Он вытер губы обратной стороной ладони, как ни мешал ему при этом ярко-красный рукав новой плисовой куртки, и обвел глазами маленькую комнату, освещенную пламенем свечей. Предметы стали для него утрачивать ясность очертаний. Он недовольно замотал головой и поднялся, опираясь руками на стол. Потом пристально взглянул ей в глаза, а она нерешительно улыбнулась.
- Пандора, я вас люблю, - произнес он и почувствовал от этого неизъяснимое облегчение.
- Это хорошо, - промурлыкала она. - Теперь все проще.
Тэллоу был слишком пьян, чтобы сообразить, что и почему стало проще. Поэтому он не обратил внимания на эту фразу и неуверенно двинулся к ней. Она встала и медленно и осторожно пошла ему навстречу. Он обнял ее и поцеловал в шею, потому что, когда она стояла во весь рост, до губ ему было не достать. Она прижалась к нему, стала гладить его по спине. Одна рука легла ему на шею, другая нерешительно заскользила вниз по бедру.
- Ой! - вдруг воскликнул он. - Больно от этого перстня!
Она надула было губки, но тут же улыбнулась и сняла перстни. Тэллоу весь извивался, словно желая выскользнуть из этих узких черных бархатных брюк.
- Не пойти ли нам прилечь? - предложила она в самое время.
- Да-да, - торопливо согласился Тэллоу.
Пандоре пришлось поддерживать Тэллоу, когда они выходили из комнаты и поднимались по лестнице в ее спальню.
В биении сердец прошла неделя, вся в постели. Для Тэллоу это была изматывающая, но восхитительная неделя. Уроки опытной Пандоры позволили ему, в частности, понять, что он мужчина, да еще умеющий доставить удовольствие Пандоре. Эта неделя научила его еще кое-чему - быть тоньше, уметь управлять своими эмоциями, контролировать свои аппетиты и их проявления.
Тэллоу лежал рядом со спящей Пандорой, пытаясь потихоньку стянуть с нее одеяло. Его глаза еще не насытились видом обнаженной женщины, лежавшей рядом с ним, в его распоряжении. Если по правде, то ему следовало признать: это он прежде всего находился в ее распоряжении. Но Пандора была женщиной и пользовалась своим превосходством с умением и тактом. Тэллоу все это нравилось, он любил Пандору все сильнее и сильнее. Податливость или упрашивания с ее стороны были делом редким и оттого еще более приятным. Если бы только не усталость, не оставлявшая его. Он помногу спал, не так выкладывался, хотя стал искуснее, и даже после десятичасового сна не чувствовал себя сейчас отдохнувшим. И все равно он был доволен жизнью. Он чувствовал себя счастливым, и лишь иногда Пандора вызывала у него нечаянную досаду, но радость все равно перевешивала досаду.
Не успел он обнажить ее грудь, как она проснулась. Она заморгала и широко открытыми глазами взглянула на него, потом опустила глаза и спокойно натянула одеяло до подбородка. Тэллоу промычал недовольно, потом подпер рукой голову и стал смотреть на Пандору сверху вниз.
- Доброе утро, - с деланным упреком произнес он.
- Доброе, доброе, Ефраим.
Она улыбнулась ему как школьница, возбудив в нем нежность и желание. Он накинулся на нее, закутанную во всклокоченные одеяла и простыни. Она засмеялась, перевела дыхание и, помолчав мгновение, поцеловала его.
- Я ведь заслужила это, правда? - спросила она, заглядывая ему в глаза.
- Заслужила, - ответил он и, скатившись с нее, сел на кровати.
- Как я, нужна тебе? - тихо раздался у него за спиной ее голос.
- Да, - не раздумывая ответил он и запнулся, задумавшись. Помолчав и подумав, он произнес: - По крайней мере, я так думаю.
Она поинтересовалась все тем же неизменно тихим голосом:
- Что значит - "я думаю"?
- Прости. - Он с улыбкой повернулся к ней и посмотрел в глаза. - Прости, я не знаю, что говорю.
Тут она нахмурилась и заерзала в постели.
- Вот и я не знаю, - обидчиво произнесла она. - И я не знаю, что ты говоришь. Так что ты имел в виду?
