Путь между - Надежда Ожигина 19 стр.


- Слушай, - расхохотался вдруг Санди, - этот дедуля меня когда-нибудь доконает! Опять в кошельке денег не хватает!

- Вот собака! - сплюнул в сердцах Денхольм, доставая из мешка Эйви-Эйви съестные припасы. - Ну и пошел он… куда подальше! Давай обедать.

Проводник объявился часа через два, как раз тогда, когда утомленный ожиданием король растолкал дрыхнущего Санди и засобирался в путь. Сначала до них донеслось победное пение: Эйви-Эйви легко брал самые заоблачные ноты и не сфальшивил ни на йоту. Потом на дороге показался и сам певец, бредущий нетвердой, шаркающей походкой и уже издалека размахивающий какими-то трофеями.

- Что он там тащит, куманек? - позевывая, с брезгливым видом вопросил Санди.

- Кто ж его знает, - безнадежно и печально ответил король. - Имея дело с Эй-Эйем, можно быть уверенным лишь в одном: вино он не забыл.

И правда, проводник горделиво пристроил к общему столу пару свежеиспеченных хлебов, кусок ветчины и солидный бурдюк с винцом из зимних крестьянских запасов.

- Где деньги, ворюга?! - грозно вопросил шут, обшаривая карманы поддатого Эйви-Эйви.

Король вздрогнул, ожидая вспышки гнева, попытки дать в зуб за оскорбление, жалких оправданий… Проводник дыхнул перегаром на подошедшего слишком близко шута, икнул и честно признался:

- Пропил! - и примирительно добавил: - Свое ведь пропил, господин, не чужое. Да еще и вам жратвы принес, неблагодарные!

- Завязывай с привычкой шарить по чужим кошелькам, - сурово посоветовал Денхольм. - Чтобы потом не жаловаться на горькую судьбину. Нужны деньги - попроси.

- Так вы и дадите, - скривился Эйви-Эйви. - Сотня вопросов, две сотни обвинений. А в результате - шиш, поскольку пить мне в походе не положено.

Он запаковал продукты, бережно увязал драгоценный бурдючок, ласково и, осторожно пристроил за спиной лютню.

- Пошли, что ли. И так время потеряли, - с ноткой претензии заявил он и, чуть обернувшись, добавил: - Надо вам, господин, перевязь новую выправить. Пешему удобней меч на спине нести.

Вечер застал их в дороге, а горы казались такими далекими, словно путники и не шли целый день. Место для ночлега Эйви-Эйви выбирал с тщанием, показавшимся королю попыткой набить себе цену. Путешественники тащились за ним, бранясь про себя и обзывая неугомонного всякими нелестными эпитетами. Наконец проводник остановился в не самом уютном на вид местечке и сбросил на землю сумку.

- Здесь заночуем, господин, - обрадовал он короля голосом, полным удовлетворения и скромной гордости.

Король тоскливо огляделся.

Сколько хороших стоянок они пропустили, и в полях, и в рощицах, загляденье, не стоянки. Мечта любого путника! А эта?

Нет, дуб, правда, был. Покалеченный давней молнией, растрескавшийся ствол ветшал и сыпал трухой. Рядом пролегала оросительная канава, полная грязной, мутной воды, непригодной не то что для питья, для чистки котелка! В общем, местечко, продуваемое всеми ветрами. И никакой защиты на случай дождя.

- Нашел ты славное, прелестное лежбище, - протянул Санди, оглядываясь по сторонам с унылой физиономией. - Право, лучше и не придумаешь!

- Рад, что вам понравилось, - полностью игнорируя иронию, скромно потупился Эй-Эй.

- Тут воды нет! - Король сделал слабую попытку уйти.

- Зато дров в избытке, - ухватил его за рукав проводник. - Не самых лучших, но ночь протянем. А за водой я сбегаю, здесь недалеко…

Денхольм обреченно сплюнул, в который раз за этот не самый короткий день. В конце концов он устал. Да и Санди нужен отдых.

Поужинали на скорую руку, отдав должное хлебу и ветчине. Эй-Эй по обыкновению ел мало, налегая на вино.

- Спел бы что-нибудь, - сыто и лениво буркнул шут. - Не пропадать же столь обильной выпивке!

