Поднимаюсь на ноги. Дина делает тоже самое. Подходит ко мне сзади и кладет руки на плечи.
- Давай найдем другой выход.
- Зотикус, ты же такой древний, такой мудрый… Неужели жизнь не научила тебя смиряться? - голос ведьмы звучит вкрадчиво, ласково.
Не успеваю ответить ей на это. В дверь раздается настойчивый звонок. Дина убирает руки с моих плеч. Снова садится в позу лотоса, а я спускаюсь вниз, чтобы встретить гостя.
На пороге оказывается Рудольф Вагнер. Он одет в светлый бежевый костюм. На руке у него висит кашемировое пальто такого же цвета. Пальцы, украшенные массивными перстнями, сжимают трость. От него пахнет дорогим парфюмом и кожей.
- Господин Дорадо? - мягко произносит он, слегка наклонив голову в бок.
- Именно так, - откликаюсь я, изучая лицо незваного гостя. Он выглядит таким лощеным, словно отполированным, отчего кажется ненастоящим.
- Мы виделись вчера в клубе, но я подумал, что это не самое лучшее место для личного разговора. Меня зовут Рудольф Вагнер. Впрочем, вы уже это знаете. И я пришел поговорить с вами о своей дочери. Вы пригласите меня в дом?
- Мне кажется, что наша беседа будет короткой, но я буду вежлив, - проходите, располагайтесь, - жестом приглашаю его войти. Он царственно переступает порог, вешает пальто на вешалку. Садится в любимое кресло Риты, перекидывает ногу на ногу. Прищурившись, внимательно изучает меня. У него теплый, приятный взгляд, от которого исходит ощущение безопасности. Вспоминаю слова подруги о том, что он может воздействовать на волю, стараюсь не смотреть ему в глаза, убеждая себя, что это всего лишь иллюзия.
- Итак, слушаю вас, Рудольф. Или может быть, мне называть вас Амаликом? - садясь напротив, спрашиваю я. На миг его лицо становится хмурым, но тут же преобразуется улыбкой.
- Вы хорошо осведомлены, это приятно. Мне не придется притворяться. Честность - очень важный критерий во время переговоров. Могу я называть вас по имени?
- Нет, по имени меня называют только друзья. Вы к ним не относитесь.
- Хорошо, - Рудольф улыбается. - Мне нравится ваша ершистость. Она символизирует молодость вашей души, несмотря на ваш возраст. Вне всякого сомнения, Елена сделала лучший выбор для своей внучки. Вы могли бы быть для нее идеальным опекуном, но вы умираете. А, следовательно, не сможете больше заботиться о девочке.
- Пока я жив, Айлин будет со мной.
- Ну, вы же понимаете, что это ненадолго. Если вы хорошо к ней относитесь, то должны подумать о ее будущем.
- Подумал уже, и не раз, - сопротивляться влиянию Амалика становится все сложнее. С каждым сказанным словом он все больше берет власть надо мной. - Но она не достанется вам ни до моей смерти, ни после.
- Я один из ее ближайших кровных родственников, - возражает Амалик, и в его глазах вспыхивает золотистое пламя. Едва заметное, но уверенное.
- Который изнасиловал и убил ее мать. Вы, правда, считаете, что Айлин, узнав правду, захочет с вами жить?
- Вы не можете судить о том, как все было на самом деле. Не присутствовали, как говорится, свечку не держали. Я любил Василису. Ее убийство было необходимостью для становления Айлин. Она знала, что ее ждет после родов и приняла это. Я выполнил все ее предсмертные пожелания. Отдал ребенка на воспитание Елене, назвал именем, которое она выбрала. Даже согласился наблюдать за воспитанием девочки со стороны, не принимая в нем участия. Я не был жесток к ней.
- Какое-то у вас извращённое понимание доброты.
- Уверен, что моя дочь меня поймет, - спокойно говорит Амалик. - И, в отличие от вас, не будет осуждать. Хотя лично у вас меньше всего прав на это. Вы по горло в чужой крови.
- Грешен, не отрицаю. Но все равно убийство матери своего ребёнка считаю кощунством.
