Старая столица
Хуссарабы не делали попыток идти на приступ. Днем их аррадаты поддерживали вялую дуэль, ночью лагерь, построенный в отдалении, заливал свет бесчисленных костров.
- Они чего-то ждут, - хмуро сказал Азан Лузу вечером, когда они вдвоем обходили караулы.
- Может быть, подкреплений? - сказал Луз.
Азан бросил на него быстрый взгляд и тихо проговорил - так, чтобы не слышали солдаты:
- Нет. Зачем им подкрепления?.. Я знаю, чего они ждут. Они ждут предательства.
Луз непонимающе взглянул на него.
- Магистр сказал, что теперь не верит даже мне. Он закрыл пороховые хранилища, так что войти туда теперь можно только с его разрешения.
- Наверное, так и нужно, - сказал Луз. - Ведь от варваров можно ожидать всего. Они могут подкупить какого-нибудь сотника, и тот откроет хранилища, подведет фитиль, и…
Азан остановился:
- Так ты думаешь, что магистр подозревает даже нас с тобой? Это просто безумие. Кто и за какие деньги может меня подкупить?.. Хотел бы я увидеть этого человека.
Луз внезапно повернулся к Азану. Они стояли на площадке одного из бастионов, на площадке не было света, а до стражников, вглядывавшихся во тьму, было несколько шагов. Луз взял Азана за плечи, притянул к себе и прошептал:
- Хочешь видеть этого человека? Так смотри!
Азан раскрыл рот. От тяжко забившегося сердца у него перехватило дыхание. Он потянул из ножен кинжал, но Луз опередил его: клинок кольнул Азана под кадык.
- Молчи, - тихо и спокойно сказал Луз. - Эти солдаты ни в чем не виноваты, но если ты закричишь - мне придется убить не только тебя, но и их.
Азан разевал рот, не в силах выговорить ни слова, но руки его опустились, и кинжал беззвучно вернулся в ножны.
- Караул! - внезапно крикнул Луз, поворачивая голову к страже. - Все спокойно?
- Все спокойно, господин!
Луз усмехнулся и почти ласково шепнул Азану:
- Пойдем. Нам надо проверить еще караулы у хранилищ.
* * *
Солдаты, игравшие в кости у входа в одно из хранилищ, вскочили и вытянулись.
Азан, набычившись, шел впереди, Луз - сзади.
- Так-то вы исполняете службу? - грозно спросил Луз. - Здесь запрещено разжигать открытый огонь!
Один из солдат начал торопливо затаптывать костер, разожженный на каменных плитах.
- Не верьте ему… - внезапно прохрипел Азан. И, видя, что солдаты в недоумении поглядели на него, повторил громко и отчетливо:
- Не верьте ему! Это предатель! Его подкупили хуссарабы!
Он отскочил от Луза, выхватил кинжал и рявкнул:
- Арестовать предателя!
Дальше произошло немыслимое. Вместо того, чтобы кинуться на Луза, солдаты кинулись на него, Азана. Один перехватил руку с кинжалом, другой упер копье ему в грудь.
- Что вы делаете? Луз - предатель! - крикнул Азан; копье с силой уперлось в грудь и Азан отступил; он сделал назад несколько коротких шагов и уперся спиной в каменную стену. Солдат, выкручивавший ему руку, наконец добился своего: кинжал выпал, зазвенев.
- Заткните ему рот, - приказал Луз. - Иначе он поднимет на ноги все караулы.
Азан больше не успел ничего сказать: солдат с копьем криво усмехнулся, быстро повернул копье вперед тупым концом и с силой вонзил его в солнечное сплетение. Азан согнулся. На голову ему обрушился страшный удар, пол выскользнул из-под ног, и стена внезапно отдалилась и отъехала вбок.
Потом он почувствовал, как голову его туго-натуго перетягивают солдатским ремнем, руки выворачивают назад. Потом его приподняли, массивная дверь хранилища распахнулась, и Азан полетел во тьму, рухнув прямо на хумы - врытые в землю громадные керамические сосуды, набитые порохом.
* * *
Раздался чуть слышный треск. Астон поднял голову, вглядываясь. На стекле появилась маленькая трещина. И вдруг она начала ветвиться, расти, и стекло побелело как молоко.
Астон бесшумно поднялся и скользнул к выходу, а Ваде успел лишь поднять голову - и тут с оглушительным звуком сосуд лопнул, засыпав каземат стеклянными осколками.
Ваде взвыл, согнулся: стекло поранило ему лицо.
Грудь Нгара заходила ходуном, воздух со свистом вылетал из ноздрей.
