– Он посвятил вас в секрет Двери, это естественно – аргусы всегда обзаводятся одним или несколькими помощниками, желают они того или нет… Поедемте домой, я хотел бы выпить кофе и узнать, что конкретно произошло. И бога ради, не надо относиться ко мне как к представителю некоей таинственной и опасной организации. Помните "Мастера и Маргариту" Булгакова? Так вот: считайте, что я, подобно господину Коровьеву, лицо совершенно неофициальное. Частное. И я могу вам помочь разобраться в возникших проблемах.
– Кто такие аргусы? – не выдержал Серега.
– Давайте потом, не будем задерживаться.
"Опель" никуда не пропал, да и не мог – Серега отдал водителю лишь треть оговоренной суммы. Владимир Платонович уселся на переднее сиденье, без напоминаний пристегнулся, и сразу завел благодушный разговор: погода в Мюнхене значительно лучше, солнце, Петербург мало изменился с времен прошлого визита (если верить словам Гончарова, последний раз он появлялся в городе четыре года назад); водитель немедленно подключился к беседе и начал интересоваться жизнью в Германии. Иностранец подробно отвечал.
Обратно доехали значительно быстрее, меньше чем за полчаса. Высадились напротив арки во двор, Владимир Платонович безошибочно направился ко второй парадной.
– Вы, должно быть, Наталья Андреевна? – Гончаров слегка поклонился, увидев в дверях Серегину благоверную. – Добрый день.
– Можно просто Наталья. Да вы проходите…
Выбрался из своей берлоги насупленный и недовольный Трюггви. Принялся рассматривать новоприбывшего. В старых спортивных штанах и футболке Славика выглядел он комично – эта домашняя одежда подходила здоровенному высокому даниру, как корове седло. Серега машинально отметил: пораненная рука наново перевязана, Наталья постаралась.
И тут произошло то, чего стоило ожидать в последнюю очередь. Господин Гончаров поставил в угол зонтик, передал кейс Сереге, снял пальто и, повернувшись к Трюггви, запросто произнес:
– Хейлс.
– Сигис хейлс… – выдержав паузу, сказал дан. Насторожился.
Затем Владимир Платонович легко и свободно заговорил на понятном Трюггви языке. Будто на родном, без единой запинки. Задал несколько вопросов, получил односложные ответы – дан вначале не поверил, что этот человек способен общаться с ним на равных. Произношение у Гончарова слегка отличалось, согласные он выговаривал тверже и отчетливее, гласные, наоборот, растягивал. Но Трюггви понимал – все, до последнего слова.
– Он использует ютландский диалект, – пояснил Гончаров оторопевшему Сереге. – Сейчас его невозможно выучить ни в одном университете мира. А я говорю с вашим другом на древнедатском. Что же мы стоим? Надеюсь, в этом доме, как и в прежние времена, варят хороший кофе?
Владимир Платонович раньше бывал в квартире, это очевидно. Проходя мимо Двери, приостановился, потрогал торчащий в скважине ключ, усмехнулся и уверенным шагом отправился на кухню.
– Я виделся с Людочкой в две тысячи четвертом, – сказал он, внимательно оглядевшись. – Здесь, в этом доме. Словно вчера… Время летит неимоверно быстро. Сережа, присаживайтесь. Мы в квартире всего лишь гости, но за отсутствием хозяина придется располагаться с максимально возможными удобствами – надеюсь, Вячеслав не обидится.
– Если он жив еще, – заметил Серега. Присел на табурет, в то время как Гончаров расположился в мягком кухонном уголке. Трюггви, привалившись левым плечом к стене, застыл у входа.
– Не проявит дурости – уцелеет. Он аргус. Трюггви, комм, ситья. Наташенька, мне кофе без сахара… О-о, да у вас настоящий арабский!
– Подруга любит, – ответила Наталья. Гончаров глянул остро, создавалось впечатление, будто он знает, о ком идет речь.
– Подруга, да… Отлично. Итак, я полагаю, все вы жаждете знать, кто я такой и что здесь делаю? Кого представляю?
– Вы же сказали – "частное лицо", – напомнил Серега. – А теперь завели речь о "представительстве".
