ГЛАВА 10
НАТУРАЛИССИМУС
Уберите этого симулянта!
Ярослав Гашек
Содержать заведения, подобные "Последнему прибежищу", считалось делом хлопотным, но в целом выгодным. Минимальная арендная плата, прочие льготы, а главное - финансовая поддержка со стороны здравоохранки, неустанно заботящейся о том, чтобы скорбные главой, так сказать, не слишком терялись из виду.
Больше всех платили слесарям (как правило, бывшим монтировщикам сцены). Полы в "Прибежище" заслуживали отдельного упоминания - где ещё увидишь полы в горошек? Врезанные в них металлические кружочки размером с монету были на самом деле заглушками, скрывающими гнёзда для крепления ножек.
Каждый раз после очередного раскола какой-либо фракции под навесом появлялись два мрачных слесаря и, играя желваками, принимались откреплять и переставлять мебель - всё это под визгливые требования, басовитые угрозы и слёзные просьбы клиентов, которых даже психами нельзя было вслух назвать, поскольку за такое увольняли.
Адская работа.
Несмотря на то что в первой половине дня народу в "Прибежище" собиралось не так много, бисексуалы, судя по всему, уже успели с утра пораньше разругаться вдребезги, на сей раз на религиозные темы (так называемый бред архаический). Вчера ещё единый массив столиков и стульев в дальнем углу веранды распался на два неравных островка, разделённых узким проходом. Над левым островком (тем, что поменьше) уже успели укрепить самодельный бумажный плакатик "Все на борьбу с внутренней картавостью!".
- Ущербная, чуждая нам вера! - погромыхивал басом некий жизнерадостный упитанный жлоб, явно пребывая в маниакальной фазе циркулярного психоза. - Этот ваш распятый жидёнок… - И неистово жестикулировал кукишем. Видимо, сложил по ходу мысли, да забыл распустить.
- Даже Владимир Святой… - бормотал по ту сторону прохода трясущийся слезливый попик, наверняка страдающий бредом вечного существования, характерным для инволюционной парафрении. - Владимир Святой… Свирепый язычник до крещения…
- Святого нашёл! Ренегат твой Владимир! За Киев язычество наше продал! Веру отцов!..
- Гордыня, бесовская гордыня… - всплёскивал попик широкими рукавами.
- Правильно, гордыня! - гремело слева. - А мы всегда были гордым народом! Наши предки, сливаясь с природой, сверлили угол избы и молились: "Изба моя, дыра моя, спаси меня…"
- Дырники!
Жлобина вскочил, вскинул кукиш и сразу стал похож на статую Свободы.
- Не дырники, а вертодырцы! Или дыромоляи!..
Попик в ужасе тряс бородёнкой и мелко открещивался.
Под портретом Николая Клюева разговоры велись в более спокойном тоне:
- В Лыцке вон, я слышал, даже должность такая есть: освобождённый патриот…
- В каком смысле освобождённый? Условно?
- Да нет же! Ничем больше не занимается, представляешь? Только патриотизмом. У всех на виду, не стыдясь, не стесняясь… Зарплату за это получает!..
К Артёму Стратополоху претензий пока ни у кого не было - ни за вчерашнее, ни за сегодняшнее. Вчерашнее уже забылось, а про сегодняшнее, надо полагать, никто ещё не пронюхал. Кстати, большинство патриопатов газету "Будьте здоровы!" и в руки взять побрезгуют, но есть такие, для которых необходимо знать врага в лицо… От этих не укроешься.
Сдав на входе косметичку, в чьих недрах наверняка бы отыскались мелкие колющие предметы, под навес строевым шагом вошла памятная Стратополоху моложавая мегера. Пуговка. Приостановилась напротив Артёма и, убив его грязной двусмысленной усмешкой, проследовала на своё место. Села, выпрямилась.
Ещё раз обменялись взглядами. В её глазах он прочёл откровенную мизандрию - иными словами, патологическое отвращение женщины к мужчине, сам же пережил ярко выраженный приступ эрейтофобии (навязчивого страха покраснеть). Первое наблюдается обычно при истерии, второе - при неврозах.
