Я хотел было ее поправить - мне как-никак было уже тридцать семь, - но дверь захлопнулась. Правда, ощущение, что за тобой наблюдают через глазок, осталось, и я все-таки преодолел еще один лестничный пролет.
Дверь этажом выше отворилась через несколько секунд. И тотчас донесся шумный голос Севиной жены Марьи:
- … ведь знала, что опять налакаешься как свинья!
- Но, Марья, я же… совсем же… чуть-чуть… ну? - вяло лепетал Сева. Он никогда не умел спорить с женщинами, и Марья это знала.
- Заплетается язык-то! Слова нормального сказать не можешь, а еще с больной почкой!
- Это не имеет значения, - Севин голос таял на глазах, - Да и не пил я сегодня… много.
- Не пил, значит? А запах от тебя идет, думаешь, мятный? Поверь мне, Сева, пахнет от тебя далеко не свежестью мятных листьев!
- А… м…я же ш… што? - Сева скис совсем.
- Вот тебе мой совет, - наставительно сказала Марья, почувствовавшая, что победа уже не за горами. - Как протрезвеешь - приходи. А если вздумаешь еще нажираться, ночуй где-нибудь в другом месте.
- Где? - сумел выдавить Сева, хотя мне казалось, что он уже на это неспособен.
- Я бы сказала где, да неприлично звучать будет, - подавила оставшиеся очаги сопротивления Марья. - Иди вон к своему Мусорщику в туалет, там и спи!
Думаю, не стоит говорить, что Сева, услышав последнюю фразу, побелел как мел.
- В туалет нельзя! - донеслось до меня. Неужели опять проговорится? - Там… там Витек ночует!
- У этого алкаша вроде квартира была!
- Ремонт там у него. Соседняя квартира загорелась, пламя и на него перекинулось. Коридор выгорел начисто, еще полкухни, и чуть было до комнаты не дошло. Благо пожарные вовремя п-подоспели.
- У нас еще и пожарные есть? - фыркнула Марья. - Вечно они не вовремя приезжают! Сгорело бы у него все на фиг, пользы бы больше было, да и мне головных болей меньше! Ладно, Сева, дорогой мой, сегодня ночуй где хочешь, чтоб в следующий раз знал, в каком состоянии домой возвращаться. А завтра обратно! И чтоб к шести дома был, трезвый как стеклышко, я котлеты пожарю.
Дверь захлопнулась, и по ступенькам гулко затопал спускающийся Сева.
- Видал? - кивнул он, надевая шапочку, на этот раз завернув под нее свои начинающие уже оттаивать уши. - Придется сегодня ночевать в парке, на скамейке… ил-ли еще куда подамся…
И он так на меня посмотрел, что сразу стало понятно, что он, Сева, ни в каком парке спать не хочет (холодно там, и все такое), а слабо надеется, что его лучший во всех отношениях друг Витя пригласит его, Севу, к себе домой. Всего-то на одну ночку. Там они выпьют чайку, посмотрят видак, и, так уж и быть, Сева ляжет в ванне. Можно даже без подушки, к чему такие удобства?
- Ночуй, гад, - добродушно сказал я. Ведь знаю же, что не отвяжется. Сева расцвел, порозовел и даже перестал сутулиться, что с ним случалось крайне редко. - Книгу взял?
- А то як же ш? - малопонятно ответил он и похлопал себя по пузу, где из-под куртки действительно что-то выпирало острым углом, - Ну, мы идем?
На пятом этаже та самая дверь с говорящей темнотой вновь была приоткрыта, и из мрака на нас явно смотрели.
До трамвая шли молча, каждый думал о своем, о наболевшем. Сева, скорее всего, размышлял о том, как бы больше с Марфой своей не ругаться, да еще, наверное, о вреде алкоголя, поскольку зимой спать в парке опасно для здоровья в целом и для почек в частности. А я думал о голове, лежащей у меня дома в ванной, и о том, что сегодня ночью придется выскакивать на мороз и топать через три дома до уличных мусорных баков. Надо будет взять с собой и Севу, чтоб не так страшно и скучно было идти.
