- Хворые? - обернулась женщина.
- Двое. Малыш мертв.
- Давно?
- Не знаю, мама.
- Хорошо. Беги в храм к Волоху, пусть алтарь приготовит. Поможешь мне душу в тело вернуть.
Девочка кивнула и исчезла в тени, словно не было ее. Миг - входная дверь схлопала - улетела дочь.
Господари, вправду Дуса молвила, измождены были. Двое на ногах не стояли - браты рода их поддерживали: Мал да Сват - мужи дюжие, умом белые, делами светлые. Впрочем и болезные Ма-Геи известны были - славные сыны северного крепища Ван да Хоша. Другое дело не признать их - путь, ливень да камнепад зело вымотал, изранил да посек
Ран на жену глянул за спинами господарей и по взгляду счел: готово все, веди их в повалушу.
И лишь на детей шикнула, чтобы от любопытства под ноги не лезли.
Мужчин, придерживая под руки, отнесли наверх, в светлицу, где уже для лечения ран все приготовлено было, повалуши расстелены, огонь в очаге зажжен.
Ван с трудом открыв глаза и увидев хозяйку, попытался ей приветливо улыбнуться да поблагодарить за заботу, но та лишь палец на обескровленные губы положила:
- Молчи сокол. Время благодарности терпит.
И освободив парня от одежды с помощью мужей, быстро осмотрела искалеченное тело, пробежалась нежными легкими пальчиками по краям ран на груди и животе, по отечным, деформированным конечностям. Плох, но выходить быстро получится. Духом сокол крепок, душа в теле держится и уходить не желает. Значит пару дён, и встанет Ван на ноги.
С Хошей хуже дело обстояло. В беспамятстве мужчина сутки не мене был и душа уже блуждала в поисках выхода.
Ма-Гея рукой махнула, приказывая мужчинам уйти, оставив ее наедине с раненными и приподняв веки Хоша, уставилась в пустые, уже стекленеющие зрачки, отдавая приказ его душе и закрывая ей путь прочь от тела. Теплая ладонь женщины легла на грудину и легкими толчками в такт сердечного ритма, восстановила ровное биение сердца. Потом простимулировала точки жизни, втерев целебную мазь в кожу хворого. Лицо Хоша порозовело, ресницы дрогнули.
- Велика ты матушка Магия, - прошептал Ван, поглядывая на нее и удостоился строгого взгляда женщины: молчи, не мешай и сил попусту не трать.
Она начертала знак солнца и жизни на груди Хоша, призывая светлые силы помощи и души ушедших предков для охраны, и укрыла мужчину легким одеялом на пуху, а под голову подушку из трав положила. Теперь спать сокол будет, а предки ему восстановиться помогут да душе до срока тело его покинуть не дадут.
Теперь Ван.
Рука легла на пульс, определяя, что более вред телу причиняет и, женщина дрогнула, встретившись с взглядом парня. В его зрачках и биении крови под пальцами отчетливо привиделось Ма-Геи будущее парня. Ой, судьбина, люта ж ты порой чернобожия!
Но разве ж молвишь о том хворому? И что изменит знание?
Жизнь как узор - плетет его Небесная Мать, дивную картину, одну из множеств составляет. Тут петелька да там стежок, на одном сокол оземь пал, на другой лебедица крылья сломала. Но разве ж значит, что то в общей канве рисунка общей судьбы человечества, планеты?
И не спасти парня от его судьбы, как не спастись самой. Рока крест узорный на поневе что уже выткан и сложен. Дён бы позже - авось бы не дошит был, но в дом Отца да Матери крепища вошел и завязала узелок судьба - кончен рисунок.
Женщина отвела взгляд, помешала отвар в мисе, сговариваясь с водой и травами помощницами: "вы уж крепите, лепите, кости жилочки спожилочки восстановите. Водица-посестрица, травушка-братушка сладьте как было что нанесено отладьте. Хворобу прочь гоните, здоровье телу сокола верните".
