До появления солнца над ледяными вершинами оставался ещё час, предрассветные сумерки постепенно размывались, словно капли чёрной краски в воде. Ночь не хотела отступать без боя. Остатки её отрядов медленно спускались с обрывистых склонов, прятались в засыпанных снегом ущельях, чтобы в конце дня снова начать наступление.
Мотор неуверенно тарахтел, часто чихая и переходя на хрип: сказывались низкая температура и разреженность воздуха. Всё-таки бензин из угля - совсем не то, что горючка из нефти. В какой-то миг двигатель как-то странно закряхтел, потом послышался непонятный вой, машина задёргалась, грозя в любой миг остановиться.
Я испугался: остаться вдали от обжитых мест без связи, спутникового навигатора и поискового маяка - удовольствие не из приятных. И в двадцать первом веке люди запросто в горах теряются, а в сороковых годах прошлого столетия пропасть без вести и вовсе проблем не составляло.
Автомобиль всё так же двигался рывками, а солдат за рулём не проявлял никакого беспокойства. Видимо, знал о возможностях машины и особенностях синтетического топлива.
Устыдившись собственного малодушия, я стал незаметно наблюдать за шофёром. Валленштайн наверняка ездил сюда и не раз, возможно, именно с этим унтершарфюрером за рулём, поэтому странность в поведении пассажира могла навести парня на ненужные мысли. В условиях слежки всех за всеми и повального стукачества в гестапо я не мог рисковать и на всякий случай начал прорабатывать в голове варианты ликвидации неудобного свидетеля.
К счастью, эсэсовец, не отвлекаясь, следил за дорогой: "опель" чуть ли не ощупью полз по узкому серпантину, почти вплотную прижимаясь бортом к отвесной скале. Круглое зеркальце на правой двери то и дело жалобно звякало, цепляясь за острые выступы породы, и грозило треснуть в любой момент.
Временами сквозь песню мотора до меня доносился шум камнепада. В такие мгновения моё воображение живо рисовало картинку: вылетевшие из-под колёс камни весело скачут по обветренным склонам, собирают по пути целый поток и грозной лавиной обрушиваются на дремлющие предгорья.
Меж тем горная тропа кончилась, машина покатилась гораздо быстрее. Даже тональность двигателя изменилась: он уже не перхал, не переходил с кашля на хрип, а работал по-прежнему ровно, монотонно гудя на одной ноте.
Пейзаж за окнами тоже поменялся: мы спускались под небольшим углом к давно потухшему кратеру. Изъеденные временем стены древнего вулкана сильно смахивали на свернувшегося кольцом дракона, дорога как раз проходила в том месте, где доисторический ящер пытался укусить себя за хвост. Я так и не понял: эта брешь естественного происхождения или её проделали с помощью изобретённого Нобелем динамита?
"Опель" проехал мимо зубастой пасти каменного динозавра и покатился по широкой равнине. Судя по её идеальной плоскости здесь всё-таки не обошлось без человеческого вмешательства.
Вдали показались белые кубики с чёрными точками. Как будто горные великаны играли в кости, но кто-то их спугнул, и они всё бросили и разбежались. По мере приближения дайсы росли в размерах и вскоре превратились в промышленные корпуса с тёмными пятнами окон. В стороне от них ровными рядами застыли аккуратные домики под красными крышами, ещё дальше виднелись полусферические ангары и длинные строения складов.
Миниатюрный городок окружал бетонный забор с натянутой поверх колючей проволокой. За преградой, с чисто немецкой педантичностью, через одинаковое расстояние возвышались пулемётные вышки с прожекторами. Сейчас мощные фонари не горели, зато по ночам их яркие лучи шарили по территории вокруг секретной базы в поисках лазутчиков и диверсантов.
Затормозив перед собранной из деревянных щитов будкой КПП, водитель приоткрыл окно, чтобы предъявить документы охраннику. В салон вместе с собачьим лаем, морозным воздухом и несколькими случайными снежинками ворвалось лёгкое потрескивание, как у высоковольтных линий. Похоже, колючка была под напряжением.
