- Секрет! - ответил Сарь Сысоевич. - Да и не поймешь ты такие технические тонкости.
- И все-таки!
- Любопытному Севе, сам знаешь, что оторвали. И не склоняйся над тазиком, марципан, свет загораживаешь!
- Сарь Сысоевич, ты со своим марципаном начинаешь раз-здражать!
- Неужели? Я бы посоветовал подать на меня в суд, но, хе-хе, даже мне интересно посмотреть, как это у тебя получится! Граждане! - воскликнул Сарь. - На скамье подсудимых у нас сегодня- ГОЛОВА!! Неплохо звучит, между прочим…
- Глаз выдавлю! - неожиданно зловеще прошипел Сева. - И вырву язык!
- На, вырывай. Он все равно силиконовый, а внутри тоненькие и очень острые проволочки!
- А ты т-тогда не сможешь разговаривать!
- Тогда я буду Мычать! - сказал Сарь. - Пожалуй, мычащая голова подействует на вас лучше. На, отрывай, Иуда!
Тут настал мой черед вмешаться. Сева уже дошел до той кондиции, когда ему было наплевать на последствия. Обычно в такие моменты Сева начинал шипеть, краснеть, лягаться и глубоко дышать.
- Сева, успокойся! - весомо сказал я, на правах лучшего друга обнимая его за плечи. - Мы имеем дело с иным разумом. Не стоит портить отношения с другой цивилизацией!
Мой спокойный, рассудительный голос почему-то произвел на Севу совершенно обратный эффект. Он извернулся из-под моих крепких объятий и толкнул локтем тазик. Тот с грохотом свалился на пол, перевернулся и накрыл голову сверху.
- Доигрались, марципаны! - мрачно сказал Сарь Сысоевич глухим басом, - Живо поднимайте, а то вот возьму и заляпаю вам кровью весь линолеум.
- А вот и не подниму, инопланетное отродье! - зловеще воскликнул Сева. - Сейчас вот наступлю на тебя и раздавлю, а после сдам в лабораторию для изучения!
- Первый раз я предупредил, - донеслось из-под тазика. - А ты как считаешь, Витя?
Я предпочел подумать, а потом спросил, сколько раз вообще Сарь Сысоевич собирается предупреждать.
- Не больше двух! - ответили глухо из-под тазика. - Здесь темно, и это действует мне на нервы! Больше двух мне просто не выдержать!
- А если я тоже не захочу тебя вынимать? - осторожно поинтересовался я.
В ответ произошло следующее.
Сева вдруг плавно и совершенно беззвучно, подобно гордой птице соколу, взмыл под потолок, кувыркнулся и прилип к отштукатуренному потолку руками и ногами.
А я неожиданно понял, что виляю пушистым хвостом, сижу на задних лапах и усердно выедаю из рыжей шерсти блох.
"Что происходит?" - подумал я, кротко тявкнув. Ломило косточки, а все тело неприятно жгло. Не надо было особенно напрягаться, чтобы сообразить, что меня поедали блохи.
Вдобавок я понял, что все еще клацаю зубами по шерсти около позвоночника, смутился и выпрямился, уставившись на тазик.
- Заели? - с издевкой осведомился Сарь Сысоич. - То-то! Это еще самый слабый вид гипноза, а то запросто превратил бы тебя в рыбу, и ты или задохнулся бы, или наглотался в ванной воды и, наоборот, захлебнулся. Так-то, Витя, марципан несчастный, будешь знать, как издеваться над честными пришельцами.
Я снова гавкнул, хотя хотел сказать много обидных и нецензурных слов. С потолка донесся слабый шелест Севиного голоса:
- Кто-нибудь, сним-мите меня отсюда!
Подняв голову, я увидел, что Сева успел добраться до люстры и сидел, сгорбившись, обхватив ее тощими руками.
- А у него сейчас произойдет прилив крови к голове, - радостно сообщил мне Сарь Сысо-ич, - и он умрет в страшных судорогах.
Севино лицо и правда стало наливаться багрецом. Я забеспокоился, что выразилось в частом-частом вилянии хвоста.
- Итак, марципаны, никто ничего не хочет сказать? - самодовольно спросил Сарь Сысо-ич.
- Снимите, - ответил Сева, похоже, мало понимающий суть происходящего.
