- Ты увидел главное, мой друг Беттуль. Отправь немедленно туда сотню солдат. Лучше, если ими будет командовать Луз. Прикажи блокировать площадь. Все циркачи должны быть арестованы и не позже, чем через час, приведены сюда, во дворец.
Беттуль открыл рот и забыл его закрыть.
Астон кивнул секретарю и двинулся вниз по лестнице. И уже снизу, чуть громче, сказал:
- Ты слышал меня, триумвир? Немедленно!
Беттуль захлопнул рот так, что клацнула челюсть, втянул голову в плечи и целеустремленно побежал следом.
* * *
Наконец-то Астон добрался до каземата. Скорра здесь не было, и Нгар лежал не на пыточной кровати, а на походной солдатской постели, устланной шерстяным одеялом. Раны его были перевязаны, у изголовья дежурил один из дворцовых лекарей.
При виде Астона лекарь поднялся и доложил:
- Он спит.
Астон пододвинул к койке табурет, сел, и велел секретарю:
- Сюда никого не пускать. А ты, - он взглянул на лекаря, - вряд ли здесь еще понадобишься. Иди.
Он остался один на один с Нгаром. Секретарь стоял в дальнем конце комнаты, охраняя дверь. И его фигура была почти незаметна на фоне серо-коричневых стен.
* * *
Шло время. Солнце склонялось за плоские холмы, окружавшие город. Свет его стал красным, и воздух в каземате тоже стал красным. Этот теплый свет упал на лицо Нгара и пробудил его.
Астон молчал. И Нгар тоже молчал.
За дверью послышался шум - кажется, с Астоном желал встретиться первый триумвир. Секретарь обменялся взглядом с Астоном, вышел, и сейчас же вернулся. Шум за дверью утих.
Наконец теплый свет уступил место сумеркам, которые вползли в эти стены и сгустились в углах. Астон налил вина в два бокала из бутыли, оплетенной ивовыми прутьями. Один бокал поставил, придерживая, на койку, возле руки Нгара - распухшей, посиневшей руки, над которой успел поработать Скорр. Нгар шевельнулся и выбил бокал. Он упал на каменный пол, но не разбился. Красное густое вино забрызгало щеголеватые сандалии Астона.
- Я хотел выпить за твоего друга, - негромко сказал Астон. - Возможно, скоро он будет здесь, хотя мы и постараемся, чтобы этого не произошло.
Нгар скосил глаза на Астона.
- У меня нет друзей, - шелестящим голосом, едва ворочая языком, сказал он.
- Есть, - возразил Астон. - Ты позвал его сюда. И он уже идет.
Нгар молчал.
Астон вздохнул.
- Ты не бог. Ведь тебе больно. Но ты и не простой человек. Потому, что тебя услышали за много миль отсюда. А в совпадения я давно уже не верю…
Он повернулся к двери:
- Вызови Трая. Пусть лечит его так, как если бы лечил меня самого.
* * *
Трай - седобородый человечек в колпаке и туфлях с загнутыми вверх носками - был похож на сказочного человечка.
Он был добр. Это было видно по каждому его движению, каждому вздоху.
Он неторопливо варил какие-то снадобья здесь же, в каземате, на устроенной специально для него походной печурке с бамбуковым дымоходом. Он сыпал в варево порошки, которые сам же и делал, толча что-то в керамической ступке тяжелым медным пестиком. Если Нгар отказывался от лекарства, Трай лишь вздыхал и отставлял их в сторону.
Еще он развесил по стенам пучки трав и кореньев. А по вечерам, не зажигая светильника, что-то бормотал, водя руками над повязками Нгара.
И очень скоро Нгар понял, что, вопреки собственному желанию, выздоравливает. В один прекрасный день он попросил вина и еды. И то и другое карлик собственноручно принес ему, и покормил, поднося кусочки вареного мяса на диковинном двузубом инструменте. Руки у Трая были сухими, со старческими пятнами, и мелко-мелко дрожали.