Такое чувство, что канонических пятидесяти граммов для восстановления душевного равновесия сегодня, пожалуй, будет маловато. Заказал сто. Какую-то он вчера, помнится, фразу хотел занести в блокнот, когда засыпал. Теперь уже, конечно, не вспомнить… Жаль.
Сами по себе правила не вызывают нервных расстройств. Расстройства начинаются лишь с возникновением исключений. Привыкши ожидать от "больничного режима" худа, и только худа, Артём Стратополох был совершенно сбит с панталыку внезапным благодеянием газеты "Будьте здоровы!". Кроме того, кому как не ему, литератору, было знать, что стоит властям обласкать писаку, как обласканный становится бездарен. И это тоже беспокоило.
В противоположном конце веранды взрыкивали и ухали голоса. Всё естественно: чтобы в полной мере передать на словах мощь Отчизны, приходится постоянно взрёвывать по-бычьи.
- Мы живём в великой счастливой стране, - взволнованно дребезжал издали голос попика, - просто бес нам глаза отводит - вот и видим вокруг себя мерзость запустения…
- Ну и что? Ну и что?! - вопрошали под портретом поэта Клюева. - У Набокова, например, тоска по Родине приняла черты педофилии…
Ну-с, так что у нас поднакопилось вчера за творческие полчаса, втиснувшиеся между появлением лже-Безуглова и известием о возвращении к родному алфавиту?
"За Родину болеет душой один Президент. А мы с вами - лишь синдромы его душевной болезни".
Хм… А ведь, пожалуй, не пропустят. Резковато.
Кстати, что означает по-гречески слово "синдромы"? Специально ведь когда-то в словаре смотрел… А! Вспомнил… "Бегущие вместе".
Так. Это мы пока уберём в запас. До лучших времён. Или до худших… Дальше.
"Этническое рвачество, именуемое патриотизмом".
Свят-свят-свят! Как же это вас угораздило, Артём Григорьевич, такое вчера выдать? И как наладонник выдержал? Да вас за такую фразочку натуралы на руках носить будут! Лауреатом сделают. Дёрнуло же! Не иначе, товарищи по диагнозу достали…
Какое там "Будьте здоровы!". Вам, Артём Григорьевич, если этот перл и предлагать кому, то лично доктору Безуглову. Большие деньги заработаете.
Что там ещё?
"Время - лучший лекарь. Сто процентов смертности - абсолютный рекорд!"
Вот это иное дело. Это безобидно. Это пойдёт. Хотя, с другой стороны, что тут смешного?
Ни с того ни с сего Артёму вспомнилось, как, желая развеселить честную компанию, однажды в кругу друзей он сообщил, посмеиваясь, будто суть сталинских репрессий заключалась в том, что преследовались все, кроме сангвиников. Меланхолик и флегматик - идеологически вредные темпераменты. Холерик опасен в принципе.
В ответ ему на полном серьёзе сказали, что тоже прочли эту монографию. Даже фамилию автора назвали. Весь остаток вечера Артём ходил с лицом паралитика: половина улыбки отвалилась, половина - застыла.
Надо полагать, население наше делится на знающих о том, что они юмористы, и на тех, кто об этом ещё не догадывается. А Козьма Прутков излишне многословен: "Не шути с женщинами, эти шутки глупы и неприличны".
При чём тут женщины?
Просто не шути.
Из-за угла торгового комплекса "Электра" показался вчерашний вестник. Коротышка, кажущийся издалека атлетом. Чёрт его знает, где он там работал, но сплетни каждый раз приносил свеженькие, самородные, не огранённые ещё ни прессой, ни телевидением.
Сердце привычно ёкнуло. "Про меня что-нибудь, - беспокойно подумал Артём. - Даже и не что-нибудь, а известно что".
Дурацкое положение. Чем оправдаться? Можно, конечно, с возмущённой хрипотцой возразить, что всё это не более чем выпад завистника-рецензента и что главный орган натуралов ничего другого, кроме клеветы, отродясь не публиковал… Да, но в том-то и закавыка, что через недельку в газете "Будьте здоровы!" выйдет первая подборка самого Стратополоха - и враньё выплывет наружу.