- Я же сказал тебе: не знаю, - ответил он, решив про себя, что он идиот.
Она отвернулась от него к стене.
- Одно из двух: или я нужна тебе, или не нужна.
- Это не совсем точно, - сказал Тэллоу со вздохом. - Ты можешь быть и нужна, и не нужна. Бывает же так: то что-то нужно, то нет. Иногда ты мне нужна.
"Думаю, я прав", - подумалось ему, хотя до этого случая такие мысли не приходили ему в голову.
Пандора лежала молча.
- Это ведь так, Пандора. - Он понял, что пора остановиться. - Сама знаешь, что это так.
Он почувствовал себя неуверенным, каким-то побитым. Помолчав, он запинаясь пробормотал:
- Любовь - это еще не все.
- Не все? - приглушенно и холодно спросила она.
- Да, не все! - решительно произнес он, и гнев прояснил ему разум.
Он вскочил с постели, натянул на себя одежду, подошел к окну и резким движением раздернул шторы. Там шел дождь. В отдалении виднелась река. Постояв немного у окна, он повернулся и посмотрел на Пандору. Та все еще лежала отвернувшись, и он не мог видеть выражение ее лица.
Он босиком вышел из комнаты и прошлепал в ванную. Он чувствовал беспокойство, но причины этого объяснить не мог. Он знал, что был прав, знал, что нельзя было так говорить, но был рад, что все же сказал.
Ногам было холодно от пола. За окнами и по крыше барабанил дождь. День выдался смурной и противный, как раз под его настроение.
За завтраком она быстро обрела свое прежнее настроение, и оба - по крайней мере на какое-то время - забыли об утренней размолвке.
- Чем займемся сегодня, Ефраим? - спросила Пандора, поставив на стол кофейную чашку.
В полудреме, не сознавая, что говорит, Тэллоу сказал первое, что пришло в голову:
- Верхом покатаемся - вот что! Я видел, у тебя есть лошади.
- Есть, но я не знала, что ты можешь держаться в седле.
- Не могу, - с улыбкой ответил он. - Не могу, дорогая, но научусь.
- Конечно научишься! - К ней полностью вернулось настроение. - А дождь нам не помешает?
- Пусть идет - нам он не помешает. По коням, дорогая!
Он как ненормальный вылетел из комнаты, она со смехом бросилась за ним.
Целый лень они ездили верхом, отрываясь, когда проглядывало солнце, лишь на еду и любовь. Первые два часа Тэллоу держался на лошади неуверенно, а потом понял, как надо сидеть, как управлять лошадью. Он оказался способным учеником. С того вечера, когда он увидел золотой баркас, он выучил множество вещей, и учился им на лету. Его восприимчивый ум как губка поглощал все повое. Они скакали под дождем и под солнцем, смеялись и занимались любовью, забывая обо всем на свете, - Тэллоу, худой и длинноногий на своей гнедой лошади, и Пандора, изящная и ненасытная, иногда веселая, чаще загадочная и всегда искренняя. Пандора, настоящая женщина.
Через несколько часов они очутились на берегу реки. Это место Гэллоу, уснув за рулем, прошел неделей раньше. Они поднялись на пригорок и, задыхаясь от волнения, припали друг к другу, опустились на мокрую траву, не замечая ничего вокруг.
- Твоя река, - прошептала Пандора через некоторое время. - Отныне я всегда буду считать ее твоей. Я считала ее своей, но теперь я знаю, что это, оказывается, не так.
Тэллоу поразился ее словам. И сказал:
- Река принадлежит всем и тем хороша. Это река всех и каждого.
- Нет, - возразила она. - Она твоя, я точно знаю.
- Да не моя она, дорогая, - нежно спорил он с ней. - Каждый может плавать по ней, купаться в ней, пить из нее. На то и река.
- Может быть, - отчасти согласилась она наконец. - Может быть. Но я буду всегда думать о ней так. Река - это твоя жизнь.
- В один прекрасный день я подарю ее тебе, дорогая, - с улыбкой произнес он и был прав, хотя и сам еще не знал этого.