- Угу, - сонно согласился король. - Какую-нибудь колыбельную…

- Колыбельных не знаю, - вздохнул Эй-Эй. - Некому было петь…

- Не нажил, значит, детей-то? - хмыкнул шут. - Пора бы уж, давно пора.

- Все некогда было. А теперь вроде и ни к чему…

- Для тебя дети - обуза, наверное. - Санди даже высунул из-под элькассо кончик носа в припадке острого любопытства.

- У меня нет детей. - проводник резко встал и пошел вокруг лагеря, очерчивая круг багряной головешкой, нашептывая неразборчивые наговоры.

- Ну вот, - опечалился шут. - Не будет у нас песенки на ночь!

- Сам виноват, - безжалостно пояснил Денхольм. - Когда-нибудь ты сдохнешь исключительно по причине своей неуемной любознательности!

- Подумаешь, таинственный какой! - проворчал Санди, устраиваясь поудобнее. - Тоже мне, герой романа!

Проводник вернулся, кинул в костер почти сгоревшую головню. Посмотрел на угасающий закат, кусая губы… И взял в руки лютню.

- Я буду петь, - пробормотал он с затаенной болью. - А вы спите. Спите… дети мои…

Нежно и печально зазвенела лютня, срываясь иногда на злые аккорды, словно бросая вызов всему живому. И в тон ей полетела к просыпающимся звездам песня:

Сумерки сдвинулись, тени растут,
И одиночества мука остра.
Давно потерялись огниво и трут…
Что ж, песня заменит тепло костра!

…И король словно бы сам присел у затухающего костерка в холодный ноябрьский вечер, протягивая к огню озябшие пальцы. Завывал, насмехаясь, ветер, а у него из сколько-нибудь теплой одежды - лишь драный серый плащ…

Жизнь, словно тоненький волосок -
Так, право же, недалеко до беды!
Но песня заменит хлеба кусок.
И песня заменит глоток воды.

…Страшно захотелось есть. Смертельно. И до рези в желудке - выпить. Только свою последнюю горбушку черствого каравая он отдал той маленькой голодной девочке в деревне. А вино допил еще в прошлый восьмидневок …

Зной или стужа, снег или дождь,
Есть только одна среди тысяч стезей.
Навеки один по дороге идешь,
Ведь песня заменит верность друзей!

…А разве он имел друзей, этот бездомный бродяга, в чью шкуру против воли попал Денхольм?! Что он получал от жизни? Щелчки да затрещины. Брань, камни в спину. И глоток самого дешевого вина в награду за песни, достойные королей!

Укором немым не тревожь небеса,
Ходи по дорогам да рифмы лови…
"Любовь, - скажет песня, - творит чудеса!"
Но песня заменит пожар любви!

…И что он мог знать о любви, Всемогущие Боги! Безжалостный удар пьяного вельможи или случайный нож в трактирной драке изуродовали лицо, в прошлом, возможно, не лишенное приятности. Откуда быть детям?! Королю стало стыдно за глупые вопросы, задевшие самую больную струну…

Насмешки толпы и вопросы души
Терзают, словно мечей острия…
Но себя убеждаешь в безлюдной глуши,
Что песня заменит закон Бытия.
Живущему песней песня воздаст.
Всех в мире богаче бродячий певец!
Песня не бросит, она не предаст!
Ну а если предаст… Значит, миру - конец…

Певец замолчал, отложил в сторону лютню.

- Прости, Эй-Эй, - прошептал король. - Мы не хотели…

- Я не обижаюсь, - махнул рукой проводник. - Не вы первые, не вы последние. Спите, господин. Вот друг ваш - уснул на втором куплете. В отличие от вас он здраво смотрит на вещи.

- Прости, - повторил король и против воли опустил веки.

Перед глазами завертелись разноцветные круги, а в ушах продолжали накатывать, подобно волнам, отголоски горькой песни. Потом смолкла и она, оставаясь вне Царства Йоххи, улетая, теряя очертания и смысл…

Проснулся он уже за полночь, словно от укола непонятной тревоги.

Подскочил, огляделся.

