Глава 21
Пользуясь тем, что Сабина сейчас в гостях у нас дома, отправляюсь к ее матери. Застаю женщину за приготовлением ужина. В квартире творится прежний бедлам, но по сравнению с моим прошлым визитом стало чище, светлее. Катерина, так зовут родительницу Саб, выглядит замотанной и несчастной, но несмотря на это, соглашается со мной поболтать. Она беспечна и как-то особо не интересуется, кто я и зачем пожаловал к ней.
- Вы следователь по делам несовершеннолетних? - спрашивает Катерина, когда я говорю, что пришел поговорить о ее старшей дочери.
- Консультант, - на всякий случай уточняю я.
- Никогда не думала, что моя деточка выберет тот же путь, что и мой муж, - вздыхает она и кладет руки на живот.
- Расскажите подробнее. Мне важно знать, как можно больше деталей, только так я смогу помочь Сабине, - произвести впечатление на женщину не составляет никакого труда. Катерина усаживает меня за стол, наливает чашку крепкого чая, садится напротив.
- Где-то с полгода назад Саб стала пропадать по вечерам. Поздно приходила, иногда даже за полночь. Я очень волновалась за нее: девочка же еще совсем… А она мне: то "я у Айлин уроки делаю", то "уроки танцев беру". Я хотела ей верить, но сердце матери ведь не обманешь… Проследила за ней. Каждый вечер она бежала в гараж к моему брату, где они разбирали угнанные машины на запчасти, а потом перепродавали. Решила поговорить с ней на чистоту. Сказала, что знаю, что она спуталась с ворами, и это скорее всего плохо закончится, а дочка ответила мне, что у нее есть мечта уехать отсюда в другую страну вместе с Айлин и начать там новую жизнь. Мол, таким образом собирает деньги на светлое будущее вдали от дома.
- То есть пошла по стопам своего отца… Ведь когда родилась Сабина, он отбывал срок в тюрьме?
- Да, дурная наследственность, - опуская глаза, подтверждает Катерина.
- Вы мне лжете. Ее отец - Рудольф Вагнер? - пользуясь внушением, спрашиваю я.
- Увы, да… - отвечает женщина и тут же оглядывается по сторонам.
- Почему же - увы?
- Он знать не хочет ничего о своей дочери. Я, дура глупая, взяла и рассказала об этом Сабинке, она пошла к нему, а этот мерзавец выгнал ее, назвав самозванкой. Хотя, когда я была беременна, знал, что ребенок от него. Умолял сохранить малыша, даже деньгами помогал, пока Матвей сидел.
- Как это восприняла Сабина?
- Расстроилась сильно. Обидно ведь, когда родной отец такое говорит. Стала еще больше пропадать в гараже, потом начала участвовать в гонках, пару раз приносила хорошие деньги. Правда, муж их отобрал у меня и пропил.
- Последнее время не замечали за ней ничего странного?
- Нет… Странность - это ее обычное поведение. Спортом вот начала заниматься активно. В спортзал ходит, по утрам бегает. А раньше позаниматься не заставишь… Парень у нее появился, да такой, что как зыркнет, мурашки по всему телу табуном бегут.
- Кто он? Чем занимается?
- Да кто же его знает… Монгол какой-то. Никогда не причешется. Волосы, вечно распущенные по спине болтаются. Неприятен он мне. А она влюбилась в него до беспамятства.
Вспоминаю танцора из клуба "У Вагнера". Не о нем ли говорит Катерина? Взгляд у него и, правда, особенный - древний, пронизывающий до глубины души. Что их на самом деле может связывать с Сабиной?
- Спасибо за уделенное время, - благодарю я, поднимаясь из-за стола. - Надеюсь, теперь дела пойдут быстрее.
- Помогите ей, пожалуйста, - просит Катерина. - Она хорошая девочка, просто светлого в ее жизни ничего не было.
- Сделаю все, что в моих силах, - обещаю я и покидаю квартиру Ковалевских.
Рогожкин - это тот, кого я меньше все ожидаю увидеть по возвращении домой. Он сидит на диване в компании Айлин и Сабины, что-то оживленно им рассказывает. Рита ставит на журнальный столик поднос с чайником и чашками. Дэшэн приносит пирог. В воздухе витает аромат свежей выпечки и терпкой заварки.