- Для начала обсудим несколько условий. Я для вас - господин Сарь или, в крайнем случае, Сарь Сысоевич, но никак не Сысоич или сарделька, сосиска, сыч и так далее. Ясно?
Сева не ответил, а я был занят тем, что чесал себе задней лапой за ухом.
- Ага. Второе - беспрекословно выполнять все мои требования. Даже такие, как, например, покричать петухом под столом или прикурить мне сигарету, но не спрашивать, куда уходит дым, почему я не кашляю и все такое прочее. Ясно? Третье, и самое важное, покупать мне свежее мясо, килограмма два в день. Не меньше! А то у меня может развиться дистрофия. Надеюсь, господа, все понятно?!
- Снимите меня отсюда! - жалостно попросил Сева.
- А что надобно сказать? Ай, ладно, на этот раз обойдемся без лишних церемоний.
Что-то вновь произошло, и я обнаружил, что сижу на холодном линолеуме и отчаянно выдергиваю из-под мышки волосы зубами. Смутившись, я прекратил это занятие. В этот момент на стол с большим шумом упал Сева. Кратко, в прощальном стоне дзинькнули разбитые тарелки и стаканы. Опрокинулась непочатая бутылка пива…
- А теперь, марципаны, поднимите меня! - сказал из-под таза Сарь Сысоич. - И живее, так вас да растак.
2
Сева все еще оставался лиловым, когда мы снова уселись за стол и Сарь Сысоич принялся поглощать очередной кусок мяса.
На полу медленно расплывалась лужа крови, но никто, кроме меня, на нее внимания не обращал. Сарь говорил:
- Значит, так. То, что ваш этот Мусорщик меня как-то рассекретил, - хорошо. Остается только узнать как. Кто-нибудь из вас знает? Вижу, что знаете, потому что по вашим лицам читаю. Рассказуйте.
Я покорно сознался во всем, делая ударение на то, что Мусор прямо-таки всунул мне в руки злосчастный топор. А ударил я и вовсе с закрытыми глазами по велению кого-то плохого, подло шептавшего на ушко.
Сарь Сысоич слушал внимательно, неторопливо пережевывая кусок за куском, двигал нижней челюстью из стороны в сторону, а когда я закончил, сказал:
- Теперь ясно. Я сразу им на базе сказал, что шея не подходит, а они в один голос: "Да ну, что вы! Как это может быть! Мы все рассчитали!" Сами ведь знаете этих докторишек, на три головы больше и цветом зеленые в пятнышках, а соображают как ваши земные.
- Я т-тут вообще ни при чем! - вставил Сева, с некоторой плотоядностью вглядываясь в рот Саря. - Я стоял рядом!
- Соучастников тоже наказывают! Правда, не так сильно, - ответил Сарь Сысоич. - Например, в Трансервисе за воровство отрубают левое крыло, а если такого не имеется, то обе ноги или лапы! - Сева сухо глотнул. Сарь Сысоич, плохо скрывая презрение, оглядел его тощую фигуру и продолжил разговор: - Это все, конечно, как я уже говорил, хорошо, но перед нами, то есть перед вами, марципаны, возникает одна проблема. Я без тела все равно что хрен без хвостика, а телу без меня еще хуже. Отсюда вывод: кое-кто должен сходить и принести его сюда, чтобы я снова смог передвигаться! Догадайтесь с первой попытки, кого я имел в виду?
- Тело! - сказал Сева.
- Нас, - поправил я, - Мы должны найти тело и принести его вам.
- Вы гений, господин марципан! Эх, были бы руки, так зааплодировал бы, представить страшно! Но вы на меня не обижайтесь, это я так, от избытка чувств.
- А я все равно не понял! - обиженно сказал Сева. - Когда перед тобой едят мясо, очень плохо соображается!
- Не едят, а поглощают! А это не одно и то же. Будь я немного некультурней, я бы вам показал, как едят! Месяц занавески от лапши отмывали бы! А как, помнится, мы с самим Мишей Кретотовым курили, вам и не снилось! - Сарь Сысоич вздохнул, закатив глаза так, что зрачки исчезли под веками, и стал красочно описывать, как он и еще несколько друзей из разных измерений побывали на дне рождения И. И. Василькова и что из этого, собственно, вышло. Он так растрогался от нахлынувших воспоминаний, что отдал Севе остатки мяса. Сева был не против и принялся обжаривать куски на сковородке. По кухне разлился сладковатый запах вперемешку с дымом от выкипающего масла. Учуяв его, Сарь Сысоич вернул свои глаза на обычное место и замолк.
