Во дворике, отделённом от Малого Передоновского переулка не то чтобы витой, но, во всяком случае, извилистой железной оградой, цвёл мощный и весь какой-то вывихнутый каштан, под сенью которого на скамеечке шло вполголоса романтическое объяснение двух разнополых жильцов-натуралов.
Обоим, несомненно, был свойствен симптом Феофраста, возникающий обычно годам к пятидесяти и характеризующийся поведением, не соответствующим данному возрасту (повышенная активность, недостаточная самокритичность, оживление интереса к модной одежде).
Грубая сосудистая патология отсутствует.
- Я давно хотел сказать вам, Маргарита Назаровна… - запинаясь, начал натурал, застенчивый, как юноша.
- Да?.. - голосом девочки-подростка отозвалась натуралка.
- С того момента, как только я вас увидел…
"Слабоумие салонное, - всплыло само собой в памяти приостановившегося Артёма. - Проявляется главным образом в заученной фразеологии при скрытой недостаточности критики суждений. Понятие, близкое к конституциональной глупости".
- Говорите, говорите… - трепетала она.
- Я… люблю вас…
Треснула пощёчина.
- Выбирайте выражения, Прокл Игнатьевич! - вскрикнула Маргарита Назаровна, вскакивая. - Вы не в Парламенте!
Ах, Прокл Игнатьич, Прокл Игнатьич… За новостями-то следить надо. Профилактика устной речи, чтоб вам было известно, началась с сегодняшнего утра.
Не дожидаясь, чем завершится объяснение под каштаном, Стратополох двинулся было дальше, как вдруг ощутил приступ здоровой (а какой же теперь ещё?) злости. Подборку, да? Мало того, что опустили, мало того, что сняли с учёта - ещё и подборку подготовь? Ну я вам сделаю!..
И Артёма накрыло всем известной гипофобией, что так часто наблюдается при алкогольном опьянении. На войне такое состояние называют храбростью и вылечить от неё обычно не успевают.
Где бы только посидеть поработать над этой подборкой? В "Последнее прибежище" путь пока закрыт, там наверняка выписку потребуют. Дома? Дома - Виктория. А от Виктории сейчас мало что утаишь - чуткая стала, как сейсмограф…
Тогда в парк.
Стратополох повернулся и зашагал вверх по Малому Передоновскому.
В те относительно недавние и всё же, как ни крути, доисторические времена, когда на месте "Последнего прибежища" шумел рыночек, а психотерапевт по фамилии Безуглов баловался мануальщиной, городской парк с апреля по октябрь был для Артёма чуть ли не единственным местом, где литератор мог спокойно поблудить со словом, сбежав от разнуздавшейся, не закодированной ещё супруги.
Светлый, просторный, хорошо проветриваемый кабинет. И весь в растениях.
Разумеется, за последние годы "больничный режим" и здесь ухитрился изрядно досадить Стратополоху: расчистил великолепные непроницаемые для глаза дебри, всё перепланировал, подстриг кусты, натыкал всевозможных автоматов, проложил кругом хрусткие посыпанные мелким гравием дорожки - но пара-тройка насиженных скамеек тем не менее уцелела.
Добравшись до самого на сегодняшний день глухого, а стало быть, вполне пригодного для творчества уголка, литератор остановился.
Место было занято. И не просто занято: на скамейке спиной к Стратополоху сутулился над точно таким же наладонником тот самый дважды коллега, с которым Артём имел несчастье встретиться на пути в "Прибежище".
Надо полагать, собрат посетил уже редакцию "Психопата" и корпел теперь над рубрикой "Отрывки из сочинений классиков".
Вот жизнь пошла! Поработать негде.
Артём прислушался.
- Тургенев… - в искреннем недоумении бормотал собрат, вздёргивая плечи. - Нет… Не знаю такого писателя… Толстой - писатель. Плохой. Но писатель… Чехов? Чехов - да, Чехов - согласен… Тургенев… - тревожно запнулся, взвешивая, должно быть, на внутренних весах литературные достоинства Ивана Сергеевича. - Да нет такого писателя! - решительно, почти возмущённо заключил он. - Нет и не было… Откуда он родом? Да и фамилия самая калмыцкая…
Симптом мышления вслух, если кто не знает, наблюдается при некоторых формах психопатий.
Опасаясь наступать на предательски звучную дорожку. Артём предпочёл удалиться на цыпочках по газону. В противоположном закоулке парка имелась ещё одна лавка. Если не доломали.
Пока шёл, несколько раз почудилось, будто за ним кто-то подглядывает, перебегая от дерева к дереву. А это уже бред преследования. Интересно, который из двух его вариантов: мегаломанический или депрессивный?