Хотя к тому времени, глядишь, выплывать уже будет нечему: шум уляжется, никто ни о чём не вспомнит… Или всё-таки от греха подальше взять псевдоним?
Вестник приближался. С каждым шагом становясь миниатюрнее и миниатюрнее, он достиг крыльца и легко взбежал по ступенькам.
- Господа! - огласил он. - Среди нас Иуда!
- Одобряю… - лениво громыхнул в ответ кто-то из бисексуалов-язычников. - Единственный приличный еврей!..
От сердца малость отлегло. Иуда - слишком громко сказано. Ни грязное обвинение в "Литературном диагнозе", ни согласие сотрудничать в желтоватой пробезугловской прессе на столь серьёзное обвинение не тянут. А коли так, то смеем надеяться, что это не о нём, не об Артёме.
Зря надеялся.
- Вот он! - Палец вестника прямой наводкой уставился на Стратополоха. - Сегодня утром его сняли с учёта в поликлинике.
- Че-го-о?.. - изумлённо выдохнул Артём, приподнимаясь над столиком. - Ты что тут пургу метёшь? С учёта не снимают.
- И мы тоже так думали, - зловеще откликнулся карманный викинг. - Вплоть до сегодняшнего дня.
Собрание пребывало в растерянности. Действительно, ни о чём подобном никто никогда не слыхивал.
- Зомби! - вскочив, завопила Пуговка. - Послушайте меня! Он закодировался! Он добровольно закодировался!
- Кто?! Я?! - вскинулся Артём. - Дайте портрет! Дайте сюда портрет!
Выяснить, закодирован человек или не закодирован, было довольно просто: закодированный никогда не сможет осквернить изображение доктора Безуглова или хотя бы неодобрительно о нём отозваться. Одна только мысль о подобном кощунстве тут же отзывается судорогами, а то и припадком.
Существовали также проверки на никотин, на алкоголь, даже на произнесение матерных слов - смотря от чего кодировали.
- Пусть тогда скажет при всех… - Лицо Пуговки внезапно отупело, и требование так и не было предъявлено. Что сказать при всех? "Я люблю Родину"? Теперь, пожалуй, и скажет…
- Пусть принесёт больничную карточку! - нашлась она.
Артём шагнул из-за стола, одёрнул пиджак.
- Карточку мне никто на руки не даст, - глухо произнёс он, но такая запала тишина, что все расслышали. - А выписку - принесу. Сейчас пойду и принесу… - Неистово повернулся к вестнику и, в свою очередь, воткнул палец в воздух. - И ты, гад, у меня эту выписку съешь! При всех!..
Стратополох был настолько взвинчен, разозлён и встревожен (не бывает же дыма без огня!), что вопреки собственным обычаям воспользовался городским транспортом ради каких-то двух остановок. Выскочив из троллейбуса на проспекте Поприщина, устремился знакомым путём вверх по узкой зелёной улочке, извилисто взбегающей к бело-розовому особнячку поликлиники. И всё же, поравнявшись с памятным торцом жилого дома, не мог не приостановиться.
Отчаянная борьба доктора Безуглова с психической эпидемией - иначе говоря, с культом собственной личности - продолжалась. Глухая стена была теперь задрапирована новым живописным полотном, с которого куда-то поверх голов прохожих преданно взирали счастливая девочка и не менее счастливый мальчик - оба, понятно, с юннатскими галстуками на стройных, безупречно чистых шеях. В нижней части плаката значилось: "Спасибо, доктор!"
Пополизаторство (оно же анилингвус), судя по всему, помаленьку превращалось в род искусства. И не придерёшься ведь ни к чему! Мало ли докторов на белом свете?
А с другой стороны, стоит ли вообще ломать национальные традиции? Так уж повелось издавна, что с матом у нас борются матерщинники, с алкоголизмом - алкоголики…
Ох, не одолеть вам, доктор, этой психической эпидемии.
