– Ох, тяжело с тобой… Тогда действовали совершенно иная система ценностей и, тем более, другой способ познания мира. Ничего "бестолкового" – наоборот, наши предки неслыханно рациональны! В их сложном, агрессивном и жестком мире ненужности, прости за тавтологию, никому не нужны: только насущное! Там никто не станет изучать бессмысленные "проблемы демократии" или "задачи эффективного менеджмента", поскольку в этом нет смысла: экономика проста, как угол стола, что такое настоящая демократия ты сам видел – тинг, а вот знания, необходимые в повседневной жизни, сохраняются, преумножаются и развиваются! Как вылечить больную корову? Как при тяжелых родах помочь роженице разрешиться от бремени так, чтобы выжили и женщина, и младенец? Куда в определенное время года дуют ветры и как они влияют на морские течения? Между прочим, у данов и их прямых родственников, норвежцев или шведов, больше двухсот общеизвестных примет, имеющих отношение к морю – цвет волн, характер гребешков, поведение косяков рыбы и так далее. Именно благодаря этим знаниям норманны благополучно доплывали до американского континента в сроки, троекратно меньшие, чем потребовалось Христофору Колумбу для преодоления Атлантики!
– Откуда вы все это знаете?
– Книги. Опыт. Неоднократные путешествия на ту сторону. Обязательное знание языков. У тебя все это впереди. И бога ради, не думай, что Людмила Кейлин разрушила твою жизнь, выбрав аргусом именно тебя – настоящая жизнь только начинается. И уж поверь, очень интересная. Равно и опасная.
– Я верю, – скептически кивнул Славик. – Но, между прочим, я об этом никого не просил. Может, мне нравится быть обычным токарем? И вообще, послезавтра заканчивается отпуск, если не выйду на работу, меня уволят.
– Тебе никто не мешает заниматься любимым делом и охранять Дверь. Вполне совместимо – я ведь успеваю трудиться в Мюнхене и одновременно вытаскивать из неприятностей чересчур самонадеянных коллег, ухитряющихся наследить в девятом веке так, что страшно становится? Скажи спасибо Рёрику – он дал слово и вернул твои вещи, за исключением сотового, который ты ухитрился выронить.
– Даны его сами потеряли! Трубка в разгрузнике лежала! Жалко, там все номера были записаны, придется восстанавливать…
– Номера, значит? Теперь представляем ситуацию: в культурном слое девятого-десятого веков археологи находят сотовый телефон и эта история становится достоянием газетчиков. Артефакт проверяют методом радиоуглеродного анализа, подтверждается – ему тысяча двести лет. Что дальше?
– Не знаю, – буркнул Славик. – Наверное, сенсация.
– Сенсация… – Гончаров прыснул в кулак. – Запомни первое и самое главное правило: туда нельзя брать ничего, что связано с нашей эпохой. Вообще ничего. Кроме предметов, изготовленных по древним образцам. Меч, нож, фляга… Или современные предметы должны со временем разложиться, перестать существовать. Следовательно, они могут быть сделаны только из нестойких материалов – ткань, кожа, бумага.
– Первое правило? А сколько их всего?
– Довольно много. И постоянно добавляются новые… Ты кушать хочешь? Я могу что-нибудь приготовить, Наташа оставила в холодильнике уйму еды.
– Извините, не лезет. Тошнит слегка.
– Только бы ты не заразился какой-то тогдашней гадостью, в таком случае у нас возникнут серьезные трудности… Попытайся заснуть. Свет выключить?
– Ага, спасибо…
* * *
Возвращение из Альдейгьюборга в Питер заняло меньше суток – благодарить за участие следовало Рёрика и конечно же Трюггви-годи, благодаря им двух странных пассажиров взяли на борт норвежцы, направлявшиеся из Новгорода-Хольмгарда домой, в Агдир.
