой колонне. Ну, правильно, насколько я понимал, майор – полевой агент. В отличие от Гелена, типичного "кабинетчика", наверняка впервые в жизни отправившегося на фронт.
Вернулись разведчики спустя минут сорок – я едва не задремал от скуки. Отправив охранника "погулять", полковник присел на переднее сиденье. Анхель остался стоять, опершись задом о пыльный капот.
– Расскажите, что здесь произошло? – Гелен был сама вежливость.
– Можно подумать, вы не знаете! – хмыкнул я.
– Я, разумеется, читал подробный отчет специалистов, проводивших осмотр… э… места происшествия.
"Угу, дорожно-транспортного. – Я с трудом сдержался, чтобы не вставить язвительную реплику. – Русский танк своим неожиданным маневром создал аварийную ситуацию на дороге".
– Да и господин майор тут уже был, – ничего не заметив, продолжил полковник. – Но, к сожалению, мы не располагаем практически никакими подробностями. – Рейнхард криво ухмыльнулся. – Ваши товарищи об этом очень хорошо позаботились…
Я пожал плечами, озвучив укороченную версию событий:
– Мы ехали вон оттуда. Услышали звуки боя – несколько красноармейцев на трофейном бронетранспортере, разведчики, наверное, наткнулись на ваш передовой дозор. Мы решили помочь товарищам. Я свел тягач с дороги – следы вы видели…
– Постойте, комиссар, не нужно так спешить. Откуда вы ехали, на чем? На этом вашем чудо-танке из будущего? Пожалуйста, не торопитесь и рассказывайте подробно, время у нас есть. Меня интересуют ЛЮБЫЕ детали.
– Хорошо, – вздохнул я. – Двигались мы, разумеется, со стороны Бобруйска, откуда же еще? Я ведь рассказывал, где находится устройство. Ехали на тяжелом трейлере…
– На чем? – перебил меня Рейнхард, наморщив лоб.
– На специальном автотягаче с прицепом, способном перевозить объекты массой больше сорока тонн, – перефразировал я. – Вон, видите, какие глубокие следы остались? Там только сам тягач весит двадцать с лишним тонн плюс прицеп и танк.
– Сколько?! – ахнул абверовец, ошарашенно переглянувшись с майором. – Машина весом со средний танк?!
– Ну да, чему вы удивляетесь? В будущем и танки потяжелее, и автомобили.
– Хорошо, я понял. Кто ехал вместе с вами?
– Я ведь говорил, мои товарищи. Собственно говоря, экипаж танка. И взвод охраны.
– Сколько вас всего было?
– Полсотни, – не моргнув глазом, соврал я.
Хотя, почему, собственно, сразу соврал? Если приплюсовать к нам с Володькой сержанта Гаврилова с мехводом Барановым, а потом и отряд Кижеватова, подоспевшего к началу второго акта "Марлезонского балета", бухгалтерия и сойдется.
Несколько секунд Гелен переваривал информацию, затем задал вполне предсказуемый вопрос:
– Получается, передовую группу танковой дивизии разгромил всего один сверхтяжелый танк?
– Да никакой он не сверхтяжелый, всего-то сорок две тонны. "КВ" вон и то больше весит.
Напрягшийся после упоминания веса танка, словно почуявшая добычу борзая, полковник вперился в мое лицо своими водянистыми "тевтонскими" глазами:
– Вы можете дать подробную характеристику танка?
Блин, ну ты и тупишь, полковник! А в Берлине, после просмотра видеороликов с парадов, чего этого вопроса-то не задал?
– Нет, конечно, я ведь не специалист! Вот мой начальник вам бы все по полочкам разложил, он-то как раз профессиональный танкист. Между прочим, этнический немец по национальности.
– Немец?! – Гелен едва не поперхнулся. – Это как?
– Не знаю. Но с Моделем он лихо по-вашему шпарил.