Часовой в серой шинели и каске поверх вязаной шапочки с застёгнутыми под подбородком ушками долго шевелил губами, читая пропуск. Клубы морозного пара вылетали из его рта, оседая белым кружевом на белесых бровях, коротких ресницах и едва заметных усиках. Наконец он вернул серую картонку с орлом над свастикой и несколькими рядами вычурно написанных слов, поправил за спиной автомат, так что тот громко стукнулся о жестяной тубус противогаза. Махнул рукой: проезжай, и, придерживая конец шлагбаума за тросик, приподнял его на достаточную высоту.
"Опель", фыркнув двигателем и скрипя снегом под колёсами, въехал за охраняемый периметр. Я повернулся, в овальное окошко увидел, как солдат, быстро перебирая руками, притянул деревянный брус к столбу и намотал тросик на крюк.
Потеряв к нему всяческий интерес, я стал глазеть по сторонам. Будто сошедшие с картинки модного журнала коттеджи замерли в пяти метрах друг от друга и от дороги. Возле фонарных столбов возвышались аккуратные штабеля нарезанного ровными кубиками снега. У одного дома стоял солдат с метлой, унтерштурмфюрер что-то говорил ему, показывая на тротуар.
Часто встречались патрули с собаками и простые солдаты. Вторые обязательно что-то несли в руках. Одни бумажные кульки, похоже, с конфетами, другие стопки книг и пластинки. Я так понял, эти парни получили сегодня увольнительную и решили приятно провести время.
В просвете между зданиями виднелся стадион. Там свободные от службы нацисты гоняли оранжевый мяч, левее них на турниках крутились двое эсэсовцев, ещё пятеро играли в снежки. Рядом отрабатывали приёмы рукопашного боя те, кому не повезло получить выходной. Офицер со стеком в руках зорко следил за ними и сразу вмешивался, если кто-то делал не так.
Городок оказался довольно большим. Мы долго крутились по улицам, пока "опель" не затормозил возле длинного строения с двускатной черепичной крышей и широкими окнами.
Из дверей выбежал невысокий пухлый человек в белом халате, медицинской шапочке и в очках с толстыми линзами. Они сильно увеличивали глаза коротышки и делали его похожим на лемура.
Доктор подскочил к машине, открыл дверь, не дожидаясь водителя.
- Доброе утро, герр Валленштайн! - бодро протараторил он. - А я вас давно жду, сразу после звонка баронессы. Всю ночь не спал. Как дорога?
"О как! А у них здесь система оповещения работает ничуть не хуже, чем у нас, и без всяких сотовых, скайпов и прочих интернетов", - подумал я, выбираясь из тёплого салона. Лицо тотчас прихватил морозный воздух.
- Нормально. Ничто так не бодрит с утра, как добрая порция адреналина. Вы простынете, доктор, давайте зайдём в помещение.
- Не беспокойтесь, - странно захихикал Кригер, - я изобрёл уникальный раствор, он отлично стимулирует иммунную систему и внутренние силы организма. Внутри меня пылает доменная печь. Вот, полюбуйтесь.
Доктор нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и сжал. Из кулака мгновенно потекла вода, словно внутри находился не снежок, а мешочек с брынзой.
- Ну как? - спросил коротышка, вытирая мокрую руку о халат, а другой поправляя сползшие на нос очки.
- Впечатляет. Но я не пью этот чудесный эликсир, поэтому давайте всё-таки пройдём под крышу.
- Да-да, конечно! - доктор снова как-то странно захихикал и первым потрусил к входу.
Мы оказались в просторном светлом зале с четырьмя окнами, из которого в обе стороны тянулись длинные коридоры с рядами однотипных дверей. Односторонние стёкла окон давали прекрасный обзор местных красот, не пропуская ни одного кванта энергии наружу, поэтому с улицы казалось, что все домики пусты.
На самом деле, внутри кипела жизнь. Сотрудники в белых халатах выбегали с кипами бумаг и какими-то пробирками из одних дверей и исчезали в других, возле которых на вытяжку стояли солдаты с каменными лицами. Держа автоматы на уровне груди, они спокойно смотрели в одну точку перед собой, но при этом чувствовалось, что это спокойствие напускное. Готовность пустить в ход оружие читалась не только в их глазах, но и в телах. Казалось, внутри охранников спрятаны взведённые пружины. Малейший толчок - и скрытая мощь вырвется на свободу, круша всё на своём пути.