Скамейка (во всяком случае, левая её часть) была целёхонька. В нестриженой траве валялся вскрытый картонный ящик с надписью "Не вскрывать!". Правильно, ребята! Так их! А то, ишь, придумали: не вскрывать… Стратополох смёл ладонью с брусьев воображаемый сор (аматофобия - навязчивый страх, боязнь пыли) и, присев, приступил к публичному посечению "больничного режима" и лично доктора Безуглова.
Итак…
"За Родину болеет душой один Президент. А мы с вами - лишь синдромы его душевной болезни".
Это мы восстанавливаем. Это у нас пойдёт первым номером.
Дальше.
"Можно ли довериться психиатру, если он считает этот мир нормальным?"
Тоже пойдёт…
А вот "Время - лучший лекарь…" и "…спешно принялся втыкать вырванный волосок…" - к лешему! Чтобы никакого мелкого зубоскальства… Чтобы уж куснул - так куснул. Скажем, так:
"На самом деле никаких галлюцинаций не бывает. Просто эти психиатры верят всему, что им ни расскажи…"
Давно не работалось Стратополоху с такой злобной лёгкостью. Потратил часа полтора, но подборочка вышла - загляденье. Хоть сейчас вызывай "неотложку" и отправляй автора в психоприёмник.
Злорадно представляя заранее, с какой болезненной гримасой будет всё это читать завлитдиагноз (а там, глядишь, и редактор!), Артём поднялся со скамьи - и в этот самый миг из-за древесного ствола навстречу ему шагнула, будь она неладна, всё та же моложавая мегера из "Последнего прибежища".
Неужели следила? Да наверняка! А может быть, даже и подслушивала - кабинетик Валерия Львовича на первом этаже, окна приоткрыты…
- Вы взяли выписку из поликлиники? - прожигая его тёмным инквизиторским взглядом, процедила она.
Пуговка. Какая, к чёрту, пуговка? Пуговки - маленькие, кругленькие…
Ещё и к ответу требует!
- Нет! - злобно бросил он.
Лицо её судорожно исказилось.
- Ненавижу!.. - прошипела она, уже привычным рывком ослабляя узел его галстука.
- Где это ты так извалялся? - не понял завлитдиагноз.
- "Скорая" сбила, - досадливо отвечал Стратополох, отряхивая локоть.
- Хорошо хоть на газон, - соболезнующе заметил тот. - Наладонник, надеюсь, не пострадал?
- Нет, - глухо отозвался Артём. - Я его отбросить успел.
Так оно, кстати, всё и было.
Сократовское лицо завлитдиагноза выразило уважение и сочувствие.
- Герой, - оценил он. - Кроме шуток - герой. Ну-с, и как поживает наша подборка?
- Вот! - с вызовом сказал Стратополох.
Бывший друг и соратник, а ныне работодатель скопировал файл и, выведя на монитор, приступил к чтению. С каждым новым афоризмом он становился задумчивей и задумчивей: нижняя губа оттопырилась, надбровья нависли неандертальски.
Прочёл, помолчал.
- Ну что ж, - промолвил он наконец. - Спасибо.
- Не стоит благодарности, - с аптекарской точностью отмерив дозу яда, отозвался безукоризненно вежливый Стратополох. - Я так понимаю, что услуги мои больше не понадобятся…
- Да почему же не понадобятся, - расстроенно возразил завлитдиагноз. - Давай теперь новую порцию…
- А эту куда?
- В номер, куда ещё?
- В номер - в смысле в печать?!
Завлитдиагноз молчал.
- Всю как есть?!
Завлитдиагноз молчал.
- Ты что… - Артём невольно понизил голос. - И редактору даже не покажешь?
Завлитдиагноз вздохнул.
- Редактор тут ничего не решает…
- А ты?
- А я ещё меньше, - уныло признался бывший друг и соратник.
Реакция Артёма была, выражаясь по-нынешнему, аффективно-шоковая, гипокинетичекая. Проше сказать, офонарел Стратополох.
- Неужели… селёдка?.. - хрипло выговорил он секунды три спустя. Глаза его были незрячи.
- Что за селёдка?
- Удивительно вкусная… - упавшим голосом известил Артём. - А водка - так себе… - Встряхнулся, опомнился. - Слушай, у вас тут есть какая-нибудь… моментальная химчистка… или что-нибудь в этом роде?..
* * *
Старательно причёсанный, в безукоризненно отутюженном костюме без единого пятнышка, подходил Артём Стратополох к родному дому. У дверей подъезда стояли и напряжённо смотрел и вослед чему-то давно уже скрывшемуся за углом сладкоголосая соседка и её серенький невзрачный супруг.
- Здравствуйте, - сказал Артём. - Что-нибудь случилось?
При виде его женщина просияла, затем спохватилась и пригорюнилась. Глазёнки, однако, продолжали сиять. Яркий пример хайрофобии - навязчивого страха проявить чувство радости в неподобающей обстановке, например, на похоронах.
