Мери осторожно исследовала свою новую сущность. Она чувствовала, что рядом Эсквиел, ощущала ободряющее тепло, исходящее от него. С холодной и беспощадной яростью она снова ринулась в борьбу, выискивая наиболее уязвимые точки в сознании соперников и в клочья разрывая их рассудок. Ее вел Эсквиел, она чувствовала это. Телфрин, Уиллоу и Адам генерировали энергию и наиболее действенные импульсы, Мери компилировала их, деформируя так, что они обретали мощные деструктивные свойства, и направляла сопернику.
Большинство участников выбыли из игры, и служители выносили их из зала. Оставалось всего пять команд.
Но это была победа! Мери и Эсквиел, которые работали бок о бок, забыв обо всем на свете кроме того, что нужно разбить чужаков, тоже наконец поняли, что побеждают. Теперь им казалось, они знают все о своих соперниках до такой степени, что готовы были чуть ли не проиграть из симпатии к ним.
Теперь они боролись, охваченные азартом победителей. Вскоре все резервные силы чужаков были исчерпаны. Мери и Эсквиел, прекратив борьбу, оглядывались вокруг.
- Эсквиел… что произошло?
Эсквиел и Мери увидели, что Уиллоу смотрит на них. Улыбнувшись, они сказали:
- Это все было предначертано иерархами, Уиллоу. Очевидно, они не учли в достаточной степени слабость рода человеческого, да и силу духа, свойственную людям, тоже, наверное, не приняли в расчет. Пожалуйста, не огорчайся, Уиллоу. Сегодня ты столько сделала для человечества, разве это можно сравнить с тем, что ты могла бы дать кому-нибудь одному из них.
Они посмотрели на остальных.
- Ты, Роффрей, и ты, Телфрин. Без вашей помощи нам едва ли удалось бы подчинить себе интеллект чужаков.
Все вокруг удивительным образом сложилось в четкий рисунок. Очевидно, был какой-то смысл в том, что Уиллоу и Телфрин остались тогда на Энтропиеме. И недаром, наверное, Роффрей вбил себе в голову непременно отправиться на Беглец, в противном случае человечество могло бы упустить свой шанс.
- Да что же все-таки случилось? - прервал лорд Морден. - Вы что, стали единой сущностью, или как?
- Нет, - проговорил Эсквиел с едва заметным усилием. - Просто, существуя на уровне мультиверсума, мы можем, объединив наш интеллект, составить единое более мощное образование. Именно так мы и одолели наших противников.
- Очевидно, и это предначертано иерархами в их планах. По они сами для нас ни разу ничего не сделали. В лучшем случае они просто оставляли за нами свободу воспользоваться помощью, которая оказывалась на нашем пути. Если мы не пренебрегали этой возможностью - наше счастье, если нет - страдайте, пожалуйста. Сейчас мы были близки к полному поражению. Не догадайся мы об особых способностях, которыми обладает Мери, план иерархов мог бы провалиться. Но нам опять повезло.
- Иерархи, должно быть, наблюдали за мной с самого начала, даже прежде, чем я встретила вас, - сказала Мери.
- Иерархи ставят особенно трудные задачи перед цивилизацией, которую они рассматривают как… почву, на которой произрастает новая раса, раса, обитающая в мультиверсуме, - сказал Эсквиел, - раса, наиболее пригодная для выживания.
- А как же наши враги? - поспешно начал лорд Морден с подобострастным выражением. - Разве мы не должны выяснить условия мирного договора? Нам надо спешить, ведь суда-фермы…
- Конечно, - согласился Эсквиел. - Мы с Мери вернемся на мой корабль и оттуда свяжемся с чужаками.
Мери и Эсквиел направились к выходу, кинув прощальный взгляд на своих друзей, которых они покидали.
- Какого черта, что вы нашли тут хорошего, а, Роффрей? - спросил с укоризненным видом Телфрин.