Хотя почему бы и нет? Общественная язва, как известно, считается излеченной, когда к ней привыкают настолько, что просто перестают замечать…
Проскочив мимо пугающего плакатика на входе "Познавая себя, обессмысливаешь окружающую действительность", Артём миновал одну за другой таблички "Тавматург", "Пивдиатр", "Гиппиатр" - и остановился в конце коридора перед нужной дверью.
Открыл, вошёл.
- Мне сказали, что я снят с учёта!
Добрейший Валерий Львович взглянул сквозь сильные линзы на незваного гостя строгими преувеличенными глазами.
- Что вы имеете в виду?
- Что я уже не числюсь у вас патриотом!
- Патриопатом, - уточнил участковый.
- Ну патриопатом!
- Вообще-то это врачебная тайна… - с неудовольствием начал было Валерий Львович, затем, глядя на трагическую физиономию Стратополоха, не выдержал - улыбнулся.
То есть всё-таки снят! Стены кабинетика поплыли, кружась, и Артём почувствовал, что теряет равновесие. Подобные симптомы характерны при вертиго эпилептическом, когда больной, чтобы устоять на ногах, начинает вращаться вокруг своей оси. Характерно также резкое побледнение лица.
Винтообразно присел, не дожидаясь приглашения.
Долго не мог вымолвить ни слова.
- Тайна! - сипло вытолкнул он наконец. - Хороша тайна! Уже на другом конце города известно… А ведь врачи! Клятву небось давали…
Участковый психотерапевт поскучнел.
- Ну, во-первых, клялся я не вам, а Гиппократу, - миролюбиво заметил он, снимая очки и доставая бархотку, - а во-вторых, смею заверить, лично я ничего не разглашал.
- А кто же тогда?
- Решение относительно вас, как сами догадываетесь, принималось коллегиально…
Да-да, конечно! "Гиппиатр", "Пивдиатр", "Тавматург"… Вали всё на них!
- …но я не думаю, чтобы мои коллеги могли столь грубо пренебречь профессиональной этикой… - с глубокомысленным видом шлифуя линзы, продолжал Валерий Львович. - Вы говорите, известно уже на другом конце города? Вообще-то это очень странно… Можно, конечно, допустить, что нас подслушал кто-то из технического персонала. Электрик, уборщица… - Запнулся, задумался. - Нет, всё-таки, наверное, электрик. Вертится тут один такой - маленький, светленький… громкоголосый…
- Но ведь патриопатов с учёта не снимают!
- Да, обычно такое не практикуется, - кивнул участковый. - Но, знаете, бывают и исключения. Редко, но бывают. - Вновь водрузил очки и доброжелательно уставился на бывшего пациента. - Мнительность, Артём Григорьевич, мнительность и пристрастие ставить себе диагноз без должных на то оснований. Поймите, это нам, специалистам, решать, переходит ваше чувство к Отечеству за грань патологии или не переходит. Нет, конечно, абсолютно здоровым вас не назовёшь… да и никого не назовёшь… но перверсия-то ваша, признайтесь, мнимая. Вы, Артём Григорьевич, не просто натурал. Вы, если можно так выразиться, натуралиссимус… с чем я вас и поздравляю.
- Звонок, что ли, был? - угрюмо спросил Артём.
Валерий Львович не понял, встревожился.
- Звонок? - переспросил он. - Какой звонок?
- Сверху.
- Ну-у, батенька… - как-то даже разочарованно протянул участковый. - Это вы слишком много о себе мните…
Стратополох беспомощно оглядел привычный уютный кабинетик, откуда его, кажется, изгоняли навсегда. Мирок, в котором он привык спасаться, убегая от окружающего безумия. Всё здесь было по-прежнему, всё как в прошлый раз. На трёхэтажной книжной полке, правда, объявился новосёл - двухтомник "Партизанские тропы" (первый том - "Партизанские метафоры", второй - "Партизанские синекдохи").
По науке такое состояние называется "ойкофобия" - навязчивый страх возвращения домой после выписки из психиатрической больницы.