- Добрый вечер, - здороваюсь я с профессором.
- Рад видеть вас, молодой человек, - поднимаясь мне навстречу, произносит Рогожкин, внимательно глядя мне в лицо. - Как ваше здоровье?
- На стадии смирения, - садясь в кресло, отвечаю я. Гость откидывается на спинку дивана, и от него исходит аромат эфирных масел. Точно такой же, как у того танцора в клубе. В тот раз он показался мне знакомым, и теперь я точно знаю, где впервые услышал его. В кабинете истории.
- Мне жаль, - искреннее говорит профессор, наклоняя голову вбок.
- И мне.
Повисает пауза. Рогожкин берет чашку и делает несколько глотков. Айлин задумчиво заплетает косу, тут же расплетает, начинает плести снова. Сабина с аппетитом набрасывается на пирог, удерживая кусок обеими руками и сладко причмокивая. Я смотрю в окно, за которым сгущаются сумерки.
Рогожкин бросает взгляд на Айлин. Она упорно делает вид, что не замечает этого. Зачем он вообще сюда пришел? Поговорить о последних новостях? Или есть что-то еще, чего я просто не замечаю?
- Чай восхитительный! - наливая себе вторую чашку, хвалит Рогожкин.
- Приходите чаще в гости, - Айлин выдавливает из себя улыбку. - А то уедем с опекуном в Лондон… У кого вы тогда чаевничать будете?
- Когда собираетесь? - оживляется Рогожкин.
- В начале следующей недели, - отвечаю я. Это чистая ложь, и профессор понимающе улыбается. Он просчитывает мое вранье. Да он, видимо, дьявол.
- Хорошее дело, правильно делаете. Поезжайте, посмотрите мир. Когда долго никуда не выбираешься, жизнь начинает напоминать болото и смердеть. Вот и мне тоже пора бы отправиться в путешествие… Засиделся я в вашем городке. Хвала небесам, дела подходят к концу, и можно ехать со спокойной душой.
- Собираетесь уволиться? - спрашивает Айлин, смахивая крошки с верхней губы.
- Ты, как всегда, угадала, - Рогожкин расплывается в улыбке. - Может быть, мы даже пересечемся в Лондоне.
Снова вслушиваюсь в его сердцебиение. Двадцать семь ударов. Кто же ты, мужик? И что же случилось, раз твоя миссия здесь так внезапно закончилась?
- Значит, вы попрощаться пришли? - с грустью произносит Айлин.
- Да, именно так, - Рогожкин поднимается. - Что ж, мне пора. Девочки, берегите себя. И пишите мне письма. Старики всегда радуются таким мелочам! Даже простая открытка будет настоящим праздником для меня.
Он по очереди обнимает Айлин и Сабину. Они расстроены его известием.
- Хочется верить, что произойдет чудо и вы снова обретете здоровье, - пожимая мне руку, говорит Рогожкин. - Мне бы этого очень хотелось. Будь у нас чуть больше времени, мы, без сомнения, стали бы друзьями.
Профессор берет пальто и направляется к двери.
- Ой! - кричит Сабина. - Можно я с вами пойду? А то все говорят про какую-то собаку огромных размеров, что бродит после заката… Страшно.
- Конечно, - великодушно откликается Рогожкин. Сабина спешно натягивает на себя куртку, посылает Айлин воздушный поцелуй и выходит на крыльцо следом за профессором.
- Единственный светлый человек изо всех, кто преподавал в школе… - вздыхает Айлин. - Кроме Ады, конечно. Жаль, что мы больше не увидимся. Он всегда поддерживал меня, говорил комплименты, добрые слова. Правда, после каждой нашей встречи в школьном коридоре у меня было ощущение провала в памяти.
- В чем это выражалось? - настораживаюсь я.
- Ну вот, к примеру, шла я в класс математики, и вдруг оп! - стою возле столовой. Как я там оказалась? Знать не знаю, - пожимает плечами Айлин. - И сегодня было так же. Я шла за конфетами, он меня что-то спросил, и вот я уже стою в ванной, умываюсь.
- Он зачаровывал тебя, а потом стирал память… Но для чего? - обескураженный таким открытием, задаюсь вопросом я.