Он бросил взгляд на реку - и вдруг увидел золотой баркас, спокойно, как всегда, плывущий по реке. Тэллоу обернулся к Пандоре и, протянув руку в сторону реки, воскликнул:
- Вон, смотри, я не шутил! Золотое судно!
Но когда он взглянул на реку снова, он ничего не увидел, а Пандора поднялась и пошла к лошадям.
- Вечно ты все испортишь, - сказала она. - Ты все время говоришь такое, чтобы сделать мне неприятно.
Они в молчании ехали вдоль реки, и Тэллоу думал то о баркасе, то о Пандоре.
К вечеру конфликт оставался незаглаженным. Они сидели у камина в гостиной и с мрачным видом пили вино. Пандора вся ощетинилась, Тэллоу был взбудоражен, он задавался вопросом, достижимо или нет то, чего он хочет. Так они сидели, пока за окнами не послышался шум, и Тэллоу подошел к окну посмотреть, что там. В темноте он не многое увидел. Слышались смех и восклицания, мерцали факелы, метались тени. Тэллоу увидел, как подвыпившая компания направляется к дому. Такая перемена обстановки его обрадовала.
- Гости, - сообщил он. - Гуляют.
- Не хочу я их видеть.
- Почему? Погуляем, повеселимся.
- Да замолчи ты! - рассердилась на него Пандора.
Он вздохнул и стал спускаться в темный, холодный, продуваемый сквозняками холл. Уже на подходе он услышал стук в полуоткрытую дверь.
- Эй, здесь есть кто-нибудь?!
- Хозяин, не найдется ди приюта бедным усталым странникам?
Взрыв смеха. Потом женский голос произнес:
- А может, у него и хозяина нет?
Другой женский голос ответил:
- Да нет, дорогая, я видела свет наверху.
- Так есть тут кто-нибудь?!
- У нас с собой не одна бутылка!
И снова взрыв смеха.
Тэллоу потянул на себя дверь и вышел к пришельцам, потревожившим его покой. Ему неясно почувствовалось, что эти люди представляют собой угрозу.
- Добрый вечер, - произнес он с некоторым вызовом.
- Добрый вечер, мой дорогой сударь, добрый вам вечер!
Это говорил с нагловатой высокомерной улыбочкой, шутовски кланяясь, дородный мужчина, закутанный в замысловатую одежду, в плаще, сапогах по колено, цилиндре и с отделанной серебром тростью.
- Чем могу быть полезен? - спросил Тэллоу, совсем не желая быть полезным этим людям.
- Мы заблудились. - Мужчина был пьян. Покачнувшись в сторону Тэллоу, он пристально уставился на него. От мужчины разило спиртным. - Мы заблудились, нам некуда податься. Вы не смогли бы принять нас?
- Дом не мой, - ответил опешивший от неожиданности Тэллоу. - Я узнаю. Да вы пока зайдите. И как вас занесло в такую даль?
- По реке… Было много всяких лодок… Весело… Пока мы не заблудились.
- Хорошо.
Тэллоу поднялся обратно к Пандоре. Она все еще сидела надувшись.
- Кто это? - раздраженно спросила она. - Скажи, чтоб убирались, и пойдем спать.
- Согласен с тобой, дорогая. - К Тэллоу вернулось его прежнее настроение, и он затараторил, хотя сказал вовсе не то, что хотел. - Но мы не можем их прогнать. Они же заблудились. Пусть переночуют здесь, они нам не помешают.
- Надо бы взглянуть на них, Ефраим.
Пандора встала, поцеловала его, и они дружно, рука в руке, спустились по лестнице.
Факелы ночных гуляк все еще горели, превратив пыльный холл в адское видение - огни, танцующие тени. Толстый заводила компании увидел спускающихся по лестнице Пандору и Тэллоу и воззрился на Пандору.
- Хозяйка дома! - громогласно объявил он друзьям, и они засмеялись, как бы пытаясь сгладить неловкость: теперь он начинал смущать их своими выходками. Смех и эхо пыльною холла смешались в какофонии звуков.
Вежливо и бесстрастно Пандора сказала:
- Можете остановиться здесь на ночь, если желаете. Кроватей на всех хватит. - И повернула обратно.
- Кроватей!
Подвыпившая компания с весельем восприняла это слово.
