Дуса бежать хотела, матушку и Волоха упреждать, но ноги не держали: поднялась да обрат плюхнулась. Сердце ходуном в груди заходило, в голове помутилось: беда-то какая! Наг в городище!
- Чуяла ведь, - прошептала.
- Годь пока. Меня послушай, - качнулся к ней домовой. - В набат стукнешь - хана роду. Шахшиман не зря сам сюда пожаловал и люд не трогает. Задумал он что-то. Нора - да, но то лишь малость. Сдается что больше у него в задумках. Спугни и зол что поперек встали будет. Очень они того не любят и не терпят. Страх, что сотворить может. Не буди нага. С утряни в путь идете и он с вами. Шуршун вона Ма-Гее все обскажет и как Шахшиман за воротами окажется, матушка твоя с Волохом, чем род обезопасить найдут. А я с вами иду, в пути подмогну. Наши, опять же, подтягиваются…
- Молкнуть значит?!
- И слова не говорить, и мысли из головы отринуть. Щур даст, уйдет наг никого не тронув. Не к чему зазря лихо будить. Слушай меня глупая. Не совладать с ним иначе!
- Да ты в уме ли, Лелюшка?! Наг в крепище - беда, а с нами пойдет и того не лучше! И мне молкнуть?!
- Вот девка нескумекливая! - заворчал банник. - Что ж ты глупая не поняла? Спугни навье семя и никто никуда уже не пойдет, а от рода память недолгая и останется. От млада до велика рабами его станут и сгинут не за что. Оно надо? Тогда молкни, покаместь мы соображаем, что делать да наши пытают думы его.
- Я тебя упредил, чтобы сторожничала, а не полошила люд. Годи говорю.
- А если он всех …
- Хотел бы, уж давно б сотворил, - заявил Шуршун. - Верно Лелюш говорит: задумка у Шахшимана хитрая да глубокая. С наскоку-то не понять.
- Вокруг тебя он хороводит, в том зрю и соль, - кивнул домовой, глядя внимательно на Дусу. - Иди-ка ты от беды в храм, там сегодня почивай.
- Вы думаете, я смогу спать, зная, что в городище ворог страшный, всему роду угроза? Окстись, Лелюшка!
- Знамо дело, в ей соль, - кивнул банник, стряхивая с густых, нечесаных волос прелые листья от банных веников. - Я те сразу сказал - раз Шахшиман сразу ее не забрал, потом возьмет. Им что не дают, то сильней хочется, и не так, так этак получат. Дотошные.
- Да зачем я ему, Щур, помилуй?!
- А не зачем, - отмахнулся домовой. - Не отдали, вот и нужна. Ты умом своим его ум понять и не силься - работа зряшная.
А Дуса разговор недавний припомнила, со сном ей привидевшимся сложила и ахнула от ужаса, рот ладошкой прикрыла: Щур со мной и пращур, Дедко Ярыч и Светлая Мать, защити дщерь рода Ранова! В круг встань, оборонь!..Научи, что делать.
- Дивьи племена супротив навьев встали, теснят те всех. Но до утра, чую, худого не случится, а к утру в путь двинетесь, к вам от каждого дивьего племени воин присоединится. Так-то нагу тяжко нас одолеть будет.
Дуса нехотя согласилась: Лелюшка знает, что говорит. Чутье жителей трех пространств не чета жителю одного мира. А что смолчит - худо, спору нет, однако не все то благо, что благим кажется и не все то скверно, что скверным представляется. И это как раз тот случай.
- Что с Финной и Аресом будет?
- Не боись, убивать их нагу без надобности - питают они его. Ты же рожь всю не съедаешь, на посев оставляешь?
Дева голову свесила: слышать такое и то страшно. К чему все идет? Когда такое было, чтобы человек чьей-то пищей становился, за рассаду как семена принимался? Как же живут наги, если так на мир смотрят?
И ясно стало, зачем Шахшиману крепище, род Рана: вот она житница, грядка добрая с готовым "урожаем".
А подумать только - самый сильный наг в крепище - душа от страха и предчувствия беды трепещет. Быстрее бы утро. Быстрее бы вывести нага из городища, родичей обезопасить хоть чуть.
- В храм иди да молкни. Я туточки посторожу, - сказал домовой. - Иди.