- В общем, вам все ясно! Вопросы будут? - спросил он через какое-то время.
- Будут! В чем мы тело потащим?
- А зачем его тащить? - удивился Сарь Сысоич, - Тело, оно, как и любой другой источник искусственной энергии, ходит само по себе, если его, конечно, хорошо попросить.
- Как именно? - Сева снова уселся за стол, поставив перед собой нечто похожее на бифштекс, и всадил в него вилку.
- Хорошо! - отрезал Сарь, но потом смягчился. - Один мой знакомый, а вернее, предок по материнской линии всегда говорил своему телу "пожалуйста". Но тело у него было на редкость привередливым и всегда отвечало: "Пошел к черту, козел!" Однако стоило только поставить его ноги в тазик с холодной или горячей водой, оно соглашалось на все, что угодно.
- Возьму тогда утюг! - сказал я и хотел было встать, но Сарь громко воскликнул:
- Только без жертв!
Я сел.
- А в самом деле, почему нельзя утюг? - 1 невинно поинтересовался Сева. Наевшись, он всегда становился чуточку наглее. - Тело-то небось помялось!
- Я вам сейчас, марципаны несчастные, гвоздь в ухо воткну, тогда узнаете, где у нас мелкие Женовы родственники ночуют. Какой утюг, я вас спрашиваю?
- Мм… электрический. Что, нет? - Сева еле-еле успел увернуться от ярко-голубой молнии, пронзившей воздух в миллиметре от его уха. Молния, пропалив в кухонной двери дырку, скрылась внутри квартиры.
- Хорошо, - сказал я, - мы идем. Только еще одно.
- Что? - нехотя спросила голова. - Только лазерных пушек чур не просить и баб на ночь, - а то был тут один такой! Все ему модель хотелось!) Ну и попался на пустячке. Зарезала она его ножом для колки льда, да и растворилась в воздухе. Бытовое, так сказать, самоубийство.
- Не, баб нам не надо, - уверенно сказал отошедший от испуга Сева. - Правда?
- Тебе хорошо, у тебя Марья, - сказал я.
- Сообщай быстрей, что еще нужно, - встрял Сарь, - а то сейчас с баб начнете и пьянкой закончите. Жди потом до утра, пока протрезвеете.
- Я вот о чем. Нас около туалета все знают. Ну, сам понимаешь, местные торгаши с ларьков, другие… В общем, появляться нам там нельзя. Если тело обнаружили, то вмиг заберут как свидетелей.
- А то и подозреваемых! - добавил Сева, - Поп-прошу не забывать, что нас, возможно, видели, когда мы убегали… покидали место преступления!
- Что вы предлагаете?
- Ну… Хотелось бы остаться незамеченными, - замялся я, пытаясь подобрать подходящие слова, - как ты…
- Вы! - рявкнул Сарь. - Или господин Сысоевич! Я уже говорил!
- Как недавно меня вы в собаку превратили. Может, и сейчас в кого-нибудь?
- Это можно! В кого?
- В кого… - Я задумался. - Ну, например, меня в старушку…
- А друга твоего в зверушку? - оживился Сысоич. - А ты что же, думаешь, старушка, несущая слоненка, и безголовое тело, шагающее следом, не привлекут к себе внимание?
- А п-при чем тут с-слоненок? - Сева подозрительно сощурился и поджал губы.
Голова Сарь Сысоича, слабо шевельнувшись в тазике, ответила:
- При том, что я все равно не умею в слоников превращать. Даже не превращать, а гипнотизировать. Это только Копия Фильда умеет, когда пьяный, да и то ненадолго.
- А ты что умеешь? - спросил я и тут же заставил себя поправиться, увидев грозный взгляд пришельца из-под заляпанных кровью густых бровей. - То есть я хотел сказать, вы что, умеете гипнотизировать?
- Многое. Я бы сказал - все, кроме обезьян, тигров, лошадей и Васи Божевольного, у него фигура непропорциональная.
