И горит - с треском и ревом, ярко и немедленно - как не разгорается от слабого, трепещущего огонька. Я пристально оглядываю шкаф и мысленно желаю, чтобы и он загорелся. Но ничего не происходит. Тем временем пламя уже подбирается ко мне, и я поворачиваюсь и бегу из подвала, прыгая через несколько ступенек разом. Открываю на каждой площадке окна. Еще один пролет, и еще, и еще… Пока, тяжело дыша, не оказываюсь на последнем этаже.
До меня внезапно доходит, что сотворить еще один пожар нечем: нет ни зажигалки, ни спичек. В отчаянии я мечусь среди рулонов ткани, ваты и нейлона, которые так славно горят! Я чувствую себя как писатель без пера или художник без кистей. Холст передо мной, а писать по нему нечем! Нечем сотворить пылающее великолепие.
Меня вновь охватывает ярость. Бывает ли Господь в таком состоянии, когда творит Свои чудеса? Всем сердцем я желаю, чтобы загорелись вата и нейлон. И они… загораются. Совершенно неожиданно вокруг меня все разом начинает полыхать. Долгий-долгий миг я стою и упиваюсь зрелищем пляшущего огня, вдыхаю запах горящей ткани…
Позже до меня доходит, что так можно и с жизнью расстаться. И никогда больше не сотворить подобную красоту и великолепие. Я поворачиваюсь и бросаюсь вниз по лестнице. Добравшись до последнего пролета, вижу в подвале чудное зарево.
Рывком распахиваю дверь и выбегаю во двор. Меня вновь останавливает забор - издевающийся, злобный. Почему я не подумал об этом раньше? Стиснув зубы, скривив рот, я просто плавлюсь от злобы. И - забор начинает разрушаться. В нем появляется небольшое отверстие с каплями раскаленного добела металла по краям. Я стремительно проскакиваю через оплавленную дыру и взвываю от того, что огненная капля попадает мне на плечо и прожигает насквозь куртку. Я срываю ее с себя, швыряю в сторону и несусь по аллее тем же путем, каким добирался сюда.
Хай-стрит безлюдна. Я проношусь поперек нее, в сторону безопасных улочек позади длинных рядов домов. Боль в плече мучительно донимает меня.
Джордан Меннел, в одних лишь пижамных штанах, восседает в потертом кресле, читая газету. Его правое плечо неряшливо заклеено большим куском грязного медицинского пластыря.
Легкая ухмылка бороздит чело, в очах - все тот же неистовый блеск. Он просматривает последние обзоры новостей.
"Один из самых ужасных пожаров в южном Лондоне!
Кто же этот Джек-Поджигатель?"
Как приятно, когда хвалят! Один из писак упоминает, что полиция снова подозревает поджог, считая его делом рук таинственного Джека-Поджигателя - под этим именем теперь публика знает Джордана Меннела. Одиннадцатый большой пожар в этом районе за две недели! Джордан Меннел видел его из окна своей спальни. Пожалуй, этот был самый впечатляющий. Анонимный обозреватель тоже с ним согласен.
Теперь Джордан Меннел обладает способностью сотворять еще более грандиозные пожары, когда и где только пожелает. Ему лишь следует достаточно сильно разъяриться. Джордан Меннел очень доволен.
Плечо сильно ноет, но это вскоре пройдет. Взгляд скользит по колонкам первой страницы, выискивая все хоть мало-мальски значимые домыслы и высказывания, и наконец натыкается на некий абзац. Улыбка медленно сползает с его физиономии, а челюсть слегка отвисает. У полиции есть козырь! Обугленная куртка, обнаруженная на месте последнего пожара. Какой-то миг Меннел пребывает в растерянности. Но овладевает собой и вновь становится хладнокровным. При его-то новообретенных способностях можно послать полицию подальше. Даже если его и поймают. Он знает, на что теперь способен. Надо лишь сконцентрироваться и не распылять свой талант. Использовать, кроме гнева, и другие эмоции.
