В это время щелкнула дверь ванной и через минуту в комнате появилась Маша, укутанная в малиновый махровый халат.
Она приветливо улыбнулась знакомому лейтенанту Егору Свиридову, и извинилась за то, что вынуждена принимать их с сослуживцем в таком виде.
- Егор, что ж Вы не позвонили мне заранее, как в прошлый раз?
Егор пожал плечами.
- Так получилось, Мария Александровна, Вы уж, извините!
- Ну, что Вы, к чему такая официальность! - жеманно заметила ему Маша, и почувствовала вдруг, как у нее задрожали колени.
Она присела на диван и обратила свой вопросительный взгляд на оперативников.
- Теперь мне можно уйти? - с едва уловимым раздражением спросила Галина Дмитриевна.
- Подойдите к входной двери, Галина Дмитриевна, и впустите еще двоих наших сотрудников. Они должны там сейчас стоять. - Любезно попросил женщину Егор Свиридов.
- А, что случилось? - теперь уже настороженно спросила у него Галина Дмитриевна.
- Идите, идите, - поторопил ее Егор, и после того, как она скрылась, предъявил Маше обвинение.
- Мария Александровна, по показаниям свидетельницы Литвиновой Тамары Константиновны, которая видела Вас в день убийства Алексея Витальевича Голубева, недалеко от места преступления примерно в двадцать один час, десять минут, и опознала по фотографии, Вы подозреваетесь в совершении преступления.
Мария побледнела на глазах оперативников и вцепилась рукой в подлокотник, с такой силой, словно эти двое собирались оторвать ее от дивана.
- Какая свидетельница? - хриплым голосом произнесла она, и взглянула на Свиридова расширенными от испуга глазами.
- Пожилая женщина, которая подошла к Вам в тот момент, когда вы присели на лавочку. Вы еще сказали ей, что беременны, помните?
- Нет! - в ужасе воскликнула Маша. - Не знаю я никакой пожилой женщины!
- Конечно, не знаете, зато она Вас прекрасно узнала!
В это время в комнату вошли майор Косимов и старший лейтенант Захарченко, а вслед за ними понятые, - соседи Кружилиных, Малахов Сергей Григорьевич и его жена Кира Владимировна. Галина Дмитриевна, завершающая эту процессию, бледная, как полотно, остановилась возле двери и оперлась на косяк.
Понятых пригласили пройти вглубь комнаты, после чего лейтенант Свиридов предъявил Марии ордер на обыск.
Покопавшись для вида в нижних ящиках секретера и на книжных полках, они добрались до антресоли, о которой говорила Серафима, и извлекли оттуда сверток, при виде которого Мария опустила голову, и, не глядя ни на кого, попыталась силой воли унять колотившую ее дрожь.
Егор осторожно, чтобы на стереть отпечатки пальцев, развернул пистолет, показывая его понятым.
- Что ж Вы, Мария Александровна так опрометчиво поступили, не избавившись от оружия? - спросил он. - Наверное, приберегли его для следующей жертвы? Интересно, какой бы она стала по счету?
И Егор, ухмыльнувшись, ответил сам себе.
- Наверное третьей!
Он, аккуратно взяв пистолет двумя пальцами, повертел его перед мертвенно белым лицом Марии.
- Здесь, скорей всего, окажутся не только Ваши отпечатки пальцев, но и Зуева Аркадия Николаевича, которому Вы так любезно вводили в вену героин. А? Мария Александровна, что Вы на это скажите?
Мария ничего ему не ответила, и даже не подняла головы, а Галина Дмитриевна, стоящая возле двери, стала медленно оседать на пол.
- Вызови скорую! - приказал майор Касимов лейтенанту Захарченко, и, подхватив женщину под руки, осторожно прислонил к двери.
- Мама! - Маша вскочила, было, с дивана, но тут же снова опустилась на него, ибо ноги ее, ставшие ватными, подкосились.
- Где у вас нашатырь? - спросил у нее Касимов.
- В ванной, там аптечка, белая полочка у двери. - Сказала Мария, стуча зубами.