Наевшись и выпив терпкого молодого вина, Нгар впервые уснул сам, без порошков, снадобий и заклинаний - уснул богатырским сном.
Тогда Трай со вздохом поднялся, засеменил к дверям и сказал охранявшим каземат стражникам:
- Можете доложить магистру: его пленник здоров.
* * *
Нгар был пленником - хотя и почетным пленником. Его перевели из подземелья в светлую, чистую комнату с окном-бойницей, к тому же обрешеченной. Вход закрывала массивная дверь, укрепленная листовым железом.
Астон появлялся редко, и большую часть времени Нгар был предоставлен самому себе.
По ночам из подземелья, где еще не так давно содержался Нгар, доносились вопли и стоны: Скорр тренировался на очередной партии жертв. Нгару не мешали эти звуки. Они даже забавляли его в его унылом одиночестве.
Когда светила луна, Нгар поднимался по отвесной стене к окну. Вцепившись в решетку, часами сидел на камне, разглядывая луну и звезды - то, что было внизу, он видеть не мог.
Однажды его за этим занятием застал стражник.
Доложили Астону. Тот пришел в сопровождении своей тени - Ваде, и спросил, как Нгар это делает: забирается по голой стене.
Нгар вместо ответа подошел к стене. Цепляясь за микроскопические выступы каменной кладки, быстро, по-обезьяньи, добрался до амбразуры и сел на широкий подоконник.
Астон ничего не сказал. Лицо его осунулось и посерело за эти дни. Он подошел к стене, поглядел на нее рассеянно, сказал:
- Это еще не доказательство - ведь так? Я знавал скалолазов из одного горного племени, которые поднимались по гладким утесам на головокружительную высоту…
* * *
Наррония готовилась к вторжению.
Астон устал ждать. Он не понимал, почему хуссарабы, главным оружием которых были неожиданность, стремительность и коварство, медлят.
Судя по донесениям, большая часть их войска все еще оставалась в Сандоре. И не было ни одной попытки атаковать хотя бы одно укрепление на перевалах или мосты.
Теперь Астону казалось, что нападения можно ждать с любой стороны. Он колебался, не направить ли часть сил на восток, для защиты границ со стороны Огненных гор. Сил было достаточно, но распылять их было опасно.
Среди допрошенных циркачей действительно оказались лазутчики. Скорру, правда, пришлось потрудиться, пока он добился признаний.
Лазутчики немного добавили к тому, что Астон уже знал. Циркачей оставили в подземелье и забыли о них.
Если они выживут - они еще, может быть, пригодятся. Если нет - не придется тратить казенное продовольствие. Вот и все.
* * *
Подземные галереи дворца Астона уходили далеко-далеко вглубь - до самого озера, и под озером - до островков, на которых жили лишь рабы-мастера, надсмотрщики, да чайки.
Старая столица стояла не на самом берегу - с озером ее связывал канал, прорытый в незапамятные годы. Вдоль канала располагались загородные усадьбы знати и чиновничества, тянулись бесконечные ухоженные сады и лужайки; во многих усадьбах были устроены фонтаны и целые каскады, которыми можно было любоваться, плывя по каналу.
Да, Астон выбрал для себя не самое худшее место на земле…
* * *
Вторжение началось внезапно, и сразу с трех сторон: с северо-запада, с запада и с юга, откуда не ожидал и сам Астон, наррийский бог.
Нарронию с трех сторон надежно прикрывали горы. Собственно, сама Наррония представляла собой громадную межгорную котловину с огромным озером посередине. Горы в течение многих столетий служили надежной преградой для любых нападений. Приозерье, торговавшее лишь с Западным побережьем, для всего остального материка представлялось неведомым и загадочным краем.
