Пришло время отринуть жалость и сострадание. Мы станем сильными и отважными, коварными и осторожными, мы отречемся от идеализма, который сопутствовал нам прежде. Наш девиз - жертвовать, чтобы выжить, и выжить - ради великих идеалов.
Эсквиел хотел было продолжать, но потом решил, что на сегодня сказал достаточно.
Он снова откинулся на спинку кресла, позволив себе удовольствие испытать полное единение с мультиверсумом.
- Где ты?.. - негромко сказал он. - Кто ты?
Его жажда обрести эту неведомую недостающую сущность была мучительно осязаемой - она приводила его в замешательство, поглощая все его внимание, отвлекая от дела, которому призван был отдать всего себя.
Он уже связался с кораблем, где шла игра, и теперь нетерпеливо ждал катер, который доставит его туда.
Он встал и зашагал по своей тесной и неубранной каюте, разливая свет, трепещущий и бьющий голубыми, золотистыми и серебряными лучами; тени плясали вокруг него, и временами казалось, что по каюте бродят несколько призраков Эсквиела.
Наконец приблизился катер, состыковался с кораблем, и Эсквиел через шлюзовую камеру ступил на корабль, где его приветствовал лорд Морден.
- Может быть, - сказал он, - с вашей помощью, Эсквиел…
Но Эсквиел покачал своей радужно сияющей головой.
- Мои возможности в этом смысле чрезвычайно ограничены, - ответил он. - Надеюсь только, что смогу помочь игрокам подольше продержаться.
- Да, тут есть кое-что еще… Зелински хочет вас видеть. Оказалось, что те четверо, что прибыли с Беглеца, обладают некой коллективной энергией…
Эсквиел и Морден быстро шли по коридорам, гулко клацая ботинками по металлическому покрытию.
- Немедленно поговорю с Зелински, - сказал Эсквиел.
Они остановились у дверей.
- Вот его лаборатория.
- Он тут?
Морден повернул ручку и вошел. Зелински поднял глаза и зажмурился, когда увидел идущего вслед за Морденом Эсквиела.
- Какая честь… - несколько иронически заметил он.
- Лорд Морден сказал мне, профессор, что у вас есть что-то новенькое?
- Да вроде. Эта женщина, Мери Роффрей, она теперь не то что совершенно нормальна, она… как бы сказать… сверх нормальна! Что-то случилось с ее рассудком на Росе. Сама структура его стала совсем иной. Она разительно отличается от всех… кроме, пожалуй…
- Кроме меня? - Эсквиел почувствовал, что дрожь побежала по его телу. - Она что, похожа на меня, как вам кажется?
Зелински покачал головой:
- Она выглядит совершенно обычно, пока не начнешь анализировать структуру ее мозга. Такая, как она, нам как раз сейчас и нужна.
Кажется, картина начала прорисовываться перед внутренним взором Эсквиела.
Что эта женщина, может быть, она как раз и призвана утолить мучительное чувство неполноты его собственной сущности. Или же иерархи специально внедрили что-то в ее сознание, чтобы усилить те качества, которые были потенциально в ней заложены, и вручить ей оружие в битве за человечество. Эсквиел мог только гадать.
- Она стала такой не от того, что подверглась психологической атаке чужаков, - заговорил Зелински. - И даже не от того, что случилось с ней на Росе, где ее преследовали галлюцинации, которые хоть кого с ума сведут. Что-то или кто-то радикально изменил ее ментальность. Никогда не встречал столь тонкого равновесия сознания!
- Что вы хотите сказать? - спросил Эсквиел.
- На одном полюсе - совершенное безумие, на другом - совершенная адекватность. - Зелински нахмурился. - Не приведи Бог оказаться на ее месте. Она в момент прошла с О’Харой ускоренный курс обучения. Но участие в игре может лишить ее рассудка теперь уже навсегда, стоит лишь чуть-чуть нарушить хрупкое равновесие, в котором пребывает ее психика.
- Значит, вы считаете, что она может навсегда лишиться рассудка?