Напоила больного и, пробежав по точкам на шее и ключицах, обезболивая и обездвиживая парня, смазала маслом дурмана вывихи да переломы, вправила кости. Парень застонал лишь и глаза прикрыл. Пот на лбу выступил бисером - хороший знак. К утру на поправку пойдет Ван. Накрыла легким полотном да крест начертала на лбу - покой до утра будет.
- Ушла боль, ушла хворь, - дунула в ухо. - Спи соня сонятко, спи сладко да посыпатко до зореньки. Зорька придет все хвори унесет. Спи соня сонятно, спи посыпатко…
Щепоть травы благодарственную в очаг кинула: бережь, а к беде будь что ершь.
Пламя вспыхнуло почти как зрачки Ма-Геи и замерцало россыпью мелких звездочек по светлице, зашептало тихим потрескиванием: сделаю посестра, сбережу.
Женщина поклон отвесила и вышла из комнаты - теперь ее дело в храме ждет, а здесь она без надобности. Кому надо - уже рядом с хворыми, и без нее лучше управятся с болячками.
- С дитем что? - спросила тихо у Рана, что ждал ее у лестницы.
- Утоп, - тот вопросу жены не удивился - Ма Гея рода Вещего, самого Тула дочь.
- Давно?
Мужчина кивнул:
- По утру. Мать под камнями осталась - не вытащили. Мальчику вода сама отдала.
- Имя?
- Арис.
- Пойду.
И взяв плащ, вышла из избы.
Мелкий мокрый снег падал нехотя, лениво смешивался с землей и таял. На подвосходной стороне полыхали заревны, словно спорило солнце с мраком и билось в кровь, и окрашивало небо, вплетая в его глубокую синеву красные всполохи. Гудел бор измученный ненастьем и темнотой. Света просили деревья и травы, но чуяла Ма-Гея не видать им того долгие дни и месяцы.
Стылый воздух готовил лес и его жителей к долгой лютой зиме и не скрывал, что за мелким снежком идет снегопад и укроет всю землю, погребет всю живность, словно саваном накроет.
Женщина прикрыла голову плащом: то ей не отделать, не предотвратить, и побрела к Лебединому храму в центр городища.
Алтарь под пирамидальным куполом был занят - на нем лежало тело мальчика лет десяти и уже во всю старались Волох да Дуса. Жрец держал дитя за голову и пел в унисон ветру, гуляющему под куполом, призывая улетевшую душу, а девичий голос вторил щемящей тоской, навевая печаль. Струйкой дыма вились вокруг мертвого тельца духи щуров, вдыхая аромат призывных трав и, уже искали среди своих душу отрока.
Ма-Гея сбросила плащ у входа и, подойдя к алтарю, наложила руки на грудину и лоб мальчика:
- Вейхо сенми симо, - начала провозглашать, постепенно набирая голосом силу. Огонь в алтарных чашах вспыхнул ярче, сизый дымок замерцал голубым и радужными звездочками рассыпался над телом утопленника.
- Ханто!! - дружно воскликнули все трое, и тело мальчика вздрогнуло. Синеватая молния развезла полумрак и бесшумно ударила ему меж бровей.
Арис закричал и захрипел захлебываясь от вод, что вышли изо рта. Тело скрутило, забило в конвульсиях так, что трое едва удерживали его на алтаре.
- Гора сейки похъёла! - громко читала женщина, глядя в лицо мальчика, не обращая внимания на его судороги. Тело ребенка выгнулось, приподнялось над алтарем и рухнуло под протяжный крик, словно сама душа вскричала, возмутившись своему возвращению.
Арис обмяк, задышал прерывисто и тяжело, затуманенный взгляд скользнул по лицам своих спасителей и остановился на Дусе. Видно сама смерть привиделась ему в тот миг, и он закричал дико как раненный зверь, забился пытаясь сбежать прочь. В тот же миг зрачки затянуло синевой и мальчика свернуло набок неведомой силой.
- Зрением недужен будет, - тихо заметил Волох.
- То небольшая плата за возвращение, - спокойно бросила Ма-Гея и покосилась на побледневшую дочь. - Зря ты у ног встала. И худое не думай - не тебя он видел - жизнь да смерть свою. Зла она будет. Кабы не зря возвернули мы его.