Когда я одеваюсь перед тем, как отправиться на работу, в дверь кто-то отрывисто стучит. Я слегка удивлен и тороплюсь одеться, прежде чем спуститься по узкой скрипучей лестнице и протянуть руку к двери. Пока поворачивается дверная ручка, я успеваю сообразить, кто бы это мог быть. Дверь медленно открывается, и я оказываюсь нос к носу со стоящим на пороге человеком. Одну ногу он поставил рядом с бутылкой молока и коробкой яиц, а другая еще пребывает на обшарпанной бетонной дорожке. Темные, в тон ботинок, брюки, заляпанный грязью плащ цвета хаки. Под ним видны темная куртка, полосатая рубашка и синий галстук. У незнакомца двойной подбородок, маленькие усики и небесно-голубого цвета глаза под густыми бровями. И все это увенчано коричневой фетровой шляпой Я совершенно уверен, что это переодетый полицейский.
- Да? - вопрошаю я.
- Мистер Джордан Меннел? - Он знает, кто я. Но я все равно откликаюсь.
- Да, - говорю я, догадываясь, какие слова последуют далее.
- Я офицер полиции. Можно войти и задать вам несколько вопросов?
У него грубый голос, и он старается говорить повежливее. Что, кажется, явно не соответствует его натуре и не слишком камуфлирует гранитную сущность.
- Конечно. - А что еще я могу сказать в ответ?
Он входит, и мы проходим в маленькую гостиную. Я указываю на стул, и это движение вызывает в плече острую, пульсирующую боль. Тем не менее я улыбаюсь.
- Чем могу быть вам полезен, офицер? Ловите бандитов?
- Нет, сэр, - медленно произносит он. - Я насчет большого пожара у Деннисена.
- О, я читал об этом сегодня утром, - говорю я, сохраняя над собой полный контроль. - Ужасно.
- Да, сэр. Все сгорело дотла. А вашу куртку нашли совсем недалеко.
Пытается с ходу меня оглушить. Явный блеф. Я готов вступить в игру с этим ничтожным полицейским с его наивными хитростями.
- Моя куртка?! - Я изображаю полнейшее изумление. - Но это же невозможно!
- Ваше имя на ярлыке, пришитом изнутри, сэр. С правой стороны большая часть обгорела, но много и осталось. Не хотите пройти в участок и опознать куртку, сэр?
Я медленно закипаю, но, овладев собой, снова улыбаюсь:
- Хорошо, офицер. Но уверен, что вы ошибаетесь.
Ну что они могут мне сделать? Я - непобедим.
Мы вместе подходим к кирпичному зданию полицейского участка и долго идем холодным, отделанным мрамором коридором. Потом поднимаемся по короткой лестнице и попадаем в уютную комнату. В углу горит газовая плита, а рядом с ней находится письменный стол; у входа - вешалка для одежды. На столе - проволочные подставки, бумаги, какой-то сверток… Небольшое оконце глядит на скучную улицу, по которой изредка проезжают унылого цвета машины. Или прошествует кто-то, обряженный во все серое.
Эти люди должны быть благодарны за то, что я раскрашиваю их унылое существование такими яркими красками! А они вместо этого еще недовольны! Но, как бы это ни было плохо, я с этим должен смириться.
Офицер закрывает дверь и проходит к столу. Он разворачивает сверток, открывая остатки той самой куртки, которая была на мне прошлой ночью.
Я злюсь на себя за такую вопиющую беспечность. Понадеялся, что она сгорит дотла.
В тот самый момент, когда входит еще один полицейский в форме и начинает убирать на столе, я вновь ощущаю прилив энергии.
- Это моя куртка! - говорю я и продолжаю свою величавую речь в таком духе: - Это я повинен во всех одиннадцати пожарах, которые так вас растревожили. И буду причиной еще не одного пожара!
- Бог мой, Джек-Поджигатель! - ахает младший полицейский, а я учтиво ему кланяюсь. С охапкой бумаг он устремляется к выходу, без сомнения намереваясь поделиться этой новостью с сослуживцами. Вероятно, они попросят у меня автограф. Но я им откажу.
Впрочем, я все еще раздражен, но мне удается выглядеть спокойным.
Офицер заметно потрясен, но демонстрирует достаточное самообладание, чтобы сообщить:
- В таком случае, мистер Меннел, может быть, вы хотите сделать заявление?
- Я сказал все, что хотел, - обрываю я. - А сейчас мне пора идти.