– Не торопитесь, Сергей. Всему свое время. Предупреждаю сразу: предоставить исчерпывающую информацию я вправе только аргусу, но вы получите общие сведения, которые помогут впредь чувствовать себя увереннее. Для начала…
Гончаров вынул из внутреннего кармана пиджака серый паспорт с тевтонским орлом и положил на стол перед Серегой.
– …Для начала следует развеять вполне объяснимое недоверие. Я гражданин ФРГ, постоянно живу в Мюнхене, владею сетью аптек в Баварии. Русское имя? Да, родные дед и бабушка бежали из России через полгода после революции, до тысяча девятьсот тридцать первого года жили в Швейцарии, потом переехали в Германию. Отец женился на соотечественнице из эмигрантов, с началом войны был интернирован как человек без гражданства и русский по происхождению. До сорок четвертого года сидел в лагере под Кобленцем, освобожден англо-американцами. Вскоре после капитуляции Третьего рейха отец по чистой случайности стал аргусом в Мюнхене – жить было негде, после бомбардировок союзников в городе осталось мало неповрежденных зданий, родители сняли небольшую комнатку на Байрен-штрассе… В комнате была вторая дверь, всегда запертая. Надеюсь, объяснять, куда она вела, не обязательно?
– Почему же? – сказала Наталья. – Куда?
– Семнадцатый век, эпоха Тридцатилетней войны. По сравнению с этим – ваша Дверь ведет в сравнительно благополучные и тихие времена. Не каждому аргусу везет так, как повезло Вячеславу. И вам.
– Вы постоянно повторяете слово "аргус". – Серега, просмотрев паспорт (выглядел он настоящим – голограммы, проставленные визы, цветная фотография владельца… Если и фальшивка, то очень высокого класса!), поднял взгляд на Гончарова. – Что это значит?
– Не знаете? Довольно известный древнегреческий миф о титане по имени Аргус Панопт. Если верить Фукидиду, у великана было четыре глаза, по сообщениям Овидия – сто. Аргус никогда не спал и мог увидеть любое событие на Земле, он был лучшим стражем из всех существующих – именно поэтому богиня Гера попросила Аргуса охранять жрицу Ио, которую превратили в корову: Гера не простила своему мужу Зевсу супружеской измены с прекрасной сапией. Аргус привязал корову в Нимейской оливковой роще и бессонно охранял ее, но Зевс подговорил Гермеса усыпить и убить титана – Гермес отрезал ему голову…
– Это очень интересно, – нетерпеливо перебил Серега. – Но какая взаимосвязь между греческим великаном, Трюггви, нашей Дверью и Славиком, которому, я надеюсь, голову пока не отрезали?
– Есть такое англоязычное слово: slang. По-русски – жаргон. Любая социальная или профессиональная группа пользуется своим жаргоном. Летчики, врачи, военные, ассенизаторы – да кто угодно! Мы тоже. Я не знаю, кто впервые назвал людей, присматривающих за Дверьми, "аргусами". Подозреваю, это случилось в эпоху великой технологической революции, веке в девятнадцатом или в начале двадцатого – когда античность стала модной. Аргусы начали объединяться в разрозненные группы перед Первой мировой… Сейчас, в информационном мире, найти друг друга куда легче. Вот ответ на ваш вопрос: я представляю клуб по интересам. Клуб с обязательной взаимопомощью, обменом нужными сведениями и, при необходимости, физической поддержкой. Поэтому я сейчас в Петербурге, а не дома, в Мюнхене, с женой и младшими детьми.
– Перед Первой мировой? – подался вперед Серега. – Значит, Двери существовали уже тогда? Сто лет назад?
– Они были всегда. Скорее всего, это крайне редкий природный феномен, связанный с физикой искривленного пространства. Извините, я не силен в столь высоких материях, Двери никогда не изучались, одни предположения…
– Да что вы говорите! – с сарказмом ответил Серега. – Феномен? Редкий? В компьютер Славика забиты данные на несколько сотен Дверей! Вы это называете "редкостью"?
– Учитывайте масштабы планеты. Представьте, что на Земле осталось всего пятьсот человек – люди будут считаться уникальным биологическим видом или нет?