Самые высокие горы - мощные отроги Туманных гор - находились на севере. Огненные горы - чуть ниже - отделяли ее от соседей с востока; на западе были невысокие, но труднопроходимые горы Мерах. А с юга Нарронию защищала пустыня Арара, соленая и безжизненная, где не росло ничего. К тому же пустыня располагалась на плато, приподнятом почти на целую милю над уровнем моря. Оттуда, с юга, по временам налетал на страну суховей. Он сжигал поля, красноватая пыль повисала над великим озером, скручивались листья на персиковых деревьях, а люди предпочитали отсиживаться в каменных домах. Новая столица в эти дни заносилась красноватой пылью. Ручейки пыли бежали по улочкам, проникали в дома сквозь невидимые щели. Пыль сводила людей с ума и в течение некоторого времени нарронийцы, жившие на южном берегу озера, становились немного сумасшедшими.
К счастью, южный ветер дул не более двух недель, и только дважды в год - весной и осенью.
В остальное время дул по большей части западный ветер, приносивший влагу и успокоение.
Новая столица
На этот раз вместе с южным ветром, с тучами красной пыли, пришли враги.
Двумя колоннами они спустились с плато и появились у стен Новой столицы внезапно, словно порожденные пылью убийственные посланцы самой Арары.
Они появились в красной пелене - всадники, казавшиеся черными. У них были звериные головы и шерстяные повязки на мордах.
В городские ворота, выходившие на юг, еще длинной вереницей тянулась бесконечная колонная беженцев, когда в красной пыли показались передовые отряды хуссарабов. Армизий велел держать ворота открытыми, а двум сотням всадников вступить в отвлекающий бой.
Противники сошлись неподалеку от городских стен, так, что жители могли видеть, что происходит. А происходило странное: едва нарронийцы устремлялись в атаку, хуссарабы бросались в бегство, но не по прямой, а большим полукругом, рассыпаясь в конце на отдельных всадников, которые, словно играя, бросали коней из стороны в сторону, не принимая боя.
Покружив неподалеку от городских стен в бесплодных попытках вступить в бой, сотни повернули назад. К тому времени последние беженцы успели войти в город.
Тяжко заухали далекие барабаны. Защитники замерли на стенах, арбалетчики изготовились к стрельбе. Жерла аррадатов, укрепленных в бойницах, уставились в красный туман.
Внизу, в городе, еще царила суматоха, беженцы рассыпались по улицам, взад и вперед скакали вестовые и проходили сумрачные отряды солдат.
Шло время. Пыль над городом стала багроветь: солнце закатывалось за дальние хребты юго-запада. И тогда, на закате, из любой точки Нарронии становились видны Огненные горы, на которые падали лучи заходящего солнца; огненные пики возникали на востоке и северо-востоке, и казались языками багрового угасающего пламени.
Сейчас, пока дул южный ветер, не было видно ни гор, ни даже неба над городом. Все тонуло в пыльной мгле, которая постепенно темнела, словно набирая тьму, как губка набирает воду. Когда во тьме потонули бастионы, раздался глухой тягостный гул. Этот гул выбивали тысячи копыт тяжелых боевых коней.
Триумвир на крыше донжона, в башенке, обитой листовым железом, широко раскрыв красные, набитые пылью глаза, тщетно вглядывался в темное марево. Он не мог понять, что за маневр предприняли хуссарабы. Неужели они отчаялись на яростный штурм в сумерки, в бурю, без подготовки?..
Триумвир глядел, пока глаза его не залили горькие черные слезы. Проморгавшись, снова глядел, и спрашивал, склоняясь, у стражников, - не видят ли они наступающих?
Так продолжалось долго. Гул нарастал, ощутимо задрожали стены, но врага все еще не было видно. И в конце концов триумвиру стало казаться, что хуссарабы стали невидимыми, что они уже здесь, рядом, уже выдвигают лестницы и цепляются крючьями за стены. Может быть, подумал он, потому-то они и побеждают всегда и везде: они просто превращаются в призраки. Секреты древнего кочевого народа, секреты дикого севера…
- Вот они! - перекрывая шум, крикнул кто-то. Триумвир поспешно протер глаза мокрым полотном, поданным ординарцем.