- Да.
Эскниел задумался.
- И все-таки мы должны использовать ее, - сказал он наконец. - Слишком много поставлено на каргу.
- Ее муж против, но сама она, кажется, относится к этому нормально.
- Он просто бунтарь, по определению, этот Роффрей, - не преминул встрять Морден.
- Он что, будет ставить нам палки в колеса в этом деле?
- Да нет, он угомонился, - сказал Зелински. - Вообще-то для него это необычное состояние. Кажется, участие в игре сильно повлияло на него. Да и не удивительно…
- Мне нужно повидаться с ней, - сказал в заключение Эсквиел, выходя из лаборатории.
По длинному коридору все двинулись в игровой зал.
Эсквиел хотел видеть Мери Роффрей - это желание с отчаянной силой овладело им. Он шел быстрым, широким шагом, а мысль его напряженно работала.
С тех самых пор, как они с Ринарком отправились на Беглец, их с Мери пути пересеклись, но не прямо, а как бы опосредованно. Он никогда не видел ее, но знал, что эта она снабдила Ринарка теми важными сведениями, без которых им бы никогда не отыскать иерархов. Кто же она? Просто марионетка, которую иерархи используют, чтобы спасти человечество? А может, она вовсе не марионетка, а нечто гораздо более значительное?
Она, должно быть, все-таки та самая недостающая часть, отсутствие которой он так болезненно ощущает всем своим существом. Однако очевидно, что прямой контакт с мультиверсумом у нее отсутствует. Она наделена энергией разрушительного воздействия на чужаков, его же способности в этом плане несравненно более скромные. Многое связывает их, но многое и разделяет. Вместе они оба как бы обладают такими возможностями, которые должны быть присущи цельному Человеку. У нее есть что-то такое, чего нет у него, и наоборот. Разве они могут быть похожи?
Еще мгновение - и, возможно, все откроется ему.
Он еще раз мысленно перебирал все, что знал о Мери. Ее менталитет сыграл решающую роль в жестокой схватке с чужаками. При этом она служила как бы проводником для остальных. Все, кто побывал на Росе, гораздо более всех других обитателей флотилии способны к борьбе с чужаками. Поэтому следует, кроме Мери, использовать и тех троих.
Но главным образом его занимало сейчас то, что сказал ему Зелински.
Чудовищное напряжение последнего раунда игры могло безвозвратно погубить рассудок Мери.
Он знал, что ему предстоит сейчас. Но как тяжела эта ноша! Он вершил свой выбор, а свет, излучаемый им, казалось, бледнеет, становится холодным и уже не мечется более исступленным вихрем вокруг него. Печаль захлестнула его, он даже не думал, что может когда-нибудь испытать такое горькое чувство. И тщетно было бороться с ним.
Может статься, он убьет эту женщину, навеки лишив себя той силы, которой она владела, силы, которая принадлежала ему в той же мере, что и ей.
Время шло неумолимо, и ничего не оставалось, как только действовать, и действовать немедленно. Начало последнею раунда приближалось.
Они подошли к дверям зала, где шла игра…
Глава 18
В главном зале сидели Мери с Уиллоу и слушали сотрудника лаборатории, инструктирующего их. Другие игроки записывались для участия в последнем раунде. Все они казались очень усталыми, и видно было, что им не по себе. Многие даже не подняли головы, когда быстро вошел Эсквиел и, не закрыв за собой двери, стремительно направился и другой копен зала. Свет струился вокруг его тела и шлейфом стлался за ним. Мери обернулась и увидела его.
- Вы! - сказала она.
Ее изумленный взгляд замер на лине Эсквиела.
- Разве мы встречались? - спросил он. - Не помню.
- Я несколько раз видела вас с Ринарком на Росс.
- Но ведь мы были там несколько лет назад!
- Знаю, по Рос - необычная планета. Времени там не существует. Во всяком случае, это могло быть только там.
- Но как же все-таки вы узнали меня?