- Ну, нет! - Он рвется вперед, чтобы остановить меня.
Я быстро поворачиваюсь и пристально смотрю на нею: если бы он сгорел, мне было бы легче смыться.
Пламя лижет его плоть, и он страшно кричит, но к тому времени, как я оказываюсь у выхода, он затихает.
- Держите его! Это Джек-Поджигатель! - Молодой полицейский в чрезвычайном возбуждении пронзительно кричит. Его товарищ, входящий в это время а здание, бросается мне наперерез. Я поджигаю его мундир. Он начинает в бешеном танце сбивать огонь.
Я спокойно выхожу на улицу и медленно, словно на прогулке, шествую по ней. Несколько минут спустя у тротуара резко тормозит полицейская машина. Я тут же ее расплавляю, вместе с кричащими от ужаса людьми.
Я громко хохочу, упиваясь своим могуществом. Инстинкт самосохранения - великолепная вещь.
Люди бегают, кричат, толкаются, хватают меня и тут же вспыхивают, как гигантские пляшущие светлячки, исполняя грандиозный танец смерти.
Я шагаю широким шагом по вымощенным плитами проспектам и авеню, сжигая все и всех на своем пути. Я в состоянии завоевать целый мир и превратить его в одно сплошное пляшущее пламя. Во второе светило. Оно будет полыхать в небесах, как полыхало когда-то, миллионы лет тому назад.
Поступь моя легка и свободна, я ликую.
Проходит час, и я замечаю вдруг подкрадывающихся ко мне неуклюжих, уродливых человекоподобных фигур. У каждой - по одному широкому глазу, толстыми пальцами они сжимают винтовки.
- Остановись, Меннел! Стой, или будем стрелять!
Асбест! Конечно, я теперь вижу. Асбест сжечь я не могу. А эти винтовки меня могут укокошить. Я содрогаюсь от ужаса и мысленно желаю, чтобы они сгорели. Винтовки быстро расплавляются.
Но люди в асбестовых костюмах подтягиваются все ближе и ближе. Они тянут ко мне свои неуклюжие конечности, чтобы схватить.
Я отшатываюсь, не желая испытать подобное унижение, и бегу от них к высокому белоснежному зданию. Публичная библиотека.
Какая-то женщина кричит, когда я врываюсь внутрь, но я не обращаю внимания и несусь дальше. Мощный топот моих преследователей эхом догоняет меня по коридору. Я врываюсь в большой зал, заставленный стеллажами.
Люди в асбестовых костюмах приближаются ко мне все ближе и ближе, я в панике озираюсь по сторонам, ища путь к спасению, - но я вошел сюда через единственную дверь. В ней сейчас теснятся целых три закованных в асбестовую броню чудовища.
Но это несправедливо! Они должны провозгласить меня властелином мира, а не загонять как какого-то обезумевшего зверя. Я - супернормальный человек!
Растопырив руки и образовав полукруг, они осторожно надвигаются на меня. Я захожусь в ярости на самого себя: попался из-за собственного слепого безрассудства!
- Назад! Убирайтесь прочь! - ору я, и эхо гулко возвращает мой крик. - Назад! Или я уничтожу всех!
Но они неуклонно приближаются, яркие блики света играют на их циклопьих головах.
Я ору, но эти кретины не останавливаются. За свою неосторожность я сам заслуживаю сожжения… На моих брюках тут же появляется язычок пламени и ползет по ноге вверх, нежно льнет к бедру…
Испугавшись, я пытаюсь сбить огонь. Но - увы! Слишком поздно! Я умею создавать пожары, но совсем не умею их тушить. Мне никогда не хотелось этого.
Я смотрю на книги. Вольтер, Диккенс, Достоевский, Шекспир, Конрад, Хемингуэй… Они окружают меня, и я ощущаю их вызов: наши труды будут жить. А твой труд - закончен.
Огненные щупальца, оживленные моей злобой, корчатся вокруг книг. Полки начинают обугливаться. Я ощущаю жар горящей одежды и боль от огня. Потом начинаю смеяться - сначала тихо, затем все громче и громче.
По крайней мере, эта секунда - мой триумф!