В трамвае Сева принялся рассказывать забавную историю из жизни, когда он вышел на балкон-лоджию, да нечаянно там заперся (вот ведь фокусник!). Сидел до вечера, пока жена не пришла. Она и открыла. Оказалось еще, что у него в то время суп на плите стоял, выкипел он полностью, кастрюля почернела вся, включая крышку. Как квартира не сгорела к чертям собачьим - непонятно.
Народу в трамвае ехало мало. Время уже перевалило за три часа дня, обеды закончились, и люд честно отрабатывал свои деньги. К тому же на улице заметно похолодало. Но и между теми, кто ехал с нами, завязался разговор о вреде и пользе балконов и нужно ли вообще ставить на них замки. На рынке трамвай вновь потяжелел, на этот раз людьми, уезжающими с него…
Подойдя к дому, я вспомнил, что весь хлеб у меня съеден. Пришлось возвращаться к придорожным ларькам. Заодно на сложенные вместе Севины и мои деньги была приобретена бутылка пива, а на закуску - две пачки дешевеньких чипсов.
("Может, три?" - спросил Сева, известный своей огромной любовью к чипсам и шоколадке "Виспа". Оказалось, что на третью пачку не хватает целого рубля, и мой тощий друг смирился.)
Стрельнув напоследок три сигаретки у прохожих, я и Сева направились к подъезду.
В квартире было заметно теплее, чем на улице, и я позволил себе облачиться в трико и футболку, не снимая, естественно, носков. Сева как был в джинсах, так и остался. Только стянул свой чудовищный свитер и теплую рубашку, оставшись в легкой рубашке с короткими для его гулливерских суставов рукавами.
Я поставил на плиту кастрюльку с супом. Сева сел на табуретку и стал не слишком аккуратно нарезать хлеб едва ли не прозрачными ломтиками. Лицо его при этом выражало такую сосредоточенность, что я не выдержал и громко рассмеялся.
- Смейся, смейся, лопух проклятый, - проворчал мой тощий друг. - Вот сгорит у тебя квартира, тогда я громко буду с-смеятся!!
- И с чего бы это она у меня сгореть должна? - удивился я.
- А просто т-так. Должно же у тебя хоть когда-нибудь что-нибудь сгореть?
- Тоже мне, нашел, что болтать. Ответь мне лучше, друг любезный, почему твоя жена меня алкашом назвала? Я вроде с ней всего-то пару раз виделся. Да и трезвый был как стеклышко.
- Понимаешь, Витя, т-тут дело так-кое… - замялся Сева, потупив острый нос в доску для резки хлеба. - Я же когда пьяный… ну… врать не м-могу совсем. Хочу, значит, н-но не могу. Это физическое что-то. Вот и получается, что прих-хожу я домой, Марья спрашивает: "С кем пил?" Ну а с кем я всегда пью? Или с тобой, или с Мусором. Вот и выходит, что вы с ним… того… алкоголики.
- Оторву я тебе когда-нибудь уши. - Я потряс половником.
Сева неопределенно хмыкнул и вновь склонился над хлебом.
- З-зараза!!
Я резко обернулся и обнаружил Севу, резво посасывающего большой палец левой руки.
- Порэзасся! - прошамкал он, - Не люблю резасся. Гадк-кое ощущение. У тебя пластырь есть? А то обмыть и продезинфицировать на-добн-но…
- Только не в раковине, - отрезал я, - Марш в ванную!
Сева покорно поплелся в ванную комнату. Я вернулся к супу и, обжигая пальцы, перенес кастрюлю на стол.
- Если полотенце мне замараешь - кадык вырву! - крикнул я. С Севы станется. Он еще и высморкаться может, если его заранее не предупредить.
В ответ раздался еще один вопль Севы, раза в два сильнее предыдущего, а за ним - звук падающего тела.
"Там же голова!" - мгновенно вспомнил я.
Забыл, балбес, что она там лежит, глядь в ванну и перепугался насмерть!!
Я пересек коридор и вошел в ванную. Сева лежал на полу, головой под раковиной, лицом вниз. Вроде дышал и что-то бормотал невнятно, пытаясь пошевелиться. Сознание он не потерял, но вот треснулся, судя по всему, нехило.
Горячая вода шумной струей лилась в ванну. К потолку поднимались густые облака пара. Я заглянул в ванну и почувствовал, как к горлу подступает горький комок… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
Головы не было.