- Кончено дело - теперь и печаль и радость нам с ним поровну делить. Очи - его плата малая. Зрю я мать Гея, каждому из нас платить придет срок.
Женщина согласно кивнула:
- В дом ко мне его не надо. С Дусой им теперь до скончания веку видеться не след.
- Беда будет, - согласился Волох. - Я его к себе возьму да пока спит погляжу чем нам его спасение обернется.
- Возьми, - вздохнула женщина и обняла готовую разрыдаться дочь.
- Дитя еще. Рано ты ее к знаниям приобщаешь.
- Кабы не поздно Брат. Гляди что творится. Когда было, чтобы родич от родича беды ждал? Когда дитя дитя спасало, себя подставляя? Когда было чтоб с господарями черным черно печали во двор вступало? Кончилось, что было Волох, а что будет нам строить и в том дитя али муж розница не время. Побежало времечко как вода по камням. Дачую, воды те черным - черны.
- Правда твоя, - тихо молвил мужчина накрывая вздрагивающего мальчика теплым полотном. - Пропал мир. Бело - черным стало, а что черно в белое обернулось. Остановим ли? Не ведаю.
- Втроем нет. Но печаль нам рано потчевать.
- Полюса места поменяли Мать Гея. То не вернуть и значит, прежнее не воротится. Но Закон и род жить должны. Чтобы не было, а ханы им не будет.
- Кровь в том наша порука.
Дуса во все глаза смотрела на строгие и чуть печальные лица взрослых и понимала, что молвят они не в пустую и не простыми словами - заповедными, кабы не вовсе клятву кладут, роту страшную, вековую. Слышалась ей тайна в голосах, вера и знание. Ощущалось наитием нечто новое, отвагой и печалью овеянное и, привиделись дивные картины, в которых море что кровь, а крови что океан, и птицы по земле бредущие и звери в небесах летящие и люди, что животные и животные, что люди.
- Окунули в грязь бела лебедя, - прошептала, сама не зная что. Ма-Гея сильнее прижала дочь к себе и зажмурилась, пытаясь справиться с материнской болью: ох, дева моя, дева коханная, дитя милованное! Что ж утворила я с тобой, злыдня-мать?
Волох же взгляд отвел и молвил:
- Анжилон сотворю - не подступится. К заре готов будет.
- Эх, Брат Волох, заря-то не ране будущего года придет.
- Позже, - сухо бросил тот и со значением на дитя глянул: не гоже девочку пугать.
Ма-Гея лишь горько улыбнулась: куда уж пугать? Судьбу своротили, а того что хуже быть может?
И обняв Дусу, пошла к выходу.
Волох проводил их задумчивым взглядом и понял - нельзя боле мешкать.
Глава 2
Финна поглядывала на Вана. Нравился ей парень - пригож спасу нет. Волос ржаной, нос прямой, лоб высок, губы ровные не полны как у пустобрехов и не тонки как у затайников черных душой. Тело вовсе взгляда не отвесть - литые мышцы, бела кожа. Силен Ван и наверняка отважен как все северные. Руса крепища лютые, что верой что силой. Соколы русого рода женихи завидные - на все руки мастера. С таким и в пучине не канешь и в хмарую годину выдюжишь. Оху, дочь соседа Линнея за русого сговорили два года назад - так та второго дитя родила и замужем как за бором, не ходит - парит. Глаза свет льют, будто огнище внутри девы. Видать и в близости дюж руссов сын, умел да ловок. Повезло Охе.
А чем Финна плоха? Кнежа дочь все ж, умом красой да удалью не обделена и телом крепка. Будут у них с Ванном дети богатые, а как хорошо-то им вместе будет под риском ходить. Она Ванна прикроет - он ее. Велик род их будет…
- Не мала ли ты еще соколов оглядывать да под себя примерять? - тихо молвила мать застав дочь за подглядыванием. Прищурилась, сурово глядя на Финну - та бы поперечила да спугалась что Ма-Гея мысли ее сочла и ринулась без разговора вниз, только ступни о ступени прошлепали.
