- Коды нагов только Щуры снять могут…В Кадасе - мире подземном, есть средство от Мараниного зелья. Мертвая вода только там сильна настолько чтоб власть над живым брать и меж миров его ставить. А мертвый источник и живой искать там надо. Кто ж даст?
Дуса слезу материнскую дрогнувшей рукой оттерла и спросила:
- А боле нету разве?
Ма-Гея задумалась и посветлела лицом:
- Есть. Источник у врат. Жива - вода живая там. Истинно живая, силы во много раз большей чем жива Кадаса. А вот мертвая вода там слаба, не чета подземной.
- Я наберу, матушка, и принесу. Будет Сев и остальные ежели возвернет их Странник, вновь людьми.
Ма-Гея внимательно на дочь посмотрела и поднялась: чего она, правда, раньше времени сдалась, отчаянью место в душе уступила? Прочь!
И пошла к крепещу, наставляя девочку по дороге:
- Мертвую воду ты от живой по шуму и виду отличишь. Ране источники строго врозь были. Жива справа из камней по уступам шла, мертвая слева бежала. На вид сера, мутна, тяжела, гуд от нее скорбный, низкий. Глядишь и будто сердце в камень одеваешь. Тело стынет, немеет, взгляд стекленеет. От живы наоборот на душе радость. Звенит она, бежит легко и сердце веселит. Прозрачна, искриста, и словно высвечена. Камни под ней радугой играют, печаль отгоняют.
- Поняла, матушка, не перепутаю.
- В ночи более на слух придется надеяться, али саламандру позови - пусть посветит. Волох-то точно не спутает. Но всяко быть может и тебе надобно, что он знает знать. Отец твой двумя отрядами соколов отправляет. Один посередь пути дозором встанет - нам знать даст, чтобы не случись, да на себя нагов ежели чего оттянет, от вас отвлечет. А вам дале идти и после малым числом возвращаться. У врат тоже дозор поставить надобно будет. То Волох сробит, там останется. В обрат тебе одной соколов прикрывать, а им тебя. Коль все сладится, начнем детей переправлять. Шибко не спешите, но и не мешкайте. Права Рарог - не навье племя так льды нас сгубят. Купол от напасти ненадолго укроет. Ежели что с Волохом случится - ты у врат останешься, хранить их от нагайн и кадов до нашего прихода станешь. Живу с соколами пошли тогда.
- Сделаю матушка.
- Верю, справишься. Щур поможет, - обняла женщина дочь.
- А Рарог? Неужто договор силу потеряет?
- Все жить хотят, всем места исконные знакомые оставлять тягостно. Но минет разброд, дай время. К вратам ныне как к последней помощи всяк тянется. Потому в пути вам и лесовик и наяда с саламандрой поможет. Им то на руку. С нами часть уйдет, а большинство у врат останется, как прежде жили жить станут. Они же врата от любых посягательств уберегут. Место то заповедным станет, от всякой напасти сохранным. Наг ни отсюда к себе, ни из Кадаса сюда более не пройдет, но и человеку незнаткому путь к вратам предков заказан будет. А и явится - не узрит. Запомни - только у врат три ближних мира в един сливаются и не делятся. Там ночь и день, снег и вечное лето, этот мир и это время, но и мир заповедный безвременный… Щур вам в подмогу добраться. И пусть бы врата не шибко пострадали.
- То вряд ли. Иначе как наги к нам проникли. И все больше их, матушка. Ван сказывал - целым выводком пировали.
- Слышала уже от других, да и по глазам вернувшихся сочла. То случиться могло если камни - хранители с места сдвинулись. Могло быть - что камни - полюса с мест сошли. Нужно будет в спираль хода вещей и равновесия миров в обрат хранителей положить, строго в пазы. Они в схроне меж источниками надежно укрыты, про запас сложены. Пара и у нас есть. Один с тобой будет, другой с Волохом. Щур даст, тем обойдемся.
Дуса кивнула. Знала она те камни, видела в храме. Серебристые сферы с кулак размером с четырех сторон священного огня лежали.