Крови тоже, потому что ее смыло водой…
- Ну-ка, господин хороший, повернись, чтобы я смог толком разглядеть лицо того, кто всадил мне в спину топор! - раздалось за моей спиной, с того места, где стояла стиральная машина.
Стоит ли говорить, что мой визг был немногим слабее Севиного? А еще у меня едва не подкосились ноги, и только вид раковины, об которую я непременно больно стукнулся бы, если б упал, удержал меня от этого шага.
Я медленно повернулся, на всякий случай поднимая руки вверх, чтобы меня ненароком не спалили лазерным лучом или еще чем, и увидел голову.
Да, это был он - Пал Палыч Чуваров. Лежал себе в куче грязного белья, и его кривая ухмылка не предвещала ничего хорошего.
- Орать вы горазды! - сказал он, - Жить хочешь?
Глава третья
1
- Отрубить бы вам кой-чего, чтоб насовсем! И у Мусорщика вашего тоже! - Голова Пал Палыча хищно въелась в жирный кусок мяса, лежавший перед ней. Меня откровенно передернуло. Хотя я человек и не очень эмоциональный, но такое зрелище способен выдержать (а вернее будет сказано - высмотреть) разве что мой бывший начальник Теодор Федорович Шнапс. Он был судмедэкспертом в одной местной больнице и уж так издевался над трупами, что вид вывернутых наизнанку мышц и раздробленных костей вызывал у него лишь слабую ухмылку.
Сева сидел около меня, обмотав черепушку мокрым полотенцем. Смотреть на него было едва ли не вдвое страшнее, чем на Пал Палыча: глаза Севины потускнели, челюсть (нижняя, конечно) отвисла так, что казалось, сейчас наружу вывалится его розовый язык, под глазами же темнели фиолетовые круги. Я, наверное, сам выглядел не лучшим образом. По крайней мере, голова просто раскалывалась и желала пойти спать.
Другая голова, та самая, что сейчас с ужасающей скоростью поглощала сырое мясо, закусывая хлебцем, выглядела, наоборот, на редкость жизнерадостно и хорошо. С тех пор как я вынес ее из ванны и положил в пластмассовый тазик (другой подходящей тары в квартире не нашлось), прошло уже минут пятнадцать, но Пал Палыч ничего путного не сказал, только потребовал купить ему мяса, да время от времени выдавал колкие шутки на тему нашей с Мусорщиком изобретательности.
Когда мясо исчезло внутри головы, непонятно только куда провалившись, Пал Палыч бодро отрыгнул и спросил:
- Ну, чего же вы ждете? Я не понимаю! Задавайте свои поганенькие вопросики, а я, так уж и быть, соизволю на них ответить. Только чтоб никаких "Как же вы с женщинами?" или "А куда подевалось мясо, у вас же желудка нет?!". Куда девалось, туда и девалось! Ясно всем?!
- Мгм, - ответил Сева, посасывая порезанный палец.
- Да, - ответил я. - Вы кто?
- Вот до чего же вы, люди, необразованные! Разве так плохо видно, что я Павел Павлович Чуваров? Ну, вернее, часть Павла Павловича, причем одна из самых лучших его частей! Еще занятная была левая нога без одного пальца - уж куда подевался, неизвестно, - а еще этот, как его?., мгм… да ну вы поняли, о чем я, верно? Далее спрашивайте! И учтите, балбесы, что это я, только пока сыт, так хорошо отношусь к людям, а вот когда голоден, тогда - о-го-го! Я знаете, как зол бываю?! Сейчас бы мне тело, стукнул бы башмаком по столу, а то и не по столу, а по чьему-нибудь наглому рыжему лицу! Вот так прям!
- Попрошу не оскорблять! - прошептал Сева.
- Это я так, фигурально выражаюсь!
- Тогда у меня такой вопрос - кто вы есть на самом деле?
- Я есть Сарь, - голова важно надула щеки, - по паспорту Сарь Сысоевич Кроффе! Во как!
- Сарь, простите, кто? - переспросил Сева, потянувшись было за голубым карандашом, одиноко торчавшим в солонке.
- Сысоевич! И никаких записей чтоб!
Рука Севы дрогнула, и он быстро спрятал ее под стол.