Завидев нас, часовые вытягивались ещё сильнее, провожали поворотом головы, а потом снова застывали, как сфинксы. Попадавшиеся навстречу сотрудники фабрики прижимались к стенам, вскидывали руку и салютовали. Громкое "Хайль!" звенело в воздухе всю дорогу до лифта и даже там преследовало меня, эхом отдаваясь в голове.
Спуск длился недолго. По моим подсчётам, мы опустились на три этажа ниже уровня земли.
Доктор открыл сетчатую дверь, первым ступил на серый бетон пола. Подождал, когда выйду я, и повёл к видневшейся вдали гермодвери с огромным штурвалом посередине и длинными тягами ригелей. Под потолком ослепительно светились белые трубки ламп, крашеные синей краской стены, обвешанные плакатами геббельсовской пропаганды, отражали звонкое эхо шагов.
Внезапно в памяти вспыхнула лаборатория, ещё без пулемёта и бронированных стёкол внутри клеток. Вырвавшийся на волю вервольф уже убил лаборантов. Один висел на разорванных прутьях клетки, и окровавленные штыри торчали из груди. Другой лежал лицом вниз в расплывающейся луже крови, выпавшие из распоротого живота кишки валялись рядом бесформенной кучей. Двое изуродованных охранников застыли в разных позах на полу, третий стоял на коленях у стеклянного шкафа, с засунутой в разбитую дверцу головой. Окровавленные осколки лежали тут же кучкой драгоценных камней.
Ссутулившийся монстр со звериной мордой и гребнем выпирающих позвонков медленно приближался ко мне на полусогнутых. Из по-волчьи вытянутой пасти с двумя рядами косо загнутых клыков вырывалось зловонное дыхание, капала желтоватая слюна. Перетянутые буграми мышц длинные руки волочились по земле. Выгнутые дугой трёхгранные когти царапали пол, производя звук, с каким гвоздь скребёт по стеклу, и оставляли глубокие кривые борозды. Круглые глаза, не мигая, следили за мной.
Я стоял не шевелясь, чувствуя, как сознание зверя завладевает моим. Вдруг сзади раздались быстрые шаги, в тварь полетели гранаты, и кто-то дёрнул меня за шиворот. В следующий миг я уже лежал на полу, прижатый чьим-то телом.
В лаборатории несколько раз грохнуло, в стены ударила взрывная волна, забарабанили осколки. Тело на мне задёргалось, а я почувствовал, как что-то ужалило меня в руку.
Выждав какое-то время, я пошевелился. Спасший меня охранник кулем свалился на пол и уставился в потолок потухшими глазами.
Я встал. В ушах звенело, в воздухе пахло кислятиной сгоревшей взрывчатки, плавали клубы дыма и пыли.
Плечо саднило. Осколок прошёл по касательной, порезал одежду, глубоко рассёк кожу, но кость не задел. Я оторвал рукав халата, перетянул руку выше ранения, осмотрелся, разгоняя здоровой рукой пылевую завесу.
Сквозь серый туман медленно проступали тела. У кого-то не хватало руки, кто-то лишился ноги целиком или частично. Один труп вообще был без головы, её взрывом забросило на шкаф, и она оттуда смотрела на меня остекленевшими глазами. Повсюду валялись оторванные конечности. Чья-то рука зацепилась скрюченными пальцами за разорванный пополам и выгнутый прут и по капле сцеживала кровь в красную лужицу на полу.
Посреди побоища возвышалось нашпигованное осколками тело монстра. Из раскрытой пасти на пол выпал язык - он чем-то напоминал розового червя - с него всё ещё стекала вязкая слюна, от которой даже сквозь запах пироксилина и цементной пыли несло тухлятиной.