Что до соседа - тот, напротив, насупился, отвернулся и принялся недовольно высматривать что-то в стене. Из кармана плащика этаким намёком торчал сегодняшний номер газеты "Будьте здоровы!" "Литературным диагнозом" наружу.
- Хорошего, хорошего мальчика воспитали… - умильно запела соседка то ли глумясь, то ли вправду радуясь. - Настоящий юннат, побольше бы таких…
- Что случилось? - холодея, повторил Артём. От сегодняшнего дня он уже ждал всего что угодно.
- Маму родную санитарам сдать - это ещё ведь не всякий решится…
- Что?! - заорал Артём.
- Что-что… - буркнул супруг, по-прежнему недовольный стеной родного дома. - Подъехала "скорая", вывел он её под ручку, усадил…
Трясущимися руками Стратополох отпер парадное и, прыгая через ступеньки, кинулся к себе - на второй. "Нет! - стучало в голове. - Нет! Не может быть… Чтобы Павлик…"
- Павлик! - крикнул он, распахивая дверь.
В прихожей немедленно возникла испуганная мордашка сына. Голубого девчачьего галстука на прилежно вымытой шее на этот раз не было. Не было, впрочем, и розового.
- Где мама?
- Увезли…
- Куда?
- Не знаю. В диспансер, наверно…
- Кто вызвал? Ты?!
- Я-а? - возмутился Павлик. - Сама сдалась!
ГЛАВА 12
УМНОЖЕНИЕ СКОРБИ
Чем дальше, тем страньше.
Льюис Кэрролл
С тех пор, как сызновская милиция грянулась оземь и обернулась санитарным корпусом, те жители столицы, что были одолеваемы нервными расстройствами, почему-то разлюбили пользоваться услугами "скорой помощи". Зато наловчились вызывать её соседям и родственникам. Сначала анонимно, затем, когда официально объявили, что больной, отрицающий сам факт наличия у него какого-либо имени, тоже вполне излечим, увлечение это резко пошло на убыль.
Теперь благодетелю, пекущемуся о здоровье ближних, прежде чем сдать их психиатрам, предстояло, во-первых, поднакопить достаточное количество медкомпромата, а во-вторых, запастись справками о том, что и сам он не страдает сутяжным помешательством (оно же бред кверулянтский).
И всё-таки работы санитарам хватало.
Историю, приключившуюся с Викторией Стратополох, трудно даже назвать исключительной. Всё, разумеется, началось с того злосчастного кодирования накануне выборов, когда наряду с неприязнью к спиртному, наркотикам и супружеским изменам специалисты доктора Безуглова внушили бедной женщине сильнейшую приязнь к одному из кандидатов в Президенты. А теперь посудите сами: если ты свято до самозабвения предан выдающемуся историческому лицу, и вдруг это лицо сообщает тебе с экрана телевизора, будто преданность твоя - тоже болезнь…
Значит, надо лечиться.
Такая психогенно травмирующая ситуация, когда причиной расстройств является сам врач, давно известна науке и даже как-то там называется.
Странная закономерность обозначается иногда в семейном быту. Допустим, супружеская пара. Оба пьют, но в меру. Но стоит одному (одной) бросить пить вообще, как вторая (второй) немедленно начинает спиваться. Примерно та же картина с куревом, да и с прочими пороками. Что-то вроде закона сообщающихся сосудов, только наоборот.
Получается, что и с супружеской четой Стратополохов произошло нечто подобное: стоило медикам объявить мужа симулянтом, как жена добровольно сдалась в диспансер.
К счастью, врач "скорой помощи" догадался оставить Павлику визитку со служебным номером.
- Да не волнуйтесь вы, - устало успокоили Артёма по телефону. - Побочные последствия кодирования - это для нас раз плюнуть. Сегодня же вечером вернём вам жену в целости и сохранности…
- Я так понимаю, это у вас уже не первый случай? - малость успокоившись, поинтересовался он.
В трубке хмыкнули.
- Триста тридцать первый! Пачками сдаются…
Ну, слава богу! Артём поблагодарил за информацию и дал отбой. Итак, сегодня вечером. Просто замечательно! А то он уже начинал опасаться, что Викторию продержат там несколько дней. Честно сказать, Стратополох успел привыкнуть к чистым полам и окнам, белоснежным занавескам, упоительному вкусу отбивных.
Надо будет цветы купить. Розу. Одну, зато большую, как кочан.
А теперь можно подумать и о собственных невзгодах… Кстати, а невзгоды ли они? Сняли с учёта? Кто докажет, что сняли? В крайнем случае чуток переждать, недельку не появляться в "Прибежище"… Вот только этот вестник, этот карманный викинг… Уж не он ли, змей, работает электриком в поликлинике?..