- С детства не люблю репортеров, - пожаловался Сарь, - вечно что-то конспектируют, пишут, заметочки всякие на полях и колбасных вырезках… Был такой один. Шестиногий, дай бог памяти, Глюг. Сам немой, а мычал-то как!! И все записывал вечно. Я ему: "Привет!" - он мне на листке выводит: "Привет". Я ему: "Как жизнь, синепузый?" - а он мне в ответ то же самое… Осерчал я, в общем, тогда малость…порвал ему перепонки на пальцах… мда… Так о чем вы?
- Мы вот о чем, - сказал я, - Хотелось бы узнать, откуда вы взялись?
Сарь громко отрыгнул, пробормотал какие-то несущественные извинения.
- Что значит - откуда? Прилетел, откуда же еще? Фантастику, что ли, никогда не читали? Ну, вы, право, совсем неграмотные люди! Это только Коцик-И-Моцик здесь родился, да и то случайно, а остальные все как есть прилетели. Я, к примеру, почти тридцать лет назад. Из родного Палюпа прямиком в квартиру, в тапочки и халат домашний… С тех пор и проживаю здесь, опыта набираюсь, свой распространяю. В общем, чем богаты…
- А шпионство? - ввернул Сева, коварно сверкнув глазом.
Сарь стойко перенес долгое и молчаливое смотрение глаза в глаза, а затем столь же невинно, как овечка, щиплющая в чужом огороде листья капусты, спросил:
- Какое шпионство?
- То самое! - сказал Сева, - Я в книгах читал! Прилетаете, знач-чит, к нам. Смотрите, какое у нас самое слабое место, или какой секретный объект сфотографируете, а затем - бац - и бомбу на него сбросите. Знаю я все эти штучки!
- Ну, положим, я и так знаю, какое самое слабое у тебя место, - ответила голова, - а насчет секретных объектов лучше бы ты честных инопланетян не смешил, право. Ну какие, скажи, у вас в городе секретные объекты? Так, баловство одно. Заводик был, помню, по производству спирта, еще в горбачевские времена, так его и без нас прикрыли. Водка жутко этилом воняла, на том и прогорели.
- И ты хочешь сказать, что прилетел на Землю просто так? Пожить?
- Честно? - донеслось из тазика.
- Честно, - сказал я.
- Тогда я буду называть вас марципанами.
- Какими это еще марципанами? - удивился Сева.
- Обычными, - ответил Сарь. - Я мог бы назвать вас, ну, скажем, балбесы… или, лучше, карабистрофы, но мне кажется, что вам это понравится меньше, чем марципаны. Они все же съедобные. А карабистроф что? Так, одни кожа да кости, а вместо крови у него желудочный сок течет, а вместо мозгов…
- Врезать бы тебе половником. - Я сел за стол и принялся разливать по кружкам уже давно закипевший чай.
- Так вы оба ничего не узнаете, марципаны! - Сысоич потянул носом. - У тебя там в чайнике чай или ослиная моча с излишками сахара?
- Сам и пробуй, - буркнул я. Заварку я заварил два дня назад. Цвет у чая действительно походил на что угодно, но не на первоначальный свой цвет.
Не так я представлял себе инопланетян.
- Хорошо, марципаны. - Сарь бодро двинул бровью. - После мяса мне уже не так обидно за потерянное тело, посему рассказываю все как есть. В одной далекой-далекой галактике… - Сарь сделал таинственную паузу, выпучив один глаза и выпятив нижнюю губу. - Страшно?
- Нет, - сказал Сева, шумно опустошая кружку и закусывая чипсами.
- Ну так и вот, значит, - продолжил Сарь, - Планета моя находится отсюда почти в месяце полета на стандартном космическом разведботе класса "Медуза". Чтобы добраться до Земли, нужно миновать шестнадцать постов таможни, сделать две пересадки и провести ночь на Аботайском материке. Там, кстати, у меня нагло украли все восемнадцать пар трусов с резинками.
- С чем? - ахнул Сева и покрылся весь от смущения лиловыми пятнами.
- С резинками. От трусов. Чего так удивляться? Моя раса так устроена, что мы вынуждены ходить в трусах, а резинками опоясывать эти… как они у вас называются?