…..Лейтенант Свиридов позвонил Серафиме на мобильный, как было условленно.
- Алло! Серафима Алексеевна, это Свиридов.
- Ну, что? - нетерпеливо воскликнула Серафима, услышав его голос.
- Взяли с поличным! Пистолет лежал там, куда Вы указали.
- Слава богу! - с облегчением и одновременно с горечью, произнесла Серафима.
- Она не сказала, почему это сделала?
- Пока нет! Ее только что взяли под стражу. Завтра будет допрос, и я думаю, что мы узнаем о причинах убийства.
- Спасибо Вам, Егор.
- И Вам спасибо, Вы облегчили нам очередное раскрытие!
Серафима сложила мобильник и убрала его в сумочку.
- Ее взяли? - поинтересовался стоящий рядом с ней Серафим.
- Да! Нашли пистолет, представляешь! Она считала себя такой неуязвимой, что даже не удосужилась избавиться от него, и он все еще лежал на прежнем месте. Ну…. Там, где мне приснилось.
- Угу!
Серафима тяжело вздохнула.
- Ты довольна? - поинтересовался Серафим.
- На этом этапе, вполне. Но Машка!.. У меня все это просто не укладывается в голове!
- Ладно, куда мы теперь?
- Знаешь, я проголодалась. Может, поймаем такси и поедем к маме поужинать?
- Не поздновато ли?
- Думаю, нет! Она, наоборот, будет рада меня увидеть. И потом, мы ей все расскажем. Теперь уже можно!
…….Марию привели в камеру предварительного заключения, в которой уже находилась какая-то пожилая женщина.
- Бомжиха, или алкашка отпетая. - Непроизвольно отметила про себя Мария, взглянув на замызганную одежду и пропитое, опухшее лицо незнакомки, с подернутыми бледной паутинной поволокой, мутными, как слабо забеленный сгущенкой чай, глазами. Она опустилась на привинченную к полу скамейку, с противоположной стороны от сокамерницы. Однако, та, совершенно не взяв в расчет брезгливое пренебрежение хорошенькой молодой девушки, поднялась и подсела к ней.
- За что тебя? - поинтересовалась она, заглядывая в глаза своей новой соседке.
- Отстаньте, пожалуйста! - вежливо попросила ее Маша, и, почувствовав неприятный запах, исходящий от незнакомки, отодвинулась на край скамьи.
- Брезгуешь? Ну и черт с тобой! - обиделась женщина и отсела от нее на свое прежнее место.
- Слава богу, что она меня сразу поняла! - подумала Маша, и прислонившись к стене, устало прикрыла глаза.
Теперь, когда первое затянувшееся шоковое состояние стало понемногу отступать, в голове ее сам собой образовался вопрос. - Почему оперативники о ней узнали? Ведь она продумала все до мелочей, обеспечила себе стопроцентное алиби! Она в течение полугода, с того самого момента, как задумала преступление, методично пыталась пройти каждый свой шаг в предстоящей операции! Она знала, что ее молодость вполне естественно, может потянуть за собой достаточно много опрометчивых вещей, и потому подходила к делу очень серьезно. Ошибок быть не должно! - Говорила она себе, и всякий раз как в кино, представляла себя на месте следователя, ведущего дело об убийстве Голубева, причем опытного и дотошного, умеющего профессионально подойти к делу со всех сторон! А потому, в самую первую очередь, после высадки из машины, когда ей, якобы, нужно было зайти в магазин, она определила для этой роли крупный универсам, где покупатели самообслуживались, расхаживая с металлическими тележками или корзинками. В таком магазине люди, проходя через кассовый контроль, становились, практически незаметными для кассиров. Те, порою, даже не поднимали на них глаз, по той простой причине, что их мишенью, в которую следовало целиться, являлась не личность покупателя, а проплывающая перед ними по ленточному эскалатору, груда всевозможных товаров, которую необходимо было правильно обсчитать и выбить чек. Мария, при случае, всегда могла бы сказать следователю, что заходила именно в этот универсам. И сколько бы кассиров он ни опросил потом, никто из них не смог бы ее узнать, и это с учетом обстоятельств их работы, выглядело бы вполне закономерно! Чтобы обеспечить себе и дальнейшее алиби, Маша уговорила маму, при необходимости, сообщить следователю, что она пришла домой не в десять, а гораздо раньше.