- В каждой ситуации - свои правила. И это тоже необходимо учитывать. Есть такие, где смерть - единственный выход. Но ведь мы не будем пускаться в философские рассуждения об устройстве мира, не так ли? У нас есть конкретная тема для разговора - вы отдаёте мне мою дочь по-хорошему.
- Елена поручила ее мне, и я не могу нарушить ее волю, - упрямлюсь я.
Рудольф вздыхает. Поднимается на ноги, неспешно проходится по гостиной.
- Понимаю, вам сложно мне верить, особенно после того, что эти милые женщины вам наговорили про меня. Вы видите во мне врага и варвара, а я всего лишь творец, который хочет сделать своего ребёнка идеальным. У Айлин есть предназначение, и она должна его исполнить. И я сделаю для этого все, что в моих силах.
- Именно поэтому девочка останется со мной, - мне хочется спать, веки становятся свинцовыми. Жаждать сна - для вампира это нонсенс.
- Айлин не будет счастлива в мире людей. Если она останется здесь, то они ее уничтожат.
- Я позабочусь, чтобы этого не случилось.
- У вас это плохо получается, - резко говорит Амалик и останавливается. - Я знаю о том, что случилось. И для меня как для отца это большое горе.
- Вы его заслужили, в отличие от вашей дочери. Я только не понимаю, как вы столь мудрый и могущественный, не смогли предвидеть такого развития событий, и не придумали, как защитить свою дочь от насилия?
- В судьбе каждого существа есть так называемые "слепые пятна". Моменты, в которые жизнь может круто измениться и перескочить на другую спираль развития. Их нельзя ни увидеть, ни просчитать. Этим как бы Вселенная напоминает о том, что невозможно держать под контролем все. Ее встреча с вампиром была как раз той самой роковой точкой. Но когда я это понял, было поздно, и уже ничем нельзя было ей помочь, - в голосе Амалика звучит искреннее сожаление.
- Для ваших планов это существенный минус, - замечаю я.
- Ну что вы, это не так. Я предполагал, что наш разговор касательно Айлин может зайти в тупик, - говорит Амалик, - поэтому предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне мою дочь, а я, в свою очередь, исцеляю вас от болезни. Каждая из сторон получает желаемое, и мы мирно расходимся.
Звук поворачиваемого в замке ключа не дает мне возможности ответить. Дверь распахивается, и в дом врывается Айлин. У нее красное лицо, она сильно взволнована и тяжело дышит. Замечаю, что она прихрамывает. Увидев в гостиной Рудольфа, корчит недовольную гримасу. Не здороваясь, направляется к лестнице. Вслед за ней вбегает Америго. Он выглядит растерянным. Собирается идти за ней, но, стоя на последней ступеньке, она останавливается и оборачивается к нему.
- Спасибо, что проводил, но на этом все, - ее голос звучит решительно, но вместе с тем, без агрессии. - Уходи.
Что за метаморфозы произошли за эти несколько часов? Он все-таки стер ей память? От этого предположения меня передергивает. Хочется убить засранца на месте.
- Надо поговорить, - подходя ко мне, бесцеремонно произносит Америго, не обращая внимания на Вагнера, который с трудом сдерживает свое недовольство.
- И как после этого вы можете утверждать, что заботитесь об Айлин, - кивая в сторону Америго, спрашивает Вагнер, - позволяя этому недосуществу ошиваться у вас в доме?
Влияние Рудольфа на меня резко ослабевает. С появлением Америго его поведение резко меняется. Он него веет холодом, надменностью и страхом.
- Полегче со словами, недоумок, - тут же встает в позицию Америго, вытаскивая руки из карманов кожаного пальто.
- Из одной только вежливости по отношению к моему собеседнику сдерживаюсь, чтобы не убить тебя, - хватая его за ворот рубашки, сквозь зубы шипит Рудольф.
- Да кто ты такой вообще? - недоумевает Америго, отталкивая его. Тот пролетает через всю гостиную, ударяется спиной о дверь, сползает на пол. Но тут же вскакивает на ноги. Золотое пламя в его глазах становится агрессивным.