- Я все время чувствовала, что вы где-то рядом. Кажется, даже еще до того, как мы прибыли на флотилию.
- Но, очевидно, вы не можете существовать в мультиверсуме, как я. Интересно, что нас связывает? - Он улыбнулся. - Может, наши с вами общие друзья иерархи и ответили бы нам.
- А может быть, все гораздо проще, - сказала Мери. Она испытывала к Эсквиелу странную симпатию - никогда прежде она не чувствовала ничего подобного. - Ведь мы видели иерархов и контакт с ними дал нам обоим нечто общее, что мы сейчас и узнали друг в друге.
- Очень может быть, - кивнул он и тут вдруг заметил, что Уиллоу не отрываясь смотрит на него, и в глазах ее стоят слезы. Он овладел собой и резко сказал: - Однако нам следовало бы лучше подготовиться. На этот раз я тоже собираюсь наблюдать за игроками. Вы, Мери, будете работать под моим руководством; как прежде, будем использовать также и остальных - Роффрея, Телфрина и Уиллоу. Все мы составим как бы единое звено.
Мери взглянула на остальных - они подошли из другого угла, где Зелински и его команда возились с каким-то прибором.
- Вы слышали?
У Адама был страдающий взгляд бессловесного животного, как успела заметить Мери, прежде чем он опустил глаза.
- Слышали, - ответил он. - Все слышали.
Мери взглянула на Эсквиела, как бы прося совета, но он ничем не мог помочь ей. И тот и другой испытывали неловкость: Мери - перед Роффреем, а Эсквиел - перед Уиллоу.
Близится время, чувствовала Мери, когда ей придется рвать узы, связывающие ее с мужем.
А Эсквиел думал, что давно уже миновало то время, когда их с Уиллоу, как вот теперь с Мери, мог ждать общий удел.
Они просто смотрели друг на друга - слова тут были лишними.
О’Хара вывел их из задумчивости:
- Всем приготовиться! Помните, в предстоящем раунде мы должны одержать сокрушительную победу. Этот раунд - последний. Исход его решает все!
Три участника игры, возглавляемые Эсквиелом и Мери, направились к специально приготовленному пульту.
Зелински и его команда, закончившие свою работу, шли рядом.
Все пятеро настроили себя на игру.
Уиллоу и Адам Роффрей должны были сконцентрироваться, но ими обоими владел страх. Уиллоу боялась за Мери, которой предстояло пройти тяжкие испытания, чтобы достичь своего паранормальною состояния, Роффрея пугало, что Мери навсегда лишится рассудка, и вместе с тем он приходил в ярость при мысли, что их отношения обречены на разрыв - у них ведь даже не было возможности попробовать начать все сначала.
Теперь его соперником стал Эсквиел, который сам вряд ли понимал это.
Один Телфрин ничего не боялся. Как бы там ни было, он чувствовал, что будет стоять до конца, сколько понадобится, пока Мери будет в состоянии участвовать в игре.
Эсквиел, склонившись к Мери, прошептал:
- Помните, что мы оба связаны друг с другом так тесно, как только возможно. И если вы почувствуете, что приближается безумие, не впадайте в панику. Я буду вести вас в нужном направлении.
- Спасибо. - И она улыбнулась ему.
С возрастающим напряжением все ожидали начала игры.
Он был такой осторожный, мягкий, этот первый зонд. Будто тонкий надрез острого скальпеля.
- Не ждите! Нападайте! Нападайте! - неистово кричал О’Хара.
Войдя в контакт с Мери, Эсквиел начал бороздить ее память, проникая в самые глубокие тайники подсознания, - такое впору, наверное, только изощренному преступнику.
Но даже погружаясь в тошнотворный, головокружительный водоворот безумия, Мери четко знала, что Эсквиел не причинит ей зла. Ведь не из преступных же намерений он делал это. Ему приходилось совершать над собой неимоверные усилия, чтобы заставить себя продолжать эту мучительную работу. Он изучал ее мозг, рассекая, разрывая, разнимая его на части и структурируя его заново; он проделывал все это, вполне отдавая себе отчет, что, в конечном счете, совершает, возможно, тягчайшее преступление.