- Бог возвращается… - сказал Астон. Лицо его стало белым, но он не потерял присутствия духа. - Ваде!
Вадемекум стонал; из-под пальцев, которыми он закрыл лицо, сочилась алая кровь.
- Ваде! - громче позвал Астон. - Нам пора уходить.
Он помедлил мгновение.
Между тем тело Нгара выгнулось самым неестественным образом; казалось, гигант вставал одновременно на руки и на ноги, при этом суставы его с треском выворачивались из пазух.
Астон начал медленно пятиться к двери. Судорожно пошарил рукой позади себя, пытаясь нащупать засов.
А Нгар внезапно начал меняться. Он превращался в кого-то другого - быстро, на глазах у Астона. И чем быстрее и судорожней Астон шевелил рукой, тем быстрее превращался Нгар. Лицо его посветлело, волосы стали длинными и седыми, на голове появилась старая, выпачканная землей повязка. Он стал меньше ростом, а на груди появилось несколько запекшихся ран.
Потом Нгар упал, суставы с хрустом встали на место. Нгар открыл глаза, приподнялся на руках, подтянул ноги. И начал вставать…
В этот самый момент Астон нашарил наконец рукоять засова, открыл дверь и выпрыгнул в коридор. Захлопнул дверь, задвинул внешний засов - стражник, стоявший у дверей, попятился в испуге.
Астон мельком взглянул на него, выхватил у него из руки короткое копье и исчез в дальнем конце галереи.
* * *
Он бежал, не обращая внимания на вытягивавшихся при виде его караульных; выбежал в главную галерею, и не останавливаясь, помчался вниз, туда, где под решеткой плескалась вода канала, соединявшего искусственные пруды столицы с озером Нарро.
По дороге он снял со стены факел. Откинув тяжелый люк, начал спускаться по осклизлой лесенке в колодец. Внизу, у самой решетки, остановился на узком - в ладонь шириной - поребрике. Поднял копье и стал выбивать железные клинья, удерживавшие решетку.
Когда решетка, наконец, рухнула, он глубоко вздохнул, отбросил факел и бросился в воду.
Там, в каменной стене, открывался лаз, обросший длинной, как волосы, тиной. Астон пробрался в него, сделал несколько гребков - и наконец вырвался из воды, очутившись в маленьком гроте. Здесь царила полная тьма, но Астону не нужен был свет - тайный подземный ход строился по его чертежам, и строителей давно уже не было в живых.
Он нащупал еще один лаз, влез в него и пополз. Лаз постепенно расширялся; вскоре Астон уже бежал по нему, бежал что есть силы, разбивая в кровь локти о невидимые каменные стены.
* * *
Ночь на мгновение превратилась в день. Яркая вспышка озарила каменные стены и бастионы. Вздрогнула земля. Конь под Шумааром пошатнулся, едва не потеряв равновесия.
Шумаар обернулся к сигнальщику:
- Труби!
Яростно взревела труба, ей в ответ из тьмы отозвались другие.
Хуссарабы пошли на штурм.
Нуанна
Ворота давно уже были сорваны, проем полуразрушен; в проходе лежали древние битые камни, и бесконечная процессия плавно перетекала через них, выходя из города.
- Плохой город, - сказал Амза. - Некрасивый, слишком большой и скученный. И дома в нем похожи на норы, птичьи норы из глины… Почему же этот город называют Центром Вселенной?
- Наверное, потому, мой господин, что Нуанна лежит как раз посередине земли. Отсюда до Южного Полумесяца столько же миль, сколько и до Северного.
Лухар, тысячник и советник Амзы-баатура, стоял так, чтобы казаться ниже: Амза не любил глядеть снизу вверх. Для Амзы в центре лагеря был насыпан небольшой курган, и на кургане разбит остроконечный шатер с флагом на золоченом шпиле.
- Что они делают? - спросил Амза, кивая на бесконечную толпу нуаннийцев.
- Выносят своего бога. Их богу теперь негде жить: Дворец жрецов разрушен.
Амза приподнялся, вглядываясь в толпу.
- И где же их бог?
- Они его прячут, наверное.
Амза долго думал, шевеля широкими пухлыми губами.
- А! - наконец сказал он. - Они несут его в себе.
* * *
Толпы нуаннийцев, сотни тысяч шаркающих босых ног. Серые балахоны, ни одного лишнего движения, взгляда или жеста.
Они шли с самого утра, едва поднялось солнце. Вначале стража, охранявшая руины жреческого дворца, донесла, что на площади стали собираться люди-тени в серых, до пят, плащах и в надвинутых на глаза накидках.
Амза не велел их трогать. Он только спросил у Лухара, не замышляют ли нуаннийцы бунта?