- Профессор - тоже вампир? - на лице Айлин отражается ужас.
- Не уверен, но не обычный человек точно. И, похоже, что-то должно произойти важное… - задумчиво говорю я. - У меня будет к тебе просьба. Прошу, отнесись к ней серьезно. Ты не должна больше доверять Аде.
- Но почему?! - искренне недоумевает Айлин. - Что она такого сделала, что и ты, теперь простив нее?
- Не могу тебе пока сказать. Но прошу, будь осторожна с ней. Обещаешь?
Айлин кивает.
Целую в макушку и поднимаюсь к себе.
Принимаю душ и собираюсь переодеться, когда в дверь раздается настойчивый стук.
- Это Дина! - доносится до меня взволнованный голос девушки. - Надо срочно поговорить.
Спешно натягиваю джинсы и впускаю ее. Он выглядит возбуждённой и румяной. Глаза лихорадочно блестят.
- Что стряслось?
- Ада - из рода инквизиторов, - на одном дыхании выпаливает Дина.
- По-видимому, я должен впечатлиться? - непонимающе смотрю на ведьму. Та вздыхает. Подходит к окну и садится на подоконник.
- Она - мистическое существо, осознающее свое предназначение.
- А что, есть такие, которые этого не понимают?
- Полно. Отсутствие осознанности - и человек никогда не узнает, что за сила в нем скрыта. Она это понимает. Ее призвание - очищать землю от таких, как мы. Ведьм, оборотней, вампиров. Призыв убивать у нее в крови. Но Ада не так сильна, как ее дочь. Вот от кого мир существ всколыхнется.
- У нее есть ребенок?! - эта известие немало удивляет меня.
- Двое. Она родила близнецов. Ее муж так же был инквизитором. Поэтому дети родились необычными. Особенно, девочка.
- Тогда что ее связывает с Амаликом? Если желание убивать подобных у нее по призванию, почему она спит с ним? Почему он еще вообще жив?
- Я не знаю ответов на эти вопросы. Но это что-то очень важное для нее. То ради чего, она может переступить через свою сущность.
- Ада знает, кто такая Айлин, и поэтому пыталась убить ее. Теперь все становится понятней, - говорю я, но эти знания не приносят мне ни малейшего облегчения.
- Весь ее род сейчас на волоске от гибели, и это наводит меня на мысль о жертвоприношении, - кусая губы, медленно произносит Дина. - Вполне возможно, что дети Ады должны стать теми самыми жертвами, которых во время посвящения должна убить Айлин.
- А это значит…
- Что надо все сделать в ближайшие сутки, - заканчивает за меня Дина. Спрыгивает с подоконника, подходит и берет за руку. - Ты справишься.
- Разумеется.
- По поводу Сабины… Она тоже не так проста, как кажется. Да, она связна с Вагнером, он ее биологический отец, впрочем, ты уже это знаешь. Но это не все. Помимо этого, девушка еще охотник. И не просто, а уже познавший свою жертву.
- Подозреваю, что это она убила Елену.
- Как ты мог молчать о таком? - возмущается Дина.
- У меня нет доказательств того, что это сделала она. По крайней мере, пока, - открывая шкаф, и доставая оттуда рубашку, отвечаю я. - Чем охотник отличается от инквизитора?
- Инквизитор беспощаден и безжалостен до одержимости. Он действует по зову сердца, его невозможно уговорить, склонить на свою сторону. Охотник работает на инстинктах, которыми он в состоянии управлять, и, чаще всего, за деньги. Менее идеалистичен, больше ищет выгоду для себя, хорош как ищейка, за версту чует нечисть, - поясняет Дина, приваливаясь к стене. - В любом случае их необходимо устранять. Как ты мог прожить столько лет и ни с кем из них не столкнуться? Что за бред?
- С охотниками знаком. А вот с инквизиторами дел никогда не имел. Какая-то ты кровожадная, - замечаю я. - Твоя тетка старается спасти всякое живое существо, а ты думаешь лишь об убийствах. Как так?
- Я познала магию баланса, а она только ее светлую сторону. Если я превышу значимость света или тьмы, со мной будет то же самое - я стану предвзятой к той стороне, от которой откажусь.