Остальные трое участников надрывались, снабжая Мери энергией, которую Эсквиел направлял против соперников.
- Вот они, Мери, ты видишь их!
Мери обратила свой остекленевший взор на экран.
Да, она видит их.
И внезапно страшная тьма будто накрыла ее. Иглы, раскаленные докрасна, вонзились в нежную ткань ее мозга. Сама она стала струной, которую натягивают все туже и туже, струна вот-вот лопнет. Она не может… Она не может…
И вдруг она засмеялась. Ей было очень забавно. Они все тоже смеются над ней.
Она всхлипнула, и захныкала, и рухнула в бурлящее месиво какой-то нечисти, которая металась и бесчинствовала во всех закоулках ее разума. Они хихикали, и глумились, и тыкали пальцами в ее мозг и ее плоть, и вытягивали нервы, и, испытывая непристойное наслаждение, ласкали то, чем успели завладеть.
Она ринулась прочь - все вокруг стало пропитываться ощущением кроваво-красного… кроваво-красным ощущением, которое всегда царит здесь. Она знает это. Ей так знакомо это ощущение, и она ненавидит его, больше всего на свете ненавидит его.
Прочь - чувства… прочь - жалость к себе… прочь - любовь… прочь - томление, и ревность, и бесплодная грусть. Трое остальных объединились, и сомкнулись, и сообщили свою энергию Мери. Все, что чувствовала и видела она, они тоже видели и чувствовали. И временами все пятеро как бы сливались воедино и созерцали то, что раньше было доступно только Эсквиелу и что придавало им силу, которую они передавали Мери.
Борьба все длилась и длилась, и они набрасывались на чужаков, ненавидя их, метали в них разрушительные заряды смертоносных эмоций, порождаемые коллективным разумом.
Соперникам казалось, будто их вдруг атаковали из атомной пушки, в то время как они-то готовились всего лишь к войне на шпагах. Они сгибались под напором этого шквала. Они отступали, они поражены и даже восхищены, если так можно было сказать про чужаков, на свой особый, странный для людей, манер, но держались твердо и, оправившись от первого шока, стали играть хладнокровно и деловито.
Роффрей вышел из контакта, услышав чей-то голос. Это кричал О’Хара:
- Побеждаем! Зелински был прав. Мери в совершенстве владеет мастерством игры. У нее мозг так устроен, что она точно направляет в противника те импульсы, которые наиболее ненавистны ему, а следовательно, и разрушительны. Здесь что-то кроется, какая-то тайна, которую людям не дано постичь. А ей это под силу!
Роффрей уставился на него непонимающим взглядом, потом снова обратился к игре. Какой-то миг, пока он снова не погрузился в игру, О’Хара следил за ним. Их счет медленно возрастал - вдохновение, охватившее Мери, казалось, передавалось другим игрокам, которые тоже выкладывались из последних сил.
- Это наш звездный час, - сказал О’Хара торжественно. - Наш звездный час!
Подойдя к Мери, он увидел ее искаженное, перекошенное, все в испарине и слюне лицо в ауре таких же мерцающих контуров, какие неизменно окружали Эсквиела.
Теперь и она знала, что побеждает. Она видела, как противники дрогнули и отступили. Она чувствовала, что победа уже близка. Хотя безумие было яростным и всепожирающим, за ним стояла уверенность, которую рождало в ней присутствие Эсквиела, и она продолжала работать, посылая импульсы, хотя и мозг и тело напоминали о себе сильнейшей, иссушающей болью.
Внезапно она потеряла сознание, но откуда-то издалека ей слышался голос, зовущий ее:
- Мери! Мери!
Эсквиел, понимая, что не без его участия она впала в это состояние, с трудом заставил себя продолжать игру. Он должен был сделать это. Он положил руку на мокрые от пота волосы Мери, запрокинул ей голову и пристально взглянул в ее пустые глаза.