– Продолжайте…
Ну я и продолжил. Понесло, что называется. Из моего рассказа выходило, что Т-72 – это эдакое супероружие, от которого в этом времени никакого спасения нет. Аж самому понравилось. Под конец я добил фрицев окончательно, равнодушно-менторским тоном сообщив, что в принципе в моем времени эта вундервафля уже считается порядочно устаревшей и именно поэтому нам и разрешили утащить подобную рухлядь в прошлое. А на вооружении состоят совсем другие танки, на порядок-другой круче, с дистанционным управлением и пушками калибра шесть дюймов. Но они уж вовсе секретные, их только на парадах и показывают. Ну и все такое-прочее…
Пока абверовцы переваривали информацию и о чем-то негромко переговаривались, я успел немного размять затекшие мышцы, побродив вокруг "Кюбельвагена" и сделав несколько упражнений. Мне не препятствовали – охранники четко исполняли приказ не приближаться, хоть и контролировали меня, оставаясь на разрешенном начальством расстоянии. Усевшись обратно, я решил, что достаточно трепаться попусту – и без того горло пересохло:
– Если вы узнали, что хотели, может, поедем дальше? Точно не уверен, но мне кажется, в планшете есть более подробная информация по этому танку. Фото и ТТХ тягача там тоже имеются, я покажу.
– Пожалуй. – Гелен сделал командиру диверсов какой-то знак. Немчура зашевелилась, подтягиваясь к грузовикам, расслабившиеся шоферы полезли в кабины. – До вечера нужно осмотреть вторую вашу позицию.
– Да, вы правы, Рейнхард, там есть на что поглядеть, – широко улыбнулся я. – Неплохо мы там порезвились.
Смерив меня пылающим праведным гневом взглядом, полковник что-то зло прошипел себе под нос и коротко хлопнул дверцей, устраиваясь на своем месте рядом с водителем.
По перерытым снарядами и авиабомбами позициям, где мы размолотили основную часть 3-й танковой дивизии, немцы бродили больше часа. Еще и меня с собой потащили. Поскольку абверовцам нужны были не предназначенные для чужих ушей комментарии, меня сковали-таки наручниками, спасибо хоть в позиции "руки впереди". Но все равно неудобно. Идиоты! Можно подумать, у меня имелись шансы сбежать – учитывая, что метрах в двадцати следом шел десяток вооруженных фрицев. Да я и не собирался, собственно, уже давно решив для себя сдернуть от поднадоевших попутчиков где-нибудь под Бобруйском. К тому времени и настороженность к моей персоне поуляжется, да и к своим идти будет поближе.
Сказать, что немцы впечатлились увиденным, – значит не сказать ничего. Разумеется, тут уже поработала похоронная команда и прошлись трофейщики. Вот только последним, в отличие от первых, заняться оказалось особо и нечем. Подавляющая часть фрицевской техники была не то что не пригодна для ремонта, а попросту уничтожена практически под ноль. С подбитого или даже горелого танка можно снять двигатель, катки, элементы трансмиссии, орудие. После попаданий батовских 125-мм "подарков" снимать оказывалось нечего. Разве что гусеничные ленты, да и то в виде отдельных фрагментов. Когда я описывал, что немецкие панцеры "раскрывались" выгнутыми наружу бронелистами, словно причудливые цветы, – нисколько не преувеличивал. Если же снаряд попадал в боеукладку, танк или самоходку разносило буквально в клочья. А ведь после этого обломки еще и горели…
Осмотрев очередной разобранный на запчасти, раскиданные в радиусе метров тридцати, панцер, судя по количеству опорных катков – бывшую "четверку", – Гелен не выдержал. Подойдя ко мне вплотную, он процедил сквозь плотно сжатые зубы:
– И все ЭТО сделал один-единственный танк?! Который вы называете "старьем" и "рухлядью"?
– Ну да. Что вас, собственно, удивляет, Рейнхард? Вы против нас – словно дикари. С дубинами! Между нами семьдесят лет, и все эти годы человечество с достойным лучшего применения упорством только и делало, что совершенствовало оружие.
Гелен при слове "дикари" обиженно вскинул голову, но вставить реплику я ему не позволил:
– Хотите небольшой тест? Отсчитайте этот же срок от вашего времени. Что получите? Семидесятые годы девятнадцатого столетия, верно? А теперь представьте, что будут думать о вас жители какого-нибудь 1871 года, увидев в действии ваши танки, подлодки, гаубицы, бомбардировщики? Да хотя бы просто пулеметы? Наверняка их реакция не будет сильно отличаться от вашей. Ну, поняли аналогию?