Вгляделся. Из густой пелены выползало что-то темное, необъятное, живое и единое. Оно наползало, как туча, только туча эта стелилась по земле.
Еще несколько мгновений - и триумвир разглядел их.
Туча подползла едва ли не к самым стенам, помедлила, накапливая силы, а потом вдруг развалилась надвое. Войско двумя языками стало обтекать город с запада и востока.
Триумвир не верил своим глазам.
- Что они делают? Окружают?
- Видимо, так, - ответил первый советник, стоявший позади триумвира. - Видимо, степной обычай требует…
Он замолчал. Снизу подал голос второй советник:
- Они объезжают город, чтобы рассмотреть стены. Ничего необычного. Просто разведка.
Прошло еще время. Последние приотставшие всадники с подменными лошадьми проскакали мимо. Один из всадников остановился неподалеку от ворот, задрав голову, долго смотрел на укрепления. Потом слез с коня, приподнял полы, и картинно помочился в сторону города.
Потом конь унес его влево, и все поглотила тьма.
Старая столица
Вечерами Астон с Вадемекумом все чаще стал заходить к Нгару. Астон усаживался в кресло с неизменным бокалом в руках. Ваде присаживался на корточки, спиной к стене.
Они не вели каких-то бесед; как правило, говорил кто-нибудь один, а другой лишь слушал.
- Люди очень злы, - говорил, например, Астон.
- Они просто напуганы, - отвечал Нгар. - Их злоба копится из поколения в поколение, по мере того, как копится подспудный страх. Мир устроен так, что тяжесть преступлений и катастроф переходит от отцов к сыновьям. Но сыновья не знают об этом. Они лишь чувствуют что-то, что не дает им покоя. И тогда они хватают мечи и устремляются друг на друга. Чем дальше - тем злее и ожесточенней войны. Когда-то - если ты бог, ты должен знать это, - люди дрались зубами и когтями. У них были медвежьи челюсти и медвежьи когти. Потом они подняли палки - палкой убить можно быстрее, а значит, и больше врагов. Потом вместо палок появилось настоящее оружие. Так, от поколения к поколению, совершенствуется искусство войны, в сражениях гибнет все больше людей, но рождается их еще больше. Война отвлекает их от страха, который вечно томит их души…
Астон внимательно слушал, кивал. Вадемекум строчил, положив на колени толстую, аккуратно сшитую кипу листов. Он писал тростниковым пером, оно иногда брызгало, и Вадемекум морщился, ломал перо, тут же извлекал из футляра новое - футляры с перьями и чернильным пузырьком он носил на поясе.
- Чем больше войн, тем лучше. Но, с другой стороны, с каждым новым витком времени жертвы все многочисленнее. Войны становятся опустошительными - хиреют и разрушаются города и страны, оставшиеся в живых жители уходят в поисках лучшей доли, их место занимают победители, а потом их тоже побеждают. Круговорот…
Астон кивал.
- Когда-нибудь люди изобретут сверхоружие. И тогда в мгновение ока будут исчезать целые страны. Но и этого будет мало - оставшихся в живых по-прежнему будет томить древний ужас, который стихает лишь ненадолго, во время войны. И чем ожесточенней война - тем дальше отступает страх…
- Что же это за страх? - спрашивал Астон. - Откуда он? Чего так страшатся люди, что готовы поскорей умереть, лишь бы избавиться от передающегося из поколения в поколения ужаса?
- Того, что земля потонет, - отвечал Нгар. - Ведь наша Земля, как ты знаешь - корабль…
Астон нервно постукивал пальцами, извлекая из бокала с вином дребезжащий звон.
- Я видел другие земли. Гораздо обширней этой. И там жители не считали, что земля - корабль… Но тоже боялись, что земля однажды потонет.
Иногда Ваде забывал писать. Застыв с раскрытым ртом, он замирал, а с расщепленного тростника медленно скатывалась на листы черная капля.