Значит, два из них ведуны с собой заберут, а два крепище и огонь хранить останутся.
У ворот женщин Ван встречал. Стоял хмарый как туча грозовая, ждал.
Только они с ним поравнялись, тихо молвил:
- Малого кнежича в храм отвели. Не в себе Сев.
Ма-Гея ликом бела стала, ахнула, в храм побежала. Дуса за ней хотела, но Ван девочку за руку перехватил. Задержал и тут же смутившись, ладонь свою отнял:
- Не ходи. Тебе в доме работы хватит - Финна вернулась и Арес, Странник привел, - сказал, как прощение попросил за то, что смел до нее дотронуться. - Остальных, сказывал, выманить не случилось.
- Худые? - прошептала девочка, тут же испугавшись.
- Нет, здоровы. Но, будто поморожены. Взгляды дикие, тяжелые. Ран от Хоша и Мала о сыне прознав, пришедших в бане запер, чтоб как с Севом не получилось. Сейчас чернее ночи сидит, думу горьку думает, Странника пытает, вас ждет. Волох позже обещался быть.
Дуса кулачки у груди сжала: страх-то! Что делается?! Что будет?! Удастся ли матушке и ведуну омороченных отшептать? А ежели нет - что отец предпримет? Посечет али отпустит? Скорее посечет. Ран родитель, но еще и кнеж, и родом даже из-за дочери рисковать не станет. Хана Финне и Аресу.
- Не печалься, Дуса, матушка твоя ведунья крепкая и Волох мастеровит - снимут чары, - молвил Ван, видя несчастное личико девы. А у самого глаза жалью полны и неверием. И ясно Дусе, что дело худое, благого выхода лишенное.
- Их можно с собой взять, - прошептала, с мольбой в глаза заглядывая. - У врат источник живы, водица быстро морок снимет.
Ван головой качнул:
- Не о том речь, кнеженка. То не нам решать. В другом предостеречь хочу - Странника сторонись. Чуть что - меня кликни.
- Тебе-то он, чем не по нраву? Каверзы или беды от него ждешь?
- Того и другого. Нутром чую - скверный он.
- Так то не мне - Рану говори.
- Что мне кнеж? Не его просватать хотят - тебя.
- Что за блажь? - удивилась девочка.
- Явь. Краем слышал, как Странник о тебе с Ран говорил, пытал: не думает ли кнеж младшую дочь остепенить.
- И что тятя?
- Молвил: пока не о том думы. Времена лихие боле о роде печься заставляют.
- Ну, тем все и сказано. Да и тебе что за печаль кто муж мой будет?
- Родич я тебе.
- Ой ли?
- Рус-и-ран. И-Ван, вашим родом привеченный.
А сестра Финна теперь навек А-Финна, ибо из рода сама изверглась и то ей помнить сколь проживет будут. Худое совершила, стыдное, за то и платить станет, - вздохнула девочка, жалея вздорную сестричку, что за парня себя покалечила, пред всем арьим племенем ославилась.
- Благо входящим в род, - кивнула Ванну и пошла к дому голову свесив, судьбой Финны озабоченная. Парень словно мысли ее подслушал, нагнал да заговорил:
- Не хмурь бровки, Дуса. Сладится и морок спадет с твоей сестры, тогда и проступок загладить сможет.
- Нет. Не знаешь ты, что ее прочь из крепища толкнуло. Ты Ван, ты ей блазниться стал.
- Вот как? - удивился парень. - О том и мысли у меня не было.
- Знаю. Только своенравна Финна шибко, чтобы то понять. Вбила в голову себе, что ты ей люб, а как поперек встали, так вон и ринулась. Матушка морок навий может и сымет, а как блажь из головы и сердца изгнать? То только самому человеку под силу. Да разве ж Финна раз хоть думала, прежде чем делала, на себя хоть раз со стороны глянула? От рожденья будто изгой живет, все как ей надобно, чтобы было.
- Так наги мыслят: пусть будет и пусть как я хочу, станется, не зачем-то, а потому как я того желаю. Не удивлен теперь, что сестра твоя Маре попалась и нагами очаровалась.