- Зачем? - удивилась Галина Дмитриевна.
- Понимаешь, мам, - сказала Мария, - сейчас у всех нас проверяют алиби на момент убийства Голубева.
- Ну и что? - еще больше удивилась Галина Дмитриевна. - Ты же сама сказала мне, что была в офисе на фуршете!
- Да, я была там, но не все время! - сообщила Маша. - Дело в том… она театрально потупила глаза.
- Ну, говори, не лисничай! - велела ей Галина Дмитриевна.
- Мам! - Мария доверительно положила руку ей на плечо. - Ты же наверняка знаешь, что я встречаюсь с женатым человеком?
- Догадываюсь! - Галина Дмитриевна с укором посмотрела на дочь. - Машка, ты ведь у меня такая красавица, неужели тебе свободных ребят не хватает?!
- Ладно, мам, пилить меня будешь в следующий раз! Одним словом, после фуршета я уехала вместе с Голубевым на машине. По пути вышла, встретилась с любовником и была с ним где-то немногим больше часа. И ты прекрасно понимаешь, что следователю говорить об этом я не хочу по вполне естественным причинам.
- Понимаю!
- Ну, так вот! Если он поинтересуется, запомни на всякий случай, что я пришла домой примерно в восемь часов пятнадцать минут. Только говори это естественно. Сделай вид, что пытаешься припомнить и все такое!
- Ладно, разберусь! - пообещала Галина Дмитриевна.
Однако ничего из четко продуманного алиби ей не пригодилось. Следователь Свиридов этим даже не поинтересовался, удовлетворившись тем, что она вышла из машины Голубева первой на глазах Косовой Ирины Валерьевны.
Таким образом, они никак не могли записать ее в разряд подозреваемых, чтобы так дотошно акцентировать на ней свое внимание. Егор Свиридов, который допрашивал Машу раньше и в офисе и дома, в основном пытался узнать у нее о ком-то другом, и прежде всего, о самом Голубеве. О его отношениях с сослуживцами, с партнерами по бизнесу, с фирмачами - иностранцами, и даже о том, каким тоном он беседовал со своей женой, если им приходилось разговаривать по служебному телефону! И она, после таких разговоров была уверена, что под нее никто не копает! А тут, на тебе, пожалуйста! Что же произошло такого, что могло навести оперативников на мысль о ней, Маше Кружилиной?!
Егор сообщил, что ее узнала свидетельница по фотографии. Они, что же, показывали свидетелям фотографии всех служащих фирмы? - Не может быть, это полный абсурд! И потом, у нее никто из оперативников фотографию не спрашивал! И она знает точно, не спрашивали у остальных! Ведь после очередной беседы со следователем каждый из сослуживцев делился новостями с окружающими. И никто из них ни разу не сообщил о том, что у него попросили фотографию! И впрямь, откуда у ментов взялась ее фотография? Может, мама дала? Глупости! Она бы сказала, да и потом, без Маши они ни разу в квартиру не приходили.
Сокамерница, некоторое время сидевшая тихо, заерзала на скамейке, заставив Машу непроизвольно открыть глаза, а как только она это сделала, у женщины больше "помолчать" не получилось!
- А я вот, мужика своего сегодня зарезала! - сообщила она, и, для начала шмыгнув носом, зарыдала в голос.
- Довел он меня, сука! Бил, бил, и наконец, дождался! Знаешь, он ведь меня со вчерашнего дня в ванной держал! Сначала гад, нажрался, а потом Маргулиху привел. Я, было, хотела ее вытолкать из квартиры, вот тут меня мой бугай в ванной и запер. И еще даже свет погасил, зараза! Они потом всю ночь с Маргулихой гужевались, а я об дверь все кулаки оббила! Так и просидела в ванной, аж до самого утра, пока мой гад эту суку выпустил! А как открыл он меня, тут я и озверела. Глянула, а у них на столе поллитровка недопитая стоит. Я тогда тяпнула и с кулаками на него! Ну, он меня и отмтузил, а сам потом спать улегся. Вот и прирезала я его, как уснул он! Схватила ножик, и по горлу! - алкашка, уткнув грязное лицо в ладони, снова зарыдала.