– Понял, – угрюмо кивнул разведчик. – Более чем…
– В моем времени есть оружие во сто крат более ужасное, чем все эти танки! – меня уже несло. – Одна совсем небольшая бомба, размером с нынешнюю полутонку, способна стереть с лица земли огромный город наподобие Берлина. И не просто стереть, но и сделать так, что жить на этом месте будет смертельно опасно многие ТЫСЯЧИ лет. При взрыве сначала происходит вспышка чудовищной мощности, от которой в радиусе нескольких километров мгновенно вспыхивает все, способное гореть, – дома, машины, деревья, люди. Почва в эпицентре мгновенно превращается в застывшее стекло. Следом приходит ударная волна такой силы, что каменные здания рассыпаются буквально в пыль, автомобили сплющивает, словно консервные банки, а многотонные бронемашины – переворачивает, как фанерные макеты. А вы говорите – один танк…
На немца было жалко смотреть. Не преувеличиваю – реально жалко. Я даже подумал, не наговорил ли лишнего. Очень может быть, что и да – занесло, бывает. С другой стороны, а что я такое сказал? Информацию из школьного учебника по НВП?
– Вы… расскажете… про это… оружие? – чуть ли не по слогам осведомился Гелен.
– Покажу, в планшете есть киносъемка. Кадры разрушений городов там очень впечатляющие. А вот объяснить устройство и даже просто принцип работы – никак не смогу.
– Даже принцип работы? – удивился Анхель. – Вы ведь военный, почему вам не…
– Ничего не известно! Секретность высшего уровня! – строго сказал я. – Военные должны знать только поражающие факторы и способы защиты от них. Остальное – государственная тайна.
– Это про применение этого оружия вы песню пели? – внезапно огорошил Анхель.
Пел песню? Это я могу… Если такое исполнение можно назвать "пением". Иной раз сам не замечаю, что бормочу себе что-то под нос. И какой текст из моего широкого (от "Рамштайна" до "Тату") репертуара понравился немцам?
– Что за песня?
Майор достал блокнот, полистал и стал зачитывать, старательно выговаривая русские слова:
– И пылает голубым огнем земля, там где был когда-то Вашингтон…
– Да, это про нее! – не стал отрицать я. – Про бомбу! Это такая… штука… Тотальное разрушение!
– Ну, допустим… – Тон, которым это произнес полковник, мне крайне не понравился. – Отставим пока ее в сторону. Показывайте, где спрятали прибор!
– Вон там. – Я ткнул рукой в направлении лесной опушки, по которой, как помнил, неплохо отбомбились "Штуки". Неплохо в том смысле, что старались, – а били по совершенно пустому месту. Уж подходящую воронку я точно отыщу, чего другого, а этого добра там навалом.
– Ориентир?
– Сосна со срезанной верхушкой. Видите? Неподалеку я и спрятал планшет, в стрелковой ячейке. Надеюсь, у вас есть лопата? Возможно, придется покопать.
– Найдем. – Полковник широкими шагами двинулся в указанном направлении.
Анхель, сдавив рукой мой бицепс, подтолкнул меня следом…
"Искал" я не долго – просто приглядел подходящую воронку, обрамленную пластами вывороченной глины и клочьями дерна, и затейливо выругался. Надеюсь, не переиграл.
– Это точно нужное место? – Взгляд Рейнхарда был полон ужасной обиды и почти детского разочарования. Ну да, такую конфетку отняли… понимаю…
– Абсолютно, – грустно кивнул я. – Вон сосна, вон пулеметная позиция, можете сами убедиться, там вокруг стреляных гильз полно. Прямое попадание. Можно даже не искать, тут бомба килограммов на полсотни рванула. Ничего не осталось.
– Мне кажется, что вы лжете, комиссар… – Похоже, Гелен был на грани нервного срыва. Бросив на шефа быстрый взгляд, майор незаметно вклинился между нами.
– Ну, вот зачем, полковник? – нагло ухмыляясь прямо в перекошенную "праведным" гневом морду "сверхчеловека", спросил я. – Объясните, мы ведь все тут разумные люди: зачем мне врать? Я и так рассказал больше, чем стоило. И не потому, что мне жизнь дорога – как раз напротив!
Гелен, немного пораскинув мозгами (жаль, что не от разрывной пули!), признал, видимо, мою правоту – слегка кивнул и легким движением руки дал знать майору, что успокоился.
– Кто виноват, что пилоты ваших бомбардировщиков несколько… перестарались? – усмехнулся я.
– Поехали, – остывая, буркнул разведчик. – Надеюсь, ваша машина времени – не такая же химера, как удивительным образом исчезнувший прибор.
– А танки мы, по вашему, каким образом сюда доставляли? В газообразном состоянии? – откровенно издеваюсь я.