Руины
(Пер. с англ. Н. М. Самариной)
Мэлдон мрачно брел по развалинам; его лицо было густо покрыто, как мелкими бриллиантиками, каплями пота.
Казалось, что развалины - бесконечны, как бесконечно над ними жаркое синее небо. Острые зубья каменной кладки, покореженный железобетон, куски ровного пространства, засыпанного пеплом, - этот суровый ландшафт напоминал истерзанные морем скалы, обнажившиеся при отливе. Под палящим солнцем все выглядело вполне мирно, в бледных тенях не было ничего таинственного или угрожающего. Здесь Мэлдон чувствовал себя в безопасности.
Он снял куртку и сел на бетонную плиту, из которой торчали прутья арматуры. Они так изощренно сплетались друг с другом, что напоминали некую абстрактную скульптуру, призванную изобразить пространство и время. Да и сами по себе эти руины были, по сути, громадной скульптурой, памятником, созданным бестолковой и противоречивой деятельностью человечества, монументом времени и пространству, и заодно тем жертвам, которыми люди заплатили, чтобы понять их.
Мэлдон поймал себя на том, что бессвязно перескакивает с одной мысли на другую. Он выпил немного воды из фляги и зажег сигарету. Скитаясь здесь в поисках признаков жизни достаточно долгое время, он ничего не обнаружил и уже жалел, что ему пришло в голову направиться сюда. Никаких следов от пребывания здесь его предшественников, не вернувшихся обратно, не было видно - ни надписи на камне, ни какой-либо царапины, ни клочка ткани, ни скелета. Развалины были пусты.
Мэлдон, отставив фляжку, поднялся, бросил окурок в трещину и стал всматриваться в неровную линию горизонта. Затем оглянулся назад. Странное впечатление производило ничем не заслоняемое, простирающееся до горизонта пространство. Ни разрушенное здание, ни рухнувшая стена нигде не заслоняли взора. Горизонт существовал со всех сторон, создавая странное ощущение, будто человек находился в центре огромного диска, плывущего в бесконечной синеве неба.
Он прищурился. Солнце стояло прямо над головой, и Мэлдон не смог определить направления, откуда пришел. Размышляя над этим, он не мог вспомнить, меняло ли светило вообще свое положение или, если на то пошло, была ли тут вообще когда-нибудь ночь. Разве свет не все время струился именно так? И все же ему почему-то казалось, что он шел, по крайней мере, несколько дней.
Мэлдон вновь медленно побрел по развалинам, спотыкаясь и едва удерживаясь от падений, прыгая с каменной плиты на кучу битых кирпичей и опираясь на разрушенную стену какого-то дома. Он крайне осторожно обходил участки, покрытые пеплом, не доверяя им, хотя вроде бы для этого не было никаких причин.
Постепенно им стала овладевать паника, и он остро пожалел, что пришел сюда. Страшно захотелось вновь оказаться среди людей, на аккуратных улицах с опрятными домиками и солидными, ломящимися от товаров магазинами. Он тоскливо оглядывался по сторонам, и вдруг - не иначе какой-то сердобольный волшебник откликнулся на его мольбы - увидел на горизонте целый ряд высоких, казавшихся неразрушенными домов. Они могли быть окраиной города.
Он ускорил шаг; стало гораздо легче продвигаться вперед.
Посмеиваясь над собой за прежние страхи, Мэлдон отметил, что солнце явно стало садиться. Если повезет, он мог бы добраться до города засветло.
Он заторопился, но все же ошибся в определении расстояния до города, и ночь застала его примерно в миле от цели. Вид светящихся окон ободрял и гнал вперед. А может, это тот самый город, из которого он шел? Если смотреть на них издалека, города так похожи друг на друга! Подгоняемый видом городских огней, он вскоре был уже на окраине. Улицы выглядели опустевшими, хотя были освещены великолепными фонарями. Он решил, что все уже спят. Ближе к центру города стал слышен уличный шум и заметны открытые кафе, люди на бульварах и мчащиеся машины.
Ему показалось, что здесь что-то не так, как бы чего-то не хватает. Но решил не задумываться об этом, поскольку от усталости все может восприниматься иначе. Тем более что днем он, вполне вероятно, мог получить солнечный удар.