И в лицо неожиданно девочке дунул. Та разом раззевалась, мысль потеряла.
Поплелась к Волоху, не понимая зачем. Легла, расстелив плащ у огня и, заснула, себя не помня.
Глава 7
Ма-Гея с трудом с сына морок сняла, но что все до крупицы вывела, не поклялась бы. Потому устроила Сева в закутке Волоха под присмотром родовых и силовых знаков, и домой пошла - пора дочерью да Аресом заняться. Только бы сил хватило. А ведь еще в путь соколов сбирать…
Вышла их храмового круга и замерла - почудилось, что ждет ее кто-то за воротами, зовет. Волны энергии не светлые и не темные, зов не настырный и не приказной. Наг? Кад? Кто из дивьего племя свидеться хочет? Пожалуй.
Двинулась к воротам, а навстречу ей уже Тур - дозорный идет:
- Господари по твою милость, Ма-Гея. Впускать?
- Кто?
- Сама глянь. Ноне времена темные, кто в какую личину рядится, не разберешь, потому я за тобой и вышел.
Женщина молча прошла к вратам, чуть замешкалась в раздумьях отворить ли на вышку ли сперва влезть да сверху господарей оглядеть. И отринула стыдные опасения, головой качнув: совсем ты дочь Ярова дикой стала.
За врата шагнула и застыла, глядя на пришлых. А за спиной женщины воины выстраиваться начали, кто из любопытства, кто из опасения. Тур за Раном послал и тут же домовых всполошил - забегали те по городищу, будто пожар случился, заметались.
- Чего творится-то, - прогудел задумчиво Сивой, оглаживая бороду и поглядывая то на гостей, то всполошенных домовых. Лелюш протолкался, отпихивая с дороги зевак, к Ма-Гее, дернул ее за подол, взвыв:
- К чему кнежа полошить?! Чего гости вам?! Мало-ль шатаются?!..
- Цыть! - попытался угомонить его Сивой, но домовой грозно глянул на него, парализовав на пару минут.
- Хозяйка, не пускай господарей! Кабы лиху не быть!..
- С чего это? - тихо спросила его Ма-Гея, бровью не поведя. Взгляд ее по лицам гостей скользил, оценивал экипировку, самих пришлых - именитые господари, в пору в пояс им кланяться. Только с чего почитай от каждого племени самый знатный воин в крепище пришел? Ой, неспроста, ой, не по благу.
И кто пожаловал? Нив лесной в брони коры до подбородка, травы на голове в хвост собраны, а через грудь перевязь. Саламиф огневая в червленой одеже, а за спиной крестовины мечей видны.
Эльфина, дитя воздуха и та с клинком на поясе.
- Ты-то куда? Почто рез нацепила? - вздохнула Ма-Гея.
- Мы завсегда с вами были, вы с нами, негоже иначе-то.
- Что ж Журчалку да Стынь не прихватили?
- Недосуг им, - усмехнулась Саламиф. - Лелюш за них пойдет.
Домового передернуло:
- Почто явились-то?! Беды знать мало?! - зашипел, ощетинившись.
- Не фырчи, - бросил Нив.
- О какой беде болтаешь? - уставилась на домового Ма-Гея. Тот отступил, взгляд отвел, и исчез, словно не было его.
- Вот прохвост! - усмехнулся Сивой себе в бороду.
- С чем пожаловали, вижу, - тем временем молвила женщина. - Рада, что в силе договор и как прежде дивьи племена едины с арьими. Милости прошу в крепище, но оружие у врат оставьте - по закону вам известному лишь родичи с клинками в городище вхожи.
- Знаем, - заверила Саламиф. - Однако в город мы не войдем - тут останемся, утра дождемся.
- Что так? - насторожилась Ма-Гея: к чему звали тогда?
"К тому чтобы знала - здесь мы, наготове", - сверкнули искры в глазах Саламиф.
Женщина от того пуще встревожилась, обернулась, чтобы взглядом окинуть площадь и дома родичей, понять, что же гостей в круг не пускает. Домовые, что гуртом сбились у храма и шепчутся? Ерунда. То сроду не препятствовало. Племя-то одно и от роду не особо рознилось. С чего ж тут и сейчас станет?…
И с чего это домовые из домов выбежали?