- Я буду на вас жаловаться! - хрипло сказал Стратополох, вставая. - Вы отказываете мне во врачебной помощи…
- Почему отказываем? - удивился Валерий Львович. - Обращайтесь в любое время. С психозами, с неврозами… Хотите - сами к вам приедем. Но что касается сексуальной патриопатии… - Он взглянул на несчастное лицо Артёма, ободрил улыбкой. - Есть такое понятие "бегство в болезнь". Проще говоря, одна из реакций личности на психогенно травмирующую ситуацию. Это как раз ваш случай. Я знаю, там… - Он указал на окно, за которым вихляла, ниспадая к проспекту, мощёная улочка и трепыхался вдали транспарант "Да здравствует сексуальное большинство!". - …там вам очень непросто живётся. Но это ещё не повод отгораживаться от реальности справкой из диспансера…
- Но причину-то я узнать могу?
- Причину? - Брови участкового вспорхнули над оправой очков. - Причина - вот.
Из ящика стола на свет божий появилась книжица - тоненькая, беленькая, изданная за свой счёт, и тем не менее настоящая, бумажная.
- Про патографию слышали? - осведомился Валерий Львович.
- Слышал, - буркнул Артём. - Берём две строки любого автора и отправляем его в дурдом…
- Н-ну, в общем, суть вы ухватили верно… Только почему же обязательно в дурдом? Бывает, что и в обратном направлении… Словом, исследовав вашу книгу методами патографии, мы пришли к выводу, что психическое здоровье автора находится в пределах нормы. Согласитесь, сравнивать волосы с травами, а глаза с родниками свойственно только людям без отклонений и комплексов…
ГЛАВА 11
СТРАШНАЯ МЕСТЬ
И пишет боярин всю ночь напролёт.
Перо его местию дышит.А. К. Толстой
Вы польстите поэту, назвав его безумием, но избави вас боже сказать ему, что он нормален. Обретёте врага на всю жизнь. Нормален - значит бездарен. Впрочем, некоторые с таким утверждением не согласны в принципе. Напротив, полагают они, бездарен - значит нормален.
И тоже в общем-то правы.
Бездарность, с государственной точки зрения, всегда являлась послушным, созидательным началом, а вот талант только и делает что бунтует и потрясает устои: то демона в симпатичном виде представит, то падшую женщину в героини возведёт. Соцзаказ ему, видите ли, не писан, попзаказ - тоже. Ему главное - до сути докопаться!
Но что может быть деструктивнее анализа? Берешь явление и начинаешь разнимать на части. Причём с самыми благими намерениями - посмотреть, как оно там внутри устроено. А когда потом пытаешься вновь собрать воедино, неминуемо обнаруживаются лишние детали. Будильник в детстве разбирали? Вот в точности то же самое.
Потрясая потихоньку основы, бездарностью Артём Стратополох себя, конечно же, не считал.
Давненько не огребал он столь оглушительных и звонких оплеух. Мало того что патриотом прикидывался - теперь выходит, что ещё и лириком. Хорошо хоть графоманию не пришили… И не пришьют. Согласно словарю, графомания свойственна прежде всего сутяжным психопатам, каковым Артём отродясь не был.
- У, скотома психическая! - приглушённо проклокотал он, оказавшись на улице. Случившиеся неподалёку прохожие брезгливо оглянулись. Этот невинный медицинский термин, всего-навсего означающий отрицание больным каких-либо реальных переживаний, давно уже стал в Сызново грубым площадным ругательством.
Кукольной походкой, наблюдающейся обычно при болезни Паркинсона, Артём спускался узкой извилистой улочкой к проспекту, то и дело приостанавливаясь с оторопелым видом внезапно проснувшегося сомнамбулы.
Он был настолько не в себе, что, достигнув развилки, где улочка расщеплялась на собственно Примордиальную и Малый Передоновский, не перешёл, как обычно, на противоположный тротуар и продолжал брести в совершенно не нужном ему направлении. А когда обнаружил ошибку, возвращаться уже не имело смысла.
Вокруг издавало звуки и пошевеливало цветовыми пятнами считающееся нормой сумасшествие, частью которого он теперь, получается, являлся.