Лухар успокоил: нуаннийцы никогда не бунтуют. А сейчас, когда разрушена их главная святыня и они остались без вождя, ждать бунта тем более не приходится.
Лухар поведал Амзе о странной религии нуаннийцев, об их бессмертных жрецах. Теперь бессмертие прервалось, нетленные тела жрецов погрузились в пучины. Может быть, нуаннийцы хотят построить новый храм?..
Разговор был утром, когда уже началось шествие. Сначала по улицам прошли сотни людей в балахонах, потом к ним стали присоединяться жители.
- Однако надо на всякий случай взять зачинщиков, - сказал Амза.
Конный отряд хуссарабов врезался в толпу, отсекая балахоны. Тех, кого взяли в кольцо, погнали к ставке Амзы.
- Что все это значит? - сурово спросил Амза у жрецов, ткнув пальцем в сторону шествия.
Он сидел, скрестив ноги, на простом ковре, запыленном и обтрепанном по краям. Ожидал ответа, положив руки на колени, широко расставив их в локтях.
Жрецы опускали головы, прятали глаза.
- Не хотят говорить?.. - удивленно спросил Амза у Лухара.
Лухар подозвал толмача, спустился к жрецам. Стал задавать вопросы. Толмач переводил.
Жрецы молчали.
Лухар вопросительно взглянул на Амзу. Амза кивнул.
Лухар отдал приказ всадникам.
Засвистели в воздухе камчи; удары были такими, что рассекали серые балахоны, и из прорех начинала сочиться кровь. Кто-то падал, кто-то оставался стоять на ногах, но ни один не вскрикнул, не взмолился о пощаде.
Лухар повернулся к Амзе, который, совершив омовение, приступал к завтраку: перед ним на блюде лежал бараний бок.
Амза сердито плюнул и махнул рукой, блестевшей от жира.
Тогда всадники погнали жрецов за курган, вывели из лагеря и в ближайшей роще порубили всех саблями; им даже не пришлось покидать седел; казалось, жрецы сами подставляли шеи так, чтобы рубить было удобнее.
Вечером поток людей иссяк. В городе было спокойно, но Лухар все же усилил стражу.
А те, что ушли на юг, все еще пробирались вдоль одной из проток Желтой реки; наблюдатели докладывали, что толпа втянулась в тростниковые заросли, тянувшиеся на много миль по болотистой местности.
- Ладно, - сказал Амза; его уже перенесли в шатер, он зевал и прогнал рабынь, которые перед сном чесали ему пятки. - Я хочу спать. Подождем до завтра.
А ночью далеко с юга до лагеря донесся жутковатый рев - жалобный и одновременно угрожающий. Амза не проснулся, а Лухар, выйдя из своего шатра, долго стоял на кургане, вглядываясь во тьму.
Долина Тобарры
Угда был недоволен. Он ругался и бил камчой всякого, до кого мог дотянуться.
Палило солнце. Плавучий дворец Угды плыл вниз по течению великой реки. Это был прекрасный дворец, выстроенный на широкой палубе плоскодонки. Затейливая резьба украшала золоченые крыши со шпилями, балкончики и лесенки.
Угда сидел в башенке, открытой с трех сторон, для прохлады: шелковые стены сдвигались и раздвигались - это придумали строители плавучего дворца, хитроумные таосцы.
И все же в башенке было жарко. Погода была почти безветренной, Угда обливался потом и бранился.
Позавчера, когда Ар-Угай сказал ему, что Тауатта осиротела, он его не понял. Тауатта - родовая столица Богды, лежавшая в Голубой степи, у слияния Тобарры и Авестры, неподалеку от озера Макканай.
- Надо, - сказал Ар-Угай, - чтобы в каждом улусе был хозяин. В империи хуссарабов теперь много улусов. Аххум, Арли, Киатта, Тао, Нуан, Намут. Но главный улус - земля отцов, Тауатта.
Угда мычал. Его вытирали и одевали полуголые рабыни - наложницы, он подставлял то руку, то ногу, глядел на Ар-Угая бессмысленными глазами и время от времени пускал губами пузыри.
- Тауатта - старший улус, - продолжал, как ни в чем ни бывало, Ар-Угай. - Там должен сидеть Великий каан. Арманатта - средний улус. Здесь сидит Младший каан. Зеркальные озера - самый младший улус. Там ставка Камды.
Угда вдруг кивнул и сказал:
- А ты, Ар-Угай?
- Я служу младшему каану, - неторопливо ответил Ар-Угай. - Он еще мальчик, и кому, как не мне, позаботиться о нем?
- Твой улус - Арманатта, - утвердительно сказал Угда.
