- Всех? - уточнил Унд Зыпцихь.
- Желательно.
Скромный старик с сомнением посмотрел на рослых чуреков, покачал головой и обернулся к Эм-Си:
- А они меня послушаются?
Кафка распорядился, чтобы бойцы подчинились воле астронома.
В спальне стоял невероятных размеров платяной шкаф, в котором без труда могли разместиться пять мужчин средних габаритов.
- Полезайте, - пригласил ученый.
Тыкчтынбеки послушно направились внутрь. Первые четверо вошли относительно легко, потом дело пошло хуже - места явно не хватало.
Юные чуреки вопросительно смотрели на ученого, но тот повторил:
- Главный сказал, чтобы все.
Пришлось утрамбовываться. Шестеро втянули животы и постарались уменьшиться в размерах, что им частично удалось, но более шести не влезало. Хольмарк подумал и принял нестандартное решение: над головами успевших спрятаться парней оставалось места вполне достаточно, чтобы туда в горизонтальном положении влезли оставшиеся четверо - ежели, конечно, потеснятся.
Горцы восприняли это предложение без энтузиазма, но приказ есть приказ, и вскоре весь десяток отчаянных парней оказался туго забитым в жалобно поскрипывающий предмет спальной меблировки.
Хольмарк закрыл шкаф и на рефлексе повернул в замке миниатюрный ключик, чтобы дверца не открывалась.
Едва он вернулся в кабинет - доложить Кафке об исполнении приказа, как снова раздался стук.
Эм-Си отчаянно замахал руками, на цыпочках добежал до входной двери и встал так, чтобы входящие его не заметили. Кивнул: открывай.
Ванзайц, вконец озадаченный происходящим, распахнул дверь и спросил взмыленных тяжким подъемом молодых людей:
- Кто вы такие?
Те сделали синхронный шаг вперед, резко кивнули головами и четко отрекомендовались:
- Гигант мысли и отец демократии.
- Кто-кто? - хором переспросили ученый и котовец.
Мумукин, услышав знакомый голос, заглянул за дверь и, разумеется, увидел там злополучного карлика.
- Гигант мысли, - повторил он, старательно артикулируя каждый звук.
- Это я. - Над головой Тургения навис Трефаил и присвистнул. - Ой, кто тут у нас, Мумукин? Неужели сикавка?
- Вы знакомы? - ошарашенный Хольмарк переводил взгляд с Эм-Си на незнакомцев и обратно.
- Знакомы ли мы? - переспросил Мумукин. - О, батя, мы не просто знакомы - мы завязаны. Ты знаешь, кто это?
- Эм-Си Кафка.
- Вот именно - сикавка, - согласился Тургений. - И за это мы его убьем, еппонский городовой.
- Что, прямо здесь?
Мумукин задумался. Задумался и Трефаил. Все задумались, включая Кафку.
- А куда ведет это окно? - Похоже, голову Тургения посетила гениальная мысль.
- Никуда. - Хольмарк подошел к окну. - Там внизу камни. И еще я туда мусор сваливаю.
- Шикарно! - восхитился Сууркисат. - Там ему самое место. Что скажешь, сикавка?
Наконец-то Эм-Си дали слово. Он поглубже вдохнул и позвал на помощь:
- Тыкчтынбек, карабулдык чикалдык.
Из соседней комнаты приглушенное многоголосье провозгласило: "УРА!", потом что-то скрипнуло - и оглушительно загрохотало.
Жилище астронома имело одно неприятное свойство: деревянные перекрытия, служившие Ванзайцу полом, лет тридцать не обновлялись и вследствие влажного климата изрядно прогнили. Если одного сухонького ученого они худо-бедно держали, то десять здоровенных бугаев, забравшихся в один шкаф, выдержать было сложнее. Пожалуй, если бы те сидели тихо и выбирались по одному, может, ничего бы и не случилось.
Однако запертые в тесном деревянном ящике тыкчтынбеки активно пытались разрушить целостность шкафа, в результате чего дорогой - красного дерева - гардероб потерял равновесие и обрушился на пол.