Эцур-хёвдинг, командовавший норвежской дружиной, лишь плечами пожал, услышав, что Слейфа, друга датского жреца, и сопровождавшего его старика по имени Вигольв надо высадить в самом устье большой реки, на левом берегу. Удивительное дело – там нет человеческих поселений, деревни финнов гораздо севернее, по берегам моря и рядом с норманнской факторией Викборг, где торговцы-мореплаватели скупают у окрестных племен меха и держат склады и корабельные сараи, на случай если задержавшимся до самого ледостава в Гардарики купцам придется зимовать в этих местах…
Отказать в просьбе такому знатному человеку и удачливому воину, как Рёрик Скёльдунг, было неучтиво, пускай нордмадры и даны друг друга недолюбливали – сущий пустяк, отвезти двоих людей на расстояние полутора дневных переходов. Пожилой Вигольв-бонд произвел на Эцура самое благоприятное впечатление – стар, но силен, богато одет, следовательно, семья не бедствует и бонд знает цену своему труду. А что он с племянником собирается делать в устье Невы, хёвдинга совершенно не касалось. Некрасиво это, расспрашивать о чужих делах, если человек сам не желает рассказывать.
От платы Эцур отказался, велико ли сокровище – пять серебряных арабских монет! – а вот Рёрик запомнит о бескорыстно оказанной услуге, сэконунг славится памятью на добро.
Из Альдейгьюборга норвежцы вышли перед восходом солнца, когда белая северная ночь уступила место розово-золотым сумеркам. Над рекой ползли полосы тумана, ветер благоприятствовал – с юго-востока. Если Нево-озеро будет спокойным, предстоит не поход, а сплошное удовольствие, вниз по течению рек, без ночной стоянки на Ореховом острове.
Проводить Слейфа и Вигольва пришел только датский годи. Было видно, что Трюггви недавно ранили, и тяжело: правая рука примотана к груди льняными полосами, пустой рукав рубахи заправлен за поясок – все правильно, дружина Рёрика седмицу назад сцепилась с двумя снекками из Арконы, разбойничавшими вдоль побережья Восточного моря, причем каждому известно, что сэконунг с начала лета охотился за арконцами и наконец загнал их в ловушку, перебил, а одну из снекк взял как трофей. Норманны уничтожали обнаглевших грабителей по собственной инициативе – кому понравятся постоянные нападения на торговые корабли и налеты на прибрежные деревни, когда жителей вырезают или обращают в рабство, а припасенные для купцов товары достаются беспокойным обитателям Руяна?
Разговор был короткий – Эцур расслышал лишь несколько слов. Трюггви-годи поклялся богами, что Слейф всегда будет дорогим гостем и другом, но племянник Вигольва ответил кратко, совсем не так, как полагается правилами вежества. Вместо него говорил старик. Потом они забрали небольшой мешок с вещами и поднялись на борт, разместившись на носовом настиле, как и полагается гостям. Вигольв нес в руках какой-то длинный предмет, замотанный в грубую холстину, перехваченную ремнями, – очертаниями похоже на меч, но все-таки не меч…
Эцур не ошибся: в Альдейгьюборге было бы простительно позабыть что угодно, только не нарезной карабин. Рёрик не сумел бы им воспользоваться, а если бы и решился, наверняка покалечился или случайно убил другого человека.
– …Постарайся не разговаривать, – заранее предупредил Гончаров Славика. – Для Эцура-хёвдинга и его молодцев мы с тобой являемся данами, родственниками здешнего главы рода, Хельги. Проверять никто не будет, они всегда верят на слово, особенно если это подтверждено достойными людьми. Что-нибудь понадобится – я сам спрошу у Эцура или его кормчего. Еды у нас достаточно, пресная вода в реке. Надеюсь, грядущим вечером мы будем дома.
Так и получилось. Скандинавы были исключительно мобильным народом, а боевой дракар, если употреблять современные термины, мог находиться в "автономном плавании" больше трех недель, при условии наличия достаточного количества припасов. Немудрено, что скандинавы без особых затруднений ходили через Атлантику кратчайшим маршрутом – из Норвегии до Фарерских островов, оттуда в Исландию, Гренландию и, наконец, к Ньюфаундленду и берегам нынешней Новой Англии.