Женщина уставилась в глаза Эльфиолы, что лгать да умалчивать по нраву своему не может, и увидела в роскосых наивных глазах подтверждение своей догадки. Качнуло Ма-Гею от страха и растерянности, а дитя воздуха голову склонила, полупрозрачной от смущения стала.
- Говорил, не бери ее, - проворчал Нив.
- Я и тебя не брала - сами пошли, - буркнула Саламиф.
Ма-Гея рукой махнула, приказывая сородичам скрыться за стеной, а сама к гостям пошла. Тут и Ран появился, за женой двинулся.
- Что случилось? - спросил тихо, за локоть ее придержав. Не укрылось от мужчины волнение жены.
- Наг, - прошептала та еле слышно. Рана в пот бросило. Обернулся на городище, что еще секунду назад добрым крепищем казалось, заступой роду, а теперь ловушкой чудился.
- Кто, где?
- Странник.
Ран от жены отодвинулся, глянул удивленно:
- Это с чего взяла?
Ма-Гея лишь плечами пожала:
- Некому боле.
- Разве ж наги людьми оборачиваются?
- Если сил хватает, а ему хватает. Зрелый наг. Сильный, - ответила за ведунью Саламиф.
- С чего решили, что Странник?
- Не веришь? - с подозрением и тревогой посмотрела на мужа Ма-Гея, услышав нотки неверия и недовольства в его голосе. Никак навий сын кнежа прибрал, Рана уже оморочил!
- Прибрал, - прошептала Саламиф, вглядываясь в лицо кнежа. - Но то морок слабый. Силен суженный твой, Магия, путам противится. Не буди его покуда, а то худо будет.
Ран, углядев воздействие на себя, ладонь выставил:
- Не тому ты голову морочишь, дщерь огневая. Сказывай, почто пожаловали и ходи прочь.
- Никак разобиделся кнеж? - усмехнулся Нив.
- Больно вы дивьи дети хитры и в напраслине изворотливы. Почто явились сюда? Смуту сеять? Род на род натравливать? Без вас нам заботы хватает.
- Не надо Ран, - одернула его Ма-Гея. - То не ты - навьем посеянное в тебе, говорит. Не стоит свару затевать да друзей хаять.
- Друзей? А где же остальные други? Где Стынь да Журчалка? Где Рарог твоя да дядька Лесной? Ты вона как за них вступалась, а они о том, что наги идут не упредили, в стороны разбежались.
- Скверно говоришь, кнеж. Не правду творишь, - уставилась на мужчину Саламиф. - Ворог за спиной у тебя и то не мы, а вы допустили.
- Нет у меня за спиной ворога, а перед собой его зрю.
- Раз так, гляди.
На Эльфину покосилась и та рукой взмахнула, рассыпая разноцветные искры. Закружились они, запуржили, миг и тихо вокруг стало, снег исчез, деревья растаяли, тьма чуть рассеялась и как на ладони стало видно как далеко впереди, за грядой Белогорья бьются дети Рарог с нагами, кадами, Мокшей и Стынью. Как гибнут под их натиском и теряют силы. Как бегут лесные жители, изгнанные навьем, а те, что уходить не желает, сдается и подчиняется Ма-Ре и ее друзьям нагам.
Кишит лес чернотой, злобой и холодом дышит. Как кольцо вокруг стана раничей сжимается и границы его Рарог да эльфы с некоторыми лесными держат, из последних сил стараются. Но идет пустота, мерзлота, хана и чернота, ползет как наги, губит и давит все живое, подчиняет, порабощает.
Ран от того, что увидел обмер и голову свесил: получается округ никого благого не осталось кроме раничей и едино место светлое - крепище родовое. Ма-Ра боле на нежить похожа - черно в ее вотчине и ширит она границы свои, что не час. Дочери ее в мехах по снегу бродят с луками да мечами, дичь бьют, путников приманивают, губят. Русово гнездо льдами разорено, погребено крепко. Мрет лес, гибнут его жители, а с ними и люди. Ничего от былого не осталось - память лишь и то горькая, потому как ясно - не воротится что было, кануло, как трава под снегом.
- Беда у нас кнеж общая. Что ваши, что наши едино мрут, что тебе, что нам места родные, племена сохранить хочется. Потому здесь мы, потому там бой, - качнула головой в сторону леса Саламиф. - Теперь твое слово и твое дело.