- Отец Айлин, - вскидывая руку вперед, произносит пару слов на каком-то странном языке. Америго издает вопль, и прижав руку к солнечному плетению, падает на колени. Его лицо перекошено от боли и ужаса. Изо рта льется кровь, заливая паркет. Вагнер смотрит на него, и на его губах появляется торжествующая улыбка. Потом переводит взгляд на меня.
- Надеюсь, господин Дорадо, вы оценили щедрость моего предложения и ответите согласием.
- Исцеление… Разве это возможно? - в свою очередь задаю вопрос я.
- Я могу больше, чем вы думаете, - говорит Рудольф. - Для меня нет границ, в которые вы могли бы вписать "невозможно".
Давно я не оказывался перед лицом столь дерзкого искушения. Сохранить жизнь Айлин, снова обрести бессмертие, освободиться от обязанностей опекуна. Для этого нужно всего лишь сказать "да" и нарушить обещание, данное мертвой. Смогу ли потом жить счастливо? Не сочту ли это самой главной ошибкой своей жизни?
Смотрю, как Америго корчится на полу от нестерпимых мук. У него начинается агония. Сколько дней или часов мне осталось до подобного состояния?
- Вы колеблетесь, - замечает Вагнер.
По телу Америго пробегает волна дрожи, и через мгновение он затихает. Сердце останавливается. Тело расслабляется и обмякает.
- Вы же сказали, что не убьете его, - поднимая глаза на Рудольфа, говорю я. - Но тем не менее, он мертв.
- Полноте, Дорадо. Я имел в виду истинную смерть. А то, что с ним сейчас, так, ерунда. Отдых. Вам ли этого не знать? - Рудольф белозубо скалится в улыбке. - Он заслуживает куда больших страданий.
- Каким бы гадом Америго ни был - он мой брат, - не могу понять: это влияние магии или моя кровная связь внезапно взяла верх надо мной? - И я не позволю вам над ним издеваться, чего бы он ни заслуживал.
- Как благородно! А ведь он обрек вас на мучительную смерть, - Рудольф с любопытством смотрит на меня. - Так мы с вами договорились?
- Нет. Я отказываюсь от вашего предложения, Вагнер. И не отдам вам Айлин, - твердо отвечаю я.
- Но вы же понимаете, что я все равно заберу ее у вас. Тогда вы останетесь и без Айлин, и со своими проблемами, - Рудольф не скрывает своего недовольства.
- В таком случае у меня будет шанс отвоевать ее силой.
- Ваше время заканчивается. Вы не сможете победить меня, - медленно, наслаждаясь каждым словом, произносит Рудольф.
- Если он не успеет, я сделаю это за него, - хрипло говорит Америго, приподнимаясь на локте. Быстро он пришел в себя, я даже не заметил, как.
- А вам милейший, уже подписан смертный приговор. Не думайте, что удастся пережить брата! - Рудольф снимает с вешалки пальто, перекидывает его на руку. На пороге оборачивается, смотрит на меня.
- Полагаю… До скорой встречи, Зотикус, - золотистое пламя исчезает из его глаз, возвращая им светло-голубой цвет.
- Надо было сломать позвоночник этой гниде в двенадцати местах. Как думаешь, еще не поздно это сделать? - плюхаясь в кресло, ноет Америго, прижимая руку к груди. Выглядит он плохо. Бледность с синевой разлилась по коже, на висках выступили трупные пятна.
- Может, тебе лучше убраться отсюда? От греха подальше? - предлагаю я.
- Не сейчас, - отмахиваясь от меня, тяжело дышит он. Но я не собираюсь щадить его. Моя злость на него растет, как снежный ком. Выдергиваю его из кресла. Он пролетает через всю комнату, врезается спиной в окно. Стекло разлетается на осколки. Америго оказывается на земле. Недолго думая выпрыгиваю следом. Не давая ему подняться, бью по лицу.
- Ты стер Айлин память? - сжимая его горло руками, спрашиваю я. Брат слабо пытается разжать мои тиски, хрипит. - Думаешь, так я позволю тебе к ней приблизиться?