После полудня дрэки Эцура преодолел южную часть Ладоги и уверенно вышел к истоку Невы, мимо проплыл знакомый Славику Ореховый остров с небольшой финско-норманнской деревней. Весла практически не использовались, ветер расправлял прямоугольный парус, подгоняло быстрое течение, узкий стремительный корабль двигался с быстротой дизельного речного трамвайчика, какие десятками ходят по Неве в будущем. Причем будущем не таком уж и далеком – до Двери оставалось всего семьдесят с небольшим километров.
Норвежцы к двум фальшивым данам отнеслись безучастно – если это друзья хёвдинга, пускай идут часть дороги с нами, ни от кого не убудет. Это и позволяло Славику и Владимиру Платоновичу общаться вполголоса на русском. Серьезные темы не обсуждались – потом! – зато Славик услышал достаточно полезных сведений об окружающем его мире этой стороны. Оказалось, что слова "Нев" или "Нево", сейчас означающие и реку, и озеро, скорее всего древнефинские, а вот скандинавы называют этот водный поток или "Ньо", "Новая река", или "Альда", "Волна". Почему именно "Новая"? Ничего сложного, норманны пришли сюда недавно, лет сто назад, может немногим больше…
– Выходит, "Альдейгьюборг", это "Город Волны"? – попробовал перевести Славик. – Правильно?
– Скорее всего, да. Точное значение, вернее – спектр значений этого слова утеряны. Надеюсь, однажды ты сам разберешься.
– То есть как – сам?
– Заходи почаще в гости к Трюггви. Дружина Рёрика остается зимовать в Ладоге, разве что в теплое время года сходят за товаром в Киев-Кёнугард.
– Значит, они упоминали Киев? Это же далеко! И потом, вы сказали: "в гости к Трюггви"? Да если я отсюда выберусь, за Дверь больше – ни ногой!
– Не зарекайся. Тише, кажется, к нам Эцур идет.
Время подступало к вечеру, дружина собралась трапезничать – требовать от походных условий обязательной степенности никто не собирался, каждый берет себе хлеба и копченого мяса, запивают прихваченным из Ладоги светлым пивом. Хёвдинг всего лишь хотел пригласить родичей Хельги-бонда разделить вместе со всеми пищу. Вигольв поблагодарил, причем по лицу сурового Эцура было видно, что слова старика ему приятны и близки сердцу: норманны любили красивую и вежливую речь.
Наскоро перекусили, затем снова устроились на гладких досках под резной головой невиданного рогатого дракона, украшавшего носовую часть корабля. Славик, чувствуя себя если уж не в полной безопасности, то по крайней мере вполне уверенно, задремал на солнышке – дрэки покачивает на волнах, плеск разрезаемой форштевнем воды, обстановка самая умиротворяющая. Ничуть не похоже на страшный первый день, проведенный в плену у грозного Рёрика.
– …Подходим, – Гончаров ткнул кулаком Славика в плечо. – Самое время, закат. Прекрасно успеваем.
Точно, никакой ошибки. Прямо по курсу большой остров, отсеченный от материка двумя широкими рукавами реки, справа угадываются очертания камня в форме головы ящерицы. Норвежцы сели на весла, аккуратно подводя судно к топкому берегу. Как по заказу пристали возле гигантского валуна, не надо прыгать в воду.
– Желаю удачи тебе и твоему молодому родичу, – кивнул на прощание Эцур. – Пусть вас хранят боги. Вы всегда будете желанными гостями в моем доме, Вигольв, сын Сигурда, и ты, Слейф…
Гончаров снял с пояса серебряную фигурку волка и с полупоклоном вручил хёвдингу: если не захотел брать деньги, то от подарка, особенно символизирующего одного из священных животных Одина, точно не откажется: это добрый знак. Отдарился за услугу как полагается, призвав в помощь доблестному и славному Эцуру и его людям духов Асгарда.
С тем и расстались – норвежцы, отталкиваясь от здоровенного камня веслами, вышли на середину реки, снова подняли парус и корабль заскользил в сторону моря.