- Многие вам не верят, - добавил Нив. - Люд лесной ропщет на детей Ма-Раны. Говорят, скоро и вы лес раззорить начнете. Меж нами свара, меж вами - к чему то ведет и кем затеяно? Сталкивают нас, разнят, бессилят. Почто - сам ответь, коль ум даден. Я розниться не желаю, немало мы вместе были и жили ладно, того и впредь хочу, потому здесь. А кто против - их дело. Мне за них не ответ, как тебе за Ма-Рану.
Ран кивнул потерянно:
- Что хотите?
- Упредить. Сторожись кнеж. Эти места последний оплот старого и благого. Слух идет - свет прави жив здесь. Дай срок, потянутся сюда племена и ваших, и наших. И наг то знает, потому крепище ваше норой своей сделать хочет. Породит детей от людей и населит мир своими, вытеснит напрочь и вас и нас. В веках изгоями станем, друг дружку не помня, заветы отцовы запамятовав. Все ведают о терпении нави. Долго они удобного момента ждали и вот он, приспел. Самое их время, когда земля от боли стонет, облик меняет. Было уже то и вновь будет. Вы-то не помните, а друг мой, Хосьма Болотный прошлую войну с нагами помнит и говорит, что эта ничуть не лучше и не хуже. В ту войну мы сдюжили, отцы наши и деды лад и мир отстояли, неужто мы их посрамим? Али детям своим разоренную родину и мрак в душах оставим? То ли наследство нам досталось? То-то, кнеж. Конец свары. Сбирай люд и воинов поднимай - не спать вам ныне. Пока наг в крепище покоя не жди.
- Как выкурить его, чтоб ушел людей не тронув? - спросил опечаленный Ран у жены. Та истуканом стояла, перед собой глядела, но вряд ли что видела. Скорбь на ее лице печать свою оставила за всех матерей и жен, за все роды разоренные.
- Гея? - позвал ее тихо Ран.
- Никак, - очнулась. - Никак ты его не выпроводишь. Он в путь со всеми собрался - пусть идет. Не вспугнуть бы неосторожным словом только.
- Думаешь ли, что говоришь, жена? Ворог в стане, а мне молкнуть?
- Молкнуть, Ран. Иного нет выхода. Не взять нам его, не уничтожить - сил не хватит. Уговорить, обхитрить - тоже невозможно, ибо хитрее он нас и мыслит иначе - не сойтись к одному сколь не плутай. Выкуп? Не к чему ему.
- А если он губить начнет?
- Тому в моей власти помешать - тих будет, похлопочу.
- Как?
- Костры туши, кнеж, огонь в очагах, - посоветовала Саламиф. - Холод нага в сон склонит. Вял он станет, спокоен, не так внимателен как сейчас. Тем время ты выиграешь и городище спасешь. А как в путь двинемся да подале от городища уйдем, решим, что делать.
- Ничто, - подала голос Эльфина. - Пока наг с нами, другие не подойдут, а он с нами пока свое не получит.
- А что его?… - спросил и замер, вспомнив разговор в доме, сватовство. - Дуса? - на Ма-Гею хмуро посмотрел и кулаки сжал. - Не бывать тому…
- Не бывать, - согласилась женщина. - Есть у меня средство верное от его посягательств. Близко к ней не подойдет.
Ран помрачнел и, повернувшись, в крепище пошел и только у ворот обернулся, чтобы господарей поблагодарить.
- Много у вас дел без нас будет. Мои вам помогут, - заверил Нив расстроенную Ма-Гею, глянув в спину кнежа.
- Солнечным камнем оберег сотворишь, - кинула в руку женщине мешочек Саламиф.
Ма-Гея чинно поклонилась и пошла в крепище.
Правы други - не до сна - дел много неотложных.
Тяжка ноша знаний и как бы славно было ничего не знать, забыть, а лучше заснуть да уже за вратами настоящего проснуться. И не в будущем - больно темно оно, пожалуй, сегодняшнего мрачнее.
А кто его светлым сделает, кто украсит честью и благом, правью и радостью? Нет, не до сна, не до отдыха и мечтать ныне только об одном надобно - сдюжить и хоть крупицу случившегося выправить.
Часа не прошло, как каждый дом упрежден об опасности был. Мужи и жены не спали, резы и мечи при себе держали, обереги родовые по стенам развесили, детей тайно в храм отвели. Ма-Гея и Волох солнечным камнем обережный круг сотворили, а воины в дозор встали.