Город был ему незнаком, но планировка была вполне прозаической, обычной. Центральная площадь, от которой разбегались главные улицы, ведущие во внешнее кольцо пригородов.
Мэлдон зашел в кафе и заказал ужин. У старика хозяина с лицом гнома были почтительные манеры. Он поставил перед посетителем тарелку с едой, отведя взгляд в сторону. Гость принялся за еду.
Девушка, вошедшая в кафе, окинула взглядом немногие свободные места и остановилась напротив Мэлдона.
- Здесь не занято? - спросила она.
Мэлдон, с набитым ртом, согласно кивнул и махнул вилкой.
Она улыбнулась и грациозно села. Взяла меню и сделала заказ хозяину, который принял его с легким поклоном и поспешил на кухню.
- Чудесная ночь для этого времени года, - начал Мэлдон, - не правда ли?
- О да… - Она, казалось, была смущена.
- Простите, - сказал он, - надеюсь, вы не думаете, что я…
- Нет-нет.
- Я только что пришел с развалин, - продолжал он. - Немного обследовал их. Они тянутся на многие мили! Иногда даже кажется, что они покрывают всю планету. Знает ли кто-нибудь об этом?
Она засмеялась.
- Вы выглядите усталым - не лучше ли вам выспаться?
- Я не здешний. Не порекомендуете ли вы мне какой-нибудь отель?
- Вряд ли. Я ведь местная жительница и мало знаю о гостиницах. Хотя… есть одна тут, дальше по этой улице, выглядит вполне прилично.
- Тогда попытаюсь устроиться там.
Ей принесли ее заказ. Она поблагодарила хозяина улыбкой, Мэлдон заметил, что она заказала то же самое, что и он.
Он не стал отвлекать ее от еды. Теперь он почувствовал, как от усталости немеет тело и жаждет хорошей ночи сна.
Девушка встала. В ее глазах было любопытство.
- Давайте я покажу вам, где этот отель. - Она сочувственно улыбнулась.
- О, благодарю вас.
Он поднялся и вышел вслед за ней из кафе. Они шли по улице, и вдруг ему пришло в голову, что он, кажется, не расплатился. Но хозяин вряд ли бы позволил ему уйти просто так. Значит, наверное, все в порядке.
Он шел рядом с девушкой, ноги были как ватные и сильно болели мышцы, словно он тащил на себе большой груз.
Как же это ему удалось преодолеть такое громадное пространство развалин? Неужели он прошел весь этот путь?.. Каков он был по протяженности? Куда?
Мысли его путаются.
- Вы уверены, что можете дойти? - вдруг отчетливо донеслось до него; губы девушки были у самого его уха. Она смотрела так, будто повторяла свой вопрос.
- Да.
- Тогда идемте, здесь уже рядом.
Он последовал за ней, но уже - ползком. А потом услышал крик - и не узнал своего голоса:
- Дайте кто-нибудь руку!
Мэлдон лежал среди развалин, на неровной поверхности. Солнце висело прямо над ним. Он повернул голову и увидел далекий горизонт, взглянул в другую сторону - и там развалины простирались до горизонта. На мгновение ему показалось, что он великан, лежащий распятым на развалинах. Когда он рывком сел, он ощутил, что тело его уменьшилось до нормальных размеров.
До нормальных размеров? А что это такое? Какой линейкой ему измерять эти руины? Они были - любых размеров, любых форм. И ничто здесь, каких бы гигантских размеров ни было, не заслоняло ему линии горизонта.
Он неуверенно встал на ноги и огляделся, обнаружив, что потерял где-то куртку и сигареты.
Был ли он в каком-то смысле изгнанником? Он ничего не помнил. Должна же быть причина, по которой он оказался здесь. Кто-то ведь потрудился перенести его сюда. Кто - люди из города?
Или нет? А если да, то - зачем?
Впрочем, этот вопрос занимал его не слишком долгое время. Он опять начал преодолевать руины, иногда подолгу останавливаясь, чтобы осмотреть какое-нибудь здание, словно разрезанное посередине, с обнаженными, как в кукольном домике, этажами. Пока ни на один вопрос, мысленно возникающий перед ним, он не смог ответить.