– Тут совсем рядом, – заметил Славик, доселе не веря, что находится буквально в двух шагах от привычного и родного дома. – Я помню дорогу, зарубки на деревьях оставлял…
– Знаю. Сережа мне рассказал.
– А… А если они заперли Дверь изнутри? Как мы попадем в Питер? Нельзя же держать ее открытой неделю напролет?
– Слава, успокойся. Я обещаю, что через полчаса мы наконец выпьем кофе в квартире на Мойке. Есть способы открывать Двери с этой стороны. Ты просто не в курсе…
* * *
Первый день по возвращению в город начался отвратительно. Славик проснулся незадолго до половины одиннадцатого утра с гудящей головой, слабостью во всем теле и ноющими мышцами.
Вдобавок, дом оглашался необычными звуками, поначалу Славик решил, что Владимир Платонович включил телевизор и наслаждается мексиканским сериалом, в котором речистая Фернанда-Хуанита устроила громкую выволочку неверному мужу – в сугубо холостяцкой квартире женщина может плакать в единственном случае: если случайно заработал ужасающий телеканал "Зона Романтика"!
Пришлось вставать, натягивать тренировочные штаны с футболкой и идти на кухню, выяснять, что приключилось – всхлипывания и приглушенные голоса слышались именно оттуда. В висках гудит, колени подрагивают, общее самочувствие оставляет желать лучшего, а тут еще новая неведомая проблема… Сколько же можно, кто ответит?
Так и есть. Вся компания в сборе. Выглядящий злым и не выспавшимся Серега уселся на подоконник, озабоченная Наталья возится у газовой плиты, движения нервные. Гончаров, наоборот – образец невозмутимости, попивает чай из фарфоровой чашки Людмилы Владимировны.
В центре всеобщего внимания находилась зареванная красноглазая Алёна, поминутно вытиравшая нос бумажными салфетками. На вошедшего Славика посмотрела взглядом побитой собаки, отвернулась и снова начала шмыгать носом.
Что происходит, черт побери? Откуда она здесь? Прилетела из Лондона? Почему выглядит, как героиня греческой трагедии?
От высокомерной, уверенной в себе девицы и следа не осталось, Алёну будто подменили: растрепанная, несчастная и подавленная. Кто-то из родных умер, что ли?
– Слава, садись, наливай чай, – хладнокровно сказал Гончаров. – У нас чрезвычайная ситуация.
– Вся моя жизнь теперь одна большая чрезвычайная ситуация, – хрипло ответил Славик. – Почему остальным должно быть лучше?
– Скотина! – выкрикнула Алёна и закрыла лицо ладонями. Ее начало сотрясать от сдавленного плача.
– Ее уволили, – подал голос Серега. – Без объяснения причин. И выперли из Англии в двадцать четыре часа как нежелательную персону.
– Это еще не все, – дополнил Владимир Платонович. – Исчезли все деньги с кредитной карточки и банковского счета, больше ста тысяч фунтов стерлингов, немалая сумма. Карьера рухнула. Из жилья в Питере осталась однокомнатная квартира, где живет бабушка… Очень похоже, что в случившемся виновны мы и никто больше.
– Мы? – переспросил Славик, соображавший поутру на удивление туго. – Отчего?
– Оттого, что Алёна Дмитриевна по твоей просьбе начала проявлять любопытство в областях, где людям непосвященным делать абсолютно нечего.
– Дверь? – догадался Славик.
– Не только. Дверьми интересуются не одни лишь аргусы. Есть и другие… кхм… люди и структуры.
Гончаров, как человек с крепкими нервами и не страдающий излишней эмоциональностью, изложил краткую версию происшедшего – сама Алёна объяснялась уже четвертый час, с того момента, как Серега с Натальей встретили ее в аэропорту. Оказалось, что филологессу спешно вызвали в лондонский офис не просто так, а в связи с возбужденным служебным расследованием – нарушение корпоративной этики, незаконное получение конфиденциальной информации, противоправный доступ к финансовым документам, вмешательство в прайваси и еще десяток похожих грехов – кто-то умудрился отследить ее запросы через закрытые сети, включая внутренние сервисы компании Google, предназначенные исключительно для высшего руководства.