Женщина с места не двинулась и только вздохнула горько - вот и свершилось.
Не спалось в ту ночь Ма-Гее. Ворочалась все думки худые гнала да как избавишься если точно знаешь - быть тому, справится только жди теперь.
- Что голубка моя? - спросил тихо Ран, обняв жену. Прижал к себе, утешая и успокаивая.
Поведала бы она любому, да разве ж мало ему беды за весь род на своих печах нести? Тяжко соколу и без дурных вестей за своих детей.
- Велик раскол грядет, - прошептала лишь. Рука мужа дрогнула, перестала перебирать волосы жены.
- Ведаю. Рода похудели. Руссовы сыны в четыре стороны пошли. Крепище их льдами завалило. Рус на юг род повел, да молодь взроптала и часть отделилась. Стары же в отказ крепище кинуть пошли. Так надвое род раскидало, а в дороге беда случилась - водопад да землетрясение еще надвое их поделило. Олех сюда десять сынов рода вывел. Седмицу почитай плутали насилу вышли. С нами им быть.
- Места хватит.
Мужчина промолчал - да к чему говорить? Жена так мысли сочла и притихла на плече Рана:
- Нельзя уходить - сыны вернутся в пустое городище, где нас искать станут?
- Сейды оставим, найдут. Нет? Суть-я. Случится - ради трех родом рисковать не стану.
Ма-Гея застыла и еле сдержалась, чтобы не поперечить. Но подумалось - рано в путь собираться, а кабы и вовсе не пришлось. К чему ж тогда спорить да упрямиться?
Утром женщина у очага над похлебкой хлопотала да слушала, о чем беседуют в соседней комнате. Матери да Отцы собрались судьбу рода решать, новостями делиться, господарей слушать.
- Снегу-то за ночь навалило, не пройти. Что дале будет? - сокрушался Гоголь.
- Луки да тулы для стрел мастерить, - заметил Сват.
- Зверье бить, в шкуры рядиться? - насторожилась Аттика: Не за то ли вас с места родового ринуло?
- Выхода иного нет, Великая Жена. От холода спасаясь, придется в шкуры рядиться, а прижмет коль запасы закончатся, так и мясо есть станем.
Женщины опешили. Что говорить? Ма-Гея и то замерла над варевом: это куда мир покатился, если зверье ради меха и мяса бить придется? Равно то братоубийству. В уме ли муж руссов?
- Не подмога то роду будет - беда, - молвила Елень. Муж ее, Ус, согласен был, но и мнение родича тоже разделял:
- Оно ясно, что хорошего не жди, ежели мирное соседство с природой нарушим. Погонит нас лес и сила его не в подмогу роду, а супротив встанет. Однако ж и мыслить надо, что поперед как было, не будет и о завтра сегодня думать надобно. А "завтра" люто. Руса с места и то кинуло, нас снегом заваливает. Холод - начало, дале голод придет, за ним мор. Тут не богат выбор. С лесом- братом сговориться - он поймет. Мех нас от холода спасет, мясо от голода.
- Пока запасов хватает, - подала голос Утица.
- О сегодня речи не ведем, о завтра кумекаем, - сказал Ран. - Свата послушай Славная Жена.
- Особо и говорить не о чем, - вступил тот в беседу. - Кнеж наш в другие роды людей послал за вестями и вышло худо. Сгинуло чай не треть. Кто возвернулся, черные вести принес: до Арты не добраться - воды разлились и дорогу сокрыли. Где урочище стояло - море лежит, где горная цепь пролегала - равнина лавой укатанная. Свинельги крепище исчезло - тризный холм на том месте, дерева вповалку и камни. Мы Сейды поставили ликами на ваше и наше крепище. Кто б выжил, уже явился. Вправду сказать, лебедь раненый к нам прибился Ма-Русе ведал: малых жены - матери к Ма-Ре увели. Успели. Из мужей Нох да Ким остались. Теперь уж Инох да Аким - нет уж места их - в другой род подались, там им стоевище. Сайги Белой крепища нет - малый один выжил, Патом нареченный. К Тилу не пробраться - земля ходит под ногами, валит да камнем сыпет. Чуд в пещерах хоронится - ворон о том поведал, посылом от Ма-Чуды прилетел.