Покрытая серой шерстью гора какое-то время лежала неподвижно, пока вдруг не стала уменьшаться в размерах. Буквально за несколько секунд шерсть таинственным образом исчезла. Она не осыпалась, не сгорела в пахнущем серой пламени, а просто втянулась в кожу. Чудовищные лапы превратились в обыкновенные руки и ноги. Саблевидные когти быстро уменьшились в размерах, а там и вовсе испарились. Челюсти с треском ужимались, пока не приняли нормальный вид. Какое-то время из уже человеческого рта торчали ужасные клыки, но вот пропали и они, став обычными зубами. Последним трансформировался позвоночник. Он с хрустом выпрямлялся, втягивая в себя костяные гребни. Повисшая складками кожа стянулась, и я увидел труп заключённого с татуировкой номера на левой руке и лагерными лохмотьями вместо одежды.
Ещё одна вспышка памяти перенесла меня на улицы Берлина. Я с Фридрихом и каким-то парнем в защитном костюме оранжевого цвета и круглых очках, как у газосварщика, внутри дымящихся развалин. На улице сотрудники зихерхайтсполицай вместе с автоматчиками сдерживают гомонящую толпу, рычат двигателями танки; они разворачиваются, кроша лязгающими гусеницами кирпичные обломки.
Мы внимательно осматриваем руины, с хрустом ступая по стразам разбитого стекла. Уцелевшие стены, остатки потолка и пол в красных разводах и пятнах, повсюду косые царапины по четыре в ряд. Мебель расколочена, везде кучки окровавленных тряпок, в углу сломанная детская кроватка, рядом кукла смотрит на меня уцелевшим глазом. Половина головы оторвана и валяется неподалёку скорлупой кокоса, руки нет. В стороне игрушечный пароход с пробоинами в борту, под трёхгранными дырками алые отпечатки с чёткими следами папиллярных линий.
Тошнотворный запах крови висит в воздухе, его не может перебить даже чад от тлеющего на раскуроченной кровати матраса. Ни трупов, ни фрагментов тел - ничего. Хотя нет, вроде вон из той кучи битого кирпича и штукатурки торчит чья-то седая от пыли рука в полосатых лохмотьях и с шестизначным номером на запястье.
Видения прошли так же внезапно, как и начались, я снова оказался в звенящем от эха коридоре в двух метрах от цели. Кригер топал на полшага впереди и что-то рассказывал о фабрике и особенностях производства "изделий".
- Ну вот мы и пришли, - сказал он, остановившись перед гермодверью. - Сейчас вы всё сами увидите, господин барон.
Доктор легко повернул штурвал. Тяги сдвинулись, ригели с громким щелчком вышли из пазов, дверь смачно причмокнула резиновым уплотнителем и с мягким шипением повернулась на толстых цилиндрических петлях.
Мы переступили через высокий порог. Пока я разглядывал длинный коридор с люминесцентным потолком и стальными стенами, коротышка задраил шлюз, взял меня за локоть и чуть ли не потащил к зеленоватому окну во всю стену.
- Герр Валленштайн, - сказал он, когда мы остановились у железной полосы с круглыми шишечками заклёпок. Десяток таких перегородок делили прозрачную броню на равные квадраты через каждые два метра. - Вы в смотровом зале для высоких гостей. Отсюда открывается прекрасный вид на производственную линию.
Кригер повёл рукой, словно приглашал меня взглянуть на конвейер с застывшими по бокам чёрной ленты стойками со сложной аппаратурой и странными приспособлениями. Опутанные проводами и прозрачными трубками механические руки с круглыми набалдашниками на концах напоминали роботов автоматизированного завода. Так и казалось, что сейчас резиновая река вынесет железный скелет будущего автомобиля, до поры спавшие машины оживут и, рассыпая искры, начнут поочерёдно приваривать различные детали.
- Знаю, для вас это не в новинку, ведь именно вы изобрели это чудо, - доктор с угодливым смешком подтолкнул очки к переносице, - но я позволил себе внести кое-какие изменения.
Я решил немного поиграть лицом, нахмурил брови и постарался сделать взгляд сердитым.