Роффрей чувствовал себя необычайно спокойно. Может, это было вызвано просто усталостью, хотя вряд ли, подумал он. Ушла боль, ни ревность, ни ненависть больше не мучили его. Он подошел к большому пустому экрану и уставился на него. Вдруг все осветилось, это ассистент включил свет на центральном пульте и начал убирать зал, где прежде сидели игроки…
- Сдаюсь, - признался Телфрин, озадаченно покачав головой.
- Вот в том-то и беда, - сказала Уиллоу. - Слишком много таких, которые сдаются.
Эпилог
Эсквиел из Помпеи привел Мери к себе на корабль. Здесь они чувствовали себя гораздо свободнее, ведь атмосфера этого корабля больше соответствовала особым состояниям их метаболических процессов.
Эсквиел показал Мери корабль, потом они, объединив свой ментальный потенциал, принялись созерцать сияющий мультиверсум, простиравшийся вокруг них.
Выбросив в информационное поле мультиверсума ментальный щуп, потянувшийся в знакомые уже слои, они стали отыскивать своих недавних противников.
И вот наконец контакт!
Когда облеченные властью представители чужаков явились на корабль, Мери от изумления открыла рот и не удержалась от возгласа:
- Боже мой! Как они прекрасны!
Они и действительно были прекрасны - изящно сложенные, с полупрозрачной кожей, большими золотистыми глазами, с удивительно грациозными движениями. Однако при всем том они несли на себе печать вырождения и нечто совершенно упадочническое поражало в них. Они походили на очень умных, испорченных детей.
- Иерархи предупредили меня, что следует остерегаться расы, которую они называли "пессимистами", - сказал Эсквиел. - Это цивилизация, навсегда потерявшая надежду обрести цельное представление о мультиверсуме и безвозвратно утратившая жажду выйти за рамки жалкой сути бытия, которые изрядно обветшали за минувшие тысячелетия. Конечно, они, наши соперники, как раз из этой породы.
Мери и Эсквиел, пользуясь своим уникальным методом, снова вступили в контакт с чужаками и были потрясены их состоянием полной безнадежности, вызванной поражением, и смиренной готовностью принять любые условия, которые продиктуют им победители.
Утратив желание разорвать границы физических пределов бытия, они вместе с тем навсегда утратили и гордость, и достоинство.
Безоговорочное поражение - упадок духа - полная безнадежность - готовность представить все права, какие вы пожелаете…
Для изнуренного жестокой борьбой сознания победителей это было последней каплей - они исполнились великой жалостью к побежденным, когда сообщали им свои условия.
Принимаем условия - любые условия приемлемы - мы не имеем статуса - все права передаем вам - мы не более чем орудие в ваших руках, которое вы можете использовать, как пожелаете…
Чужаки так чтили кодекс, связанный с игрой, которую они вели столетиями, а может, и тысячелетиями, что с готовностью позволяли этим неведомым победителям делать все, что угодно, и сами охотно повиновались им. Они не осмеливались даже усомниться в правах победителей. Их смятение было столь велико, что грозило им гибелью, но при этом они не высказывали и тени горечи, или обиды, или уязвленной гордости…
Эсквиел и Мери решили помогать им, если удастся.
Чужаки ушли.
Увидятся ли они еще когда-нибудь? Мери и Эсквиел отправили вслед удаляющемуся сферическому кораблю послание, где в вежливой и уважительной форме отдали дань изобретательности и смелости своих бывших соперников, но ответа не получили. Видимо, чужаки считали, что, раз они потерпели поражение, никакая, даже самая высокая оценка их достоинств уже не способна что-либо изменить. Чужаки указали людям планеты, пригодные для обитания, - им самим эти планеты не подходили - и удалились прочь.
Они ушли не для того, чтобы тайно копить в себе зависть к победителям - этого чувства они были начисто лишены. Не вынашивали они и планов мщения - это тоже было немыслимо для них. Они ушли, чтобы исчезнуть, и вновь появиться могли только в том случае, если этого пожелают победители.
Странная раса! Отринув естественные законы природы и здоровые инстинкты, они подменили их искусственно надуманным кодексом поведения.