- Я не смог… Хотел, но не смог заменить одно насилие другим… - глухо отвечает Америго. У него нет сил защищаться, а я не могу сдержать свою ярость.
Наношу удары снова и снова. Его лицо разбито, из носа хлещет кровь. Заставляю его подняться на ноги - мой кулак врезается ему в грудную клетку, ломая ребра.
- Ты псих… - бормочет Америго разбитыми губами. Отпускаю его, и он падет на спину.
- Если ты еще раз приблизишься к Айлин, этот день станет последним в твоей жизни. Я убью тебя. Если у тебя все еще есть претензии ко мне, давай разбираться лично. Можно прямо сейчас, - мой ботинок тут же оказывается на его груди. Слышно, как хрустят кости. Америго стонет. Рывком хватает меня за щиколотку, и я падаю на землю. Он хочет напасть на меня, но слишком вымотан для этого. Успеваю подняться.
- Ты… Хреновый опекун, - вставая, говорит Америго, упираясь рукой в стену дома. - Хоть знаешь, что эти сволочи с ней сделали? Ты вообще дальше своего носа умеешь видеть?
- О чем ты?
- Сегодня проходил мимо школы, где учится Айлин, решил заглянуть… Эти твари, которые именуются детьми, на которых теперь нельзя поднять руку и отвесить подзатыльник, били ее по ногам, потому что она отказалась встать на колени, а потом отрезали ей клок волос. И, как я понял, подобное с ней происходит не один год, - Америго сплевывает кровь на землю и вытирает рот рукой. - Какого черта ты не можешь разобраться с этим, раз уж такой правильный, как Иисус?
- Ты сам ничуть не лучше этих ублюдков. Или у тебя спонтанная амнезия? - напоминаю я. Тот усмехается.
- Не переводи стрелки на меня. Я знаю, кто я, и не ищу оправданий. Меня удивляет твоя отстраненность от ее жизни на фоне такой идеальной заботы. Неискренне как-то выглядит. Словно ты играешь роль, слова в которой до конца не выучил.
- Догадываюсь, что ты просто так это не оставил…
- Конечно. Убил бы их всех, но Айлин не разрешила. Пришлось ограничиться мелким членовредительством и промывкой мозгов. Я даю тебе шанс самому принять меры, потому что ты ее опекун, и она любит тебя…
Его слова заставляют меня напрячься.
- Но, если ты ничего не сделаешь, - после пары глубоких вдохов продолжает Америго, - я решу проблему по-своему. И не буду церемониться.
- На Айлин наложено заклятье, которое заставляет других людей ее ненавидеть и причинять ей боль. Здесь ничего нельзя сделать, - приваливаясь спиной к стене, говорю я и вкратце рассказываю ему историю девушки.
- А найти того, кто снимет эту дрянь? Оградить от людей? Нанять ей учителя на дом? У тебя что, совсем с головой плохо? - Америго непонимающе смотрит на меня. - Вариантов масса!
- Ты многого не знаешь, - стоит ли ему объяснять, что жить ей осталось несколько дней, и нет смысла что-то менять?
- Так просвети меня. Я толковый, все понимаю, - с готовностью откликается Америго.
- Забудь о ней. Сделай ей такой подарок. Не ищи с ней встречи. Представь, что ее никогда не было в твоей жизни. Если она вдруг стала для тебя что-то значить, освободи ее от своего присутствия и того, ужаса, что с ним связан. Не будь эгоистом. Ты хотел отомстить мне, у тебя получилось. Оставь Айлин в покое. В следующий раз, если я увижу тебя рядом с ней, готовься к истинной смерти, - предупреждаю я и быстрыми шагами возвращаюсь в дом. Америго какое-то время топчется возле окна. Приводит себя в порядок. Потом нехотя идет к калитке. Толкнув ее, оборачивается и, задрав голову, смотрит куда-то вверх. Разворачивается и пьяной походкой удаляется прочь.