– Ладно, убедили. Теперь посмотрите на Дверь, расположенную в этой чудесной квартире. Ни разу не встречал ни единого спонтанного "явления природы", выглядящего, как дверь, открывающегося, как дверь, и запирающегося на замок – как любая обычная дверь. Она сделана из дерева и металла, ключ – в наличии. У вас отыщется ключ, повернув который, вы сможете остановить ураган или землетрясение?
– А вот технологии проникновения через пространственно-временные аномалии и способы ограничить возможности перехода для посторонних лиц находятся вне вашей компетенции, Сережа, – с наилюбезнейшей улыбкой ответил Гончаров. – Скажу одно: за многие годы, даже за столетия, наработана система безопасного использования "прорех". Это маленький секрет аргусов. Простите, но его я раскрою только Вячеславу.
– Славику, – сказала Наталья. – Ему нравилось… Нравится, когда его называют Славиком.
– Очень хорошо, – кивнул Владимир Платонович. – Непременно учту, спасибо. Давайте договоримся: я отвечу на любой заданный вопрос, если он не противоречит нашей корпоративной этике. Сергей, проведите блиц-опрос, я буду отвечать только "да" или "нет" – тогда и увидите, где находятся границы дозволенного помощникам аргуса.
– Прекрасно, – зло ощерился Серега. Этот старый зануда нравился ему все меньше. – Давайте! Двери ведут в реальное историческое прошлое?
– Да.
– Почему там обитают сверхъестественные существа?
– Не понимаю, о чем конкретно вы говорите. Такие существа живут и здесь, в нашей реальности, в нашем времени.
– Расспросите Трюггви, он знает, о чем я говорю.
– Непременно. Дальше.
– Сколько всего Дверей?
– Неизвестно. Но аргусы полагают, что гораздо больше, чем записано в каталоге.
– Ваша организация имеет свою иерархию и руководство? Барон Альберт фон Фальц-Фейн – главный?
– На первый вопрос я отвечать права не имею. На второй… Фальц-Фейн не руководитель. Скорее, организатор. Он первым придумал собрать всех аргусов вместе – так проще защищаться от опасностей, которые могут породить "прорехи".
– Почему аргусом выбрали Славика и почему новому стражу Двери ничего не объяснили? Просто всучили наследство – на, мол, сам разбирайся.
– То есть как – ничего? Людмила Владимировна обязаны была оставить…
– Обязана?! – Серега поднял голос, что граничило с откровенным хамством. – Я отвечаю: пока Славик абсолютно случайно не нашел Дверь, спрятанную за ковром, он и малейшего понятия не имел, какое наследство получил от старой карги!
Господин Гончаров, ничуть не изменившись в лице, поднялся, шагнул к серегиному табурету и легко ухватил увлекшегося наглеца за манишку. Владимир Платонович человек немолодой, но силы у него – как у быка, это Серега почувствовал мгновенно. И выше на голову.
Наталья тихонько ойкнула. Трюггви не двинулся с места и сделал вид, что небольшой конфликт его совсем не касается.
– Юноша, – очень вежливо и тихо сказал Гончаров. – Уясните наконец, что я – ваш друг. И что существуют тайны, которые вас не касаются. Вы же не пойдете в Кремль к президенту Медведеву требовать подробных объяснений об устройстве и принципах работы "ядерного чемоданчика"? Это первое. Второе: постарайтесь быть менее эмоциональным. Я человек старой школы и не люблю лишней грубости – вы совершенно зря назвали госпожу Кейлин "старой каргой", эта маленькая женщина шестьдесят лет прислеживала за Дверью в качестве аргуса и не допустила ни одной ошибки. Почти ни одной: она не успела ввести в курс дела избранного ею преемника, или, что более вероятно, преемник сам не увидел очевидного – по случайной глупости, по молодости или невнимательности. Я извиняю ваши необдуманные слова, Сергей. Однако постарайтесь впредь не повторять нелепых ошибок.
Ладонь разжалась. Серега понял, что лицо покрыто потом – судя по взгляду и интонации Гончарова, он мог убить не задумываясь, в интеллигентном по виду джентльмене из города Мюнхена дремала некая сила, не рассуждающая и беспощадная. Ее отблеск в глазах Владимира Платоновича Серега увидел четко – холодная сине-голубая искра, как лунный лучик на лезвии отточенного меча.