Корабль чужаков исчез из вида, и Эсквиел и Мери потеряли связь с ними.
- Надо бы сказать Мордену. Как-никак, он будет доволен.
Эсквиел настроил лазерное устройство связи и сообщил Мордену о результатах встречи.
- Следует сразу же отправить флотилию к обитаемым планетам. Часа нам хватит, - сказал лорд Морден, устало улыбнувшись. - Наша взяла, князь Эсквиел. Не стану скрывать, я был близок к тому, чтобы признать поражение.
- Да и мы тоже, - улыбнулся Эсквиел. - Как там трое наших друзей?
- Они вернулись на корабль Роффрея. Думаю, с ними все в порядке. Роффрей и девушка, как ни странно, кажется, совершенно счастливы. Хотите, я послежу за ними?
- Нет, не надо, - помотал Эсквиел головой, вокруг которой померк и снова вспыхнул свет, а изображение ее на экране то множилось, то сливалось в одно. Эсквиел внимательно посмотрел на усталое лицо Мордена, который зябко поежился под этим пристальным взглядом.
- Не мешало бы вздремнуть сейчас, - сказал он наконец, - но сначала надо подготовить флотилию. У вас что-нибудь еще?
- Нет, - сказал Эсквиел и отключился.
Несколько подавленное настроение, которое часто приходит после упоения победой, царило во флотилии, завершавшей перестроение; Мери и Эсквиел наблюдали за ней через одно из окон.
- Сколько нам еще предстоит совершить, Мери, - сказал Эсквиел. - На самом деле это всего лишь начало. Как-то я сравнил человечество с цыпленком, вылупляющимся из скорлупы. Сравнение все еще в силе. Мы разбили скорлупу. Мы благополучно пережили первый период пребывания в мультиверсуме, но ведь впереди еще второй и третий. А что, если, откуда ни возьмись, огромный детина космических масштабов, с топором в руках, захочет нами пообедать, пока мы еще не спустили свой жирок?
Мери засмеялась:
- Ты просто устал. Да и я тоже. Погоди, дай время подумать хорошенько. Это у тебя реакция, ты поддался депрессии. А уныние - плохой помощник, ведь работы у нас - непочатый край.
Эсквиел посмотрел на нее с радостным удивлением. Он еще не привык к тому, что рядом с ним друг, общество которого просто неоценимо для него, друг, способный понять и разделить все его мысли и чувства.
- Куда нам направиться? - снова заговорил он. - Мы должны хорошо все продумать. Плачевное состояние флотилии не дает нам возможности прыгать с планеты на планету. Кроме того, следует заново разрабатывать строгий кодекс Галактических законов. Люди прагматического толка, вроде лорда Мордена, которые в прошлом приносили немало пользы, но теперь не смогут уже изменить ни своего менталитета, ни сознания, ни мировоззрений, должны быть выведены из руководящих структур. В последнее время мы стали жестокими - в силу необходимости. Если мы пустим все на самотек, Мери, наша цивилизация может быстро деградировать к состоянию, худшему, чем то, в котором она пребывала накануне исхода. Если это случится, нам уготована жалкая участь. Притом времени у нас совсем немного. Иерархи достаточно ясно дали нам с Ринарком понять это еще во время нашей первой встречи с ними.
Он вздохнул.
- Я буду помогать тебе, - сказала она, - вдвоем нам будет легче. Знаю, нас ждет тяжелый труд, но все-таки, не забывай, теперь нас двое. А ты заметил, как Адам и Уиллоу изменились во время игры? Таких, как они, во флотилии, должно быть, несколько десятков, и у всех у них достаточно потенциальных возможностей, чтобы со временем присоединиться к нам. Скоро, наверное всего лишь через несколько поколений, появится генерация людей, подобных нам, достаточно многочисленная, чтобы стать преемниками иерархов.
- Многочисленная, ну нет, - сказал Эсквиел. - Ведь почти все люди довольны тем, что имеют. И можно ли обвинять их? Ведь предстоит одолеть такую головокружительную крутизну.