Несколько минут сижу в одиночестве. Думаю над тем, что он сказал мне про Айлин. Он не знает деталей и счастлив бороться за нее в своем неведенье. Даже завидую ему. У меня так не получится. Я выбираю для нее смерть - он ищет для нее спасение и защиту. И сейчас, как никогда, мне бы хотелось оказаться на его месте. Поднимаюсь на второй этаж. Дверь в комнату Айлин приоткрыта. Она сидит на кровати и, положив на колени альбом, рисует. Вид у нее сосредоточенный, брови нахмурены. Карандаш резкими движениями скользит по бумаге. Что она там создает? Какие образы из своего воображения сливает на чистый лист?
- Не хочешь рассказать, что случилось? - без стука входя к ней, спрашиваю я. Она бросает на меня короткий, колючий взгляд.
- Разве Америго не доложил тебе все в красках? - сердито спрашивает девушка.
- Нет, только в общих чертах. Ты в порядке?
- А ты сам как думаешь? Ты и твой брат путаетесь у меня под ногами, влезаете в мою жизнь, заставляете чувствовать себя уязвимой! Зачем он приперся? Или ему кажется, что если раз пришел, навалял всем, кому смог, что-то изменится? Мне туда завтра возвращаться. Моя участь станет слаще после таких подвигов? - негодует Айлин.
- Завтра мы пойдем туда с тобой вместе. И только для одного - забрать оттуда твои документы. Больше ты туда ходить не будешь, - сам не понимаю, когда я успел принять это решение.
- А как же учеба? - с недоверием спрашивает Айлин.
- В Лондоне доучишься.
- Ты это серьезно сейчас? - все еще не веря сказанному мной, уточняет моя подопечная. - Я столько просила об этом бабушку, но она была глуха к моим просьбам…
- Абсолютно. Что с ногой?
- Ерунда, небольшой синяк. Через пару дней заживет, - небрежно отвечает Айлин.
- Так что там устроил Америго?
- Побоище. Он раскидал всех, кто меня окружил, переломал им кости. Крики, стоны, кровь… На это был страшно смотреть. Твой брат был похож на разъярённого хищника. Но знаешь… Это было то, чего я желала всю жизнь - чтобы кто-то пришел и остановил все это. Конечно, Саб всегда пыталась защитить меня, но потом мне приходилось помогать ей спасаться. А здесь… Я стояла, смотрела на них и понимала, что они ничего мне не сделают. Потому что между нами стоит Америго.
- Он любит устраивать представления, - вздыхаю я, замечая в глазах Айлин блеск.
- Потом он что-то сказал им на непонятном языке, взял меня за руку и увел за собой, - прижимая ладонь к плечу, на котором выжжено клеймо, говорит Айлин. - Вот, пожалуй, и все.
- Только постарайся не переводить его в разряд героев, - заметив ее восторженное состояние, прошу я. - Это - все тот же Америго, которого ты так ненавидишь. Ничего не изменилось.
- Знаю. Ты не беспокойся, я все понимаю. Это пройдет, - заверяет меня Айлин, но я ей отчего-то не верю. - У меня в голове сейчас полный бардак… Такие страсти кипят, что ой.
Хлопает входная дверь, и кто-то, топая, поднимается по ступенькам. Несколько секунд - и в комнату врывается Сабина. Девушка чересчур румяна, выглядит взволнованной. Она попала под дождь, и ее волосы стали похожи на пружинки. Задерживает на мне холодный взгляд, бросает на пол куртку, садится на край постели Айлин.
- Рассказывай! - требует она, беря ее за руку. - Кто этот красавчик? Я видела, как вы, держась за руки, вышли из школы.
- Брат Зотикуса.
- Ничего себе! Я не знала этого. Ну, что, теперь по закону жанра ты в него влюбишься, да? - энергично спрашивает Сабина. С трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. - Он же твой спаситель. Знала бы ты, что творится сейчас в школе! Все стоят на ушах. С Адой случилась истерика. Ну так что, расскажешь о нем?
Айлин поднимает глаза и смотрит на меня. Пожалуй, мне пора уходить. Выхожу в коридор.
- Да нечего особо рассказывать… - смущенно говорит Айлин подруге, когда я иду к лестнице. - Я его всего пару раз до этого видела…