С этим человеком лучше не связываться. Дикарь Трюггви рядом с ним – котенок.
– Оставим, – сказал Гончаров. – Я очень не люблю ссоры. Наташа, что вы сможете предложить на ужин? Или будет проще заказать по телефону готовую еду в каком-нибудь ресторане, чтобы привезли на квартиру? Нет-нет, не беспокойтесь, я не собираюсь жить за ваш счет – мне нужен только диван, чистое белье и одеяло, в Петербурге очень холодно. Вы теперь исполняете обязанности хозяйки дома? Примите пожалуйста на проживание. И не возражайте, мне будет обидно!
Владимир Платонович вынул из бумажника две купюры по пятьсот Евро и положил на стол. Наталья (не откажешь человеку в невозмутимости!) пожала плечами, забрала деньги и направилась в прихожую. Сказала, обернувшись:
– Вы пока отдыхайте, я загляну в обменник и сразу в магазин. Тоже придумали – в ресторане заказывать! Вы знаете, сколько это у нас стоит? Ребята, домашняя курица в соусе карри, зеленый салат и вареная картошка вас устроят?
– Это замечательно, – вежливо кивнул Гончаров. Повернулся к Трюггви, поучающим тоном что-то объяснил. Дан встал и – удивительно! – медленно поклонился Наталье в пояс.
– Что вы ему сказали? – ахнул Серега.
– Ничего особенного. Если перевести дословно – госпожа, владеющая этим домом, сама пойдет за добычей. Здесь так принято, охотятся не мужчины, а женщины.
Гончаров говорил это с невозможно серьезным видом.
– И он поверил?
– Да. Эти люди с пеленок приучены уважать чужие обычаи и, больше того, в вопросах бытовых неимоверно тактичны. Но попробуйте его обмануть, например, в делах денежных – не получится! Скандинавы невероятно хитры и умны, иначе не завоевали бы половину Европы. Запомните, Сережа: они думают и воспринимают мир совсем иначе, чем современный человек.
– Откуда вы знаете?
– Я бывал там, на той стороне. Бывал неоднократно. И выжил. Больше того, я полюбил этих людей: жестоких, свирепых, верующих только в себя и в Судьбу. Но в то же время очень отзывчивых, невероятно учтивых, и – по-своему, – бесконечно добрых. Начинайте учится, Сережа, – теперь вы помощник аргуса. Даже двух, учитывая мою скромную персону.
– Вы могли бы обращаться ко мне на "ты"? Непривычно…
– Конечно, Сергей. Договорились.
* * *
Город назывался сложно – Альдейгьюборг, иногда даны говорили более кратко, Альдейга, отбрасывая окончание "борг", и в ХХ веке означавшее "холм" или "крепость на холме".
Крепость была, да еще какая! Возвышенность на правобережье реки, однозначно идентифицированной Славиком как Волхов, оседлал шедевр местной архитектуры – внушительное сооружение из могучих, обмазанных желтоватой глиной бревен, пять квадратных башен с шатровыми крышами на углах, двое ворот – речные, ведущие к гавани, и смотрящие на запад, собственно на город; Рёрик именовал его словами, очень похожими на русские: "гардар" или "гард". Вполне возможно, корни идут именно отсюда…
По меркам будущего, поселение на Волхове не дотягивало даже до зачуханного райцентра где-нибудь на Тамбовщине или в Приуралье, но для нынешней эпохи Альдейгьюборг был едва ли не мегаполисом – большая крепость, две с лишним сотни дворов и конечно же настоящий порт: Славик насчитал семнадцать чужих кораблей, а с новоприбывшими данами получалось два полных десятка, полновесный боевой флот! Сразу видно, здесь расположена крупная перевалочная база, на которой держится торговля всего региона, а то и земель заморских – той же самой Дании и прочих побережных стран…
С первого (и далеко не самого приятного) знакомства с данами минуло шесть полных суток, почти неделя. В Альдейгьюборг ладьи Рёрика пришли третьего дня и, похоже, конунг собирался задержаться в городе надолго – корабли сразу вытянули на сушу, утвердили на подобии деревянных стапелей и вроде бы начали готовить к ремонту.