По совокупности все это тянуло на тюремный срок (привлекли даже Скотланд-Ярд!), однако доказательств материальной заинтересованности не было: Алёна не перевела на свой счет ни пенни, прямых убытков никто не потерпел, а потому обошлось лишь тихим увольнением фактически с "волчьим билетом" – после эдакого афронта тебя и сисадмином в фирму по продаже цветочных горшков не возьмут, англосаксы на служебной этике помешаны.
То, что расследование было инспирировано извне, сомнений не оставалось. Специалисты Google иногда позволяли себе и не такие выкрутасы, но обычно им втихомолку грозили пальчиком за закрытыми дверями роскошных кабинетов и отпускали с миром: профессионалы ценятся высоко, замену им найти трудно, да и незачем выносить сор из избы. Огласка повредит репутации фирмы. Здесь же, как видно, пригрозили именно оглаской и в Лондоне были вынуждены пойти на неприятный шаг – начать собственное дознание плюс обратиться в полицию.
Ладно бы следствие, но пока заседали внутренние комиссии и полицейские строчили протоколы, Алёну постигли куда более существенные неприятности – исчезли все сбережения, а менеджеры банка только руками разводили: исходно на вашем счету было всего пятьсот фунтов стерлингов с небольшим, вот история операций! Обязательное заявление в министерство внутренних дел ничего не дало – разумеется, полисмены поверили банку. В конце недели Алёну выселили из квартиры, как неплатежеспособного постояльца, пришлось перебраться в мотель и надеяться, что эти чудовищные недоразумения будут вскоре разрешены…
Вчера днем Алёну вызвали в Форейн-офис, где чиновник вручил ей постановление о лишении визы и вида на жительство. Основание – противоправная деятельность на территории Великобритании, вот полицейский отчет о ваших художествах в компании Google. Сообщение в посольство Российской Федерации отправлено. Вам предлагается немедленно вернуться на родину. В противном случае – уголовное преследование.
Оставшихся денег едва хватило на авиабилет и звонок Наталье.
Вот и все, собственно говоря.
– Вырисовывается редкостно некрасивый сюжет, – спокойно вещал Гончаров. – Я отлично знаком с европейской юриспруденцией, да и Алёна Дмитриевна наверняка тоже – спишем ее растерянность на тяжелый стресс, не каждому такое выпадает…
Славик посмотрел на Владимира Платоновича озадаченно. Ах вот значит как? Увольнение из престижной фирмы и исчезновение бабок со счета – это тяжелый стресс, а неделя в IX веке с диковатыми данирами, жуткими лесными чудовищами и славянами образца тысячедвухсотлетней давности, надо думать, сравнимо с мирным пикником на берегу озера в Кавголово?
– Судебного процесса не было, обвинительный приговор не вынесен, – продолжал гость из Мюнхена. – Высылать из страны только по решению внутрикорпоративной комиссии и на базе полицейского дознания, не установившего состав преступления и корыстных мотивов – это нонсенс, нарушение всех возможных законов. И потенциальная возможность для обращения в Страсбургский международный суд, процесс будет выигран гарантированно. Но будет ли, вот вопрос?
– Вы к чему клоните? – спросил внимательно слушавший Гончарова Серега.
– Это же очевидно: задействованы скрытые механизмы. Использовано чье-то влияние в министерстве иностранных дел, связи в банках, средствах массовой информации… Алёну примерно наказали, прозрачно намекнув: не влезай, не интересуйся, забудь навсегда. Иначе – будет хуже.
– Хуже? – Алёна испуганно уставилась на Владимира Платоновича. – То есть как хуже? Они мне жизнь сломали!
– Это вы бросьте, вы молоды, образованны, активны, солидный опыт… Еще многое успеете, – прикрикнул Гончаров. – Плакать надо будет не из-за "сломанной жизни", а в случае, если жизнь у вас отнимут.