Ар-Угай мгновение смотрел на него, потом вздохнул и покачал головой.
- У меня нет улуса. Я буду оберегать каана, пока он не войдет в разум. Когда каану исполнится двенадцать зим, он выберет себе старшую жену, и станет править всем поднебесным миром. Тогда я буду делать то, что он прикажет.
Угду, казалось, заинтересовали слова Ар-Угая. Он озабоченно осмотрелся, оттолкнул наложницу, которая растирала ему грудь, и сказал:
- У меня тоже должна быть старшая жена!
Ар-Угай снова вздохнул.
- Ты так и не выбрал ее. Помнишь, что сказал Богда, твой отец? Он сказал, что ты - его главная надежда, но у тебя не будет детей.
- Он так сказал? - удивился Угда. - Я не слышал.
Он подумал и вдруг закричал:
- Мне трижды по двенадцать зим! А старшей жены у меня все еще нет! Я тоже хочу жениться!
- Если хочешь - женись, - сказал Ар-Угай, начиная раздражаться. - Но все знают, что ни одна женщина, с которой ты спал, не смогла понести от тебя.
- Я хочу жениться на Айгуз! - внезапно выпалил Угда.
Ар-Угай до того опешил, что на мгновение потерял дар речи. Наконец сказал:
- Айгуз - мать младшего каана. Ее муж погиб в Нуанне…
- Вот и хорошо, что погиб! - радостно кивнул Угда. - Теперь ее снова можно взять в жены! И у меня будет свой сын - настоящий сын!
- Ты говоришь о младшем каане? - не веря ушам, спросил Ар-Угай.
- Конечно! Ты угадал!
Ар-Угай хлопнул себя по коленям и прошипел:
- Ты дурак, Угда. Кому нужен такой муж, который не владеет мужской силой? Ты порченный, Угда! Твой отец так говорил!
Лицо Угды стало красным от гнева, а обвисшая, как у женщины, грудь затряслась.
- Это не я, это они порченые! - Он схватил наложницу за волосы, развернул лицом к Ар-Угаю. - Разве не видишь? Они все порченые!
Он повернул женщину к себе и смачно плюнул в искаженное от боли лицо.
Женщина взвыла и вцепилась двумя руками в лицо и грудь Угды. Угда завизжал, как резаный, и повалился на спину. Перепуганная рабыня отскочила, в ужасе взглянула на Ар-Угая, завыла в голос и исчезла.
Ар-Угай шевельнул бровью - остальные женщины тоже исчезли.
Тогда он наклонился к Угде. Угда хлюпал носом, размазывая кровь; кровью набухали и царапины на груди.
- Порченые! Видишь? Порченые! - Проговорил он сквозь слезы.
- Угда! Ты великий каан, а ведешь себя, как мальчишка-недоумок!
Ар-Угай схватил Угду за жирный загривок и, запрокинув ему голову, прорычал:
- Твой улус - Тауатта! Запомни! Корабль уже снаряжен. Сегодня же ты отправишься на север!
Угда вытаращил глаза от страха, лепеча что-то нечленораздельное.
Ар-Угай отпустил его, выпрямился.
- Ты понял меня, великий каан?
Угда несколько раз судорожно кивнул.
Ар-Угай вышел из покоев; за занавесом, служившим дверью, плакала наложница, а две других ее утешали. При виде Ар-Угая они затихли.
- Идите к нему, - приказал Ар-Угай. - Умойте ему лицо. Сегодня он уплывает домой, в Тауатту.
- А мы, господин? - срывающимся голосом спросила та, что расцарапала каана.
Ар-Угай несильно ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова ее откинулась, но она, не обращая внимания на боль, повалилась на пол, обхватив обеими руками ноги Ар-Угая.
- Пощади! - чуть не в голос завопила она. Обе других, как по команде, завыли. - Оставь нас здесь! Мы будем служить тебе или твоим слугам! Не отдавай нас Угде!..
- О чем ты говоришь, женщина? - грозно спросил Ар-Угай. - Или хочешь, чтобы тебя закопали живой на границе заката?..
- Я не жена ему, чтобы меня закапывать! Я ничего не сделала ему плохого! Пощади! Отпусти нас, великий каан!..
Ар-Угай вздрогнул, присел, посмотрел ей прямо в глаза.
- Как тебя зовут?
- Кенже, господин! Я из рода Кенет-бея…
Ар-Угай помедлил.
- Хорошо… - проговорил он наконец, - Я оставлю вас здесь. Будете служить мне. А сейчас…
Они зарыдали в голос, но он топнул ногой:
- А сейчас - идите к нему. Пока еще он - ваш каан!..