Груз перетащили в один из здоровенных сараев, стоявших на пологом берегу, часть дружины разбила лагерь прямиком в гавани: поставили палатки, до смешного похожие на старые советские брезентухи – каркас из гладко оструганных досок в виде двух букв "Л", между ними натягивается выбеленная парусина, внутрь кладутся овечьи шкуры и, пожалуйста, жилище готово. Просто и удобно.
Начиная с памятной ночи на Ореховом острове Славик получил относительную свободу – руки больше не связывали, во время двух стоянок на безлюдных берегах Ладоги за ним никто не следил – ходи где хочешь, делай что душе угодно. Впрочем, общаться со Славиком даны не желали категорически – будто его вовсе не существовало. Один раз жестами попросили помочь нарубить дров и только.
Внимание проявил лишь Торстейн по прозвищу Гюлльскег – подарил две старые сероватые рубахи, льняную и шерстяную, штаны да пояс-ремешок. Ткнул пальцем в камуфляж, сообщил, что эдакая одежка ней вель, оденься-ка ты лучше как всякий уважающий себя мадр. Незачем позориться перед всеми данирс дротт, стыдобища.
Хорошо, как скажете, никаких возражений. Переоделся, из своего оставил только ботинки. Рыжий Торстейн удовлетворенно кивнул, с интересом поглядел на крестик, висевший у Славика на шее, и ушел к своим – чужака к костру не звали, ел он всегда отдельно, ночевал не в палатке, а на палубе.
В логике Рёрику не откажешь, конунг отлично знал, что Славик не сбежит – по крайней мере прямо сейчас. Некуда бежать: вокруг гиблые болота да дикое зверье, без припасов и оружия далеко не уйдешь. В Альдейгьюборге он может быть и совершит попытку, но каков смысл? Что делать Слейфу среди незнакомых людей, языка которых он не понимает?
Спустя три дня после прибытия в город Рёрик приставил к Славику Кетиля, как парня молодого, сообразительного и говорливого – займись Кетиль гасти-чужеземцем, и на шаг от него не отходи. Обычаев Слейф не знает, наших богов не чтит, еще обидит кого невзначай – мне, конунгу, виру за оскорбление придется платить, а чужака убьют чего доброго. Заодно попробуй научить говорить по-нашему.
Кетиль сразу уточнил: Слейф-гасти раб или свободный человек? Ты, конунг, его в плен взял, тебе и решать.
– Свободный, свободный, – проворчал Рёрик. – Он не сделал нам ничего плохого, зачем его в трэли обращать? Нож ему дай, пусть каждый видит – раз при оружии, значит, свободен. Начнут спрашивать, кто таков да откуда, говори – франк из Аахена. В Альдейгьюборге франков отроду не бывало, обмана не заметят.
– Ты все еще думаешь, что он годи? Служит чужим богам? Торстейн видел у Слейфа крест, у франков-христиан такие же.
– Не знаю. Слейф откуда-то очень издалека, я это чувствую… И не обижай его.
Сказано – сделано. Кетиль, сын Орма, отлично понимал: относиться к чужаку надо с большой осторожностью, если Рёрик прав, и Слейф связан с силами не-человеческими и разумением простого воина не постижимыми, значит ожидать от Слефа-гасти можно чего угодно – какие боги ему покровительствуют? Это неизвестно.
Крест ничего не значит, такой оберег есть у многих, защита Белого Бога ромеев, англов и гэлов острова Эйре не помешает, это добрый дух – когда ирландские жрецы вершат над тобой обряд очищения, крестят, то каждому дарят знак Христа и новую рубаху… Наверное, Слейф бывал на Закатных островах или, к примеру, в сказочной Византии.
Рёрик сразу позволил Слейфу жить в "мужском доме" – в Альдейгьюборге у данов была своя слобода, несколько длинных домов, стоявших ближе к реке, где устроились бонды из Ютланда и Сэланда, решившие навсегда покинуть родину и перебраться в Гардарики.