- Свернуть горы - вот лучший способ одолеть их, - засмеялась она. - А главное - не дать себе забыть о "пессимистах" и о том ужасном удручающем впечатлении, которое они произвели на нас. Это модель нашего будущего, если мы позволим человечеству деградировать. Видно, недаром судьба столкнула нас с ними. Эта встреча всегда будет для нас напоминанием и предупреждением. Думаю, столь наглядный урок способен удержать нас от падения.
Они сидели, погруженные в созерцание и размышления, а вокруг, во всей своей полноте, струился мультиверсум, такой густой и плотный. Наследство, завещанное человечеству иерархами.
Эсквиел негромко засмеялся.
- В "Генрихе IV" есть сцена, когда Фальстаф узнает о том, что его верный собутыльник, принц Хелл, становится королем. Фальстаф собирает своих друзей и сообщает им, что пришли счастливые времена и он, Фальстаф, теперь "наместник Фортуны". Отныне он и его друзья будут в почете у короля, и сам черт им не брат. Но вместо этого король Генрих изгоняет Фальстафа, этого шута горохового и забияку. Тогда Фальстаф понимает, что настали для него черные дни.
Иногда мне кажется, уж не "наместник ли я Фортуны", обещавший человечеству то, чего не в силах дать ему…
Мерцающее, не имеющее четких очертаний лицо Мери осветилось улыбкой.
- Ведь существуют же еще иерархи. Но даже если бы их не было, Человек должен вершить судьбу - пусть даже будущее пока неведомо ему, - ибо он начал уже свой долгий путь вверх и вперед. Путь его тернист, но люди не должны терять веры в будущее, хотя оно и сокрыто до времени от их взоров. Это не мешает им достичь цели. Да, нам с тобой предстоит тяжкий путь, Эсквиел, прежде чем мы сможем увидеть плоды наших трудов. И тем не менее - вперед!
- Наверное, мы самые большие оптимисты во всем мультиверсуме!
Они улыбнулись друг другу. И дух Ринарка, который, растворившись среди людей, придал им некую особую силу, кажется, разделял радость своих сподвижников.
Мультиверсум, возбужденный, кружился, возносясь и опадая, чаруя глаз роскошью красок и трепетной переменчивостью. Он обещал так много.
Он весь был - обещание, весь - надежда.
Бегство из сумерек
рассказы
Оседлавший время
(Пер. с англ. Н. М. Самариной)
На Вселенную опустились сумерки - на ту ее небольшую часть, где обитало Человечество. Померкло земное Солнце, где-то потерялась Луна. Унылые небеса погрузились в нескончаемую вечернюю дремоту. Реки, переполненные солью, с трудом пробивали себе дорогу, неся свои вязкие воды в соленую грязь океанов, петляя среди усыпанных белесыми кристаллами берегов.
Это был лишь незначительный эпизод в долгой жизни угасающего Солнца. На миг успокоились его кипящие недра, чуть ослабло мощное излучение, словно звезда готовилась к следующему витку эволюции.
Светило угасало так медленно и неторопливо, что некоторые обитатели его немногочисленных планет сумели приспособиться и выжить в новых условиях. Среди счастливчиков оказался и Человек - неугомонное, явно не заслуживающее спасения создание (достаточно вспомнить, какие усилия в прошлом приложил людской род для того, чтобы погубить себя). Однако Человек выжил и продолжал существовать в своей крохотной Вселенной, состоящей из единственной планеты. Спутник ее был давно потерян в Космосе, оставив о себе лишь красивые легенды.
В багровых сумерках проплывали бурые облака, кое-где белесовато светились скалы… Вдоль берега океана, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, ползло тучное животное. Бледнокожий человек, восседающий на нем, уже давно ощущал во рту жгучий привкус океанской соли, а нос его немилосердно страдал от густого смрада, исходящего от ила, переполненного разлагающимися слизняками.