Я понимающе кивнул и поспешил встать из-за стола, вспомнив, что хотел позвонить Мусорщику. Сева, пережевывая особо крупный кусок, что-то невнятно промычал и отодвинулся вместе с тарелкой к стене.
- Ты еще отрыгни за столом, - с презрением произнес Сарь Сысоич.
Я вышел в коридор, где на полке возле зеркала разместился телефон. Набирая номер, я мысленно представил реакцию Карла и ухмыльнулся. Он почти наверняка захочет засунуть голову Саря в мешок и отнести в научную лабораторию. За деньги, естественно. Сарь Сысоич этого, конечно, не захочет, и будет довольно приятно наблюдать за похождениями Мусора по потолку или за его превращением в собаку.
Трубка подала первые гудки. Я прислонился к стене и стал ждать.
- И скажи ему, чтобы топор прихватил! - крикнул из кухни Сарь Сысоич. Я не стал его расстраивать, поскольку топор Мусор, скорее всего, забыл в киоске, а продолжал слушать протяжные гудки.
- Давай-ка, марципанчик, обсудим, в кого тебя превратить, - донеслось до меня. Сарь Сысоич явно издевался. - Не в кашалота же, в конце-то концов.
- Может, в собаку? - предложил Сева полным отчаяния голосом.
- Примитивно. И не стоит к тому же повторяться. Давай оригинальнее…
К телефонной трубке на другом конце провода так никто и не подошел. Я ради приличия постоял еще немного, повесил трубку и вернулся на кухню.
- …рыбки в самый раз! - оживленно твердил Сева.
- В рыбок, - передразнивал Сарь Сысоич, отображая на лице полное отвращение ко всему сущему. - А ты думаешь, тебя так будет удобно нести? В трехлитровой банке-то?
- Нести можно и не в банке, - настаивал Сева, видимо проникнувшийся к рыбкам чрезвычайной любовью. - В пакете, например.
- Ага. Это так - старушка, несущая рыбку в пакете на вытянутой руке! - хохотал Сарь Сысоич. - Репин несчастный. Пикассо! Леонардо, хрен, да Винчи!
Затем он обратил все внимание в мою сторону.
- Ну, а у нас как дела?
- Мусора нет. - Я пожал плечами и сел на табуретку, подальше от тазика. Отсюда мне было видно макушку Сысоича и его левый глаз, который заметно возвышался над правым. - Одно из двух: либо его уже поймали менты, либо он перебрался к кому-нибудь из друзей и боится прийти домой.
- А у нас тоже новость, - мигнул левый глаз Саря. - Мы с Севой посовещались и решили, что ты - это старичок, а он пущай будет кошкой.
Судя по Севиному обескураженному виду, он сам узнал об этом только что.
- А почему не старушкой?
- Потому что у тебя нет женской одежды! - весомо ответил Сарь Сысоич.
- И я буду бежать по снегу лапками? - ужаснулся Сева.
- К чему? Витя понесет, - сверкнул зрачками Сысоич, - А я тут останусь. Мне надо передать кое-какие сообщения своим коллегам по работе. Вопросы будут? Если да, то я на них все равно не отвечу, потому что устал.
Я закрыл рот. Сысоич зевнул:
- Так. Становитесь поближе, сейчас я проведу сеанс гипноза.
Мир вокруг меня дрогнул, я вдруг почувствовал, что начинаю стремительно стареть. Ощущение не из приятных, поверьте мне. Плечи мои опустились вниз, тело согнулось, а на спину словно навалилась каменная плита. Вдруг оказалось, что у меня всего четыре зуба, мигрень, склероз в начальной стадии и целый букет разнообразных болезней, о которых человек в тридцать семь лет не имеет ни малейшего представления. Из моих морщинистых и дрожащих рук с громким мяуканьем вырывался огромный жирный сиамский котяра. Он одним прыжком преодолел расстояние между кухней и комнатой и уселся на тумбочке возле зеркала.
- Неужели я так быстро состарился? - прокряхтел я, делая первый робкий шаг. К моему величайшему удивлению, я не рассыпался в тот же миг на множество песчинок. - Так я буду год до ларька идти.
- Искусство требует жертв, - заметила отрубленная голова. - Тебе еще повезло, погляди на Севу.
В ответ из комнаты донеслось полное боли и тоски мяуканье, и у меня сжалось сердце.