Левое плечо жгло до нестерпимой боли. Король протянул руку почесать ожог и вскрикнул: горела, дрожа от возбуждения, Булавка Эксара! Вокруг полянки росли чьи-то неправильные тени, словно сгущалась Сама Темнота, скрежетали зубы, царапали невидимую преграду когти…

- Кто там?! - в испуге закричал он.

- Да прибились всякие разные…

Только теперь Денхольм заметил проводника.

Эйви-Эйви сидел у костра, меланхолично подкидывая сухие веточки. На коленях у него лежала книга в зеленом сафьяновом переплете.

- Они не пройдут? - еле слышным шепотом спросил король.

- Кто ж их пустит? - пожал плечами Эй-Эй. - Заклятие Огненного Круга держит крепко. С той стороны - дождевая вода пути не даст, с этой - тень дуба укроет. Спите, господин, ночь долгая, да день с недосыпу длиннее покажется.

- А ты? - Король заставил себя встать и прошелся по поляне, собирая опавшие сучья.

- Успею выспаться. Подежурю пока. - Проводник посильнее укутался в свой драный плащ, с радостным удовлетворением озирая растущую возле него кучу хвороста. - А вы ложитесь, господин. Двоим здесь делать нечего, а заклятие все равно не подправите.

Денхольм порылся в своей сумке:

- Возьми мой плащ. Это не самая теплая ночь нынешним летом.

- Спасибо, господин, - поклонился до тошноты серьезный Эй-Эй. - Отслужу, не забуду…

- Еще раз такое скажешь - получишь в глаз, - ласково пообещал король, забираясь в тепло элькассо.

На душе было спокойно и ясно.

Впервые за долгое путешествие он верил в своего проводника.

Верил своему проводнику.

И не думал об убийце брата.

Наутро король с трудом продрал глаза и первым, кого он увидел, был возмущенный шут.

- О, хоть один проснулся! - завопил он на всю округу. - Просто сонное царство какое-то! Ну я понимаю тебя, куманек! Всегда любил поспать! Но этот проходимец! Я, между прочим, жрать хочу, пинаю его, пинаю, а этому… хоть бы хны!

- Оставь его, - строго приказал король. - Не видишь, спит человек. Лучше приготовь что-нибудь, да поскорее, а то и вправду желудок сводит.

- Я?! - возмутился шут. - Да я в жизни ничего не готовил!

- Вот и поучись. Не помешает в дороге.

- Что с тобой, братец? Ты ему за сон, что ли, деньги платишь?

- И за сон, и за бессонницу. Если бы не он, нас бы самих давно сожрали.

Санди присмотрелся к королю повнимательнее.

- Так, - протянул он с поразительной проницательностью. - За ночь произошло нечто особое. Новостью поделишься?

- Нас нечисть осаждала, - буднично и скучно пояснил Денхольм. Я полчаса хворост собирал, а проводник всю ночь до рассвета отдежурил. Так что, - повысил он голос, предупреждая вопросы и возражения, - пусть спит, пока не выспится. Не мешай.

- В следующий раз, братец, - обиженно заявил шут, - прошу разбудить и меня! Не хочу пропускать ничего интересного, ни одной заварушки, слышишь! А то вы, получается, молодцы, а я дрыхло захребетное!

Проводник проснулся как раз тогда, когда Санди под чутким руководством и ехидными комментариями Денхольма внес последний штрих в свой первый кулинарный шедевр. Долгое время все трое молча смотрели на мутноватое варево, исходящее маслянистыми кругами. Наконец Эй-Эй решительно взял свою ложку и, не тратя время на раздумья и сомнения, черпнул из котелка. Король с интересом наблюдал, как меняется выражение его лица: долгая вереница душещипательных переходов, от напряженного ожидания до уксуснокислого смирения. Проглотив кашеобразную жижицу и старательно разжевав все комочки, Эйви-Эйви буркнул пару фраз, в переводе на язык цивилизованных людей означавших что-то вроде "Бывало и похуже".

Оскорбленный в лучших чувствах, шут торопливо заработал ложкой, словно стремясь опровергнуть столь суровый приговор. Но сдался минуты через две с самой скорбной миной на свете. Королю же за глаза хватило запаха.