- Что ты знаешь о них?
- Много. Отец мой, было, нагайну приветил…
- Вот как? - Дуса даже остановилась от неожиданной вести, к парню развернулась вся во внимании. - Поведай, правда ли то и отчего нам неведомо о случае?
- То мне лишь да брату моему Славу было доверено. К чему других оповещать? Сама знаешь, как нагов любят. Отец же случаем нагайну нашел - та вылезла младой и видно по младости-то и заплутала. По грудь ему была - хилая. Он сжалился, молоком отпоил, схрон в пещере устроил. Нагов-то не приучишь, они что дети дивьи, своенравны, нагайны иные, нравом мягче, привязчивей. Дурное помнят, но и за благое чтят. Их приручить - вернее товарища не сыщешь, однако и злее тоже. Пока мала была она и нас привечала, а как подросла - ревновать отца начала, шипела на любого кто рядом с ним, огонь пускала. Здорова стала и все золото просила, плавила да по стенам пещеры разбрызгивала. К чему - не ведаю. А только пропал тятя в один день. Ушел и нет его. А пещера камнем завалена - не сдвинуть. То ли нагайна устроила, то ли обвал случился, то ли в пещере отец остался сам, то ли нагайна поспособствовала, себе как трофей оставила… Осторожна будь, Дуса. Навьям веры и на крошку нет, хитры и изворотливы, мороком как сетью ловят. Не спокойно у меня на душе от того, что Странник в крепище, больно он на навья схож хоть и виду арьего.
Девочка даже побледнела: и Ванну в голову, что и ей пришло! Знать неспроста, знать есть в том, что благое, предостерегающее.
- Я осторожна, И-Ван. Благодарствую за заботу.
Глава 6
Ран и Странник за столом сидели, мирно беседовали. По разумению девочки отец нервничать должен был, а тот спокоен был и чинен, словно ничего не произошло, не происходит.
Диво, право.
Дуса переглянулась с Ван, принялась по хозяйству хлопотать, на стол метать, мужей кормить. Странник с прищуром на нее поглядывал, Ван недовольно на него, Ран же будто никого не видел вовсе.
Девочка мисами с кашей обнесла и была отцом перехвачена:
- Сядь-ка, - потянул за руку, заставляя рядом на лавку сесть. - Что сестра вернулась и худа как брат, небось уже ведаешь? Завтрева же вам в путь опасный сбираться. Что из того выйдет - Щуру ведомо. Посему сказать желаю: Странник обещался дочерей рода привесть - привел. Слово его твердое, и в деле нашем он порукой вам будет…
Ван кашей чуть не подавился, сообразив, куда кнеж клонит. Уставился на него и веря и не веря, что дальше сказано будет.
- … Он с вами идет, то его воля. Славный он воин и то доказал. Коль с вами вызвался - мне спокойнее. Одно решить хочу: просится он мужем твоим стать и в том я не против. Что ты скажешь, дочь?
Дуса в глаза Странника посмотрела и словно в сугроб снежный окунулась - ни единой искорки тепла человечьего в них нет. Передернуло девочку:
- Нет, тятя. Рано мне с вами розниться, семьей своей обзаводиться. И что за нужда торопится с тем?
- Путь, говорю, неблизкий да опасный вам предстоит.
- То правда твоя тятя, однако, то не повод впопыхах мужем обзаводится.
- Муж не родович - сильней бережить станет, так, кнеж? - спросил Ван. Мужчина кивнул. - А коль дано дочери вашей пасть, муж ее вам за сына останется. Он ветвь Рана длить станет.
Кнеж опять кивнул, подтверждая.
- Тогда мне твоим сыном стать дозволь, - решился парень. Ран отвел взгляд и отрицательно головой качнул, чем озадачил руса. Ван считал, что по нраву кнежу, а тут выходит наоборот? Или чем Странник подкупил?
"Чем кнежа взял? Зачем тебе Дуса?" - с неприязнью уставился на Странника Ван.
"Пусть будет", - усмехнулся тот.