- Ты, как бомба замедленного действия, - замечаю я, застегивая последнюю пуговицу.
- Поезжайте завтра с Айлин в лес. Будет идеальная погода для прогулки. И место для вечного сна там прекрасное… - направляясь к двери, говорит Дина. - До рассвета у тебя полно времени, чтобы смириться с этим. Только не думай об этом, чтобы она ничего не почувствовала.
Ее приговор звучит беззаботно, буднично. Словно речь идет не о сестре, а каком-то чужом человеке. Молча киваю. Девушка уходит. Невидящим взглядом смотрю на отражение в зеркале.
Охотиться, чтобы забыться - давно я этого не делал. Азарт заставляет мозг выключиться, следовать только своим инстинктам. Сейчас я сжимаю горло своей пятой жертвы за этот вечер. Я не голоден, поэтому удается всех оставить в живых. Пара глотков крови - и новое преследование. Завтра я выполню обещание, данное Елене, и стану свободен. Быть может, даже успею вернуться в Лондон. Вспоминаю о Ливии, и становится тоскливо. Неужели я не успею попрощаться с ней? Поблагодарить ее за все, что она для меня сделала? Увидеть ее в последний раз? Перед глазами всплывает ее красивое лицо, рыжие локоны, струящиеся по плечам. Триста лет я скучал по ней, несмотря на боль, что пожирала мое сердце, а, узнав правду, вместо того, чтобы бросить все и поехать к ней, отправился к Аде. Осознаю могущество Амалика, и мне становится не по себе. Что если Айлин действует так же? Это - не мои чувства к ней, а фантазия, созданная ею? Мне важно знать правду. Но как это проверить?
Свернув в очередную темную подворотню, сталкиваюсь там с Америго, который пьет кровь из шеи какого-то тщедушного паренька. Услышав мои шаги, он отрывается от его артерии и бросает на меня свирепый взгляд. У меня нет желания нарушать его трапезу, питание - интимный процесс, собираюсь развернуться и уйти.
- Не хочешь присоединиться? - неожиданно спрашивает он. Этот вопрос ставит меня в тупик. Вампиры делятся жертвами только в двух случаях - они любовники, или же близкие друзья, семья. Но предлагать такое тому, кого считаешь врагом - нонсенс. Отказ же от подобного предложения равносилен личному оскорблению.
- Ну же, - торопит меня Америго. - Пока он тепленький.
Запах крови дразнит меня, делает слабым. Не могу отвести глаз от раны на шее парнишки. Инстинкты берут верх, и я оказываюсь рядом с братом. Он уступает мне свою жертву, мне приходится удерживать ее за плечи, чтобы не упала. Приникаю к артерии, делаю несколько жадных глотков. На мгновение поднимаю голову, смотрю на Америго. Он стоит рядом, сунув руки в карманы, и наблюдает за мной, склонив голову набок. В его взгляде нет ни злости, ни ненависти, только любопытство. Для чего он все это затеял?
Заканчиваю ужин и опускаю бездыханное тело на землю.
- Ностальгия - вредное чувство, согласись, - произносит Америго, и его слова эхом летят по подворотне. - Мы оба только что проявили слабость. Я - предложением, а ты согласием.
- Можем назвать это кратким перемирием, - предлагаю я, пытаясь как-то оправдать свои действия.
- Пойдет, - легко соглашается Америго. - Прогуляемся?
Ничего не отвечаю. Не сговариваясь, мы одновременно двигаемся в сторону улицы. Какое-то время молча идем рядом. Изредка перебрасываемся взглядами. Время - около полуночи, прохожих почти нет. Тихо, лишь слышен свист ветра. Миновав пару кварталов, останавливаюсь. Америго делает то же самое. Мы стоим посреди пустыря. Над нами висит луна. Она почти полная, со дня на день будет полнолуние.
- Хочу покаяться, - нарушает тишину Америго. - Это я стрелял в Арсена. Хотел, чтобы, потеряв его, ты мучился от одиночества и горя. До сих пор не понимаю, как он смог выжить, я же всадил в него лошадиную дозу ферулы.
- Я догадывался, что это может быть твоих рук дело, так что тебе не удалось удивить меня, - отвечаю я, глядя ему в глаза. - Но с чего ты вдруг решил облегчить душу?