А впрочем, пошли они все к чёрту! Ну сняли, ну… Ты изменился от этого? Ты стал меньше любить то, что любил?..
А, нет! Со словом "люблю" с некоторых пор следует обращаться осторожно. За него, как видим, можно и по мордам-с огрести, подобно Проклу Игнатьичу с Малого Передоновского переулка. Чёрт, а чем заменить-то? "Обожаю"? "Тащусь"?..
Я тащусь по тебе, Отчизна… В смысле - с узелком за плечами?
Стратополох повеселел и, мысленно подбирая глагол за глаголом, достал наладонник.
Заверещал телефон.
- Пап, тебя! - заорал Павлик.
Артём кинулся к аппарату, напридумывав себе по пути всяческих страхов. Звонили, однако, не из диспансера, звонили из редакции.
- У тебя авторские экземпляры сборника сохранились? - хмуро полюбопытствовал завлитдиагноз. - Не все ещё раздарил?
- Так, а только авторские и были. Там тираж-то…
- Но, главное, сохранились?
- А что нужно?
- Нужно четыре экземпляра.
- Зачем?
На том конце провода послышался усталый досадливый рык.
- Не по телефону, ладно? Бери, короче, четыре штуки и дуй сюда.
- Мне вечером жену из больницы забирать…
- А сейчас что, вечер?
Да, действительно…
* * *
За бронированным стеклом Стратополоха уже знали в лицо.
- Пожалуйста, Артём Григорьевич… Ваш пропуск.
Достигнув нужного этажа, он миновал приёмную и, войдя без стука в кабинет завлитдиагноза, застал того за работой. Мощный башенный лоб клонился над бумагами жуткого вида - с гербами и печатями.
- Держи, - сказал Артём, бросая на стол четыре бледные тоненькие книжицы.
- Угу… - отозвался владелец кабинета, не поднимая головы. - Как точно называется? - Внимательно прочёл оттиснутое на обложке и внёс от руки в одну из бумаг. - А ты давай садись пиши. Вот компьютер. Или предпочитаешь наладонник?..
- Что писать?
- Пиши, какой ты хороший… Какую замечательную книжку опубликовал…
- Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит?
Завлитдиагноз издал знакомый рычащий вздох, уже звучавший недавно по телефону, и, откинувшись на спинку кресла, уставил на Стратополоха страдальческие, больные от усталости глаза.
- Что происходит… - ворчливо повторил он. - Выдвигаем тебя на безугловскую премию, вот что происходит…
Артём неуверенно хихикнул.
- За это? - Взял со стола одну из книжиц, осмотрел, хмыкнул, пожал плечами.
Завлитдиагноз заскрипел, закряхтел, приподнялся и, сердито отобрав полиграфическое изделие, сложил все четыре экземпляра стопкой, бережно обровнял края.
- Нет, я бы, конечно, мог и сам, - проворчал он. - Просто время поджимает. И так уже из-за тебя срок подачи заявлений передвинули.
- Заявлений - на госпремии?!
- Пиши давай!
"А не бред ли это галлюцинаторный? - с неожиданным интересом подумал Артём. - Ну-ка, ну-ка, как там в словаре?.. Начальная стадия (трема) соответствует картине бредового настроения… основные признаки - тревожность, растерянность… Правильно, так оно, помнится, и было… Потом стадия апофении, то есть собственно бредовая… изменённое осознание окружающего… всё происходящее вокруг ставится больным в связь с его личностью… Самое забавное, что совпадает…"
Тогда с манией величия вас, Артём Григорьевич!
- Ну и долго ты так стоять будешь? - Завлитдиагноз выбрался из-за стола, уступая место за монитором.
Стратополох малость опомнился.
- Стоп! - скомандовал он то ли себе, то ли хозяину кабинета. - Ты сказал "выдвигаем". Кто выдвигает?
- Мы.
- Почему вы?
- Но ты же у нас теперь сотрудничаешь…
Узкое чуть запрокинутое лицо литератора внезапно стало надменным, цинично усмехнулось. С ядовитой улыбкой на устах Стратополох обогнул стол, пролез за клавиатуру и начал:
"Сборник стихов "Умножение скорби", принадлежащий перу неизлечимого патриопата Артёма Стратополоха и созданный не иначе как во время весеннего обострения…"
И так далее, и тому подобное - всё в том же духе.
- Готово, - с язвительной кротостью известил он минут через десять, уступая место перед экраном.
Завлитдиагноз вникал в написанное долго и одышливо.
"Нет… - заворожённо следя за ним, думал Артём. - Тогда уж проще предположить, что это не у меня, а у него крыша поехала. Звонок сверху - не более чем вербальная галлюцинация, а прочее - её последствия. И тоже в общем-то всё совпадает. При бреде воздействия больные, помнится, утверждают, будто исполняли чужую волю…"