- Выходит ранские да русские на округу и остались, - помрачнел Ус.
- Ирусичи и аморане под закат стойбищем встали. Считай через седьмицу от начала перемен из крепищей ушли на подмогу да поиски, да так и остались там.
- Теперь под восход, - поправила его Ма-Гея. - полюса поменялись, теперь, где солнце вставало заходить станет. Да не то худо - в расколе беда. Сколоты-то по все земле почитай раскиданы будут.
- Соберем Ма-Гея, не кручинься, срок дай, - с уверенностью сказала Елень. - Мать - земля рода в обрат позовет.
- Земля иная и род иной. Не вернуть прежнего.
- Корни есть - крона нарастет. Пусть род-иной да кровь едина.
- Вспомнят ли о том извергшиеся? Молодь ведь. Минет век, другой, что от законов Отцов да Матерей им останется?
- Па и Ма-ть - память. В крови она - не вытравить.
- Эхо в горах тоже вроде долго гуляет да миг приходит - стихает.
- Ежели вновь не крикнуть. В этом и пособим. Слово мое такое будет: пока - место наше здесь, но и к пере-месту готовыми надо быть. Посему резы куем, стрелы да луки мастерим, мех берем. Сейды ставим знаковые о местах наших исстарых. Голубу заповедую с Волохом нынешнее лето описать, Знания да Законы предков крепко в умах высечь, мужам меру - храмину поставить, родам рассеянным да братьям погибшим, вам матушки-сеструшки детям нашим пометки сделать крепкие, так чтобы пока жив из рода хоть один, Закон щуров и Знания с ним прибывали, - объявил свое решение Ран.
- Ма-Гея велика, сладится, - согласились мужи.
- Против я погибели зверя лесного.
- То не нами решено, то мокашь напряла.
Ма-Гея задумалась и согласилась:
- Тогда Мокашь и отвечать. Но…
И только тут заметила, что Дуса рядом стоит, внимательно разговор взрослых слушает.
- Ай, что творишь, - головой качнула мать и подала девочке ладью с настоем для хворых. - Напои господарей сходи.
Дуса послушно взяла ладью и пошла наверх. Только скрылась, как Ма-Гея поняла, что сделала и уж ринуться за дочерью хотела да взгляд на недовольную Финну упал и ясно стало - свершился и последний шаг. Поздно что-то вертать.
- Из ладьи невеста жениху испить дает, - прошипела Финна. - Почто Дусе честь такая? Почто ей можно, а мне нет. Али в невесты ее записали? Я старшая мне поперед мужа искать.
- Смотрю, созрела ты, телеса соком налились? Только в голове все одно зелено. На свадебном пиру из ладьи двое благость испивают, и мед заговоренный, а не настой от хворобы, - строгим тоном отрезала мать, но сердце екнуло: пустое говоришь Гея, разница-то что испивать? Что мед, что настойку полыни одну на двоих суженным делить и каким за свадебным столом питье покажется такой и жизнь совместная окажется.
Да только зря эти думки в голову пришли - Дуса зелье для хворых пробовать не станет - то не простое питье, ведает. А значит, и кручиниться рано.
- А ну-ка стол накрой, господарей потчивать пора, - приказала дочери и двинулась в горницу. Встала у входа и, обведя взглядом каждого присутствующего, молвила:
- У меня другое предложение есть. Ежели мы нарушим мир с природой, обречем себя на вымирание. Она не простит нас, но хуже того и мы не простим себя.
- Выхода нет, Великая Мать.
- Выход всегда есть.
Ран внимательно посмотрел на жену и, сообразив, что та задумала, упрямо качнул головой:
- Думать забудь.
- Почему? Это спасение роду.
- Наверняка переход поврежден.
- Возможно, даже скорее всего, но нет ничего что нельзя было бы исправить.
- Мы не побежим…