Пол крякнул, просел, и глубокий колодец башни разверзся под ничего не видящими молодыми чуреками. Шкаф замер в шатком равновесии между бытием и битием, причем последнее обещало только летальный исход, и летать предстояло неблизко.
Эхо многократно повторило "сиктым на кутак", прежде чем самый умный тыкчтынбек по имени Оу-Кей Оби догадался, что лишнее движение означает конец в самом неприятном смысле слова. Он шепнул "Ек!" - и все замерли.
Астроном, диссиденты и даже Эм-Си побежали посмотреть, что случилось. Взору их предстало зрелище, достойное кульминации паровой фильмы какого-нибудь Стефана Спилигоры или Жоржа Чеснокаса: на гнилой балке покачивался, шепотом ругаясь по-чурекски, гардероб, а балка при этом громко скрипела и все сильнее прогибалась под тяжестью тыкчтынбеков.
- Кердык, - предрек Кафка.
- Что? - не понял Унд Зыпцихь.
- Говорит, что калямба твоему шифоньеру, - перевел Трефаил.
- Там же люди! - ужаснулся Хольмарк.
- Класс! - Мумукин даже подпрыгнул от удовольствия, чем вызвал легкое сотрясение пола, и все четверо ухнули в пустоту…
За ту же гнилую балку, на которой балансировал шкаф, цеплялся теперь мускулистыми руками Сууркисат, "человек-паук", ниже, обхватив его за талию, дрожал Хольмарк, лодыжки которого трепетно сжимал Мумукин.
Эм-Си Кафка висел, ухватившись мизинцем за дырку в мумукинском носке.
- Мумукин, ты меня слышишь? - крикнул Трефаил.
- Слышу, - отозвался Тургений.
- Если мы выживем, я тебя убью, - пообещал Сууркисат.
- И я, - робко предложил свою помощь Хольмарк.
- И моя, - подал голос Кафка.
- Заметано, - покорился судьбе Мумукин. - Только чтобы не было мучительно больно. И потом пивом угостите… А теперь, Трефаил, придумай что-нибудь.
- Не могу, руки заняты, - прокряхтел Сууркисат.
Балка скрипнула и просела.
- Сиктым на кутак, - вырвалось у всех без исключения.
Балка просела еще сильнее.
- У вас тут все в порядке? - донесся из открытого окна детский голос.
- Ну не то чтобы совсем… - прошептал Мумукин. - Влас, будь добр, спаси нас, а?
Трефаил увидел за окном полглаза - формата оконного проема хватало только на это.
- А что вы тут делаете? - спросил великан.
- Спасай, говорю, а то глаз высосу. - Мумукин чувствовал, что помаленьку сползает с лодыжек астронома, поэтому решил поторопить Власа.
Глаз исчез. Некоторое время тишину ничто не нарушало, и Трефаил совсем уж собрался расцепить руки, чтобы убить-таки Мумукина за его длинный язык, как что-то оглушительно треснуло и сверху посыпались пыль, штукатурка и уголь.
- Что происходит? - Хольмарк крепче вцепился в Трефаила.
- Крышу рвет, - процедил Сууркисат.
- Ну уж нет, башню сносит, - как всегда вовремя вставил Тургений.
Однако прав оказался Трефаил. Не прошло и секунды, как крыша башни была грубо сорвана, и в клубах угольной пыли угадывалась физиономия Власа. Малыш, по счастью, оказался выше обсерватории, поэтому без особого труда отодрал крышу и заглядывал вниз, пытаясь разглядеть Мумукина с Трефаилом.
- Дяденьки, я вас не вижу.
- Мы тут, - шепнул Мумукин.
Вообще-то сказал он это почти беззвучно, одними губами, однако и того хватило: балка хрустнула, и вся компания дружно устремилась вниз.
- Лови нас, лови! - только и успел выкрикнуть Трефаил.
В этот момент все вокруг загрохотало и стены башни пришли в движение. Сууркисат пребольно стукнулся о каменную кладку, проехал на заднице и уткнулся в лестницу.