- Ешь, ешь! - сердито прикрикнул на него шут. - Сам советовал, а теперь отлынивает! Другого все равно не будет!

Но Денхольм лишь покачал головой, нарезая всем по лишнему ломтю хлеба с ветчиной. Что касается проводника, тот мужественно ел кашу до тех пор, пока не насытился. А остатки вывалил аккуратной кучкой под деревом.

- Не смущайтесь, господин "просто Санди", - утешил он шута. - Попробовали бы вы мою первую стряпню! По сравнению с ней ваше варево - пища Богов! А готовить я вас научу, подобное умение в дороге лишним грузом не окажется…

Шут махнул рукой, дожевывая хлебный мякиш, и мужественно отскреб котел. Полуголодные путешественники собрали вещи, увязали сумки и зашагали по тракту.

Ветер гнал по полям тучи пыли, в воздухе все ощутимее пахло грозой. Но шаги легко ложились на каменную кладку, и пройденные уарды незаметно складывались в мили. Горы стали чуть ближе, и снежные шапки вершин нависали над равниной подобно соблазнительным конусам сливочного мороженого, каким подавал его королевский повар Зуй Астре, - истекающим ванильным сиропом, в глазури белого шоколада… Король мысленно облизнулся и постарался поскорее прогнать заманчивый образ.

Проводник мерил ленту дороги все тем же неспешным шагом, вызывающим недовольное ворчание шута. Они добрались до тропы, пересекавшей тракт почти под прямым углом, хорошо утоптанной сельской тропы с двумя глубокими колеями по краям. Эйви-Эйви шагнул на перекрестье и замер, схватившись за сердце.

И король опять впечатался в его худющую спину, состоящую исключительно из выпирающих костей. Но крик протеста и возмущения замер у него на губах: проводник глухо застонал, пригибаясь почти к самой земле, цепляясь руками за посох. Денхольм дернулся поддержать изогнувшегося в припадке Эй-Эя, но качнулся, теряя равновесие, хватая руками воздух… Изумленно и растерянно огляделся:

- Где он? Куда делся?!

- Смотри, куманек! - ткнул пальцем Санди в долговязый силуэт, мелькнувший вдалеке. - Вон он, мерзавец!

- Ага, следы на тропинке остались! А ну, давай за ним, - азартно присвистнул король. - Надоели загадки!

Они побежали по тропе, стараясь не упускать из виду серое пятно драного плаща. Но вскоре все равно потеряли.

- Ничего, - утешил сам себя Денхольм. - Следы четкие, не скроется!

Они бежали, кусая пересохшие губы и задыхаясь сбитым дыханием, почти не замечая, как безоблачное небо заволокло тучами, как усилился ветер, благо по устоявшейся привычке он дул им в спину, словно подгоняя, поторапливая. Усталость брала свое, и голод опутывал ноги пудовыми веригами, и острые иглы вонзались под ребра, прихватывая легкие, добираясь до сердца…

- Я больше не могу! - Денхольм выплюнул слова вместе с комком непроглоченной слюны.

Остановился, задыхаясь кашлем, осмотрелся слезящимися глазами. И увидел дым. Черный, сальный, разрастающийся в полнеба. Жадный дым близкого пожарища.

- Где горит, Санди? - каркнул он сквозь судороги в горле.

- Там! Смотри, деревня!

Откуда взялись силы?

Король не успел осознать.

Он просто поймал себя на том, что снова бежит сломя голову, прыгая через рытвины туда, откуда доносятся крики и плач, стоны и проклятия. Туда, откуда все ощутимее тянет гарью и паленым мясом, куда тащат ведра с водой перемазанные сажей крестьяне.

Вскоре они увидели горящий дом, толпу людей, злые языки пламени.

И почти сразу же - проводника. Закопченный Эйви-Эйви с опаленными волосами копался в сумке неподалеку от пожилой женщины в обгоревшем платье, с кожей, покрытой красными волдырями ожогов.

- Сюда лей, образина! Не трать воду попусту! - рявкнул один из пытавшихся сбить непокорное пламя. - Всех вытащили?!

- Всех! - ответил ему нестройный хор голосов. - Пришлый Крину вынес, больше не было никого!