Наездника звали Мыслитель со Шрамом, он был сыном Улыбчивого Сони и Сумасбродной Мегеры. Ластоногий зверь, на котором путешествовал Мыслитель, звался Торопыгой. Его глянцевая шкура блестела от недавно прошедшего соленого дождя. Он шлепал по высохшей корке земли парой сильных плавников, нетерпеливо вытягивая вперед морду, и без больших усилий волочил за собой острый, как бритва, хвост. Седло было из полированного кремния, в котором блестками отражались пятна соли, густо усеивавшие берег. Впереди седла было укреплено длинное ружье, способное поражать цель рубиновым лучом. Одежда всадника состояла из тюленьих шкур, выкрашенных в темные ржаво-желтые цвета.
Позади слышался шум: их догоняла всадница, от которой Мыслитель пытался скрыться с самого утра. Даже сейчас, когда туманный вечер был готов смениться мрачной ночью, она все еще преследовала его. Мыслитель обернулся, лицо его оставалось спокойным, по плотно сжатые губы побелели, как и шрам, шедший от уголка рта через всю левую щеку. Преследовательница была еще далеко, но расстояние между ними неумолимо сокращалось.
Он прибавил скорость.
Бурые облака, похожие на грязную пену, низко стлались над песчаной равниной. Два тюленя звучно шлепали ластами по мокрому песку: погоня продолжалась.
Мыслитель подъехал к кромке берега, и Торопыга плюхнулся в теплую, вязкую от избытка соли воду. Туда же последовала и наездница, так что ему пришлось развернуть навстречу ей своего тюленя и, с трудом удерживая его на месте, ждать, пока она не приблизится. Это была высокая, ладно скроенная женщина, с длинными светло-каштановыми волосами, которые сильно растрепал ветер.
- Дражайшая Высокая Хохотушка! - обратился он к сестре. - Мне эта игра не доставляет никакого удовольствия.
Она нахмурилась, но все же не смогла сдержать улыбку.
В меркнувшем свете сумерек невозмутимое лицо Мыслителя выглядело как никогда серьезным. Обеспокоенный, он решил настаивать на своем:
- Я хочу ехать один.
- Ну куда ты поедешь один? Ведь вместе путешествовать гораздо интереснее!
Он молчал, не желая отвечать, да и не знал, что сказать на это.
- Ты хотя бы вернешься?
- Я бы предпочел не возвращаться.
Со стороны океана внезапно подул холодный ветер. Торопыга беспокойно задвигался.
- Боишься, что Хронарх тебе что-нибудь сделает?
- Хронарх не любит меня - по не в этом дело. Он всего лишь хочет, чтобы я покинул Ланжис-Лио. Там, в краю пальм, за великими западными соляными равнинами, я смогу испытать свою судьбу. Ты же знаешь, что он не даст мне в долг ни крошки Будущего и не отдаст ни капли Прошлого, даже для моего спасения.
- А, так ты обиделся! - Сестрице пришлось повысить голос, так как начал завывать ветер. - Ты дуешься, потому что Хронарх не оказывает тебе почестей. А между тем любящая тебя сестра так больна и несчастна!
- Выходи за Башковитого Хвастуна! У него кредит и в Прошлом, и в Будущем!
Он заставил неутомимого тюленя вылезти из воды и оказался на берегу в полной темноте. Покопавшись в седельной сумке, Мыслитель извлек фонарь, повозился с ним и наконец осветил побережье на несколько ярдов вокруг. Обернувшись, он в круге света увидел неподвижную фигурку: в глазах сестры был ужас, словно он предал ее…
"Ну вот, я остался один", - подумал Мыслитель. Холодный ветер сильно толкнул его в бок.
Теперь всадник держал путь через покрытые солью скалы, на запад, в глубь материка. Глаза его слипались от усталости, но он упрямо ехал всю ночь, прочь от Ланжис-Лио, где единолично управляет Прошлым и Настоящим и следит за Будущим Властитель Времени Хронарх. Прочь от своего города, дома, семьи… Сердце от усталости рвалось на куски, мозг пылал в лихорадке, а тело изнемогало от неимоверной нагрузки.