- Мери, ты можешь прогнать их прочь, ты можешь это! - Он почувствовал, что начал входить с ней в контакт. Он сконцентрировал ее внимание на экраны.
Она заметалась в кресле и вдруг посмотрела на Эсквиела. К своему великому облегчению, он увидел, что взгляд у нее совершенно осмысленный.
- Эсквиел, - сказал она, - что это было?
- Ты можешь стать такой, как я, Мери, - сейчас!
И тут она замычала прямо ему в лицо, захохотала, и Эсквиелу показалось, что звуки ее голоса материализовались, обретя вес, и бьют, бьют ему прямо в голову; ему хотелось вскинуть руки, защищаться от них и бежать, спастись, скрыться, чтобы не видеть того, что он натворил. Но он снова овладел собой и повернул голову Мери к экранам.
Роффрей, сам не свой от боли и сострадания, злобно кося глазами, стоял, едва сдерживая себя. Мери буйно хохотала и неистово рвалась куда-то. Эсквиел не мог установить с ней контакт. Вдруг она взметнула руку и ногтями полоснула по лицу Эсквиела. Роффрей, увидев, как выступила кровь, был поражен. Он забыл, что Эсквиел во многом подобен людям, что он так же смертен, как и они. Но от этого Роффрею легче не стало.
Эсквиел пытался справиться с приступом ярости, охватившим Мери, обратить его на противника. Он бился, стараясь восстановить эмоциональный контакт с ней.
Она заволновалась - ее имя звучало, то обретая форму, то как бы скручиваясь, сновало во тьме. Она стремилась, тянулась к этому знакомому голосу.
А рядом почти все другие игроки уже стали жертвой психологической атаки чужаков. Ритмично накатывали волны уродливых чувственных импульсов, посылаемых противником, и уже не выдерживали даже самые сильные, казалось, им уже не сохранить той искры, которая не давала угаснуть их рассудку; казалось, они уже не способны сопротивляться.
И тут Эсквиелу пришла спасительная мысль установить контакт с Мери так, как он обычно делал это с чужаками, то есть не на лексическом, а на образном уровне. Он внедрил в ее сознание ощущения и образы - нечто взятое из его собственной памяти. Эффект оказался пронзительный - он почувствовал такую тесную связь с Мери, такое сострадание к ней, что с ужасом ощутил, как начинает угасать его собственный разум. Он понимал, что должен во что бы то ни стало удержать сознание, ведь на нем лежала ответственность за исход поединка. Он держался, как мог, но вот он выпрямился, задохнулся.
И все увидели, как свет, окружавший его, судорожно взметнулся и вдруг потускнел. Потом снова стал разгораться, и вот вспыхнул, как пламя.
Этот свет вызывал ответный отблеск в Мери. Нечто неведомое вошло в ее тело, и она теперь уподобилась Эсквиелу. Контуры ее тела стали двоиться, троиться, и вот уже множество ее светящихся двойников мерцают вокруг…
- Эсквиел! Эсквиел! Эсквиел!
- Привет, Мери.
- Что это?
- Это возрождение. Теперь ты обрела свою сущность.
- Это копен?
- О нет!
- Где мы. Эсквиел?
- На корабле.
- Но он…
- Другой, я знаю. Смотри!
Она увидела как бы через грань алмаза - своего мужа, девушку, других людей. Они смотрели на нее в немом изумлении. Какие-то искаженные, смутные тени двигались вокруг.
- Адам, - сказала она. - Прости.
- Все хорошо, Мери. Обо мне не беспокойся. Желаю удачи. - Роффрей и в самом деле улыбался.
В фокусе появилось новое изображение - О’Хара, размахивающий руками.
- Не знаю, что у вас тут происходит, мне дела нет до того. Возвращайтесь к игре, иначе все пропало!
Мери повернулась к экранам - ужасные видения вернулись вновь, но, казалось, их пропустили через фильтр, который поглотил все их пагубные свойства, - теперь они уже не могли воздействовать на ее сознание.