- Хорошо, - сказал Сарь, - добавлю еще шесть зубов, но не больше. Ты и так на старичка не очень похож, а с зубами совсем выглядишь лет на пятьдесят!
- Семь! - вздохнул я, тщетно пытаясь выпрямить спину.
- Шесть! - грубо отрезала голова и добавила зловеще: - Если шесть не захочешь, вообще челюсть выну! Будешь как мой сосед по плазмеру!
Я понуро кивнул дряхлой головой с маленьким пучком белых волос в области ушей.
- Тогда если минус один зуб, то плюс одна просьба.
- Марципанам все, что угодно! - Лицо Сы-соича расплылось в хамской улыбке.
- Надень на Севу намордник! - попросил я. - А то, случись что, не сдержится, кусаться начнет, а мне отвечать. Да и ни к чему внимание привлекать!
- Я так вообще за то, чтобы ты его с собой не брал. Зачем тебе Сева? Так, баловство одно. Но, раз уж ты хочешь, сказано - сделано. - Сарь Сысоич моргнул, и на морде без устали орущего сиамского кота возник намордник.
- Ну как?
- Хорошо, - ответил я.
Сева зловеще заорал и впился когтями в линолеум.
А на улице было все так же слякотно и противно. Вдобавок, как это бывает зимой, быстро темнело.
Засидевшись на кухне за разговорами с головой Пал Палыча Чуварова, мы не заметили, как время быстро-быстро подкатило к шести часам вечера. Пришлось поторопиться - тело наверняка уже давно увезли, но хотя бы можно было постараться выяснить куда.
Я выбивался из последних старческих сил, но все равно максимальная моя скорость не превышала скорости среднестатистического первоклассника, который не очень спешит в школу. Обгоняли меня все, а некоторые склонные к садизму толкали в бок и рычали: "Постронись, старый!" Я сторонился как мог. Из сумки гневно ворчал Сева, тщетно стараясь высунуть голову. Когда я только запихнул его в сумку и вышел на улицу, Сева едва не выпрыгнул, оказавшись на редкость изворотливым, пришлось резко застегнуть молнию, в результате чего защемил ему левое ухо. Ору было! Местами мне казалось, что из сумки доносятся человеческие ругательства, а иногда и не на русском языке. Как бы там ни было, я поспешил прижать вертящуюся сумку к боку и свернуть в парк.
В парке горели фонари и дорогу посыпали песком, но суше от этого не стало. Осталось только хвалить себя за то, что вместо кроссовок надел сапоги. Ну скажите, какие на старике могут быть кроссовки?
Парк прошли в гордом молчании. Точнее, Сева ворчал и все время ворочался - ему явно было не по себе в кошачьей шкуре, но пожалеть его я не мог. У самого трещали все косточки, а те шесть зубов, что торчали, как у кролика, в центре, ныли и требовали скорейшего лечения.
Выйдя из парка, я свернул на улицу Североморскую и пошел к киоскам. Около поворота к скамейкам, где через дорогу находился Мусорщиков туалет, я сбавил свою космическую скорость до предела и, приоткрыв сумку ровно настолько, чтобы сиамская голова с трудом пролезала, сказал:
- А теперь не ворчи и помалкивай. Чем быстрее управимся, тем быстрее станешь человеком. Понял?
Кот жалостливо мяукнул.
- Я знаю, что там темно и неудобно. Я тоже чувствую себя так, словно неделю назад помер. - Я закинул лямки сумки на плечо и неторопливо пошел к скамейкам.
Почти сразу стало ясно, что тело нашли. Вокруг туалета стояла оживленно галдевшая масса, загораживая весь обзор. У обочины нервно тарахтели две машины - милицейская и "скорая". У милицейской машины столпилось человек пять в форме, отчаянно удерживая напор двух журналистов и оператора с гигантской камерой на плече.
- Мгм… и что делать будем? - спросил я у сумки.
Сева коротко мяукнул и дернул в сторону столпотворения ухом.
- Я не понимаю, - признался я. - Ты же не думаешь, что нам придется говорить телу "пожалуйста", а потом вместе с ним убегать? Посмотри на меня!
Судя по Севиному лицу, он думал о чем-то другом. Задумался и я. Но, положа руку на сердце, на ум упорнейшим образом ничего не приходило.