Дуса же расстроилась: дела, хоть из крепища беги, из рода извергайся. Устроили сватовство, а к месту ли, времени, хоть один бы задумался. И к чему упрямство такое, что им загорелось семьей обзаводиться? С кнежем понятно: отец он и дочери и рода, а род длиться должен. Вот и хлопочет, поторапливается. Но соколы-то почто блажат? В чем им радость и важность сей вопрос сейчас решать?
- Дозволь молвить, отец. Времена нынче худые, что и говорить. Но то нам права законы предков нарушать не дает. А по закону я мужа себе сама, как приспеет время, выбрать должна и принудить меня не можно, ежели только не станет мешканье мое роду поперек. До двадцати лет вольная я в выборе - так отец? И только после ты али вече принудить может и мужа мне выставить из желающих. Так?
- Так, дочь. Однако те времена минули, когда девы в выборе вольны были. Сейчас иное дело.
- Чем же, тятя?
- Дозволь мне открыться кнеж? - спросил Странник. - К чему скрывать от будущей матери рода, что причиной настойчивости нашей стало?
Ран внимательно посмотрел на мужчину и нехотя кивнул:
- Говори.
- Сила моя детям моим передастся - то я не скрывая вам поведал. А что навьи дети балуют, без меня известно. Ежели ты, Дуса, моей женой станешь, я роту кладу - в обрат ты и я точно вернемся, Щур даст и других сбережем. Род раничей через врата перевесть сможем и здесь после останемся, хранить законы предков, землю родовую, договор с дивьем народом, врата те же. Нам наги ничто не сделают, а после, как дети народятся, они их вовсе с земли погонят. Так род арий продолжится, а навий сгинет, куда и надобно. Придет время, Лада в мир вернется, а с ней и былое.
- Былое каким было раз проявляется, а что будет лишь отражение былого. В одну воду дважды не входят, Странник, - стараясь быть уважительной, сказала девочка. - Разумны речи твои, однако спешишь ты больно и то мне неясно. Известное дело, что детей мне заводить рано, посему и толка мужа брать нет, каким бы благим повод не был.
- Дуса правду говорит, - влез Ван.
- Яблоки быстро зреют, - тихо бросил ему Странник и на кнежа уставился:
- Тебе решать, отец рода.
Тот помолчал, обдумывая аргументы. А он один был - последнее дитя свое сохранить. А кто лучше обережного сильного кровью ведуна сбережит? Так-то оно крепче Странник за Дусу постоит, аки не только родович она ему станет, но невестой. Однако и Дуса права: торопит Ран времечко, судьбу девичью ломает. Не дело.
И выдал с тяжелым сердцем:
- В таком разе пусть не человек, а суть-я решает. Как на ней писано, так пусть и станется. И Щур нам всем в помощь, - сказал и ладонью по столу хлопнул, давая понять, что слово его неизменно и окончательно. Встал, закрывая тему.
Ван лицом посветлел и даже улыбнулся слегка деве. У той как камень с души спал - легко стало, спокойно. А Странник же взором да ликом потемнел от недовольства. Видно не привык к перечливости и, то о многом Дусе сказало, еще раз порадовало избавлением от его притязаний. Худой муж-то из такого своенравного да самолюбивого получится, жене беда одна с ним сладить будет. Ранские как русские лебедицы свободолюбивы и законы предков чтят - на равных с соколами во главе семьи стоят. Так с Ванном бы случись, было, а со Странником видно - иначе. К чему союз тот привел бы ясно - хана бы и суженным и семье настала. А дети бы калеками стали. Неужто Ран, кнеж опытный и знатный, не углядел того, не понял? Странно.
Не морок ли тому виной?
Только кто ж здесь на такое способен?
Странник или кто из стана Ма-Ры возвернутых?
Ран Ванна с собой позвал, видно оружие готовить. Странник же за Дусой пошел. Та плошки моет, а он рядом стоит, смотрит, смущает.
- Ты подумай славница, не руби сгоряча. Род ваш через врата переведем, сами здесь останемся. Места обжитые, другим родам знакомые. Явится кто - места хватит разместиться да обжиться. Ты матерью рода станешь, я отцом - чем худо?