Проводник тем временем откопал книжицу в сафьяновом переплете, зашептал, зашевелил губами, листая страницы.

- Нужен дождь, - услышал запыхавшийся король, - иначе не потушат…

И тут пришла в себя женщина. Закашлялась, заметалась. И над пожаром пронесся раздирающий уши вой:

- Люди, где мой ребенок?! Там мой сын!

Странно размытый силуэт мелькнул мимо оторопевшего Денхольма. Он хотел переспросить шута, но Санди рядом с ним не оказалось. Обернувшись, он успел заметить, как шут окатил себя ведром воды и, не колеблясь, кинулся в пламя. Дико заорав, король прыгнул следом…

И запнулся на середине рывка.

Непонятная, словно скрытая до поры, сила держала его, беспомощно барахтавшегося, отбивавшегося, не пускала дотянуться до меча… Прошло несколько мучительно долгих минут, прежде чем он осознал, что бессильно трепыхается в объятиях собственного проводника.

- Пусти! - завопил король, впиваясь зубами в проступившие жильные канаты предплечья. - Там же Санди!

Эйви-Эйви тоже завопил, богохульствуя на незнакомом языке, но лишь сильнее сжал худые руки.

- Не пущу, одного хватит! - прорывалось сквозь ругань. - Зубы разожми, щенок, а то стукну - многих не досчитаешься!

Тут затрещала, проваливаясь и оседая, крыша, полетели в разные стороны огненные комья, люди кинулись врассыпную… Эйви-Эйви опустил руки, напряженно всматриваясь в столп пламени. Король ткнулся к нему в плечо, всхлипывая и отказываясь верить…

- Не реви, - оборвал его проводник. - Выскочил он. И ребенка вынес. Не реви, вон идет…

И в тот же миг хлынул дождь. Сам по себе. Ливень такой силы, словно на небесах сжалились и опрокинули на чадное пожарище гигантскую лохань.

Король часто смаргивал крупные капли и не мог прорваться взглядом за водяную завесу. Как в тумане видел он шута, будто закутанного в серый текучий плащ, и не верил в реальность происходящего. Ливень встал стеной между ними, разделяя навеки, кидая в иные пространства… Просто застыли рядом король и все еще закрывающий его собою старик, а по ту сторону дождя - опаленный и довольный собою Санди, прошедший сквозь пламя… Было тоскливо и жутко, и в сердце горела боль утраты…

- Совсем спятил, - вздохнул прозаичный Эйви-Эйви. - Гроза начинается, пошли в укрытие. Похоже, там моя помощь нужна, - и легонько подтолкнул короля.

Денхольм сделал шаг, другой. Потом пошел быстрее. Наваждение схлынуло, осталось тягостное недоумение. И печаль. Когда они вошли в соседнюю избу, их встретили приветственными криками. Усталые люди оттирали налипшую копоть и поправляли нервы добрым элем. Посреди комнатушки на столе восседал шут, с кружкой в руке, целый и невредимый, порой похожий на знак вопроса, но неизменно кипящий нездоровым весельем.

- О-го-го! Куманек! - жизнерадостно завопил он, едва завидев короля. - Видал, как я?! А ты, маг-недоучка! Тучи грозовые на небе, а от тебя дождя не допросишься!

- Как тебе удалось? - срывающимся шепотом спросил король, не в силах подойти и обнять самого родного человека на свете.

- А я знаю? - вздохнул шут. - Я не думал об этом, братец, просто вошел и вышел…

- Так и надо, так и надо, - забормотал проводник. - Именно не думая. Я вот задумался и не рискнул сунуться туда второй раз. Правда, не знал, что там ребенок, не почуял…

- А он в чулане с охранным знаком был заперт! - словно сжалившись, пояснил Санди. - Видать, наказали, насилу нашел! Ну что ты на меня, как на привидение, пялишься? Хей, куманек?

- Он тебя похоронить успел, - проворчал Эй-Эй, потирая укушенное плечо. - Отпел и оплакал по всем правилам. Цветочков на могилку, правда, не собрал, ну да наверстает…

- Спасибо, конечно, - неловко поклонился ошалевший шут. - Да только рановато, куманек, ты так не считаешь?

Назад Дальше