Замерло городище, во мглу и холод погрузилось. Костры, очаги потушены были - только огонь пращуров еле тлел в Лебедином храме. Его гасить нельзя иначе род погасишь и предков отринешь. А что род без доброй памяти о былом, об отцах и дедах своих? Кто ребенок, не отдающий дань уважения родителям своим? Что дерево без корней, сухостой трухлявый. Сегодня стоит еще, а завтра рухнет.
Ран с дозорными остался, а Ма-Гея же дома сидела, чтобы Странника не тревожить и успокоить, если вдруг что заподозрит. Но тот заснул, ничего не ведая.
Женщина сонное заклятье на всякий случай над ним сотворила, Финну и Ареса прихватила в полудрему погрузив, и пошла в храм.
Как только дом опустел Странник глаза открыл, прислушался к тому, что в крепище делается и хитро улыбнулся.
Дуса от суеты проснулась. Оглядела удивленно толпу собравшихся и поняла почто они в храме размещаются - про нага прознали, не иначе. Отодвинулась, место детям соседки уступая, плащ свой отдала. На улицу поспешила, словно гнал кто.
Мать ее у выхода перехватила:
- Не ходи, в храме останься, за детьми и сестрой пригляди, - на Финну кивнула. - Что Волох дал с собой?
Дуса мешочек из-под рубахи вытащила, показала.
- Склянку достань, по капли на оба запястья намажь и под горло, - приказала. Строгий голос у матери, пугающий. Девочка выполнить, что та требует поспешила, виновной себя чувствуя.
- Матушка, мне Лелюшка сказал молкнуть… - попыталась объяснить, доставая склянку.
- Прав он.
- Прости…
- Не винись, не в чем. Делай что говорю.
Дуса с трудом вытащила пропитанную воском тряпичную пробку из горлышка склянки. Глянула на густую, темную жидкость внутри цвета болотной грязи и содрогнулась. Цвет жуткий конечно, запах чуть слышный, влажный и гнилостный, но более фон ужасает - мертвенный, ледяной.
- Надо, Дуса, - видя сомнения дочери, поторопила ее Ма-Гея. Девочка, стараясь не думать, что делает, нанесла по капле на запястья и на шею, как сказала матушка, и поторопилась склянку закрыть, обратно в мешочек спрятать.
Ма-Гея успокоено вздохнула и за плечи детей ей подтолкнула:
- Смотри за ними крепко и из храма ни шагу.
- Сделаю, матушка, - заверила девочка. Сестру и мальчика обняла, в храм повела, с краю устроила. Больно ей было на Финну смотреть. Вздохнула, по голове ее погладив:
- Что ж натворила ты, сестренка?
Та встрепенулась, скидывая путы дурманной дремы, на Дусу уставилась:
- Мне виниться не в чем.
Девочка растерялась от неожиданности: матушкины чары непросто и Волоху снять, а тут сама Финна от них избавилась. Неужто сильнее ведуньи стала?
- Не в чем, не в чем, - поспешила заверить сестру, обняла, успокаивая. И так к радости Дусы ее обняла, только зашептала, в глаза ей глядя такое, что мороз у девы по коже прошел:
- Глупая, кому веришь? Выйди за стены крепища, глянь округ - свобода там. Не черна Ма-Ра - светла. В мудрости своей договор с нагами заключила и теперь лиха не знает. Власть ее огромна, но не о себе печется - о детях рода. Ее власть - их власть, ее сила - их сила. Одни они в округе беды не знают. Племя дивье им ничто, сама хана не властна над ними. Кады и наги други. Богат удел Ма-Ры, хоромы золотом выложены и не сама старалась, не родовичей заставляла - кады сробили. Лесовики ей плоды лесные в дань приносят, нагайны по небу носят, Стынь как у нас не лютует, мягко снежком стелет. Нет горя и забот в вотчине Ма-Ры, свет и красота там. Люди сильны и отважны, каждый и воин, и ведун, хозяин себе и своей земле. Девы вышей мужей стоят, главой в семье, на охоту для забавы ходят. Пиры каждую седмицу, а то и день. Яства знатные. Что здесь запретно, там разрешено. Воля, Дуса, воля …