- Мы все-таки братья.
Его слова обескураживают меня. С какой радости он вдруг вспомнил о нашем родстве? Неужели мои слова, неосторожно брошенные Амалику, возымели на него такое сильное действие?
- Нет. Я перестал быть твоим братом, надев на тебя тунику малеста, а ты, когда ввел мне лекарство от бессмертия. Какой смысл вспоминать теперь об узах крови? - пожимаю плечами я. Мне снова непонятно, что задумал Америго. К чему весь этот фарс и откровенность? Что он хочет донести до меня после всего, что было?
- Потому что у нас до сих пор один создатель, - напоминает Америго и прищуривается.
- Который со дня на день придет в себя, обличит нас, как своих убийц, и нам в очередной раз станет весело жить, - усмехаюсь я. - Через пару дней твоя мечта исполнится, ты сможешь сплясать чечетку на моей могиле. Отчего же у тебя такое кислое выражение лица? Неужели ты не рад?
- Ну, что ты! С упоением жду этого момента, когда смогу закрыть тебе глаза. Но несмотря на это, я скучаю по своему брату, - неожиданно выпаливает Америго. - По тому, прежнему Зотикусу, который был моим другом.
- Знаешь, в тот момент, когда ты метал в меня серебреные кинжалы, я пытался найти тебе оправдание. Чувствовал свою вину за то, через что тебе пришлось пройти. Сожалел, что не поговорил с тобой тогда, не смог быть храбрым, чтобы самому принять решение. Но когда ты впутал в это Айлин… Человека, который не имел никакого отношения к тому, что между нами случилось, понял, что не смогу простить тебя. Это всегда будет стоять между нами. Я готов простить тебе свою смерть. Потому что это личное, наши счеты, сам виноват в том, что это произошло. Я, но не она.
- Ты изменился, - замечает Америго. - Раньше для тебя существовало лишь черное и белое. Теперь видишь оттенки. Видимо, жизнь, правда, учит.
Америго молча рисует носком ботинка что-то на земле. Откидывает со лба волосы, смотрит на меня.
- Ты прав насчет девушки. Сожалею, что впутал ее в это дерьмо. Это не было частью плана. Когда я поцеловал ее, меня переклинило. Злость, ненависть, желание уничтожить накрыли с головой. Остались только инстинкты, и они взяли верх. Мне было все равно, что с ней будет. Овладеть ею, подчинить своей силе - вот все, чего я хотел. А потом - убить. Сломать все кости. Задушить, чтобы ощутить, как из нее уходит жизнь. В один момент все вокруг стало красным. Лишь когда я почувствовал вкус ее крови, это отрезвило меня… Ярость мгновенно улеглась, оставив лишь презрение к себе. Ведь я встал на одну ступень с теми, кого ненавидел, - голос Америго звучит глухо. Но в его глазах я вижу искреннее раскаянье. И это выбешивает меня, а не приносит удовлетворения. - Я бы отказался от своего бессмертия, если бы это могло как-то исправить эту ситуацию.
- Звучит так себе.
- Суть ты понял.
- Зачем ты мне исповедуешься? Душевных сил не хватает самому пережить все, что натворил?
Моя злость на него начинает набирать обороты. Хочется дать свободу рукам и разукрасить его похлеще, чем утром. А может быть, и вовсе шею свернуть.
- Я хочу исправить то зло, что причинил ей.
- Это невозможно, - возражаю я, вспоминая, как блестели глаза Айлин, когда она говорила о моем брате.
- Для меня не существует такого слова. Это лишь значит, что надо приложить чуть больше усилий, чем обычно, - уверенность в голосе Америго окончательно выбивает меня из колеи и толкает на глупый поступок. Знаю, что потом пожалею об этом, мне может это выйти боком, но сейчас мне хочется причинить ему боль. Задеть за живое. Мелко, пакостно, глупо, по-детски.
- В таком случае, тебе будет интересно узнать, что в тот вечер, когда твои сосунки ввели мне лекарство от бессмертия, ты подписал Айлин смертный приговор. Умру я - умрет и она.
- Что за чушь ты несешь? - Америго смотрит на меня, как на психа.