Мария, до которой только сейчас начало доходить, с кем ей теперь придется общаться, в ужасе наблюдала за незнакомкой, и вскоре по ее щекам тоже покатились слезы, которые были вызваны не сочувствием к горю этой замызганной женщины, а жалостью к себе!
…….Жалость к себе! Как много раз она ее ощущала! Жалость к себе, а отсюда, и зависть к другим! А особенно к Серафиме Голубевой, своей подруге.
Интересно, с какого же момента Маша начала ей завидовать? - Конечно не с того, когда Серафима в седьмом классе села с ней за одну парту. Тогда, можно сказать, они были на равных. Во всяком случае, Марии так казалось, и она искренне любила подругу, ибо ничто тогда не могло внести завистливый разлад в их отношения. Они вдвоем были отличницами. Хорошенькими они также были обе, только Мария была хорошенькой темненькой девочкой, а Серафима хорошенькой светленькой, и по мере взросления, мальчики никогда не обделяли их вниманием. Обе мамы, и Серафимина и Машина были в родительском комитете, и даже часто разговаривали между собой после собраний о своих девочках- отличницах, продлевая себе горделивое удовольствие, после тирады учительских похвал в их адрес. А Маша с Серафимой, которые в этот момент ожидали родительниц за дверью, вместе с одноклассниками, глядя на это, чувствовали себя еще более близкими, почти что сестрами!
Первая завистливая змейка пробралась в душу Маши тогда, когда от них с мамой ушел отец, и она почувствовала разницу между благополучной семьей Серафимы Голубевой, и теперь уже неблагополучной, своей. Да к тому же, Серафимин папа к тому времени стал богатеть на собственной фирме не по дням, а по часам. Маша, навещавшая подругу, почти каждый раз замечала, что в квартире Серафимы периодически появляется что-то новое, - то мебель, то бытовая техника, то какие-то новомодные аксессуары.
- Машка, приходи скорее ко мне! - звонила ей Серафима. - Представляешь, мне папа новый компьютер купил! Сейчас уже устанавливают. Приходи, там столько всяких мулек, с ума сойти можно! А уже через некоторое время, Маша, посетив подругу, увидела в гостиной Голубевых великолепную кожаную мягкую мебель, цвета кофе с молоком.
- Это что, кожа? - спросила она у Серафимы. И с любопытством провела рукой по спинке дивана.
- Угу! - небрежно ответила ей подруга, и тут же защебетала о чем-то своем, касающемся их личных с Марией интересов, так, словно для нее вовсе не имело значения, кожаная это мебель или нет! Да и одеваться Серафима стала гораздо добротней и разнообразней Марии. Завидовала она теперь и ровным, хорошим отношениям, которые процветали между родителями Серафимы, и всякий раз кололи ей глаза. И, глядя на очередной букет живых цветов, появляющийся в комнате Анны Сергеевны Голубевой не только по праздникам, Мария недобро удивлялась. - Надо же, вот, что значит, людям деньги девать некуда!
Мало - помалу, зависть Марии увеличивалась и от того, что в старших классах на школьных вечеринках, мальчики теперь больше поглядывали в сторону хорошенькой, богато одетой и подстриженной по последней моде Серафимы. А не менее хорошенькой Марии, стоящей хоть и с высоко поднятой головой, но совсем в другой одежде, которую с натугой покупала ей мама на вещевом рынке. А каким дорогим и модным платьем похвасталась ей Серафима перед выпускным! Анна Сергеевна купила его дочери в престижном свадебном салоне. - Длинное, сиреневое, с фиалковым отливом, декольтированное, облегающее фигуру, а сзади со шлейфом! Серафима, померив его, стала просто обворожительной! А Марии к впускному сшила платье соседка, - портниха тетя Кира, ибо деньги, которые оторвал отец от своей новой семьи и передал им с мамой, были предназначены строго для репетитора! - Почему? - спросила тогда себя Маша. - Почему все ей? По какому такому праву? Чем я хуже? Ей даже пятерку натянули по физике, а я все их заработала сама!