- Я матерью быть не вызывалась, так не мной задумано было.
- Однако ж, случилось.
- Нет еще.
- Понимаю, тяжела ноша. Но не одна ты ее понесешь - я помогу.
- Знать, кнежем стать хочешь?
- Отчего б нет? Умом и удалью не обделен, рода знатного, заговорен и силой большой наделен - чем такой кнеж худ? Где лучше по сим временам сыщешь?
- Умен - да, но шибко ум твой каверзный.
- В чем же это тебе пригрезилось?
- Речи свои послушай, а и мечта одна чего стоит. Впервой слышу, чтобы арий льстился на пост кнежа. То именитым предлагают от безисходности, а те в думах долго пребывают, скрепя сердце соглашаются. Ты же сам вызываешься. Почто тебе кнежье место? Почто я?
- Так случилось.
- Дочь кнежа. Ведунья, с дивьими племенами в ладах, после матушки по закону хранительницей рода стану. То тебя манит. Будь Финна на моем месте - ты бы ее сватал, - смекнула, чуть краснея от дерзких своих слов, что высказать посмела, почитай оскорбляя господаря. - Но не случилось старшей дочери Рана три мира едино зрить, силой родовой володеть. Потому я, а не она нужна тебе. Вот и ответ: почто я тебе отказала.
- Не понимаю.
- Как же? - немного удивилась дева, в глаза господаря глянула, а в них как обычно лед да мрак. - Живой ты, а будто неживой. Мудр - не отнимешь, а простого человечьего не понимаешь.
- Что тут понимать - все ясно: сама разложила, сообразила.
- Знать угадала? И ты еще в глаза мне смотришь, на своем настаиваешь? То и скверно.
Странник пожал плечами не находя ничего странного в своих речах и мыслях. Спорить и убеждать его Дуса не стала - довольно смелого и хульного наговорила, работу закончила и в сени ушла матушку поджидать. Да не ждется - мается. К бане решила сходить, узнать, что с Финной да Аресом, так ли худы и шибко ли оморочены.
Плащ взяла, в мисы каши наложила и пошла.
А у бани домовой да банник шагами землю у избы мерят. Один в одну сторону ходит, ежится, другой в другую сторону вышагивает, ручки за спину.
Дуса так и замерла рот открыв.
- Ну, чего уставилася? - заворчал домовой, ее узрев. - Туды зри! - ткнул пальцем в сторону дверей и маленького оконца. А из щелей-то свет всполохами и шум слышен, словно мыши что делить затеяли. Только сроду в бане провианта не было.
- Что деиться? Что деиться?! - завздыхал банник, с укором поглядывая на девочку. - С родного места погнали. Это ж куды годно?!
- Верно говоришь, Шуршун. Изводят аспиды! У-у-у, черви земляные!
Дуса мисы на лавку поставила и, не зная, что думать и делать, огляделась: то ли банника с домовым пытать, то ли в баню зайти да самой что твориться узнать, то ли матушку подождать.
- Соваться и не думай! - приказал хозяюшко, видя растерянность девы.
- Я … покормить хотела…
- Сыты они, сами вона кормят!
- Кого? - спросила и проследила за еле заметным зеленоватым дымком, что вился из окна и стремился к дому. Энергия!
- А кто из дома меня выпроводил?! Гостек ваш! У-у, навье племя!
- Ты о ком Лелюшка? О Страннике?
- Какой Странник, болезная?! Наг то!
Рыкнул домовой, вытянувшись почти до лица Дусы. Та так и села чуть не в мисы с кашей.
- Мы ж сроду с ними не уживаемся: энергетика у них подавляющая да выживающая, - вздохнул банник.
- Что ж раньше молчали?! - возмутилась.
- А чего говорить? Зачем? - вздохнул опять Шуршун. - Он, видать, крепище под нору свою присмотрел, приглянулось ему городище наше. Но покаместь вас не тронет - нас только и гонит. Переждем, авось и обойдется.