Абверовец не ответил. Дернув щекой, он круто развернулся и потопал в обратном направлении. Ну какой же я молодец, прямо хоть самого себя пряником награждай – и этого тевтонца "со стальными нордическими нервами" до белого каления довел!
К автомашинам, дожидавшимся нас на захламленной остовами раздолбанной бронетехники дороге, мы возвращались в молчании. Полковник раздраженно загребал потерявшими былой лоск сапогами воняющую тротилом землю, мы с Анхелем топали следом. Интересно, он что, ночью ехать собирается? Так ведь до Бобруйска отсюда, если мне память не изменяет, километров сто двадцать, если не больше. Или где-нибудь заночуем? Насколько знаю, фрицы по ночам перемещаться категорически не любят, и правильно делают. Особенно без прикрытия бронетехники. Охрана у абверовцев, конечно, серьезная, но против перекрестного огня парочки пулеметов, установленных в зарослях по сторонам лесной дороги, ничего сделать не сумеет…
Глава 12
17 июля 1941 года, окрестности Ленинграда
Сдав раненого медикам (в себя сержант так и не пришел), Батоныч с товарищами вернулся к эшелону. Возле путей стояла смешная пожарная машина на базе все той же неизменной полуторки, расчет сосредоточенно поливал из шлангов практически сгоревшие платформы с обломками грузовиков. Их вагон почти не пострадал, выгорело лишь одно купе, крайнее, где никто не жил. Сейчас его уже потушили, из окон лениво тянулся белесый не то дым, не то пар. А вот стекол не осталось вовсе – вышибло ударной волной.
Но самое главное, что не подтвердились мрачные опасения Бата относительно стоящего на соседней ветке состава, везущего ГСМ: огонь удалось локализовать и потушить при помощи пожарного поезда. Угу, к удивлению Владимира Петровича, в этом времени имелись и такие. И более того, поезд подогнали еще во время бомбежки, предотвратив распространение огня. Вот так, ага. Под бомбами ребята подошли к развороченной прямым попаданием цистерне и мощным брандспойтом сбили огонь, не позволив ему перекинуться на соседние емкости. Герои? Еще какие, ничуть не хуже тех, кто сейчас на фронте! Вот только напишут ли о них хотя бы в местной газете?
"Напишут. И не только в местной напишут", – внезапно твердо решил полковник, который после недолгого пребывания под авиаударом был откровенно зол. Снова, как после недавнего нападения диверсионной группы, захотелось кого-нибудь расстрелять. Благо ТЕПЕРЬ он имел на это полное право. Вот только кого?
Отогнав дурные мысли, он отправил Гаврилова выяснить у железнодорожников, когда будет возможность продолжить движение. А пришедшему в себя Патрушеву приказал разобраться со связью и доложить в столицу о непредвиденной задержке. Лейтенант вернулся куда раньше, чем ожидалось. Выглядел он порядком… ну, вздрюченным, что ли.
– Товарищ полковник, вас срочно к аппарату. Москва на проводе!
Батоныч многозначительно хмыкнул, торопливым шагом направляясь следом за особистом: никаких сомнений относительно того, кто именно может его срочно требовать, он не испытывал. Вот делать Виссарионовичу больше нечего, честное слово! Неужели больше заняться нечем? Хотя, возможно, это и Лаврентий Павлович…
– Здравствуйтэ, таварищ Бат! – зарокотал в трубке знакомый голос. Батоныч на всякий случай скосил глаза: нет, тут все в порядке, в крохотной комнатушке местного радиоузла он один. Патрушев, убедившись, что охраняемый объект взял трубку, убрался наружу, плотно прикрыв за собой дверь, а местных и вовсе выгнали на улицу. В помещении пахло пылью и гарью, одна из бомб развалила угол вокзального здания, лишь по случайности не вызвав пожара и не разорвав связь. – Зачэм ви снова рискуете? Мнэ далажили, что ви едва нэ пагибли?
– Здравия желаю, товарищ Сталин! – мысленно улыбнувшись, ответил Владимир Петрович. – Ну, скажем так: неизбежная случайность. Так что я тут ни при чем.
– Ну, ви жэ не на море, таварищ Бат, – усмехнулся Вождь. – А я савсэм не господин Ллойд. Харашо, оставим шутки. О том, что произошло, я ужэ знаю. Ви лично не пострадали?
– Никак нет, все в порядке, товарищ Сталин.
– А таварищ лэйтенант Кариков?
– Да что ему сделается. Целехонек.
– Харашо. Вам нужна помощь?
– Никак нет. Разберусь сам.