Грохот стих, гардероб яростно заклокотал на гортанном наречии. И без перевода было понятно, что ребятам в шкафу весело. Мумукин вновь взывал к самому себе и никак не мог докричаться, Эм-Си невнятно о чем-то рассуждал: очевидно, не мог взять в толк, как у него в зубах оказался чей-то дырявый носок…
- Что это было? - Хольмарк растерянно озирался по сторонам и не мог понять, почему стены так неестественно изогнулись.
- Башню тебе снесло, мужик, - посочувствовал Трефаил астроному.
- Вы там все живы? - раздался мальчишечий окрик, и башня накренилась еще круче.
- Не кантуй, тут ценные приборы, - отозвался Сууркисат.
Услышав про приборы, Хольмарк не на шутку взволновался:
- Телескоп… Где мой телескоп? На крыше стоял паровой телескоп!
Трефаил решил успокоить старика и крикнул Власу:
- Эй, кинконг, ты куда крышу дел?
- В море выкинул, - отозвался подросток. - А что?
Трефаил почесал затылок и поинтересовался у Ванзайца:
- Он дорого стоил?
- Он был бесценен, - горько вздохнул ученый.
- Не повезло тебе. - Трефаил пожал плечами. - Где здесь выход?
Башня кренилась все сильнее, и вскоре из колодца превратилась в туннель.
- Пошли, - велел Сууркисат Мумукину.
- А Тургений?
- Эта сволочь нигде не пропадет.
Мумукин засеменил следом, где-то в глубине души подозревая, что с Тургением он встретится еще не раз.
На выходе их догнал Ванзайц:
- Стойте!
- Мумукин, если он потребует возмещения убытков - высоси ему глаз! - Трефаил напрягся в ожидании нелегкого разговора.
Крушение башни застало Хольмарка в домашнем халате, шлепанцах и шерстяных носках. Запыхавшегося астронома, к счастью, волновала вовсе не компенсация.
- А вот эти… маленький такой, и те, в гардеробе… они кто?
- Они, батя, котовцы, - с воодушевлением ответил Мумукин.
- Кто? - не понял Хольмарк.
- Мужчины с чистым сердцем, горячей головой и холодными руками, - расшифровал Сууркисат. - Старик, говори скорее, что надо, и мы побежали. Кстати, где мы находимся?
- Остров Сахарин, восточное побережье.
- Что? - хором возмутились диссиденты. - Мы только позавчера отсюда свалили. - Мумукин с Трефаилом переглянулись, ткнули друг друга пальцами в грудь и крикнули: - Это ты во всем виноват!
- Есть хочу, - пожаловался Влас, стоявший чуть в стороне.
- А это кто? - Хольмарк задрал голову.
- Это наш кинконг, - махнул рукой Мумукин, потом упер руки в боки и ехидно посмотрел на Сууркисата. - Ты, кстати, обещался меня убить.
Трефаил поднес к самому носу товарища классическую дулю, свернутую по всем канонам жестикуляции.
- Может, я помогу? - Хольмарк деликатно потрогал Тургения за плечо.
Мумукин на секунду задумался, и посчитал разумным отказаться от предложения:
- Спасибо, не сейчас.
Влас снова прохныкал:
- Есть хочу.
- Фунтик голоден, - глубокомысленно произнес Трефаил.
- Я с вами. Можно? - попросил Хольмарк.
- Зачем? - удивились диссиденты.
- Ну… я умный.
Оскорбительный смех был ответом пожилому астроному. Тургений и Сууркисат знали, что самые умные - они.
- Что смешного? - обиделся Ванзайц. - Я открыл, что небо твердое.
Новый взрыв истерического смеха. Хольмарк отвесил лоботрясам по доброй плюхе.
- Э, Трефаил, чего он дерется?
- Не знаю. Э, мужик, ты что, серьезно?
- Да! - Хольмарк гордо тряхнул седой шевелюрой.
- Ну ладно тогда, а то шуток мы не любим, - проворчал Трефаил.
- Чего ты там насчет неба твердо знаешь? - Мумукин изобразил, будто всю жизнь увлекался астрономией.