- Кроватей! Кроватей! Кроватей! - повторяли все хором.
Через некоторое время их возгласы слились в нечленораздельные звуки, смешавшиеся с визгливым смехом. Пандора и Тэллоу остановились.
- Зажги-ка им свет, Ефраим, - предложила она ему.
Тэллоу пожал плечами, потом с неохотой подошел к одному из пришельцев и, попросив у него факел, стал зажигать одну свечу за другой. Холл озарился светом, поразив пришельцев. Опять пошли смешки. В центре зала стоял большой стол, у стен выстроились стулья. В первый раз Тэллоу увидел это помещение освещенным. В облупленные стены въелась грязь На свету сразу стали видны крупные пятна плесени, образовавшей колонии на потолке и степах. Тэллоу пожал плечами и двинулся к лестнице, но Пандора остановила его, положив руку ему на плечо.
- Подождем немного, - произнесла она.
"Решала бы скорей", - угрюмо подумал Тэллоу и пожалел, что поддался порыву и впустил этих людей. По меркам Тэллоу, это все был народ нежного склада - изящные женщины с холодными глазами и полные мужчины с пустыми глазами, мечущиеся по жизни, недовольные своими порожденными страхом ценностями и страшащиеся обрести новые, обманывая самих себя, будто они живые. Тэллоу мог только жалеть таких и презирать то, что они представляли собой. Каждое лишнее мгновение, пока они находились здесь, они загоняли его внутрь себя, заставляли отступать в потемки собственной души.
Он продолжал смотреть на них с высоты своего разума. Они стали заставлять стол бутылками, и Пандора растворилась среди этой людской мелочи. Тэллоу почувствовал безотчетный страх, но тело не подчинялось разуму, и он продолжал стоять и смотреть на них, неспособный пойти ни к ним, ни от них. И вот во все стороны полетели одежды - и голубые платья, и черные накидки. Колыхались голые животы, прыгали голые груди, на фоне нездорово белых тел резко выделялись черные полосы. Тэллоу стало мутить. Наконец его ноги сдвинулись с места и понесли его в спальню. Его "я" был нанесен сильный удар, но еще сильнее была боль потерн, боль унижения. Он лег на кровать, всхлипывая от досады, захлестываемый эмоциями, охваченный жалостью к самому себе, не способный ни о чем думать.
Он лежал так несколько часов, ощущая и голове пульсирующую боль, потом впал в поверхностный сон, который длился с час. Окончательно проснувшись, он ощутил полное спокойствие. Он понимал, что поступил неправильно, что разрушил часть самого себя, променяв охоту за баркасом на любовь Пандоры. Он много времени убил здесь, пора браться за возобновление преследования, если не поздно. В этом заключалась его цель и его предназначение в жизни - следовать туда, куда она вела его, не обращая внимания на отвлекающие факторы. Тэллоу достал из шкафа и надел на плечи длинную шерстяную накидку, затем вышел из спальни, испытывая неприятное чувство оттого, что надо было пройти через холл. Но когда Тэллоу достиг холла, он остановился, словно пораженный громом.
В центре холла он увидел пульсирующую пирамиду плоти, плоти чистой и грязной, нежной и грубой. Все это выглядело нелепо. Руки и ноги были переплетены самым немыслимым образом, рука словно вырастала из розовых ягодиц, носы упирались в ноги, глаза таращились из-под половых органов, лица возлежали на спинах, пятки касались грудей. Такая сцена могла вызвать отвращение у Тэллоу, но вместо этого он был ошарашен, и прежде всего из-за странного зрелища: над пульсирующей человеческой горой вздымалась рука и мерно размахивала зажатым в ней сверкающим бокалом с вином. Длинные ногти имели пурпурно-красный цвет. Это были пальцы Пандоры. Рука то и дело исчезала, но вновь появлялась с тем же полным бокалом вина, и держала она его над пирамидой тел, как статуя Свободы свой факел. У Тэллоу комок встал в горле, глаза вылезли из орбит. И снова он почувствовал прежнюю горечь. На цыпочках он обошел живую гору, направился к двери и, уходя, произнес:
- Спокойной ночи, Пандора.
Рука с бокалом помахала ему.