- Уши? - ляпнул я первое, что пришло в голову.
- Уши - это другое, - поморщился Сарь, - в уши мы иногда вату вставляем. В особенности когда едим. А резинками мы бедра - вот что - обвязываем, чтобы кожа не шелушилась и трусы не спадали!
- Здесь, между прочим, кое-кто ест! - сказал Сева, поперхнувшись чипсами.
- Да? И кто же? - подивился Сарь. - Пить ослиную мочу и жевать прозрачные дольки пережаренного картофеля вовсе не значит есть! Тем более для вас, марципаны!
- Можно, я ему глаз выдавлю? - обратился скорее к своей чашке, чем ко мне, Сева. - Надоел силь-льно. Я хоть и не знаю значение слова "марципаны", но нюхом чую, что что-то обидное.
- А я вот нюхом чую, что вы оба чересчур болтливые и ничего не хотите слушать. Еще слово - и я замолчу навсегда… ну, на час точно!
- Продолжай, - махнул я кружкой с чаем.
- Осторожней! Прольешь и ошпаришь, а у меня кожа девственная! И не красней, я про кожу!
Сева действительно стал ярко-алым, смутился вновь и, потупив взор, стал что-то выковыривать ногтем из столешницы. Сысоич молча дождался, пока Сева вдоволь наковыряется, кратко кашлянул и продолжил.
Оказалось, что Сарь Сысоевич родом с далекой-далекой планеты, на которой живут не кто иные, как инопланетяне. Видом своим они ничуть не напоминают отрубленные головы некоторых граждан Земли, а похожи скорее на маленьких котят, только без шерсти, с гладкой, туго обтягивающей косточки кожей. И не надо так сразу бледнеть. Они, инопланетяне, очень милые и симпатичные. А показываться они не хотят потому, что одеваться в одежды на Земле строжайшим образом запрещено. Почему? А кто ж его знает? А не показываться же на людях голым? Засмеют!
Далекая планета так называемых котят много тысячелетий назад опередила в развитии маленькую убогую планетку в Солнечной системе. Она даже крутится вокруг орбиты своего солнца в четыре раза быстрее. Землю вообще, оказывается, считают самой отсталой планетой в Галактике и из принципа не приглашают участвовать в Лиге Чемпионов по космическому футболу. Но не это самое важное.
Он, Сарь Сысоевич, не просто турист, а специальный агент с очень узкой и засекреченной специальностью - внедрять в умы землян понятие, что они не одни во Вселенной. Стоит, бывало, Сысоич в магазине "Виктория" в длиннющей очереди и вдруг словно нечаянно обронит: "А слышали, граждане, что во Франции инопланетянина живого нашли! А он сказал якобы, что скоро к нам все его семейство прилетит, чтобы слить наши культуры воедино! Вот оно как!" Или же в бане похлопает какого-нибудь распаренного толстячка по голой, распаренной же спине, да и скажет: "Читал я, что через полгода в Москву с самого Марса послы прилетят!" И далее в том же духе. Может, конечно, никаких пришельцев во Франции и не было сроду, да и газет Сарь Сысоевич почти никогда не читает, но не в этом суть. Люди-то не особенно прислушиваются, но там, в голове, на подсознательном уровне, все отлично запоминают. Вот когда свыкнутся все земляне с мыслью, что к ним инопланетяне летят, тогда те и нагрянут, для слияния, так сказать, культур, ну и всего остального заодно.
А так Сарь Сысоевич нигде, в общем, не работает. Получает в конце каждого месяца по почте деньги на личные расходы от своих засекреченных коллег и живет обычной человеческой жизнью… Точнее будет выразиться - жил, поскольку недавно кое-кто кое-чего ему взял и отрубил!
И, кстати, о теле. Оно - секретная разработка лучших умов родной планеты Саря Сы-соевича. Тело включает в себя стандартный набор исследовательского защитного костюма плюс встроенный модулятор "сырой" энергии, позволяющей подпитывать тело автономно, независимо от пилота, и несколько видов деактивированных вооружений. Тело способно существовать независимо от рубки управления в течение нескольких дней, впитывая нужные ей вещества прямо из воздуха.
- А чем впит-тывает, если не секрет? - поинтересовался Сева.