- Ни с места! - Эм-Си в сопровождении скрюченных тыкчтынбеков вывалился из туннеля. - Именем гениального создателя е… - тут Кафка рыгнул.
- Фу, чмошник, - сморщились диссиденты.
- Что естественно, то не безобразно, - парировал котовец.
- Есть вещи, естественные до безобразия, - выдвинул аргумент Трефаил.
- А также естественные в своем безобразии и безобразные в своем естестве, - довел мысль до логического беспредела Мумукин.
- Карабулдык чикалдык! - приказал Эм-Си тыкчтынбекам.
- Сиктым на кутак! - рявкнули тыкчтынбеки и повалились на землю.
Эм-Си не расстроился. Он взбесился. Он прыгал, орал, но гордые затекшие чуреки упорно повторяли одно и то же, не в силах шевельнуться.
- Эк пацан переживает, - посочувствовал коротышке Влас. - Есть хочу.
- Так и ешь его, - разрешил Тургений. - Только не отравись.
В этот момент Кафка случайно нажал на спускной клапан. Раздалось подряд пять оглушительных хлопков, эхом отозвавшихся в недрах башни.
Отдачей Эм-Си унесло в черную дыру обсерватории, и, пока он поминал шайтан, иблис и чихпых, Тургений предложил смотаться. Влас подхватил всех троих и скрылся в тумане.
Когда Эм-Си выскочил на свет, морально разложившиеся тыкчтынбеки пребывали в религиозном экстазе: Бог живьем забрал на небо трех людей.
Удобно устроившись на плече великана, держась для верности за волосы Власа, беглецы шумно обсуждали, чем накормить ребенка.
- Я думаю, - Унд Зыпцихь посильнее запахнулся в свой халат, - детей кормят молоком.
- Ага, а поят кашей, - поддержал Мумукин. - Нет, еппона мама, все наоборот: кормят кашей, а поят молоком.
- Прошу меня простить, - деликатно прокашлялся Трефаил, - а почему именно этими двумя блюдами?
- Бать, можно я объясню? - попросил Тургений.
Ванзайц милостиво разрешил.
- Так вот, недоумок, слушай. - Мумукин сделал яростное лицо. - Детей кормят кашей и молоком, чтобы они росли сильными и красивыми.
Сууркисат попытался со своего места обозреть всего Власа. Потом перевел взгляд на Тургения, исполненного гордостью за свои познания в педиатрии.
- А наш-то чем не удался?
- В смысле?
- Чем тебе наш пацан не нравится, спрашиваю? Малыш удался крепким, на лицо тоже не страшен, а уж насчет расти - куда еще? Вон какой вымахал, на паровозе не объедешь.
Поди поспорь! Железная аргументация.
- Ну а сам-то ты чего придумал?
- Смотри и учись.
Лицо Сууркисата приобрело то идиотское выражение, какое нацепляют на себя все те, кто ни разу не видел живых детей.
- Скажи мне, милый ребенок, чего ты хочешь поесть?
- Чего дадите, то и съем. Только побольше, - отозвался мальчик.
С видом победителя Трефаил вытятил нижнюю губу и устремил взгляд в морские просторы, которые рассекал великан.
- Ну раз ты такой умный, - Мумукин почесал голые пятки, - то знаешь, наверное, где эту еду достать?
Трефаил и глазом не моргнул.
- А ты, поди, знал, где найти кашу с молоком?
- Есть хочу, - захныкал Влас.
Мумукин чертыхнулся. Сууркисат задумался.
- Слушай, а мы лодку что, на берегу оставили? - вдруг вспомнил он.
- Какую лодку?
- На которой мы плыли!
- Мы плыли?
- Собака сутулая, да я тебя!..
Подраться друзьям не удалось, потому что Хольмарк встрепенулся:
- Рыба!
- Где?! - Мумукин с Трефаилом проследили за указательным пальцем Ванзайца.
- Где?! - Влас плотоядно облизнулся.
Прямо по курсу бороздил морские просторы кит.
- Лови ее, лови! - заорали пассажиры Власу.
- Не могу.
- Глаз высосу, лови! - рассердился Мумукин.