- Спокойной ночи, Ефраим! До встречи!
Голос прозвучал приглушенно и невнятно, окрашенный притворной веселостью, что было совсем не похоже на искреннюю Пандору. Обычно в ее голосе звучало счастье или озабоченность, он никогда не фальшивил.
- Встречи не будет, Пандора, - крикнул он и с этими словами открыл дверь, вылетел в темноту дождливой ночи и, ничего не видя, побежал по песчаной дорожке вниз к реке. Он бежал от чего-то такого, что поселилось в нем, от чего он не мог сбежать, что разъедало его душу и чего он не мог перебороть. Но бежал.
Его лодка по-прежнему сидела на мели, наполовину залитая дождевой водой. Тэллоу обескураженно поглядел на нее некоторое время, потом, махнув рукой, снял с себя накидку и ступил в холодную мрачную воду. Он вздрогнул, напрягся, но заставил себя идти дальше. Добравшись до лодки, он как следует ухватился за нее и перемахнул через борт. Напрягая зрение, он стал искать черпак, нашел наконец и стал вычерпывать воду из лодки.
Покончив с этим занятием, он снова спрыгнул в воду и медленно обошел лодку, стараясь при тусклом свете луны осмотреть ее со всех сторон. Потом стал пытаться приподнять лодку с кормы. Удалось немного сдвинуть ее с места. Затем зашел с левого борта и стал ее раскачивать, чтобы из-под нее вымыло слежавшийся песок.
Спустя три часа лодка была на плаву. Устав от работы, Тэллоу прилег на мокрую банку и слегка задремал. Проснулся он, услышав движение на берегу. Сделав усилие, он привстал и посмотрел через борт. Освещаемая со спины луной, на берегу стояла Пандора. Волосы у нее были растрепаны и развевались на ветру, она была закутана в мужской черный плащ.
- Ефраим, - обратилась она к нему, - прости, я не знаю, как это вышло.
На сердце Тэллоу почувствовал тяжесть, мысли путались.
- Все нормально, Пандора. В любом случае я отбываю.
- Из-за этого? - И она показала рукой на дом.
- Нет, - медленно произнес он. - По крайней мере, не только из-за этого. Но это подтолкнуло.
- Возьми меня с собой, - робко попросила она. - Я буду делать все, что ты скажешь.
Тэллоу оказался в растерянности.
- Не надо, Пандора, не стоит унижаться передо мной. - Он стряхнул воду с паруса. - Прощай!
Но Пандора бросилась в воду и ухватилась за борт, отчаяние придало ей дополнительные силы, и она забралась в лодку.
- Уходи, Пандора! Все кончено! Ты ломаешь жизнь мне и себе!
Мокрая и грязная, она униженно бросилась к его ногам, чего Тэллоу никак не мог ожидать от этой гордячки.
- Ну возьми меня! - запричитала она.
Лодка уже вышла на стремнину и быстро удалялась от берега.
- О Господи, Пандора! - воскликнул он. - Не заставляй меня… Я должен догонять баркас.
- Ефраим, дорогой, я хочу быть с тобой.
Слезы потекли у него по щекам, оставляя поблескивающие полоски. Он учащенно дышал, мысли наскакивали одна на другую, душа была переполнена самыми разными переживаниями, он сейчас не способен был на какое-то решение, только на слова.
Внезапно он сдался, и ему стало стыдно за себя. Он опустился к ней, приподнял ее мокрое тело на руки, сопереживая ее горю. Измученные переживаниями, смятенные, они крепко обнялись - и так и заснули.
Рассвет был зловещим, безоблачным, ярким. Тэллоу чувствовал резь в глазах. Пандора все еще спала неспокойным сном, но вот-вот должна была проснуться. Она вздохнула, еще не решаясь открыть глаза, и на Тэллоу нахлынула жалость к этой женщине. Потом он посмотрел на реку, простиравшуюся здесь до самого горизонта. Впереди замаячило золото. Тэллоу решился. Теперь или никогда.
Он поднял Пандору на руки. Она улыбалась во сне: ей снился он. Он оторвал ее от себя и швырнул - швырнул ее в реку.
Мгновенно придя в себя, она закричала страшным криком.