А что уж говорить о том, когда Серафима оказалась в МГУ на юридическом! Они, конечно, встречались! И если быть откровенной, Маша даже иногда скучала по искренне любящей ее Серафиме. Ей не хватало этой любви и надежного Серафиминого плеча в трудные минуты. Однако зависть оказалась такой въедливой штукой, что от скуки по подруге не становилась меньше.
Когда после окончания ВУЗа Маша не смогла найти подходящего места, и Серафимин отец пристроил ее к себе на фирму, положив приличный оклад, она, вместо благодарности, подумала. - Хорош, нечего сказать, облагодетельствовал после института, запихнув в секретари! Мария даже не взяла в расчет того, что Косова, работающая у Голубева уже более десяти лет, тоже имела высшее образование. Какое ей было дело до какой-то сорокачетырехлетней Ирины Валерьевны Косовой! Почему она, такая молодая, красивая, способная ко всему, по причине своей природной одаренности хватким острым умом, должна уподобляясь ей прозябать на такой незначительной должности?! По ее понятиям, Голубев, зная о том, какие они близкие подруги с Серафимой, если уж не должен был сделать ее полноправным акционером, то, по крайней мере, определить на должность какого-нибудь престижного специалиста. Сделал же он своим третьим замом этого ниоткуда взявшегося Егора Георгиева. Серафима рассказывала ей как-то, что с Егором Алексей Витальевич познакомился на международной выставке, где тот представлял полимерные материалы французской фирмы, схожие с теми, которые выпускали они, и, оценив его глубокие познания в этой области, переманил к себе, сделав из простого коммерческого менеджера своим третьим замом.
А потом через руки Марии стали проходить документы, дающие ей четкие сведения о сделках шефа, а главное, информацию для раздумья о его возможном состоянии. И она всякий раз, исходя желчью, думала, - какие же у Голубевых деньжищи! А она, Мария? Сколько ж еще она будет вынуждена корпеть в секретарях над этими проклятыми бумагами?
И вот однажды, после очередной удачной сделки, когда все в офисе в предвкушении весомой денежной премии, пребывали в приподнятом настроении, она, как всегда, муссируя, сколько еще перепадет после этого Серафиме, загрустила. Проходящий мимо Бураков Олег Викторович, взглянув на нее, заметил.
- Машенька, ты чем-то расстроена?
Маша знала, что симпатизировала ему с самого первого дня появления в фирме. Он чаще остальных уделял ей знаки внимания, и, надо сказать, что ей это даже льстило. Выглядел Бураков для мужчины своего возраста очень прилично. - Высокий, подтянутый брюнет с карими глубоко посаженными глазами, прямым носом, тонким, выразительным ртом и с едва пробивающейся сединой на висках. К тому же, энергичный, собранный, обожающий компании, умеющий удачно пошутить, вовремя ввернуть соответствующий случаю анекдот или налету придумать какую-нибудь сногсшибательную историю. Маша даже подумывала временами, что возжелай она завести себе богатого любовника, Олег Викторович вполне мог бы претендовать на это место. Но, увы! Он был не таким крутым, по понятиям Маши, и потому она хоть и не без удовольствия, но все же снисходительно принимала его знаки внимания. А через некоторое время… а через некоторое время, вовсе на это не рассчитывая, она стала-таки его любовницей.
Все началось именно с этого дня, когда он поинтересовался, чем же она расстроена.
- Да не расстроена я вовсе, Олег Викторович! - Ответила ему Маша и вяло улыбнулась.
- Расстроена, расстроена, можешь не сопротивляться, в этом нет никакой нужды. Я сам все прекрасно вижу!
И тут он неожиданно предложил.