- Она не кошерная, - уперся мальчик.
- Чего?
- Неблагословленную пищу нельзя есть.
- Ну и ходи голодный! - рассердился Трефаил.
- Ребенку надо кушать, - заступился за малыша астроном.
Выход нашел Тургений.
- Благословляю эту пищу, - торжественно провозгласил он. - Легко войти и безболезненно выйти. Фас!
- Это что такое? - растерялся ребенок. - Я Влас!
- Я говорю: кушай на здоровье.
Кто бы мог подумать, что гигант может двигаться с такой скоростью? В мгновение ока мальчишка догнал бедное животное, выдернул его из среды обитания и откусил голову.
На диссидентов и астронома кровавое зрелище произвело самое неизгладимое впечатление: их начало рвать.
- Дяденьки, вы можете потише, я ведь все-таки кушаю, - в конце концов не выдержал Влас.
- На здороУВЬУЭЭЭЭЭЭ! - вырвалось у дяденек.
И рвалось уже не переставая.
А пароход "Ботаник", кое-как уцелев в схватке со стихией, полным ходом шел в Перепаловск-Взрывчатский. Боцман Непоседа сразу после шторма сотворил штурвал из запасных кальсон и лага и теперь правил к чужим берегам. На счастье братьев-контрабандистов, буря вынесла судно к самой границе, о чем красноречиво свидетельствовала широкая ярко-синяя полоса на горизонте.
Из всего экипажа только Биркель регулярно видел чистое небо, перевозя контрабанду с Гулак в Ацетонию и обратно. Со всеми остальными случился культурный шок. Кто бы мог подумать, что море - голубое, облака - белые, а солнце - не бледно-серый пятак в мутных разводах смога, а ослепительная блямба, которая еще и шпарит нещадно, аж кожа горит!
Лысюка металась по палубе в поисках зеркала. Распугав всех матросов, она попала, наконец, на камбуз и отобрала у кока сковородку "Maria Celesta". Отыскали Нямню только вечером, когда "Ботаник" прибыл в Перепаловск. Рядом с мокрой от слез девицей лежал бесформенный кусок металла - останки сковородки.
Впрочем, Люлику и Биркелю в тот момент было не до страданий вздорной девки. Они думали, что делать с потерянным грузом.
- Зачем ты вообще их туда заныкал? - пилил брата капитан.
- Думал, мы пароход затопим у границы, а до берега на веслах дойдем.
Нас за эти брюлики Главный из-под земли достанет!
- Не стони, - смягчился Люлик. - Из-под земли, может, и достанет, но не нас. Мы вообще за границей.
- Ты Главного не знаешь! - еще больше раскис Биркель. - Он и из грядущего достанет, не впервой. Трефаилище проклятый, все из-за него. Не пришел бы ко мне, не было бы соблазна…
- Ты что, скоммуниздил камешки?!
Биркель потупился:
- Ну типа… это… камни ведь все равно нужно было переправить сюда. Я и подумал, чтобы притвориться, что мы потонули. Нас бы даже искать не стали. Ты-то сам хорош: бац! - и нету шлюпки.
Братья замолчали, а потом вдруг пристально посмотрели друг на друга.
- Дрищи?
- Точно!
Чего уж проще: свалить кражу брюликов на пропавших в открытом море дрищей… или как их там? Зато какие перспективы! Срубается с хвоста Главный, и если нужны ему эти алмазы, то пускай сам ищет Трефаила с его полоумным дружком. А здесь можно за неплохое бабло продать пароход и начать новое дело уже в цивилизованном мире!
- Женюсь… - размечтался Люлик.
- Чего?! Кого?! На ком?!
- На Нямне Назуковне.
Биркель помахал рукой перед лицом старшенького: не приступ ли у него?
Нет, не приступ.
- Она же страшная!
- Разве?
- Вообще чудище!
- Но-но, полегче. Теперь, когда Мумукина нет, никто уже не встанет между нами!
Люлику только казалось, что теперь-то жизнь наладится. Увы, именно сейчас судьба готовила братьям новые испытания, более суровые, чем шторм.