- О, нет! Ничего серьёзного, - продолжил коротышка, никак не реагируя на меня. - Основной период трансформации остался в неприкосновенности, я вмешался в последнюю стадию процесса и… впрочем, к чему эти слова. Сейчас вы сами увидите.
Он дотронулся до стены. Стальная пластинка отскочила с лёгким щелчком, открывая ряд круглых кнопок. Гид нажал на одну из них, и транспортёр за стеклом ожил. Железные руки пришли в движение, из сферических наконечников выползли длинные металлические иглы, а на ящиках с электронной начинкой замигали разноцветные лампочки. В коридор через замаскированные динамики ворвался механический шум.
Конвейер начинался с ширмы из резиновых полос, делал плавный поворот и дальше, по прямой, шёл сквозь ряд готовых к атаке "скорпионьих жал". Ленты занавески раздвинулись, я увидел голого мужчину средних пропорций. Он что-то кричал, пытаясь освободиться, но простроченные жёлтыми нитками кожаные ремни прочно держали его на месте.
Транспортёр подвёз жертву к первому посту и заметно сбавил скорость. Манипуляторы с обеих сторон зажужжали, нацеливая иглы на беззащитное тело. Бедняга увидел сверкнувшие на кончиках жал блики и громко заорал.
Я повернулся к доктору Кригеру:
- А почему процедура идёт без наркоза?
- Сейчас морфий в полевых госпиталях нужнее, чем здесь, - сказал он в ответ, но порозовевшая кожа и широко раскрытые зрачки выдали лжеца с головой. Ему нравилось слушать вопли жертв, а вид человеческих страданий доставлял удовольствие.
Тем временем пытки за стеклом продолжались. Чувствительные микрофоны улавливали каждый звук, и я слышал хруст, с каким иглы вонзались в тело. Силиконовые трубки задрожали, по ним потекли разноцветные жидкости, накачивая жертву химикатами и болью.
Крики усилились. Бедолага задёргался, одна из игл с треском переломилась и торчала из бедра сверкающим копьём. Голубоватый раствор толчками выливался из обломка, растекаясь лужицами по бледной коже подопытного, чёрной ленте конвейера и стальным плитам пола.
Несколько минут пленника пичкали какой-то гадостью. При этом транспортёр всё время двигался от одних манипуляторов к другим, а вместе с ним маленькими шажками перемещались и мы.
Наконец жуткие иглы остались позади. Человек уже не кричал, он сорвал голос и сейчас лишь сипло хрипел и дёргал головой. На его лице поселилась гримаса боли, по телу пробегали судороги, а в тех местах, куда влили раствор, остались крупные шишки.
- Сейчас будет самый интересный момент, как он мне нравится, - доверительно прошептал коротышка и вплотную приблизился к стеклу. Толстая оправа очков стукнулась о преграду, на которой появилось мутное пятнышко - след от участившегося дыхания.
Я почувствовал нарастающую в глубине живота дурноту, но продолжал смотреть, боясь выдать себя с головой.
Меж тем конвейер поднёс изуродованное тело к рядам изогнутых труб с распылителями на концах. Как только голова жертвы пересекла красный луч, лента транспортёра остановилась, из похожих на обычный душ рассекателей повалил газ и плотно окутал мученика белыми облаками.
Похожий на вату кокон шевелился, оттуда доносились странные звуки, словно кто-то шлёпал веслом по воде, потом скрытая под завесой жертва захрипела, захлюпала, забулькала горлом, как будто захлёбывалась кровью. Вдруг из динамиков вырвалась громкое рычание. Это произошло так неожиданно, что я вздрогнул. Кригер повернулся ко мне. Я увидел глаза маньяка и выражение неподдельного удовольствия на лице.
- Вы тоже это почувствовали? - спросил он, вынул из кармана платок и промокнул выступившие на лбу капельки пота. - У меня на этом этапе кожа всегда покрывается мурашками. Но давайте смотреть дальше, скоро дойдём до моей инновации, - он спрятал платок и снова прильнул к стеклу.
Я сглотнул, пытаясь сдержать подкативший к горлу упругий комок. Несколько вдохов по методу йоги помогли мне справиться с собой, и я продолжил наблюдать за процессом.